, с нами прекрасная дама. - Ткачев, как  и
в первый раз поклонился Юлии Львовне, но она не ответила ему улыбкой.
   Лицо ее было напряженно и печально. Горецкий заглянул в свой  конспект  и
сказал чуть театральным голосом:
   - Скоро Пасха, а вы Рождество собрались праздновать. - С этими словами он
подал  знак  Колзакову,  и  капитан  произнес  заученно,  как   старательный
гимназист:
   - Лейтенант прав, - пусть на дворе весна, и сейчас не время по календарю,
но мы с вами отпразднуем Белое Рождество... Крым - это плацдарм, с  которого
начнется наше наступление.
   Колзаков замолчал. В его голосе не было убежденности, которая  звучала  в
прошлый раз, в нем была обреченность и тоскливое равнодушие.
   - Рождество-то у нас получилось черным, - мрачно заметил Сильверсван.
   - Славно сказано! - произнес свою реплику Ткачев, и непонятно было, имеет
ли он в виду слова Колзакова или Сильверсвана. В голосе его  звучала  легкая
ирония. Он подал кружку с вином Юлии Львовне, а  бокал  поднял  и  поднес  к
губам.
   - Что это?!  -  воскликнул  вдруг  Горецкий,  шагнув  к  лейтенанту  и  в
изумлении указывая на бокал в его руке.
   Ткачев от неожиданности  отшатнулся,  рука  с  бокалом  дернулась...  Все
находившиеся в комнате взглянули туда, куда указывал Горецкий, - на бокал  с
вином в руке Ткачева.
   - Что это?! - воскликнула Юлия Львовна вслед за полковником.
   На глазах у  всех  происходило  чудо:  светло-золотистое  вино  в  бокале
покраснело как кровь... - Это - суд Божий, - в наступившей тишине проговорил
Сильверсван, - Господь указал нам убийцу, как это бывало в средние века.
   Лейтенант Ткачев поднял руку с бокалом и как  зачарованный  уставился  на
рубиновую жидкость. Глаза его расширились от ужаса.
   - Что... что это?! - тихо проговорил он, повторив  тот  же  бессмысленный
вопрос.
   - Это кровь  Стасского,  -  прорычал  полковник  Горецкий,  нависнув  над
Ткачевым  суровым  львиным  ликом   римского   полководца   и   буравя   его
гипнотическим яростным взглядом, - это кровь убитого вами человека! Я  знаю,
как вы его убили, скажите, за что!
   -  Он...  Он  видел  меня   и   Назаренко,   -   пробормотал   Ткачев   в
полубессознательном состоянии.
   Потом он, видимо сбросив парализовавшее его наваждение,  швырнул  в  лицо
полковнику  бокал  с  кровавым  вином  и,  злобно  выкрикнув:  "А-а,  старый
фокусник!", кинулся к окну. Борис потянулся  за  револьвером,  но  не  успел
прицелиться: слишком неожиданной и ошеломляющей была  вся  сцена.  Остальные
стояли как громом пораженные, наблюдая, как Ткачев  выбил  плечом  стекло  и
нырнул в окно, как ныряют в ледяную зимнюю реку. Горецкий же как будто и  не
пытался его остановить - он спокойно стоял, глядя вслед беглецу.
   В следующий момент за окном раздался хриплый крик и выстрел. На этот  раз
Горецкий чертыхнулся и  бросился  к  дверям.  Вслед  за  ним  все  участники
драматического эксперимента выбежали на улицу.
   Там они увидели следующую картину.
   Под  окном,  кряхтя  и  держась  за  голову,  сидел  Саенко,  повторяя  с
выражением обреченным и виноватым:
   - Убег! Убег, стервец! Убег, подлая его душа!
   - Как же ты его проворонил?! - выкрикнул в сердцах Горецкий.
   - Ох, ваше сковородне, татарка меня по голове оглоушила, мудрено, что  не
убила! Ох и подлый же народ... - Хватит причитать! Потом расскажешь, что  за
татарка... Куда он побежал-то?
   - Да вот, - Саенко махнул рукой.
   Борис бросился в указанном направлении, следом за ним припустил Колзаков.
   Сильверсван и Горецкий несколько отстали. Не пробежав и ста метров, Борис
увидел женскую фигуру, склонившуюся над  распростертым  на  земле  телом  и,
похоже, обшаривающую его.  Увидев,  а  скорее,  услышав  подбегающих  людей,
женщина поднялась и бросилась бежать. В этой женщине, одетой как все татарки
и закутанной кисеей до  глаз,  было  что-то  странное  -  она  была  слишком
широкоплечей, коренастой, и татарское платье сидело на ней неловко.
   - Стой! Стой! - закричал Борис, вытаскивая револьвер.  -  Стой!  Стрелять
буду!
   Женщина убегала, не обращая внимания на окрики. Рядом хлестнули  друг  за
другом два  револьверных  выстрела.  Беглянка  споткнулась  и  упала.  Борис
оглянулся и увидел Колзакова с револьвером в руке.
   - Убежала бы, - извиняющимся тоном пояснил капитан.
   Борис махнул рукой и остановился, не зная, к  кому  спешить  первым  -  к
таинственной татарке или к тому телу, которое она обшаривала.  Остановившись
на втором варианте - татарка была если не убита, то тяжело ранена и  убежать
не могла, - Борис вернулся назад.  Возле  лежащего  на  земле  человека  уже
стояли Горецкий и Сильверсван. Как  и  следовало  ожидать,  на  земле  лежал
лейтенант Ткачев. Был он, по-видимому,  тяжело  ранен,  хриплое  и  неровное
дыхание еще вздымало его залитую кровью грудь.  Горецкий  встал  на  колени,
расстегнул китель и осмотрел страшную ножевую рану. Ткачев  застонал,  глаза
его закатились, он судорожно дернулся и затих.
   - Мертв, - констатировал полковник.  -  Зарезан.  Думаю,  он  убит  из-за
этого.
   - Горецкий осторожно вытащил из-за пазухи лейтенанта  увесистый  замшевый
мешочек, залитый кровью.
   - Что это? - удивленно спросил Сильверсван.
   Горецкий  развязал  шнурочки  и  высыпал  на  ладонь  горсть  сверкающих,
переливающихся, разбрасывающих искры живого многоцветного огня камешков.
   - Бриллианты, - невозмутимо  сообщил  Аркадий  Петрович,  -  они  и  были
причиной всех убийств.
   - А кто же эта женщина? - Борис развернулся и быстро зашагал  ко  второму
телу, лежавшему неподалеку.
   Женщина стонала и пыталась уползти в кусты.
   - Я не уверен, что это женщина, - сказал Горецкий, нагоняя Бориса,  -  вы
обратили внимание, как она бежала?  Женщины  так  не  бегают,  они  привыкли
носить длинное платье и бегут мелкими шажками, а  эта...  этот  человек  все
время спотыкался, видно было, что платье ему мешает.
   Действительно, наклонившись к лежащему человеку и сдернув кисею  с  лица,
Борис увидел короткие усики и маленькие близко посаженные глаза.
   - Старый знакомый!  -  произнес  Горецкий.  -  Рад  видеть  вас  в  таком
беспомощном состоянии, товарищ Макар!
   Человек в женском платье облизал пересохшие губы и тихо проговорил:
   - Я умираю. Дайте пить... - Нет,  вы  пока  не  умираете,  -  равнодушным
голосом произнес Горецкий и показал раненому окровавленный мешочек, - а если
вы хотите пить - расскажите мне все, что вы знаете про эти бриллианты и  про
лейтенанта Ткачева.
   - Все равно... я умру... эти бриллианты  послали  с  верным  человеком  в
Новороссийск... чтобы купить оружие... - Товарищ Макар замолчал, дыхание его
стало редким и прерывистым.
   Горецкий снял с пояса  фляжку,  поднес  к  губам  раненого.  Тот  немного
отдышался, прикрыл глаза и продолжил:
   - Наш человек исчез... Потом передали,  что  он  убит...  Он  должен  был
связаться в Новороссийске с лейтенантом... Я подумал, что лейтенант  и  убил
его... Я видел Ткачева один раз, здесь увидел снова... Бриллианты у  него...
- Раненый замолчал, видимо потеряв сознание.
   Горецкий выпрямился и сказал Борису:
   - Борис Андреевич, голубчик, отнесите его  с  капитаном  в  дом,  он  еще
придет в себя, раны не такие опасные.
   - Я целил в плечо, - вставил Колзаков.
   - Думаю, что и попали в плечо, - согласился Горецкий, - если бы в сердце,
то он бы уже умер.
   Раненого отнесли в дом, где ожидала уже Юлия Львовна.  Мельком  взглянула
ока на залитое кровью татарское платье, выбрала себе в помощники Сильверсван
я Колзакова, а Борису указала на дверь, чтобы не болтался под ногами.  Борис
вернулся к тому месту, где лежал труп Ткачева. Саенко с двумя солдатами  уже
смастерили носилки из двух оглобель и  старого  одеяла.  Борис  помог  нести
тяжелое тело. Покойника положили под навес во дворе и прикрыли одеялом.
   Вышла Юлия Львовна и объявила, что рана неопасная, но болезненная, к тому
же раненый потерял много крови. Она обработала рану и сделала  перевязку,  а
больше ничем помочь не сможет.
   - Достаточно, Юлия Львовна, с него  вполне  достаточно  вашей  заботы,  -
успокоил ее Горецкий. - Откровенно говоря, он и того не стоит, но меня  этот
человек интересует уже давно, поэтому  хотелось  бы  с  ним  побеседовать  в
спокойной обстановке.
   - Вряд ли сейчас это возможно, - нахмурилась Юлия  Львовна,  -  он  очень
слаб.
   - А вот я думаю, что все не так плохо и он нарочно  притворяется  слабым,
чтобы его оставили в покое, - весело возразил Горецкий. - Но только ради вас
я дам ему одно чудодейственное средство, оно и мертвого на ноги поставит!
   И полковник налил больному чудного английского бренди, он возил бутылку с
собой еще  со  времен  бытности  своей  в  Феодосии,  где  тесно  общался  с
представителем английского министра Черчилля, прибывшим в  Крым  для  тайных
переговоров.
   Бренди помогло, раненый слегка оживился, и полковник  Горецкий  провел  у
него полчаса, задавая вопросы и аккуратно записывая его ответы.

Глава 6

   И снова все собрались в  горнице.  На  Горецкого  смотрели  с  ожиданием.
Поняв, что пауза затянулась и  полковник  не  спешит  с  объяснениями,  Юлия
Львовна сказала:
   - Господин полковник, надеюсь мне как даме вы простите нескромную просьбу
объяснить все, чему мы стали свидетелями. Все  эти  чудеса  и  разоблачения,
вино, превращающееся в кровь... - Конечно, Юлия Львовна... конечно, господа!
Я понимаю, что происшедшая сцена показалась вам загадочной. Дело в том,  что
завершившаяся  сегодня  история   началась   три   месяца   тому   назад   в
Новороссийске. Тогда огромные склады деникинской армии спешно  уничтожались,
чтобы хранившееся там оружие  и  боеприпасы  не  достались  красным.  Убитый
сегодня лейтенант Ткачев должен был с  группой  морских  минеров  уничтожить
один из оружейных складов, но он был связан с дельцом черного рынка, который
предложил Ткачеву перед уничтожением склада  продать  часть  оружия  некоему
загадочному господину. Господин этот  был  эмиссаром  крымского  подпольного
комитета, которому поручили  обменять  мешочек  бриллиантов  на  оружие  для
партизан. Ткачев  встретился  с  большевистским  посланцем,  но  решил,  что
гораздо проще не вывозить  со  склада  оружие,  а  просто  убить  курьера  и
присвоить бриллианты.  Может  быть,  он  просто  не  устоял  перед  минутным
соблазном, увидев, что курьер прибыл один, без охраны,  -  как  до  того  не
устоял перед возможностью продать оружие врагам. Так  или  иначе,  лейтенант
убил большевика и рассчитывал сбежать с камешками  за  границу.  Моряку  это
сделать, может быть, проще... Да сейчас очень многие думают  только  о  том,
что эмиграция неизбежна и нужно обеспечить себе существование  за  границей.
Короче, Ткачев убил Нестеренко, курьера подпольного комитета, но  оказалось,
что у этого преступления был  свидетель  -  поручик  Стасский.  Конечно,  мы
сейчас можем только гадать, что произошло между ними в  роковой  вечер.  Вы,
Борис Андреевич, видели объяснение Стасского и Ткачева. Можно  предположить,
что Стасский шантажировал лейтенанта и требовал свою долю.  Лейтенант  решил
иначе.  Шантажистам  редко  платят:  чаще  их  убивают,   чтобы   прекратить
вымогательство раз и навсегда.
   Вечеринка была удачным случаем для сведения счетов.
   - Да, когда я наблюдал их разговор, мне показалось, что разногласия между
ними очень серьезны, чтобы произойти от обычной насмешки. Стасский подступал
к Ткачеву с опасением, он держался осторожно, только теперь я понял, что  он
боялся... Но откуда же Ткачев взял яд? - спросил Борис.
   - Он родом из Сибири, видимо,  там  и  раздобыл  шаманское  снадобье.  Во
всяком случае я нашел пакетик с ядом в  мешочке  с  бриллиантами.  Оставался
вопрос: как подсыпать яд, чтобы не вызвать подозрений у самого  Стасского  и
обеспечить себе алиби после его смерти? Вы  помните,  что  сказал  Стасский,
принимая бокал из рук лейтенанта? "Не люблю  пить  с  кем-нибудь  из  одного
бокала, но с  вами  выпью,  потому  что  вы  отпили  первым".  В  этом-то  и
заключалась идея Ткачева:  то,  что  он  выпил  первым  из  бокала,  убедило
Стасского, что вино не отравлено  и  одновременно  внушило  всем  окружающим
уверенность в невиновности лейтенанта - еще бы, он пил из  того  же  бокала,
что и убитый!
   - Как же тогда он отравил его? - не удержался от вопроса  Сильверсван.  -
Получается, что в бокале яда не было?
   - Яда не было в бокале, когда из него пил Ткачев. Когда же бокал попал  в
руки Стасскому, яд в нем уже был.
   - Не может быть, - Сильверсван оглядел окружающих, как бы призывая  их  в
свидетели, - все  происходило  у  нас  на  глазах,  лейтенант  не  сумел  бы
подсыпать яд незаметно.
   - Тем не менее он сумел это сделать! -  Горецкий  поднял  палец  с  видом
фокусника, объясняющего зрителям секрет ловкого трюка. -  Лейтенант  заранее
посыпал ядом свою бороду, осторожно отпил вино из бокала, и  затем,  как  бы
нечаянно коснувшись  краем  бокала  бороды,  стряхнул  в  вино  смертоносный
порошок.
   Таким образом, попав в руки Стасского, вино было отравлено, а никто этого
не заметил.
   - А-а! - воскликнула Юлия Львовна. - Так вот секрет  превращения  вина  в
кровь!
   Горецкий взглянул на нее с восхищением: эта  женщина  постоянно  поражала
его своей догадливостью.
   - Извините, господа!  -  вступил  в  разговор  Колзаков.  -  Вы  все  уже
разобрались, а я не понял. Допустим, Ткачев насыпал яд на бороду  и  отравил
поручика... но как во время вашего эксперимента белое вино стало красным?  Я
ничего не понимаю.
   Горецкий, которому явно доставляло удовольствие объяснение своего хитрого
следственного эксперимента, улыбнулся несколько снисходительно и продолжил:
   - Я заподозрил лейтенанта  почти  сразу.  Дело  в  том,  что  сам  Ткачев
утверждал, что не был прежде знаком с поручиком, тогда как  многое  говорило
об обратном. Ссора, Которую наблюдал Борис Андреевич, судя по его  описанию,
была не  мелкой  стычкой  из-за  какой-то  ерунды,  а  серьезным  разговором
знакомых людей, у которых между собой давний и значительный конфликт. Но это
не главное. Юлия Львовна единственная хорошо расслышала и запомнила  реплику
Стасского, произнесенную им  перед  тем,  как  выпить  вино:  "Выпью  только
потому, что вы отпили первым. Учитывая  события  в  Новороссийске,  так  оно
будет спокойнее". Эта фраза  очень  многое  мне  сказала.  Кроме  того,  что
Стасский боялся Ткачева и, как выяснилось, не зря - они сталкивались прежде,
и сталкивались в Новороссийске. А от господина капитана  третьего  ранга,  -
Горецкий взглянул на Сильверсвана, - я знал, что три месяца назад, во  время
эвакуации  из  Новороссийска,  Ткачев  был  откомандирован   с   корабля   в
распоряжение  коменданта  города,   занимавшегося   уничтожением   армейских
складов. Почему же Ткачев так упорно  отрицал  свое  прежнее  знакомство  со
Стасским?
   У меня не было возможности получить дополнительную информацию.
   Единственный шанс - заставить заговорить самого Ткачева. Как это сделать?
Я должен был поразить его, подействовать на его воображение,  заставить  его
самого признаться в убийстве. Я долго думал о том,  как  яд  попал  в  вино.
Сравнивал все показания, понял, что  лейтенант  не  мог  на  глазах  у  всех
отравить вино... и тут мне пришел в голову этот трюк с бородой. Может  быть,
это интуиция, - Горецкий скромно потупился и не заметил,  как  Юлия  Львовна
при этом закусила губы, сдерживая улыбку, - может быть,  случайная  догадка.
Но, как выяснилось, я попал в  точку.  Готовя  эксперимент,  я  не  был  еще
полностью уверен в правильности своей теории. Вы видели, что у меня с  собой
саквояж  с  некоторыми  химическим  реактивами.  Среди  них  есть,  конечно,
вещества-индикаторы, изменяющие свой цвет в зависимости от реакции среды,  в
которую они  попали.  Вино  имеет  кислотную  реакцию,  и  я  взял  порошок,
окрашивающий кислоту в красный цвет. Может быть, вы заметили, что  во  время
эксперимента я дотрагивался до лейтенанта, поворачивал его  как  куклу.  При
это я незаметно просыпал немного порошка на его бороду.
   - Но как это порошок попал в бокал? - спросил  заинтересованно  Борис.  -
Ведь первый раз Ткачев, по вашим словам, специально стряхнул яд с  бороды  в
вино, причем только после того, как отпил из бокала?
   - Вспомните, - продолжил Горецкий, кивнув, - когда лейтенант поднес бокал
к губам, я нарочно громко закричал: "Что это?" - и шагнул к нему... Я сделал
все, чтобы заставить его отшатнуться, вздрогнуть, потерять равновесие именно
в тот момент, когда бокал  был  возле  его  бороды.  При  этом  он  невольно
прикоснулся к бороде краем бокала и стряхнул реактив.  Произошла  химическая
реакция, вино покраснело, все увидели это - я недаром привлек ваше  внимание
к бокалу, - и сам Ткачев тоже увидел, как краснеет вино у него  в  бокале...
Да тут еще господин Сильверсван очень удачно ввернул что-то  насчет  Божьего
суда... Понятно, что Ткачев потерял самообладание, и, нажав на него  в  этот
момент, я вынудил его признаться в убийстве... - Но  он  тут  же  сбежал,  -
вставил Колзаков.
   - Я ожидал этого, - Горецкий  кивнул,  -  и  посадил  под  окном  Саенко,
который должен был поймать, лейтенанта. Единственное, чего я  не  ожидал,  -
это появления в самый неподходящий момент на  сцене  моего  севастопольского
знакомца товарища Макара, который чуть не испортил все дело, оглушив Саенку.
   - А он-то как здесь оказался? - поинтересовался Сильверсван.
   - Господина большевика партизаны  отправили  с  поручением  к  своим.  Он
перебрался на стрелку через  Сиваш  и  должен  был  перейти  фронт  на  этом
участке, чтобы попасть в Геническ к красным. Сначала он прятался в  середине
стрелки у соляного сторожа, потом - здесь, в  этой  деревне  его  прятали  у
татар. Осматривая местность и выбирая путь перехода  фронта,  товарищ  Макар
случайно увидел Ткачева. Эта встреча была роковой. Макаров давно подозревал,
что лейтенант три  месяца  назад  убил  и  ограбил  большевистского  курьера
Назаренко, отправленного в Новороссийск за оружием, и что  бриллианты  могут
быть у него. Спрятавшись в кустах, Макаров следил за домом, и  тут  на  свое
несчастье его увидел Муса.
   Татарин мог  зашуметь,  привлечь  к  незнакомцу  наше  внимание,  поэтому
Макаров, ни на минуту не задумавшись, убил его. После этого,  опасаясь,  что
его узнают, он переоделся в женское платье и продолжил слежку. Дальнейшее вы
знаете: Макаров  оглушил  Саенку,  который  караулил  под  окном,  напал  на
Ткачева, когда тот пытался убежать от нас после своего признания в убийстве.
Большевик смертельно ранил лейтенанта, но не успел найти бриллианты,  потому
что мы с вами его спугнули. А потом - погоня, и  остановившие  его  выстрелы
капитана Колзакова... Вот, собственно, и вся история.

***

   Глубокой ночью дом угомонился. Колзаков похрапывал в темноте  с  чувством
выполненного долга. Борис лежал на кровати, не раздеваясь, он и не собирался
ложиться. Стихли последние шорохи, ни одна дверь больше не скрипела.
   Борис встал, нашарил в темноте ботинки и вышел, крадучись, из комнаты. На
дворе было тихо, даже орех стоял недвижим, ни  одна  ветка  не  шелохнулась.
Борис осторожно обогнул дом.
   "Господи, сделай так, чтобы  она  оставила  окно  открытым!"  -  мысленно
взмолился он.
   Он нажал на раму, она легко подалась. Он шепотом позвал Юлию.  Никто  ему
не ответил, хотя он чувствовал присутствие в  комнате  человека.  Совершенно
бесшумно Борис перекинул ноги через подоконник и в полной  темноте  двинулся
по комнате к TOW месту, где стояла кровать.
   - Прости меня! - шепнул он в темноту и протянул руку.
   Юлия лежала на спине и плакала беззвучно, без рыданий и всхлипываний.  Он
приподнял легкое, почти невесомое тело, губами пытался вытереть слезы.
   - Прости меня, прости... - все повторял он.
   Она ничего ему не отвечала, только вздыхала. И тогда он понял, что