вид,  что  они
работают и по выходным дням.
   Крючков поднял трубку.
   - Я вас слушаю.
   - Доброе утро, Владимир Александрович, - услышал  он  характерный  резкий
голос маршала Ахромеева, военного советника президента.
   - Доброе утро, - он  знал,  что  Ахромеев  был  типичным  трудоголиком  и
выходил на работу даже в выходные дни.
   - Я снова беспокою вас по германскому вопросу, - сказал Ахромеев,  -  мне
кажется, нам нужно все-таки более четко зафиксировать наши позиции.
   - Вы имеете в виду вывод наших войск,  -  понял  Крючков.  Он  знал,  как
серьезно возражал против поспешного вывода маршал Ахромеев, знал,  как  были
недовольны военные. Но Шеварднадзе, бывший тогда министром  иностранных  дел
Советского Союза, давил на военных,  кричал,  что  они  всегда  были  против
разрядки,  против  мирных  переговоров.  А  когда  к  процессу  подключились
Горбачев и Яковлев, дисциплинированные генералы дали себя уговорить. Неужели
Ахромеев снова вспомнил об этом?
   - Мне кажется, - осторожно заметил маршал, - нам нужно  переговорить  еще
раз с Михаилом Сергеевичем.  Мы  как-то  очень  туманно  обозначили  участие
будущей Германии в НАТО. Если их войска  придвинутся  к  границам  Польши  и
Чехословакии,  то  вполне  может  получиться,  что  они  захотят  постепенно
принимать в военные структуры НАТО и другие восточноевропейские страны. НАТО
может оказаться у самых наших границ. Мне кажется, нам  нужно  как-то  этому
противодействовать. Хотя бы закрепить это более четко в  наших  договорах  с
немцами.
   - Да, конечно, - согласился Крючков. Он уважал маршала, зная его прямой и
справедливый характер. Ахромеев был одним из тех,  кто  наиболее  болезненно
воспринимал все процессы, проходившие в стране в последние несколько лет.  -
Я с вами согласен.
   - Спасибо, - поблагодарил маршал, - если разрешите, я сошлюсь и  на  ваше
мнение.
   - Мы могли бы  подготовить  подробную  справку,  -  заметил  пунктуальный
Крючков, - указать там все возможные последствия наших поспешных решений  по
Германии.
   Маршал попрощался и положил трубку. Крючков посмотрел на Леонова.
   - Нужно будет подготовить справку и  по  Германии.  Просчитать  возможные
последствия продвижения НАТО к нашим границам, - глухо сказал он, - Дроздов,
кажется, сейчас в Германии. Вы должны были вместе с ним  продумать  операцию
по возвращению Юджина домой.
   - Там все в порядке. В Берлин вылетел и полковник Сапин. Он подтверждает,
что убийство Валентинова совершено с целью сокрытия документов, имеющихся  у
нашего резидента. Там большие хищения в Западной  группе  войск,  -  ответил
Леонов.
   - Да, - помрачнел Крючков, - везде одинаково плохо. Лучше  продолжим  наш
разговор. На чем мы остановились?
   Леонов достал из кармана лист бумаги.
   - Вот данные  наших  аналитиков,  -  серьезно  сказал  он,  посмотрев  на
Крючкова, -  в  случае,  если  введение  чрезвычайного  положения  не  будет
санкционировано самим Горбачевым, подобная попытка  имеет  довольно  большую
степень риска. Она может не получить одобрения  у  людей,  особенно  в  двух
центральных городах России. Даже в случае болезни президента.
   Он кончил говорить и, подняв голову, уловил быстрый взгляд Крючкова.
   - Только в случае болезни президента, -  хрипло  подтвердил  председатель
КГБ.
   - Мы взяли именно этот вариант, - ответил Леонов, уже понимая, почему его
так расспрашивают.
   Он собрал документы в папку и сделал движение, словно собирался встать  и
уйти.
   - Может, нам продумать еще один вариант, - вдруг  задумчиво,  словно  для
себя, сказал Крючков.
   Леонов замер. Повернулся и посмотрел на генерала, которого  знал  уже  не
первый год.
   - Мы продумаем разные варианты, - сказал он, глядя в глаза Крючкову.
   - У меня есть точные данные. Американцы  разрабатывают  планы  ликвидации
СССР и КГБ .
   - впервые в жизни нарушив собственные принципы и правила, сказал Крючков.
И хотя он знал генерала Леонова много лет, он не сказал, откуда  и  от  кого
получил эти точные данные. Он и без того сказал слишком много.
   Леонов все понял. Он работал в  первом  главном  управлении  и  вместе  с
Крючковым получал сведения о вербовке Циклопа. Это был один из самых больших
секретов советской разведки. Но даже здесь, в кабинете председателя КГБ, они
не стали называть имени агента и его клички. Это было строжайшее табу, и оба
генерала знали правила игры.
   Леонов знал, что Крючков несколько  раз  направлял  докладные  записки  в
Политбюро, выступал на закрытом заседании Верховного Совета СССР. Но ему  не
верили.  Запущенная  антипропагандистская  кампания,  питаемая  к  тому   же
многолетней подспудной ненавистью  к  КГБ,  не  позволяла  многим  депутатам
трезво прислушаться к мнению Крючкова. Для многих  само  имя  Крючкова  было
синонимом  мощного  карательного   аппарата,   так   долго   и   безжалостно
подавлявшего все возможные попытки свободомыслия. И ему  просто  не  верили,
считая, что он, проведя столько  лет  в  КГБ,  болен  обыкновенной  болезнью
"шпиономании".
   - На всякий случай,  -  Крючков  говорил  словно  для  себя,  -  сделайте
несколько вариантов введения чрезвычайного положения.
   Леонов все понял. Поднявшись, он пошел к дверям. Входя, обернулся.
   Крючков, сидевший за столом,  казался  каким-то  особенно  постаревшим  и
осунувшимся, словно впервые в жизни совершил акт предательства.

Берлин. 27 января. Восточная зона

   Волков поднял с постели двух своих сотрудников, приказав им быть у него в
пять  часов  утра.  Он  проверил  личное  оружие.  Срочный  запрос  позволил
определить, что Софи Хабер жила одна. Она  развелась  с  мужем  четыре  года
назад, а единственная дочь жила  в  Лейпциге  у  бабушки.  Фрау  Хабер  было
тридцать девять лет, она была программистом и работала на КГБ уже  с  тысяча
девятьсот восемьдесят четвертого года.
   Для себя полковник Волков твердо решил, что не остановится ни перед  чем,
но найдет документы погибшего Валентинова. Именно поэтому он приказал  своим
сотрудникам взять оружие и быть готовыми к любым неожиданностям. Оба офицера
военной контрразведки, подчинявшиеся Волкову, конечно,  не  знали,  зачем  и
куда они едут в такую  рань.  Но  в  организациях  подобного  рода  вопросов
начальству не задают. Там просто исполняют приказы. Любые приказы.
   Они выехали ровно в пять десять. А уже через  пятнадцать  минут  были  на
месте. Фрау Хабер жила в многоэтажном доме на окраине города,  на  четвертом
этаже, в двадцать шестой  квартире.  Когда  они  подъехали  к  дому,  Волков
приказал одному из офицеров оставаться  внизу,  а  сам  со  вторым  поднялся
наверх. Его сотрудники всегда ходили в штатском и умели говорить по-немецки.
Поднявшись наверх по лестнице, Волков осторожно огляделся и позвонил.  Никто
не ответил.
   Тогда он  позвонил  еще  раз,  настойчивее  прежнего.  Наконец  а  дверью
послышались осторожные шаги.
   - Кто там? - спросил женский голос.
   - Здесь живет фрау Хабер? - спросил вместо ответа Волков.
   - Да, это я, - женщина открыла дверь. На  пороге  стояла  среднего  роста
белокурая женщина в розовом  халате.  Волосы  коротко  подстрижены.  Голубые
глаза глядели тревожно, но без особого испуга.
   - Мы из советской военной части, - достаточно тихо сказал  Волков,  чтобы
его услышала только хозяйка, - вы разрешите войти?
   - Да, конечно, - посторонилась женщина. Полковник  шагнул  в  квартиру  и
попридержал идущего за ним сотрудника.
   - Подожди меня здесь.
   И, войдя в квартиру, запер дверь. Женщина  прошла  в  гостиную,  села  на
диван, приглашая незваного гостя сесть в кресло, стоявшее  напротив.  Волков
осторожно прошел и опустился в кресло.
   Женщина взяла сигареты с тумбочки, закурила, - Что случилось? -  спросила
она.
   - Вы работали на КГБ? - спросил Волков. Женщина ничего не сказала.
   Только удивленно взглянула на своего гостя:
   - Кто вы такой?
   - Я из военной контрразведки, - сказал Волков, - расследую причины смерти
вашего бывшего резидента, убитого в Праге.
   Женщина взглянула на него.
   - У вас есть документы?
   - Конечно, - недовольным голосом ответил Волков.  Он  все-таки  надеялся,
что до этого не дойдет.
   - Покажите, - предложила женщина, - я не могу разговаривать  на  подобные
темы с незнакомыми людьми.
   "Дура", - подумал Волков, но удостоверение из кармана  достал  и  передал
его хозяйке.
   Та внимательно посмотрела. Кивнула, возвращая.
   - Что вам нужно, полковник?
   - Документы, - улыбнулся Волков. - "Лучше бы она не смотрела документы, -
снова подумал он, - теперь ее участь решена".
   - Какие документы? спросила женщина.
   - Которые вам оставил резидент Валентинов. Вы ведь должны были  лететь  к
нему в Прагу, но затем вернули свой билет, узнав о его смерти.
   Женщина по-прежнему молча курила. Затем  решительно  раздавила  окурок  в
пепельнице.
   - Для этого не стоило врываться ко мне так рано, - сказала она наконец, -
конечно, у меня оставались некоторые бумаги вашего резидента.  Но  я  должна
была передать их только сотруднику,  который  скажет  пароль.  А  вы  знаете
пароль, полковник?
   Волков стиснул скулы.
   - Где документы? - свистящим шепотом спросил он.
   Она молчала, видимо, начиная о чем-то догадываться.
   - Отдавай документы, сука, - по-русски сказал Волков.
   Теперь она начала понимать.  Женщина  открыла  рот,  чтобы  закричать,  и
именно в тот момент он метнулся к ней, зажал ей рот. ;
   - Молчать, - сказал он грубо, - где документы? Женщина смотрела на  него,
широко раскрыв глаза.  Внезапно  извернувшись,  она  укусила  полковника  за
ладонь и левой рукой сильно ударила  ниже  пояса.  От  неожиданности  он  на
секунду замешкался и отпустил женщину. Она вскочила и бросилась к дверям. Он
хотел броситься за ней, но, споткнувшись о столик, упал.
   - Проклятье, - прорычал он.
   Она успела добежать до дверей, даже открыть их, но, увидев на  лестничной
клетке офицера, пришедшего  с  полковником,  чисто  машинально  сразу  снова
закрыла дверь. И в этот момент подскочивший сзади полковник  схватил  ее  за
плечи.
   Схватка была недолгой. Он достал свой ремень и связал ей руки, после чего
заткнул рот. И открыл дверь. Его офицер уже трижды звонил.
   - Что случилось? - спросил он.
   - Все в порядке, все нормально, - успокоил его полковник, - спустись вниз
и жди меня там.
   Сотрудник был образцовым офицером и не стал задавать лишних вопросов.
   Он молча повернулся и пошел вниз по лестнице. Волков вернулся обратно.
   -  Где  документы,  стерва?  -  почти  ласково  спросил,  наклоняясь  над
женщиной. Затем поднял ее и перенес на диван.
   - Мне нужны документы, - четко сказал он, - не нужно  так  геройствовать,
фрау Хабер. Здесь вам не Сталинград.
   Она смотрела на него  полными  ужаса  глазами.  Полковник  снял  повязку,
освобождая ей лицо. Достал пистолет. Предупредил:
   - Только не нужно лишних слов. Если будешь кричать, я тебя пристрелю.
   Где документы?
   - Они не у меня, - наконец произнесла женщина, - они уже совсем в  другом
месте.
   - Эти сказки ты  будешь  рассказывать  кому-нибудь  другому,  -  возразил
полковник, - лучше скажи, где находятся документы.
   - Вы начали кричать и не дали мне договорить, полковник, -  тихо  сказала
женщина, - документов у меня нет. Их давно забрали ваши люди. Я поэтому  вам
сказала, что вы должны знать пароль. А если бы вы знали пароль, вам было  бы
известно, что документы у меня уже забрали.
   - Решила со  мной  поиграть,  -  разозлился  полковник,  -  ладно,  когда
надумаешь, скажи.
   Он снова намотал на нижнюю часть лица платок. И рванул на ней халат.
   Поняв, что он хочет делать, женщина начала извиваться под ним.
   - Поздно уже, - улыбнулся Волков,  срывая  с  нее  нижнее  белье,  -  уже
поздно, моя дорогая, - он начал расстегивать брюки, - теперь уже  поздно,  -
говорил он, тиская женщину.
   Сопротивление было недолгим. Она ничего не могла  сделать  со  связанными
руками. Он насиловал ее грубо, жестоко, скорее причиняя  неприятную  боль  и
унижение от сознания своей беспомощности, чем действительно мучая ее.
   Под конец она просто закрыла глаза, уже ни  о  чем  не  думая.  Он  начал
удовлетворенно  мычать,  тиская  ее  грудь.   И   она   почувствовала,   как
освобождается левая рука. Она вспомнила о небольшом пистолете, который лежал
у нее в ящике стола, и снова начала извиваться,  пытаясь  высвободить  руку.
Он, самонадеянный,  как  и  все  мужчины,  решил,  что  сумел  возбудить  ее
по-настоящему, и удвоил свои усилия.
   И в этот момент в дверь позвонили. Полковник выругался. Кажется, он  взял
с собой слишком  исполнительных  сотрудников.  Он  предпочел  прервать  свое
занятие.
   - Все равно скажешь, - шепнул он женщине и, поднявшись, стал  оправляться
перед тем, как открыть дверь. Надел пиджак,  лежавший  на  полу,  положил  в
карман оружие.
   Она уже почти высвободила руку. Он прошел к двери и, даже не посмотрев  в
глазок, открыл ее. На пороге стоял незнакомый Волкову человек.
   - Кто вам нужен? - растерялся полковник.
   - Вы, полковник Волков, - спокойно сказал незнакомец, - я приехал,  чтобы
вас арестовать. Я полковник Сапин из специальной инспекции КГБ СССР.
   Он еще не договорил, как полковник судорожно начал доставать пистолет.
   Или просто хотел дотронуться до оружия, чтобы прийти в  себя.  За  спиной
пришедшего кто-то стоял. Волков дотронулся до своего  пистолета,  и  в  этот
момент прозвучал выстрел.

Берлин. 27 января 1991 года. Западная зона

   В этот день многое должно было проясниться. ранним утром Тернер спустился
завтракать. Предусмотрительный Берден решил больше не  выходить  из  номера.
Вчера он  сознательно  принял  приглашение  Клейтона,  решив  посмотреть  на
обстановку в отеле. Но после того как в холле встретился с Хефнером,  Берден
решил прекратить подобные эксперименты. Если в отеле был  профессионал  БНД,
знавший его в лицо, то среди офицеров КГБ, безусловно, находившихся в отеле,
вполне мог оказаться человек, также знавший Милта в лицо.
   Тернер спустился вниз и, дождавшись, пока подойдет официант,  сделал  ему
заказ. С собой он предусмотрительно взял несколько газет и теперь, развернув
одну из них, стал читать.
   - Вы разрешите? - вдруг раздалось над ним.
   Он поднял глаза и только страшным усилием воли не поперхнулся. Перед  ним
стоял Кемаль Аслан. Утром обычно все завтракали в отеле, и тот решил выбрать
место за столом, где сидел только Тернер.
   - Да, конечно, - по-английски пробормотал Тернер.
   - Вы говорите по-английски? - спросил Кемаль, усаживаясь напротив.
   - Как видите, - пробормотал Тернер. Он представил  себе,  как  нервничают
следившие за ними американские, немецкие и советские  агенты.  Но  встать  и
уйти это самое глупое, что сейчас  можно  было  сделать.  И  он  остался  за
столом, почти физически чувствуя на себе  взгляды  многих  людей.  Ему  было
неловко, словно он был раздетым.
   Официант быстро принес его заказ и принял новый у Кемаля.
   - Вы американец? - спросил Кемаль.
   - С чего вы взяли? - удивился Тернер.
   - Акцент. Вы из северных штатов. Так мне, во всяком случае, кажется.
   Наверное, вы мой соотечественник.
   - Вы тоже американец?
   - Да. Но я жил долгое время в Европе.
   - Зато по вашему акценту трудно узнать, из какого вы штата.
   - Я сам не знаю, - улыбнулся Кемаль, -  долгое  время  жил  в  Техасе,  в
Нью-Йорке, в Массачусетсе. Мне трудно определить какой-то конкретный регион.
   - Уильям Тернер. Программист в компании "Майкрософт", - назвал знаменитую
компанию Тернер, чьи дискетки он вводил в свои компьютеры.
   - Кемаль Аслан. Бизнесмен. Вот моя визитная карточка. Я  много  слышал  о
вашей компании,  -  он  оглянулся  по  сторонам  и  протянул  свою  визитную
карточку.
   "Господи, - весело подумал Тернер, - меня ведь не выпустят отсюда  живым,
пока я не покажу всем эту визитку. Они решат, что я и есть его связной".
   Он вдруг понял, почему Кемаль так охотно разговаривает именно с ним.
   Ему нужен был любой собеседник, чтобы окончательно запутать следивших  за
ним агентов ЦРУ. Они наверняка бросятся проверять разговорчивого собеседника
Кемаля и потратят на это некоторое время и силы. А ему нужен был  лишь  один
день. "Но здесь ему очень не повезло. Он подсел  именно  к  агенту  ЦРУ",  -
подумал Тернер.
   Когда принесли завтрак Кемалю, они замолчали оба.  И  теперь  сам  Уильям
Тернер молча наблюдал за сидевшим  напротив  него  человеком.  Он  не  хотел
признаваться даже самому себе, но чувства невольного уважения  и  некоторого
восхищения были преобладающими в его отношении к советскому супершпиону.
   "Как же он выдерживал все это столько лет?" - ошеломленно  думал  Тернер.
Откуда черпал в себе силы семнадцать лет, разлученный с  родиной,  со  своей
семьей,  со  своими  родными  и  близкими?   Семнадцать   лет   невероятной,
изнурительной работы, когда невозможно расслабиться ни на одну  секунду.  Он
незаметно  смотрел  на  советского  агента.  Нормальные  руки,  чуть   более
удлиненные пальцы, как у аристократов или музыкантов. Наверное, в  молодости
он был даже красивее.  Сейчас  меньше  волос.  Десять  лет  назад  он  носил
небольшие усы щеточкой над верхней губой, делавшие его похожим на киногероев
тридцатых годов. Сейчас Кемаль несколько располнел, поправился.
   Как и прежде,  умные,  подвижные  глаза.  Четкие  черты  лица.  Спокойный
взгляд. Или это последствия чудовищной силы воли, когда невероятным  усилием
ежечасно заставляешь себя не думать об опасностях?  Тернер  знал  почти  всю
жизнь этого человека за последние  семнадцать  лет.  Знал,  сколько  раз  он
оказывался на грани провала, как попал в тюрьму и чудом вышел оттуда,  сумев
доказать ФБР свою невиновность. Знал, как Кемаль терял своих связных.  Знал,
что в Америке он оставил горячо любимую женщину и единственного сына. И даже
знание этого не позволяло Тернеру понять - почему? Во  имя  каких  принципов
действовал этот человек? Неужели только для спасения прогнившего  советского
режима коммунистов, обреченность которого уже  видна  невооруженным  глазом?
Или здесь было нечто другое?
   Тернер вспомнил слова президента Эйзенхауэра. Тот однажды заметил, что  у
"солдат коммунистических армий есть  нечто  такое,  что  позволяет  им  быть
сильнее, чем  солдатам  демократических  армий".  Может  быть,  это  "нечто"
присутствовало и у Кемаля?  И  он  тоже  коммунистический  фанатик?  Неужели
фанатик может столько  лет  держаться  на  этом  чувстве?  Тоже  не  похоже.
Фанатизм -  сильное  чувство.  И  безрассудное.  Оно  сжигает  человека,  не
позволяя разуму преобладать.
   Фанатизм - это выход строго направленных эмоций, облеченных  в  уродливую
форму.
   Сидевший за столом, заметив осторожный взгляд Тернера, широко  улыбнулся.
Уильям улыбнулся в ответ. "Он ведь хороший бизнесмен, очень богатый человек,
- снова продолжал думать Тернер. - Зачем ему ехать  обратно?  Чтобы  обрести
свой ад в разрушаемой, охваченной националистическими взрывами стране?
   Как  все  это  нерационально.  Ему  придется  отказываться  от  всего.  И
непонятно, во имя чего. Неужели он  действительно  советский  агент-нелегал?
Может, это настоящий болгарин? Или турок?"
   "Сколько же силы в этом человеке", - в который раз  с  отчаянием  подумал
Тернер. Непостижимый характер советского агента нервировал его.
   Кемаль вдруг быстро выпил свой кофе и посмотрел на часы.
   - Опаздываю, улыбнулся он и, попрощавшись кивком, поспешил к выходу.
   Тернер сумел  заметить,  как  одновременно  за  ушедшим  поднялось  сразу
несколько человек.
   "Начинаются карнавальные игры", - подумал он, улыбаясь.
   По договоренности с Хефнером  американские  сотрудники  ЦРУ  должны  были
следить за Кемалем нарочито  вызывающе,  чтобы  обратить  на  себя  внимание
офицеров КГБ. В свою очередь, уже за сотрудниками КГБ следили  профессионалы
БНД.
   "Настоящее  карнавальное   шествие,   вполне   опр