- закивал человек в бурке, осторожно наступая на  гостя
и вместе с тем делая глазами какие-то знаки стоящему  позади  гостя  хозяину
трактира.
   Гость  отпрыгнул  и  развернулся,  переводя  маузер  в  сторону   второго
противника, но трактирщик  уже,  бешено  вращая  глазами,  опускал  на  него
огромный мясницкий топор. Несчастный не успел ни выстрелить, ни  увернуться,
только немного отстранился, и широкое лезвие топора, скользнув  по  каракулю
папахи, глубоко рассекло плечо, едва не начисто отрубив правую руку.
   - Ах ты, профитроля... - приговорил трактирщик, снова поднимая  топор,  -
врешь, не уйдешь, куда  ж  ты  без  руки...  Кровь  из  разрубленного  плеча
пульсирующим потоком хлынула на белый полушубок.  Раненый  закачался,  глаза
его  затянуло  смертной  поволокой,  но  трактирщик,  не  останавливаясь  на
полпути, снова опустил топор, с отвратительным  треском  раздвоив  череп,  и
радостно примолвил:
   - Ух, пустим кровушку на волюшку!..
   Безжизненное тело мешком грянулось на грязный пол трактира.
   Трактирщик оглянулся на человека в бурке и с суетливой  озабоченностью  в
голосе сказал:
   - Сейчас. Приберем тут  маленько...  а  то  кровь,  грязь,  мало  ли  кто
зайдет... Он притащил рогожу, закатал в  нее  труп,  подтер  краем  этой  же
рогожи кровавые сгустки с пола. Подхватив ужасный сверток, взвалил  его  как
пушинку на плечо и пошел к выходу.
   - Давай помогу тебе, - человек в бурке  шагнул  следом,  -  куда  ты  его
понесешь? Не увидит ли кто?
   - Да здесь об эту пору никого не бывает, - усмехнулся трактирщик, - да  и
то подумают - мало ли что несу?
   Вдвоем вышли они из трактира. На улице и впрямь не было ни души  -  узкая
грязная улочка заканчивалась возле  трактира  и  далее  переходила  в  почти
непроходимую тропку между двух возвышенностей,  скорее  напоминающую  глухой
овраг. Трактирщик легко шагал этой тропой, как перышко  неся  свою  страшную
ношу, человек в бурке едва поспевал следом.
   Неподалеку от трактира тропа вывела их к широкому ручью с большой  черной
полыньей. Трактирщик размахнулся и сбросил сверток в быструю ледяную воду.
   - Тут тебе самое и место, - проговорил он с кривой разбойничьей ухмылкой.
   - И тебе, - лаконично добавил человек в бурке, выстрелив в затылок своему
дюжему спутнику.
   Трактирщик изумленно обернулся к убийце, хотел  ему  что-то  сказать,  но
пуля снесла ему всю нижнюю челюсть и  превратила  лицо  в  кровавое  месиво.
Выпустив фонтан темной густой крови, трактирщик тяжело покачнулся, рухнув  в
полынью вслед за своей неостывшей еще жертвой.
   Человек в бурке спрятал наган  за  пазуху.  Вдруг  внимание  его  привлек
какой-то  новый  звук.  Повернувшись,  он  увидел,  что  из-за  края  горки,
возвышающейся над тропой, выглядывал человек. Наган снова оказался в руке...
но никого уже не было видно, и убийца засомневался даже, не померещилось  ли
ему лицо над краем оврага.

***

   На следующее утро дивизион, в который входила конно-горная батарея, пошел
в сторону порта. Ехали как могли  быстро,  не  глядя  по  сторонам,  обгоняя
повозки с беженцами и пеших людей. Дорога проходила мимо  лазарета.  Раненые
офицеры на костылях стояли на пороге и умоляли взять их с собой. Борис  сжал
зубы и отвернулся. Куда они могли взять  беспомощных  людей,  если  сами  не
знали, попадут ли на судно.
   - Не эвакуировать раненых! Пусть тот, кто это сделал, вечно горит в  аду!
- прошипел Алымов сквозь стиснутые зубы.
   Борис только выругался, кипя от бессильной злобы. Показалась пристань.
   Молча прошли к последнему пирсу.  Они  опоздали.  Судно  "Аю-Даг"  пришло
ночью, его уже успели загрузить людьми. На  палубе  было  черно  от  народа,
громоздились узлы, баулы, какие-то ящики.
   Командир дивизиона полковник Никифоров спешился и скомандовал:
   - Распрягай! Лошадей оставляем здесь. Орудия испортить!
   Молча сняли с орудий прицелы и замки, прицелы разбили, замки выбросили  в
море, чтобы красные не могли воспользоваться брошенными пушками.
   - Расседлайте и разнуздайте!. Кто может - пристрелите. Но седла  возьмите
с собой, они нам пригодятся.
   Этот приказ артиллеристы выполнили с сердечной мукой. Ездовые,  вчерашние
крестьяне, со слезами на глазах прощались с упряжными лошадьми. Борис  обнял
за шею игреневого Ахилла, тот скосил выразительный  карий  глаз  и  горестно
заржал.
   Борис расседлал его и подвел к калитке заброшенного сада. Там пробивалась
зеленая травка и был бассейн с водой.
   - Оставайся, дружище, отдохни от походов! Уж тебе-то  красные  ничего  не
сделают!
   Ахилл упирался и не хотел оставаться, Борис обнял его за шею и  поцеловал
в теплую морду, чувствуя, что слезы набегают  на  глаза.  Он  терял  верного
товарища, который не раз выносил его из боя, спасая жизнь.
   С седлами на плечах прошли по  пристани  к  пароходу.  На  сходнях  стоял
матрос с ружьем, а возле две подводы, заполненные  ранеными.  Лошадь  первой
подводы держала под уздцы высокая женщина в белой косынке с красным  крестом
и накинутом коротком полушубке.
   - Вы должны взять раненых, - монотонно  повторяла  сестра,  -  их  нельзя
оставлять красным на верную смерть.
   - Отойди! - крикнул матрос и вскинул винтовку.
   Капитан корабля взял в руки рупор и крикнул в сторону берега:
   - Я больше не могу никого взять! Нет места!
   - Господа артиллеристы! - повернулась к ним сестра, и Борис понял, отчего
у нее такой монотонный голос - она еле держалась на ногах от  переутомления.
- Господа, сделайте  что-нибудь!  Нельзя  же  бросить  здесь,  на  пристани,
беспомощных раненых!
   Полковник Никифоров сложил  руки  рупором  и  крикнул  капитану  парохода
голосом, которым перекрывал в бою артиллерийскую канонаду:
   - У меня шестьдесят артиллеристов и десять раненых! Вы их всех  возьмете,
даже если места нет!
   - Невозможно! Судно перевернется!
   - Вы нас возьмете! - повторил полковник  решительно.  -  Если  мест  нет,
сейчас они появятся. Штабс-капитан Алымов!
   Алымов снял со спины свой карабин и шагнул в сторону. Тотчас артиллеристы
его батареи подняли свои  карабины  и  встали  вокруг  Алымова.  Вместе  они
представляли внушительную силу.
   - Даю три минуты на размышление!  Потом  будем  стрелять!  -  с  холодной
яростью выкрикнул Никифоров. - У вас на  пароходе  всякая  тыловая  сволочь,
из-за которой мы проиграли войну, вы их увозите, а солдат, которые проливали
свою кровь, оставляете на верную смерть!
   Прошла минута, и капитан прокричал:
   - Людей возьмем, только без багажа. И подождите немного.  -  Он  направил
рупор в сторону палубы и рявкнул:
   - Всем выбросить багаж в море! Передавать осторожно, а то перевернемся! И
никакой паники!
   Поднялся крик, ошалевшие штатские цеплялись за свои пожитки, не  понимая,
что могут потерять жизнь. Капитан, которому  все  надоело,  крикнул,  что  в
нарушителей приказа будет стрелять.
   Вот завизжал кто-то  в  пенсне,  истерично  крича,  что  не  имеют  права
отбирать вещи. Растрепанная дама с безумными  глазами  вцепилась  матросу  в
лицо, тот охнул. Толпа волной качнулась в сторону, пароход накренился,  тот,
в пенсне, вдруг выхватил револьвер, крича уже вовсе что-то несуразное...  Но
грянул выстрел, это капитан выполнил свою угрозу. Штатский  в  пенсне  кулем
рухнул на палубу.
   Толпа застыла в молчании.
   - Я же предупреждал - без паники! - рыкнул капитан.
   Молча протиснулись сквозь толпу два матроса  и  выбросили  труп  в  море.
Затем процесс выбрасывания узлов и чемоданов пошел как  по  маслу.  Люди  на
палубе передвигались в общем трансе.
   -  Выбросить  седла,  но  оставить  карабины!  -  распорядился  на  пирсе
Никифоров. - Сначала передаем раненых!
   Беспомощных людей переносили по сходням и передавали на руки матросам,  а
потом они плыли над палубой, поддерживаемые толпой. Борис прикоснулся к руке
медсестры и заглянул в бездонные  от  усталости  глаза,  обведенные  черными
кругами.
   - Позвольте, я помогу вам перебраться на пароход.
   - Нет-нет, - встрепенулась она. - Я должна вернуться!  Там  остались  еще
люди! Мое место рядом с ними!
   Борис переглянулся с Алымовым. Они поняли друг друга без  слов:  погрузка
будет идти долго, за это время они успеют обернуться еще раз до  лазарета  и
обратно. Борис подхватил на руки медсестру и понес ее по сходням.
   - Мы съездим туда сами и вернемся,  -  прошептал  он,  прижимая  к  груди
легкое,  почти  невесомое  тело,  -  я  вам  обещаю...  Со  стороны   Туапсе
застрекотал внезапно пулемет.
   - Красные! Отрезали дорогу по суше! - пронеслось по толпе.
   - Мы успеем! - выдохнул Борис и передал сестру в руки матросу с парохода.
   На бегу обернувшись, он заметил,  как  она  сотворила  в  воздухе  крест.
Алымов уже сидел на подводе. Борис хлестнул лошадей и погнал  их  обратно  к
лазарету.

Глава 2

   Еще издали увидев здание лазарета,  Борис  понял,  что  они  возвратились
напрасно: лазарет был пуст. Никого не было на крыльце, никто не выглядывал в
окна. Видимо, какая-то войсковая часть сжалилась над ранеными и взяла  их  с
собой. Подъехав ближе и убедившись, что никого не осталось, Борис  развернул
лошадей и погнал их обратно к порту, чтобы не прозевать отправку.
   Не успела телега отъехать от лазарета, как по улице хлестнула  пулеметная
очередь. Борис привстал и крикнул, подгоняя лошадей, но пулемет  шпарил,  не
переставая. Одна из лошадей упала в оглоблях, телега остановилась.  Борис  с
Алымовым скатились на землю и  побежали  зигзагами,  пригибаясь  к  земле  и
оглядываясь в поисках укрытия.
   Завернув за угол, они столкнулись с большой группой безоружных казаков.
   - Драпай, драпай, ваши благородия! - истошно закричал один из  донцов.  -
Красные валят!
   Борис поднял карабин, но окружавшие казаки заслоняли  от  него  цель,  не
давали развернуться, а с верхнего конца улицы  катились  галопом  под  горку
кавалеристы в буденовках.
   - Ходу, ходу! - кричал  Алымов,  но  плотная  толпа  казаков,  растерянно
топчась на месте, гасила всякое  движение,  офицеры  увязли  в  ней,  как  в
болоте, да бежать уже было  и  некуда  -  с  одной  стороны  катила  красная
конница, а с другой - хлестал уже не один пулемет.
   Красные наехали на толпу, тесня казаков конями. Борис  передернул  затвор
карабина, но соседний казак уставился на него огромными,  от  ужаса  желтыми
глазами и вырвал из рук оружие, рявкнув:
   - С ума сошел, золотопогонник! Тут тебя и кончат!
   - Можно подумать, тебя пожалеют! - огрызнулся Борис.
   - А что они мне сделают? Мы люди простые, -  ответил  казак  и  испуганно
перекрестился.
   Толпа становилась все больше - красные сгоняли в одну  кучу  не  успевших
погрузиться на корабли.
   Борис нашел Алымова и пробился к нему.
   Красные, тесня  конями  и  охаживая  крайних  плетями,  погнали  все  это
человеческое стадо вниз, к морю. Скоро, приподнявшись на цыпочки и  взглянув
над головами соседей,  Борис  увидел  бухту  и  спешно  уходящие  от  берега
последние пароходы. У самой пристани красные артиллеристы снимали с передков
и устанавливали в боевое  положение  трехдюймовое  орудие.  Возле  горизонта
виднелись силуэты торопливо удирающих английских крейсеров.
   Борис злобно сплюнул.
   - Сволочи союзнички! - проговорил Алымов, перехватив его взгляд.
   Красные, подогнав толпу пленных к краю дебаркадера, спешились,  поставили
пулемет,  направили  его  на  толпу   и   занялись   какими-то   непонятными
приготовлениями. Спустя несколько минут смысл их действий стал ясен,  и  над
толпой поднялся глухой стон ужаса.
   - Что же они делают? - пробормотал сосед Бориса, тот самый казак с белыми
от страха глазами.
   - В море топить будут, - прошептал Алымов одними губами, - патронов им на
нас жалко. Вот попали-то мы, Борис. А все ты, захотел перед  сестрицей  себя
героем показать!
   - Что-то я вас, штабс-капитан, не узнаю, - угрюмо ответил Борис. - Нечего
причитать, снявши голову по волосам не плачут.
   Сбоку дебаркадера притулилась старая проржавевшая баржа. С ней-то и  были
связаны  приготовления  красных.  Распоряжался  красноармейцами  командир  в
папахе с красной лентой и ладно пригнанном кожушке, отороченном мерлушкой.
   - Завальнюк! - крикнул он зычно.
   И тотчас явился на зов сутулый  детина  с  мотком  веревки.  Он  деловито
размотал веревку, оглянулся на толпу, прикинул что-то, причем  работа  мысли
явственно отразилась в его глазах, затем взял принесенный с веревкой  топор,
примерился и начал рубить веревку на равные куски.
   - Однако  коротко  будет,  -  озабоченно  произнес  маленький  белобрысый
красноармеец, суетясь вокруг.
   - Не будет, - Завальнюк прервал свою работу  и  оглянулся  на  безмолвную
толпу, - а ты не  мешай,  отойди  от  света-то,  не  засти...  И  от  такого
будничного его разговора толпа пленных пришла в еще больший ужас, потому что
поверила в реальность происходящего.
   - Вона что, - выдохнул дюжий казак справа от Бориса, - вона  как  дураков
учат.
   И, перехватив недоуменный взгляд Алымова, пояснил:
   - Давеча агитатор к нам приходил от красных, листовки  принес.  А  в  них
сказано, что, мол,  братья  казаки,  бросайте  оружие,  выходите  сдаваться,
ничего, мол, вам не будет, отпустят домой, - он покопался в кармане, -  нет,
потерял я ее где-то, листовку эту. А сегодня чуем - дело плохо, мы и поперли
как бараны сдаваться, оружие бросили. А они,  значит,  вон  что  задумали...
Чуяло мое сердце, что наврут, уж больно подлый агитатор был... чернявенький,
глазки бегают. Его бы за ноги да головой  об  стенку...  А  наши  дурни  уши
развесили: войне конец! Амнистия будет!  Вот  и  дождались...  Красноармейцы
принесли откуда-то две широкие доски и положили  их  в  качестве  сходней  с
пристани на баржу. Четверо встали по бокам сходней: двое на барже,  двое  на
пристани. Завальнюк закончил свое дело, и командир закричал зычно:
   - Выходи по двое, казаки!
   Бах! - раздался выстрел в центре толпы. Красноармейцы мгновенно  вскинули
винтовки. Бах! - еще выстрел. Но никто из красных не пострадал.
   - Что еще? - крикнул командир.
   - Офицеров двое застрелилось, - крикнул из толпы пленных угодливый голос.
   - Туда им и дорога, - облегченно вздохнул командир.
   - У тебя наган есть? - прошептал Алымов.
   - Нет, - также шепотом ответил Борис. - И карабин потерял.
   - А у меня ни одного патрона, - вздохнул Алымов. - Даже  застрелиться  не
могу. Так и бросят нас в воду, как баранов связанных.
   Между тем красноармейцы штыками отогнали от  толпы  двоих  казаков.  Один
пробовал сопротивляться, его угостили прикладом в зубы. Завальнюк и еще один
ловко связали их за локти, спина к спине, а маленький и белобрысый  суетился
рядом, разглядывая сапоги - вечную проблему бойца на войне. Сапоги у казаков
были сношенные, и белобрысый огорченно поцокал языком.
   Дальше  дело  у  красных  пошло  на  лад.  Под  пулеметом  толпа  застыла
обреченно,  хотя  все  понимали,  что  впереди  тоже   смерть,   еще   более
мучительная, в ледяной воде. Завальнюк с напарником споро вязали  пленников,
как будто делали  обычную  крестьянскую  работу.  Пытавшихся  сопротивляться
белобрысый, стоявший наготове тут же,  бил  прикладом  по  голове,  так  что
человек оседал сразу, теряя сознание на время. В толпе  стоял  глухой  стон,
пару раз начиналось какое-то движение, но тут же  командир  кричал:  "Костя,
давай!" - и пулеметчик пускал очередь - короткую, потому что берег  патроны.
Раненые и убитые падали на землю, Борис не сомневался,  что  их  потом  тоже
подберут и бросят в море.
   Маленький белобрысый красноармеец хозяйственным  оком  высматривал  целые
сапоги и заставлял смертников разуваться. Вот  пришла  очередь  того  самого
казака, что вырвал у Бориса карабин и кричал, что им, простым людям,  ничего
не будет. Он совершенно помешался от страха, ноги его подгибались,  он  полз
на коленях и все порывался целовать солдатские ботинки, крича:
   - Ребятушки, родненькие, пощадите! У меня детки  малые  дома  остались...
Ребятушки, милые, спасите!..
   - Дерьмо! - процедил Алымов и сплюнул сквозь зубы.
   Казака вязали, он выл по-звериному. Связанных попарно тащили  по  сходням
на баржу, и вот, очевидно решив, что от  большого  количества  народа  баржа
может пойти ко дну, начали топить.  Толпе  пленных  было  плохо  видно,  что
происходило с другой стороны баржи, но крики и плеск объясняли все.
   Дюжий казак рядом с Борисом перекрестился и забормотал молитву.
   - Вот что, Петька, - решительно зашептал Борис, - мне  в  такой  компании
помирать неохота.
   - У нас есть выбор? - холодно отозвался Алымов.
   - Закрой-ка меня, чтоб никто не видел.
   Он незаметно вытащил из-за пояса нож - единственное оставшееся оружие - и
разрезал новые, только вчера презентованные Саенко сапоги так, что  портянки
торчали наружу. Потом он сунул нож за голенище.
   - Что ты задумал, Борис?
   - Испытаем судьбу еще раз, - шепнул Борис и обнял  друга,  -  а  если  не
выйдет, то прощай, Петр!
   - Вместе туда попадем, - грустно улыбнулся Алымов.
   На пристани раздался вдруг шум, кашлянье мотора и появился автомобиль, из
которого вышли несколько человек и среди них - очень знакомая Борису  фигура
в кожанке и фуражке. Человек был  высок  и  очень  худ,  держался  несколько
скованно, но Борис, не веря своим глазам, узнал в нем своего знакомца Сергея
Черкиза - начальника особого отдела ЧК. Познакомились они,  если  можно  так
выразиться, на допросе, когда Борис, по глупости или по  невезению,  попался
красным. Допрос окончился отправкой Бориса в депо  -  место,  откуда  каждую
ночь возили на расстрел. И если бы не верный Саенко... лежать  бы  Борису  в
Ольховой Балке чуть  присыпанному  землей  среди  таких  же  как  он.  Борис
вспомнил, как долго и увлеченно говорил Черкиз о  революции.  Борис  вначале
сомневался в его искренности, но потом понял, что этот человек болен, и  под
свою болезнь, в которой переплелись его  природный  садизм  и  невротическая
восторженность, он подвел красивое коммунистическое обоснование - И где же у
вас этот паштет? - издевательски спросил Борис.
   Ему все надоело, хотелось поскорее убраться из этой душной каюты  и  уйти
спать, потому что тело болело после  давешних  мытарств.  Он  отвернулся  от
укоризненного взгляда Саенко, принесшего чистые стаканы.
   - Присоединяйтесь, Борис Андреевич, - радушно пригласил Горецкий.
   - Я не желаю с вами пить! -  процедил  Борис  и  повернулся,  намереваясь
уйти, потом  помедлил  и  присел  в  стороне  от  стола.  -  Я,  разумеется,
благодарен вам за спасение, за  то,  что  вы  уговорили  капитана  подождать
несколько часов, но как быть с теми, кто остался там?
   - Им уже ничем не поможешь. - Полковник устало откинулся на спинку стула.
   - А раньше? - крикнул Борис так  громко,  что  Саенко  заглянул  в  дверь
каюты.

***

   - Все погибло. - Горецкий опустил голову.
   Борис совершенно автоматически отметил,  что  седины  у  него  в  волосах
ощутимо прибавилось.
   - Произошла катастрофа всего  белого  движения,  -  монотонно  проговорил
Горецкий. - Мы потеряли громадную, плодородную и густонаселенную территорию,
а также, вероятно, две трети нашей армии. В Новороссийске погибли результаты
двухгодичной славной борьбы.
   -  Я  всегда  знал,   что   вы   обладаете   выдающимися   аналитическими
способностями,  -   ядовито   проговорил   Борис.   -   Готовите   докладную
командующему?
   Уж больно гладко выражаетесь!
   Горецкий, не отвечая, налил в стаканы красного вина.
   - Говорите, армия погибла? - раскаляясь, кричал Борис. - А если конкретно
посчитать, сколько офицеров, оставленных в лазаретах, застрелилось?  Сколько
было расстреляно красными, а сколько - утоплено в бухте? Никогда наша  армия
не переживала  такой  катастрофы  в  боях  с  красными,  говорите?  Да  ведь
Новороссийск сдали без боя, и эту  самую  катастрофу  устроили  Белой  армии
знаете кто? Такие, как вы!
   - Что? - вскинулся было