очти догоняли, и тут гимназист не  то  запутался  в  полах  шинели,  не  то
споткнулся на неровной мостовой, но он внезапно  пролетел  вперед  прямо  на
выставленный штык.
   Толпа ахнула, глядя на острый конец штыка, высунувшийся из его спины.
   Подоспели казаки, подхватили безжизненное тело. Солдат крякнул и  вытащил
штык. Крови почти не было.
   Когда подошли к девушке, то обнаружили, что она мертва. Падая, она сильно
ударилась о выступающий булыжник мостовой. И хоть коса должна была  смягчить
удар, этого не случилось.
   Все произошло буквально за несколько минут, и казаки, бросившиеся  ловить
мастерового, который кинул гранату, отвлеклись ненадолго. Но этого оказалось
достаточно для того, чтобы Мишка Полещук ввинтился в  толпу.  Он  скинул  на
ходу картуз и, расталкивая  ошалевших  растерянных  людей,  рванулся  в  тот
переулок, где должен был ждать их Жорж в автомобиле. Но на условленном месте
никого не было.
   Мишка остановился резко, как будто налетел на невидимую  преграду,  затем
потоптался немного на месте и заглянул за угол. Но автомобиля не было и там.
   Боясь поверить в очевидное, Мишка достал из кармана часы и открыл крышку.
   Стрелки утверждали, что off не только не опоздал, но  и  пришел  на  пять
минут раньше. Словно пелена спала с его глаз. Он понял, почему Жорж на такое
опасное дело послал барышню, которая и стрелять-то толком не умеет. Все было
подстроено, а ими тремя Жорж решил пожертвовать с самого начала.
   - Сволочь... - прошипел сквозь стиснутые зубы Мишка и хотел было  бежать,
но тут его схватили с двух сторон крепкие мужики в штатском,  у  которых  на
лбу было написано, что они из контрразведки.
   "Конец!" - понял Мишка.

***

   - Слава Богу, обошлось, -  проговорил  Минаев,  во  все  время  покушения
сохранявший полное спокойствие.
   Свита Слащова, постепенно успокаиваясь, возвращалась на прежние места.
   Отъезжающий полк восстанавливал строй, сбившийся в минуту суматохи.
   Борис перевел дыхание и огляделся. Что-то было не так. Что-то  беспокоило
его, как засевшая заноза. Тела девушки и гимназиста унесли казаки конвоя.
   Казалось  бы,  опасность  миновала,  но   ощущение   надвигающейся   беды
по-прежнему чувствовалось в воздухе, как электричество перед грозой. Слишком
глупым,  слишком  несерьезным  было  это  покушение.  Слишком  отдавало  оно
дилетантством, фарсом...  Казалось,  оно  только  отвлекает  внимание...  От
чего?
   Борис осматривал площадь, толпу  зевак,  выстроившиеся  войска,  воинский
эшелон на путях... Что сказал Минаев за минуту до покушения? Что-то об  этом
эшелоне... А, кажется, он сказал: "Какой  дурак  отправил  товарный  состав,
ведь было приказано не занимать пути до отправки воинского эшелона".
   Товарный состав на втором пути, притормозивший было,  теперь,  постепенно
набирая ход, двигался позади воинского эшелона, при этом его вагоны один  за
другим  медленно  проплывали  в  просвете,  образованном  низкой   орудийной
платформой, оказываясь при этом совсем близко от Слащова и его окружения.
   Вероятно, это было озарение, сказалось обостренное чувство опасности, но,
так или иначе, Борис, снимая с плеча кавалерийский карабин, перебежал  ближе
к путям, одновременно крикнув охране:
   - Уведите генерала!
   Казаки охраны недоуменно оглянулись на странного поручика: покушение  уже
предотвращено, террористы убиты,  чего  еще  ему  нужно?  Только  "ординарец
Нечволодов", верная Лида, перехватив тревожный взгляд  Бориса,  бросилась  к
Слащову и, прикрывая его собой, потащила в сторону.
   Борис  поднял  карабин  и  тревожно  следил  за  проплывающими  в  проеме
товарными вагонами. Окружающие Слащова офицеры недоуменно за ним  наблюдали.
Минаев, покачав головой, высказался достаточно громко:
   - Поручик желает выслужиться... Не в меру шустр.
   Прошли еше два товарных вагона, скорость их постепенно увеличивалась.
   Слащов, опомнившись, недовольно выговаривал Лиде и пытался оттолкнуть  ее
и вернуться на свое место, чтобы закончить так неудачно начавшуюся речь,  но
Лида вцепилась в него мертвой хваткой, и никакая сила не могла  оторвать  ее
от генерала.
   Кто-то из офицеров уже шагнул  к  Ордынцеву,  собираясь  вернуть  его  на
место, чтобы не мешал выступлению, но в этот момент очередной товарный вагон
появился в проеме над артиллерийской платформой, и почти в ту же секунду над
площадью загремели выстрелы. На крыше вагона  лежал  почти  невидимый  снизу
стрелок, который успел дважды выстрелить в Слащова.  Первая  пуля  попала  в
плечо Лиде, она, падая, толкнула генерала  на  землю  и  закрыла  его  своим
телом. Вторая пуля процарапала ей  корявую  борозду  на  руке,  не  причинив
большого вреда. Третий раз убийца выстрелить  не  успел,  потому  что  Борис
открыл по нему огонь. Раз за разом стреляя по крыше из  карабина,  он  из-за
неудобной позиции не мог попасть в снайпера, но  заставил  его  отползти  от
края и прекратить стрельбу по Слащову.
   Казаки охраны наконец поняли, откуда исходит опасность. Они  тоже  начали
стрелять по вагону, а один вытащил гранату и забросил ее на крышу. Прогремел
взрыв, но в этот момент вагон, где  находился  снайпер,  уплыл  за  теплушку
воинского эшелона, и результаты взрыва не удалось разглядеть.
   Кто-то  из  офицеров  бросился  в  здание  вокзала,  чтобы  распорядиться
остановить товарняк и задержать злоумышленника, живого или мертвого.
   Слащов, донельзя обескураженный,  раздосадованный  глупым  положением,  в
котором оказался, поднялся на ноги и подхватил  раненую  Лиду.  Она  была  в
сознании и счастливо улыбалась: ей удалось, уже  не  в  первый  раз,  спасти
любимого человека. К Лиде  уже  спешила  сестра  милосердия,  чтобы  оказать
первую помощь.
   Борис подошел поближе и случайно встретился с Лидой взглядом. В ее глазах
он прочел искреннюю благодарность.
   "Хоть мне эта дама и не нравится, генералу Слащову она сильно  преданна",
- подумал Борис и улыбнулся Лиде, как старой знакомой.  Подошли  санитары  с
носилками. Сестра настойчиво  уговаривала  Лиду  лечь,  видя  ее  бледность.
Слащов махнул рукой и двинулся через площадь к машине.
   - По ваго-онам! - раздалась команда.
   Полк отправлялся на фронт, так и не получив  полноценного  напутствия  от
генерала Слащова. Инцидент можно было считать исчерпанным.
   Офицеры  свиты  смотрели  на  Бориса  удивленно  и   даже   с   некоторым
подозрением.
   Его предчувствие казалось им сверхъестественным. Откровенно говоря, Борис
и сам никак не мог его объяснить.
   Приказ ј 004247 Предлагаю прибыть к вечеру  21  марта  в  Севастополь  на
заседание  Военного  совета  под  председательством  генерала  от  кавалерии
Драгомирова для избрания преемника Главнокомандующего ВСЮР.  Состав  совета:
командиры Добровольческого и Крымского корпусов, их начальники  дивизий,  из
числа командиров бригад и полков - половина. От Крымского корпуса по  боевой
обстановке норма может быть  уменьшена.  Коменданты  крепостей,  командующий
флотом, его начальник штаба, начальник морского управления,  четыре  старших
строевых  начальника  флота.  Из  Донского  корпуса  -  генералы  Сидорин  и
Келчевский и шесть лиц из состава генералов и  командиров  полка.  Из  штаба
Главкома  -  начальник  штаба  и  дежурный   генерал,   начальник   военного
управления. Генералы  Врангель,  Улагай,  Богаевский,  Шиллинг,  Покровский,
Боровский, Ефимов, Юзефович и Топорков.
   Феодосия, 20 марта 1920 года Деникин ***

   - Благодарю вас, господа, за то, что вы собрались сегодня, чтобы  принять
очень трудное и очень важное для России решение, - генерал Драгомиров  обвел
взглядом комнату,  полную  высших  военных  начальников,  -  Антон  Иванович
возложил на меня нелегкую миссию: я должен провести  сегодняшний  совет,  на
котором мы  должны  выбрать  нового  вождя.  Вождя,  который  возглавит  все
здоровые силы русского общества и русской армии.
   Со своего места вскочил генерал  Кутепов  и  громким  истеричным  голосом
выкрикнул:
   - На этом посту не может  быть  другого  вождя,  кроме  Антона  Ивановича
Деникина! Генералу Деникину - ура!
   Выкрикнув эту фразу, Кутепов обвел глазами  высокий  совет,  наблюдая  за
реакцией  окружающих.  Большинство  присутствующих  угрюмо  молчали,  только
Витковский неуверенно поддержал его:
   - Деникину - ура!
   Нависла тяжелая пауза, которую прервал Слащов, поднявшись во весь рост  и
мрачно проговорив, обращаясь к Драгомирову:
   - Абрам Михайлович, я, как человек военный, не мог не подчиниться приказу
и не явиться сюда. Не понимаю, почему нужно благодарить генералов за то, что
они выполняют приказ.
   Лицо Слащова, и обычно бледное, сейчас казалось просто мертвой  мраморной
маской. На нем жили только глубокие темные глаза и неприятно красный рот.
   Обведя взглядом присутствующих, Слащов продолжил:
   - Честно говоря, я не понимаю, как можно выбирать Главнокомандующего.
   Любой командир в армии назначается.  Выборы  -  это  любимое  развлечение
красного сброда. В семнадцатом году мы с вами  уже  насмотрелись  на  выборы
командиров. Ни к чему, кроме развала армии, это привести не может. Что у нас
здесь, совдеп,  что  ли?  Генеральский  совдеп!  Ничего,  кроме  насмешек  и
презрения, это вызвать не может.  Если  Главнокомандующий  считает,  что  не
имеет более  морального  права  оставаться  на  своем  посту,  -  он  должен
назначить себе преемника. Назначить своим приказом! И я, как офицер, приказу
подчинюсь беспрекословно. А так - развели демократию... это уже не армия.  И
уж   если   угодно   устраивать   выборы,   так   извольте   ввести   равное
представительство. А то я вижу здесь, что Донской корпус представляет  шесть
человек, Добровольческий -  тридцать,  а  Крымский  корпус  за  то,  что  он
обороняет Крым, - только три человека.
   Драгомиров приподнялся, набычившись, и сказал:
   -  Я  попрошу  Антона  Ивановича  приравнять  крымских  представителей  к
остальным... - Это не нужно. Крымский корпус в выборах участвовать не будет,
у меня на фронте трудная обстановка. Я явился сюда, исполнив приказ,  сказал
все что мог и дольше оставаться здесь не буду. На рассвете у меня бой.
   Генерал Слащов вышел из комнаты и резко захлопнул за собой дверь.

***

   - Ну что ж, Борис Андреич, разрешите поздравить вас с удачным разрешением
дела.  -  Полковник  Горецкий  откупорил  бутылку  вина  и  налил  в  бокалы
искрящийся напиток.
   -  Право,  не  знаю,  стоит  ли  за  это  пить,  -  нахмурился  Борис.  -
Предотвратили очередное покушение на Слащова, но что мешает им  сделать  это
снова? Кстати, вам удалось выяснить, кто такие "они"?
   - Да, достаточно подробно. Как вы знаете, из участников покушения удалось
живым взять только  одного.  Это  рабочий  из  Симферополя  Михаил  Полещук.
Молодой человек очень зол на своего руководителя, так как понял, что  его  и
двух других просто подставили, отправили на смерть. Поэтому  на  допросе  не
пришлось применять к нему никаких сильно действующих мер, он  все  рассказал
сам.  Правда,  после  того,  как  я  объяснил   ему,   что,   учитывая   его
чистосердечное признание, военно-полевой суд в Джанкое  может  оставить  ему
жизнь.
   - Вы уверены, что это будет  именно  так?  Все  же  покушение  на  самого
Слащова... - А что? Он лично ни в кого не стрелял, а бросил гранату,  причем
без намерения кого-то убить или ранить, а только  для  отвлечения  внимания.
Граната вообще не могла причинить никому вреда, потому что  не  разорвалась.
Все это я изложил господину, ах, простите, товарищу Полещуку, и  он  любезно
согласился ответить на мой вопросы. И я выяснил  очень  любопытные  вещи.  -
Аркадий Петрович отпил из бокала. -  Так  вот,  операция  была  организована
чрезвычайно грамотно.
   Некий Жорж  Лапидус,  о  котором  Полещук  не  без  некоторого  колебания
признался, что он и есть бывший председатель  подпольного  комитета  товарищ
Макар, он же  Макаров  Владимир  Васильевич,  набрал  группу  из  совершенно
неподготовленных молодых людей и поручил им покушение на генерала.  Если  бы
случился в группе хоть один сообразительный малый, он бы  понял  мигом,  что
дело нечисто. Но, как я уже говорил, молодые люди были совершенно  неопытны,
к тому же слепо доверяли товарищу Жоржу,  как  они  его  называли.  То  есть
доверяла девушка, Надя Корабельникова. Объясните  мне,  Борис  Андреич,  что
такого эти восторженные барышни находят в большевиках? Ведь на смерть  пошла
ради него! А девчонке-то всего восемнадцать лет было, ваша  сестра,  Варвара
Андреевна, всего на два года ее постарше... - На что  это  вы  намекаете?  -
мгновенно ощетинился Борис.
   Он не рассказывал полковнику Горецкому, что, когда нашел Варю  в  прошлом
году на Украине, она была замужем за видным большевиком, начальником Особого
отдела ЧК Сергеем Черкизом. Вернее, просто жила с ним, потому  что  институт
брака красные отменили. Но там все было совершенно по-другому, и когда  Варя
встала перед выбором - муж или брат, она, не  колеблясь,  выбрала  Бориса  и
спасла ему жизнь.
   Борис не рассказывал Горецкому подробности, знал  их  только  Саенко,  но
Борис был уверен, что он  тоже  Аркадию  Петровичу  ничего  не  говорил.  Но
полковник Горецкий мог узнать все одному  ему  ведомыми  способами,  недаром
ходили про него слухи, что он знает очень много.
   - Голубчик, - Горецкий поправил пенсне на носу, -  да  ни  на  что  я  не
намекаю! Просто вы, как человек молодой, с барышнями лучше знакомы. А у меня
никак в голове не укладывается, чтобы девушка из приличной  семьи  на  такое
пошла!
   - Полно, Аркадий Петрович! В истории примеров множество, и  не  только  в
русской... - Нет, тут  другое,  -  задумчиво  проговорил  Горецкий.  -  Этот
Полещук, очень, знаете,  наблюдательным  оказался.  Так  он  рассказал,  как
барышня на главного большевика смотрела. Как на Господа  Бога!  Ах,  они  же
неверующие...  Ну  все  равно,  вы  меня  поняли.  А  когда  арест  комитета
произошел, то вы же знаете, что этому товарищу Макару  тоже  девушка  бежать
помогла. Телом своим его от пули закрыла!
   - Ну и ну!
   - Вы знаете, - оживился Горецкий, - меня начинает очень интересовать этот
человек. С  психологической  точки  зрения.  Так  я,  с  вашего  разрешения,
продолжу.
   Значит, этот Полещук кое-что понял, но, поскольку  с  остальными  членами
группы познакомился только на последнем  совещании  накануне  покушения,  то
разговаривать с ними об этом не стал, тем более они были ему чужды, так  как
он, я уже говорил, парень простой, из мастеровых, а тут сидит такая  барышня
чистенькая, из благородных...  Он  решил  спасаться  самостоятельно.  Бросил
гранату в сторону специально, и дал деру в то место, где должен был ждать их
товарищ Жорж. И пришел раньше намеченного срока, а того и след простыл,  вот
так-то.
   - Мерзавец! - не сдержался Борис.
   - Отъявленный, - согласился полковник, - но рассчитал все очень верно.
   После неудачного покушения конвой и свита расслабились, и  если  бы  вам,
голубчик, не бросилась в глаза некоторая нарочитость  покушения,  то  мы  бы
сегодня хоронили генерала Слащова. Вот тебе и свита, вот тебе и конвой.
   - Расслабились, не ожидали, - проворчал Борис. - А  позиция  у  того,  на
крыше вагона, была очень удобная, запросто мог генерала подстрелить. Его  не
нашли?
   - Ушел, - коротко вздохнул полковник. - Но по некоторым признакам удалось
установить, что это был профессионал.
   - То есть военный?
   -  Не  думаю,  -  невозмутимо  ответил  Горецкий.  -  Как  вы  знаете,  у
большевиков специалистов-то мало, профессиональные военные есть, конечно, но
откуда им здесь, в подпольном комитете, взяться? Я считаю, что  работал  тут
уголовник - профессиональный убийца. Есть  среди  них  мастера.  Своего  они
взять никак не могли, потому что тогда бы товарищи кое-что пронюхали. А  так
- все погибли, концы в воду. Уголовник теперь затаится, а товарищ Макар  уже
небось в горах, у зеленых. Хотел я всю эту историю в газетах осветить, чтобы
рабочие и обыватели знали, какими  методами  большевики  действуют,  но  все
равно толку  не  будет.  А  только  подпольщики  рассвирепеют  и  приговорят
Полещука к смерти, скажут, что он предатель, раз все рассказал.
   - Вот и конец истории, - резюмировал Борис.
   - Да, один только вопрос меня  беспокоит.  Если  на  это  дело  подрядили
уголовника, да еще такого классного специалиста, то  должны  были  заплатить
ему немалые деньги. Шутка ли, самого генерала Слащова  убить!  Так  вот  мне
очень интересно: откуда у подпольного комитета большие деньги?
   - Держат связь с "зелеными", оттуда поступают деньги от грабежей.
   -  Может  быть,  -  неохотно  согласился  Горецкий,  -  но  интуиция  мне
подсказывает, что дело не только в этом. Но я надеюсь, что мы еще встретимся
с неуловимым товарищем Макаром.
   Они помолчали.
   -  А  я  вас,  Аркадий  Петрович,   не   успел   поздравить   со   сменой
Главнокомандующего, - вспомнил Борис.
   - Да уж, свершилось, - кивнул Горецкий.
   - По-моему, вы должны быть довольны, - осторожно начал Борис, -  вы  ведь
еще раньше считали, что барон Врангель  на  посту  Главнокомандующего  более
уместен.
   - Ах, Борис Андреич, что бы я  ни  считал,  что  бы  мы  все  ни  думали,
Деникину никак нельзя было оставаться на этом посту! Армия озлоблена и винит
его в разгроме и потерях.
   - А разве это не так? - прищурился Борис.
   - Возможно. - Полковник махнул рукой и отвернулся.  -  А  Врангель  очень
популярен, он много делает для своей популярности. Разумеется, амбиций  и  у
него предостаточно, но все же с ним связывают некоторые надежды. Вы слышали,
что накануне назначения Врангель подтвердил сказанные им раньше  слова,  что
если он будет Главнокомандующим, то даже  в  случае  неудачи  на  фронте  он
обеспечит спасение и устройство в будущем чинов своей армии?
   - Слышал. Это, я думаю, сослужило ему хорошую службу, потому что в памяти
солдат и офицеров еще свежа кошмарная новороссийская эвакуация, при  которой
Деникин бросил всю армию на произвол судьбы.
   - Да, Деникин после этого совершенно пал духом, он страшно казнит себя...
- Раньше надо было думать! - резко произнес Борис.
   Полковник Горецкий посмотрел на него с грустью и отвернулся.
   - Да, я помню Антона Ивановича как честного  и  энергичного  человека,  а
теперь получается, что  он  предал  доверившихся  ему  людей,  бросил  их  в
Новороссийске и бросил теперь, когда англичане увезли его в Константинополь.
В людях погибла вера в правильность идеи, за которую боролись.
   - Уж это точно. Теперь, испытав на собственной  шкуре  кошмар  эвакуации,
каждый думает только о собственном благополучии: улизнуть за границу,  когда
все кончится, и прихватить хоть немного денег, чтобы не умереть там с голоду
в первое время.
   - Не пытайтесь, голубчик, уверить меня, что вы тоже такой,  -  воскликнул
Горецкий.
   - Я не граблю население, но иллюзий  и  надежд  у  меня  не  осталось,  -
спокойно ответил Борис.
   - Невеселый разговор у нас с вами получается, - вздохнул полковник. -  Вы
теперь на фронт?
   - Да, получил назначение. Жаль, что не вместе с Алымовым. Кстати, что  вы
знаете о мирных переговорах с красными?
   - Немного, но  думаю,  что  надежды  на  заключение  мира  платонические.
Красные на это не пойдут. Им не нужен под боком  такой  источник  опасности.
Сейчас они концентрируют войска возле перешейков. Переговоры о мире  ведутся
тайно, потому что в армии наблюдается разложение, много перебежчиков. Думаю,
что это ничем не кончится.
   - А что думают по этому поводу ваши друзья англичане?
   Как будто какой-то  злой  бес  подталкивал  Бориса,  он  нарочно  говорил
полковнику неприятные вещи.
   - Англичане думают только о благополучии собственной страны, помогать нам
считают нецелесообразным  и  пытаются  договориться  с  большевиками  насчет
концессий. Но уж поверьте осведомленному  человеку,  Борис  Андреич,  они  с
большевиками ни о чем не