- объявил он мальчику. Тот  с  криками
радости побежал одеваться.
   - Ты пойдешь с нами? - спросил он у Марты.
   Она пожала плечами:
   - Если ты не возражаешь.
   Этот день они провели вместе. Это было впервые, не только после того  как
он переехал в Нью-Йорк, но и вообще за  последние  два  года  их  совместной
жизни. Марк смеялся, счастливый и радостный, крепко держась  за  руки  обоих
родителей. Ему нравилось в этот день все  -  игрушки,  которые  ему  покупал
отец, сладости, которые выбирала для него мать, и веселый  мюзик-холл,  куда
его привели родители, сидевшие  по  разные  стороны  от  него.  Вечером  они
обедали в подземном  ресторане  на  Рокфеллер-плаза,  сквозь  окна  которого
мальчик мог наблюдать за искусственным катком и скользящими по нему  людьми.
Он был необычайно  возбужден  и  поминутно  обращался  к  родителям.  Кемаль
обратил внимание на одежду и прическу Марты. Она распустила  волосы,  видимо
вспомнив, что такая прическа нравилась  Кемалю  и  одела  какое-то  особенно
красивое темно-фиолетовое платье, так выгодно подчеркивающее красоту ее ног.
   Кемаль часто обедал в этом ресторане и метрдотель хорошо знал его в лицо.
Когда он увидел Марту и Марка, он только поднял левую бровь, но Кемаль успел
шепнуть ему, что это его сын и  жена.  Перед  обедом  подошедший  метрдотель
довольно громко спросил, что будет пить миссис Кемаль Аслан. Марта удивленно
посмотрела на Кемаля,  но  ничего  не  сказала.  Во  время  обеда  они  даже
перекинулись несколькими фразами, вспомнив, как обедали здесь несколько  лет
назад, тогда они только поженились и Марта была беременна Марком.
   Они вернулись домой позже обычного, и когда раздевали мальчика, тот вдруг
спросил.
   - А почему вы никогда не целуетесь?
   Марта посмотрела на Кемаля изумленными глазами.
   Кемаль наклонился к сыну:
   - А почему мы должны целоваться?
   - Все целуются, - упрямо сказал Марк, - и в кино, и по  телевизору,  и  в
мюзик-холле, даже на катке целовались. А вы никогда не целуетесь.
   - Это неприлично, целоваться на улице, - попытался объяснить Кемаль, - по
этому мы с мамой никогда этого не делаем.
   - А здесь улица? - спросил Марк.
   Он не почувствовал подвоха в его вопросе.
   - Нет, конечно, здесь не улица. Здесь наш дом.
   - Тогда поцелуйтесь прямо сейчас, - потребовал сын.
   - Давай быстрее раздевайся и иди спать, - нахмурилась Марта, - такие вещи
дети не решают.
   - Почему?
   - Потом объясню. Пожелай папе спокойной ночи.
   Марта, заметно комплексовавшая, увела ребенка спальную. Кемаль  прошел  в
свою комнату, стал медленно раздеваться. Ребенок уже начал понимать характер
их отношений. В дальнейшем вообще сложно  будет  что-либо  скрыть  от  него.
Нужно решиться, и рассказать ему правду об отношениях с Мартой, а еще  лучше
официально  оформить  развод.  Может,  поймет  и  простит.  Если  это  будет
единственной виной Кемаля к  тому  времени,  когда  Марк  уже  будет  вполне
сформировавшимся человеком. И Кемаль вдруг подумал, что мог  бы  остаться  в
этой стране еще на десять-пятнадцать лет. И увидеть, как взрослеет его сын.
   Переодевшись, он прошел в кабинет  и  сел  за  стол.  Включил  телевизор.
Показывали ликование сторонников Рейгана, узнавших о его избрании на  второй
срок. Кемаль  нахмурился,  этот  американский  Президент  пережил  уже  двух
Генеральных секретарей, судя по всему, переживет и третьего. По  телевидению
все время  передают  о  тяжелой  болезни  Черненко  и  показывают  какого-то
Горбачева, который станет  его  преемником.  Когда  он  уезжал  в  семьдесят
четвертом, не было никакого Горбачева. Он вообще не  слышал  такой  фамилии.
Впрочем, тогда он ничего не слышал и о  Черненко.  Оба  они  всплыли  позже,
после того, как он уехал к Турцию. Ему ничего не говорили эти фамилии.
   В семьдесят четвертом были совсем другие  люди.  Тогда  еще  на  трибунах
стояли Брежнев, Подгорный, Косыгин. Позже Подгорного сняли, и  Леонид  Ильич
начал совмещать обе должности. А потом начался маразм  с  вручением  наград.
"Юджин" смотрел по телевизору, как вручают многочисленные  ордена  и  медали
престарелому Леониду Ильичу, как он покорно нацепляет все новые побрякушки и
лобызается со всеми. Он не понимал, что происходит. Если даже ему,  сидящему
в Техасе понятен этот идиотизм, неужели его не видят  там,  дома?  И  почему
молчит Юрий Владимирович Андропов, которого никак нельзя назвать идиотом?
   Когда Андропов  стал,  наконец,  Генеральным  секретарем,  казалось,  все
изменится, будет по-другому. Он воспринял это как  сигнал  к  переменам.  Но
Андропов быстро сдал. Уже через  полгода  стали  появляться  новости  о  его
болезни, а еще через полгода он был тяжело и безнадежно болен. Сменивший его
Черненко уже в день своего назначения ясно показал, что  тоже  не  жилец  на
этом свете. Его задыхающийся, сухой голос астматика слышал весь мир.  И  все
понимали, что скоро в Москве появится новый хозяин.  Впервые  Кемаль  увидел
Горбачева в одной из  передач.  Молодой,  симпатичный,  лысый,  с  какими-то
пятнами на лбу. Некоторые астрологи утверждали, что подобные пятна  означают
конец "империи зла" и начало большой мировой войны.
   Почему им нужна именно эта продукция "Дженерал электрик" подумал  Кемаль,
вспомнив о словах Питера Льюиса. Куда они собираются  ее  поставлять?  Нужно
будет поискать среди своих знакомых, кто  может  ему  помочь.  Кажется,  сам
мистер Саймингтон был связан с компанией. Нужно будет ему  позвонить.  Хотя,
после провала  Тома,  лучше  было  бы  вообще  не  вспоминать  о  Техасе.  У
Саймингтона там хорошие связи, нужно будет попросить его о помощи.  За  пять
дней он, конечно, не управится, это глупо и  нереально.  А  вот  дней  через
пятнадцать  он,  пожалуй,  сумеет  раздобыть  нужные  документы  и  все-таки
попытаться выяснить, какую именно продукцию заказали у компании АНБ и ЦРУ, и
куда они собираются ее поставлять.
   А потом все можно будет быстро передать через Тома. Господи,  как  же  он
все время забывает! Ведь Тома уже нет, он уже просто не  существует.  Какого
друга он потерял! Даже сегодня, сидя радом с сыном, он помнил  о  Томе.  Как
все это глупо и страшно, в который раз подумал Кемаль.
   Подойдя к бару, он  достал  бутылку  виски.  Даже  обычную  водку  он  не
покупал, опасаясь ненужного любопытства и подозрения в излишнем пристрастии.
Плеснув в стакан виски, он прошел на  кухню  и  добавил  несколько  кусочков
льда. Виски он пил обычно неразбавленным, так напиток больше похож на водку.
Он сидел за столом, когда в его кабинет  вошла  Марта.  Она  была  в  легком
домашнем халате.
   - Марк уже заснул, - сказала она.
   - Хорошо, - кивнул он.
   - Ты стал много пить, - сказала она, - раньше не позволял себе этого.
   - Раньше я многого не позволял, Марта, - мрачно заметил он.
   - Мы уедем через три дня.
   - Вы же хотели остаться на неделю,  -  он  по-прежнему  не  предлагал  ей
сесть. А она по-прежнему стояла в дверях. Слишком свежи  были  в  памяти  их
постоянные скандалы и ссоры.
   - Думаю, нам лучше уехать пораньше, - сказала она, уклоняясь от ответа.
   Он посмотрел ей в глаза.
   - Выпить хочешь?
   Нужно было видеть ее изумленное лицо.
   - Может, быть, - сказала она, входя в комнату.
   Он налил виски во второй стакан. Сходил на кухню за льдом.
   Она села в кресло напротив него. Взяла стакан.
   - За тебя.
   - За тебя, - как эхо повторил он.
   - Как ты живешь, Кемаль? - спросила Марта. - Ты сегодня был  какой-то  не
такой, как всегда.
   - У меня неприятности, - проворчал он, не говорить же ей о смерти Тома.
   - Бизнес?
   - Да.
   - Мой отец может тебе чем-то помочь?
   - Нет.
   - А я?
   - Тоже нет.
   - У тебя есть постоянная женщина?
   Какой плавный переход, подумал он.
   - У меня нет постоянной женщины, - ответил он почти честно.
   Разве можно считать Сандру постоянной партнершой, подумал он.
   - Но женщины у тебя были?
   - Да, были.
   Она помолчала. Потом с вызовом сказала:
   - Ты не спрашиваешь, были ли мужчины у меня?
   Он закрыл глаза. Сегодня это волновало его менее всего.
   - У тебя были мужчины? - спросил он, выдавив из себя вопрос.
   - А как ты думаешь? - горько спросила она. - Разве  ты  не  знаешь  моего
отца? Он всегда говорил о репутации Саймингтонов.  Разве  в  нашем  Хьюстоне
можно сделать что-нибудь такое? Об этом сразу  будет  говорить  весь  город.
Нет, Кемаль, о нашей семье и так слишком много говорят после твоего отъезда.
У меня никого не было.
   - В этом тоже виноват я?
   - Отчасти. Все знают, что я пока замужем  и  никто  не  решается  ко  мне
подкатить.
   - Ты хочешь оформить развод?
   - Думаю, так будет лучше, - прямо сказала она.
   - У тебя кто-то появился?
   - Нет. Просто так будет честнее. А Марк уже не ребенок. Он  начинает  все
понимать. Ему трудно будет объяснить, почему мы не живем вместе.
   - Думаешь, ему будет лучше, если мы разведемся?
   - Нет. Он тебя очень любит. Но так будет более правильно.  Ты  сможешь  с
ним видеться, когда захочешь.
   - Поступай, как считаешь нужным, - выдохнул он.
   Она встала, направилась к двери, потом решительно повернулась.
   - Извини, - сказала она, поговорить не только об этом.
   - О чем еще? - мрачно спросил он.
   - Ни о чем, - ей не понравился его тон. - Спокойной ночи.
   Она вышла  слишком  быстро,  чтобы  он  не  почувствовал  ее  настроения.
Вздохнув, он встал из-за стола и пошел в спальню,  где  оставались  Марта  и
Марк. Ее там не было. Он услышал приглушенные  звуки  из  другой  спальни  и
направился туда. Марта лежала на кровати и плакала. Это было так неожиданно,
что он замер. Неужели он чем-то обидел ее? Он подошел ближе,  сел  рядом  на
кровать. Осторожно дотронулся до ее волос.
   - Что произошло, Марта?
   - Уходи, Кемаль. Все в порядке.
   - Объясни, что случилось?
   Она лежала, ничего не говоря.
   - Я тебя чем-то обидел? - спросил он.
   Она подняла голову, вытерла слезы:
   - Ничего, все уже в порядке, все хорошо.
   - Мне не нравится твое настроение в эти дни.
   - Мне оно не нравится  самой,  -  вздохнула  женщина,  -  так  глупо  все
получилось. Честно говоря, я думала,  мы  помиримся,  а  вместо  этого...  В
общем, знаешь, как плохо я живу... Все время одна. Никого нет рядом. Мужчины
боятся появляться на нашем  ранчо.  Отец  не  разрешает  мне  слишком  часто
оставлять  Марка  одного.  Мы  просто  очень  разные  люди,   Кемаль.   Отец
предупреждал меня тогда, но я не послушалась.
   Он погладил ее волосы.
   - Мы оба виноваты, что так произошло,  -  шепотом  сказал  Кемаль,  -  ты
думаешь у нас получится? Мы сумеем все склеить?
   - Раньше я думала, что получится. Теперь - вижу, нет. У тебя своя  жизнь,
у меня своя. Ты слишком восточный человек, Кемаль. Тебе нужна  жена-хозяйка.
А я такой никогда не смогу стать. Нам нужно разводиться,  -  твердо  сказала
она.
   - Да, наверное, ты права. Но мы ведь останемся друзьями? - спросил он.
   Она улыбнулась.
   - Иногда я хотела тебя убить.
   - А я тебя, - признался он.
   Она засмеялась.
   - Помнишь, когда мы впервые обедали в этом ресторане на  Рокфеллер-плаза?
- спросила она.
   - Конечно, помню, ты тогда ждала Марка.
   Она поднялась.
   - Ты меня извини,  я  кажется,  немного  разволновалась.  Эта  история  с
Марком, его сегодняшний вопрос о поцелуях.
   - Спокойной ночи, - поднялся и он.
   - Спокойной ночи, - пожелала Марта, первой выходя из комнаты.
   Ночью он почувствовал, как осторожно она вошла в его комнату, как  прошла
к его постели и легла рядом с ним. Он повернулся на бок и увидел ее глаза. И
вдруг он понял, что если сейчас ее прогонит, то совершит нечто большее,  чем
просто оскорбит женщину. Он унизит ее, опозорит, нанесет самую страшную рану
в ее жизни. И он протянул к ней руку, чувствуя себя  в  душе  подлецом.  Это
была фактическая измена Сандре. Измена  со  своей  собственной  женой.  Ведь
изменяют только любимым. Нелюбимых обманывают.
   Утром Марта ушла от него и больше за три дня ни разу не приходила  в  его
спальную. Очевидно, это был некий эмоциональный шок, который требовал своего
выхода. Еще через три дня они улетели с Марком  в  Хьюстон.  На  прощание  в
аэропорту она пожала ему руку и, заглянув в глаза, прошептала:
   - Спасибо.
   Он понял, это была благодарность за ту единственную ночь,  которая  нужна
была ей для обретения равновесия и необходимой устойчивости. Нужна для  веры
в саму себя. И он дал ей эту веру, не оттолкнув в эту ночь.
   Еще через несколько дней он улетел в Калифорнию.  Поездка  была  удачной,
уже через четыре дня он знал, что компания "Дженерал электрик" по заказу АНБ
и ЦРУ отправляет свое оборудование на Аляску. Оборудование  было  специально
приспособлено для прокладывания кабеля по дну моря и  подключению  к  другим
системам. На следующий день он передал все документы Питеру  Льюису.  А  еще
через  неделю  получил  уведомление  о  бракоразводном  процессе  с   Мартой
Саймингтон. Истцом по делу выступала сама Марта.

Глава 27

   - Весь советский народ идет на выборы, демонстрируя несокрушимое единство
партии и народа. За единый блок коммунистов  и  беспартийных  идет  отдавать
свои  голоса  трудовая  Москва,  -   радостно   сообщил   диктор,   Крючков,
поморщившись, подошел к телевизору, убрал звук. Несмотря на то, что это  был
кабинет руководителя советской  разведки,  телевизор  в  нем  стоял  старый,
отечественный,  и  никакого  дистанционного  управления  не  было.   Крючков
вернулся за стол. В кабинете кроме него  сидели  генералы  Грушко,  Голубев,
Дроздов и полковник Грибин. Несмотря на это, хозяин  кабинета,  не  любивший
фамильярностей, не стал просить никого из присутствующих  убавить  звук.  Он
прошел  суровую  школу  дипломатической  и  партийной  работы  и  не   любил
выставляться. И тем более проявлять нескромность. Это была  не  поза  -  это
было его правилом  жизни.  Из  веселого,  общительного  парня  с  годами  он
превратился  в   жесткого,   сухого,   педантичного   руководителя,   строго
требовавшего с подчиненных и не прощавшего им ни малейшей небрежности.
   Телевизор  он  включил,  чтобы  посмотреть  как   Гришин   уговорит   уже
смертельного больного Черненко выйти к мониторам телевидения для  участия  в
голосовании. Черненко не мог ни ходить, ни говорить, ни соображать.  Но  его
безжалостно подняли из постели и заставили  стоять  у  камеры,  демонстрируя
всему миру явственную печать смерти, лежавшую на лице  обреченного  генсека.
Крючков, просмотрев эту программу еще раз, убедился, что Черненко  не  жилец
на этом свете. Слухи ходили давно, но в КГБ все всегда  знали  лучше.  Здесь
знали,  например,  что  их  руководитель  -  Председатель  КГБ  Чебриков  не
скрывает, что в грядущей схватке за власть  будет  на  стороне  андроповской
команды. Все понимали, что симпатии на  Политбюро  могут  разделиться  между
Гришиным или Романовым с одной  стороны  и  Горбачевым,  которого  поддержат
андроповские выдвиженцы, с другой.
   При   любом   раскладе   поддержка   такой   организации,   как   Комитет
Государственной Безопасности, отвечавший в том числе и за организацию охраны
членов Политбюро и их семей, стоила очень  многого.  Крючков  знал,  что  за
Горбачева собирается выступать Громыко, когда-то мечтавший  стать  первым  и
теперь собирающийся выдвигать свою кандидатуру на  паритетных  началах.  При
этом, по взаимной договоренности, Горбачев получал высший пост в  партии,  а
Громыко высший пост в государстве.
   Крючков сел за стол и начал совещание.
   - Докладывайте, - разрешил он  генералу  Грушко,  своему  заместителю  по
европейскому направлению.
   Тот привычно нахмурился, посмотрел коллег и начал говорить:
   - В прошлом году к нам стали поступать  сигналы  о  ряде  провалов  нашей
агентурной сети  по  линии  третьего  отдела.  Особенно  показательным  было
сообщение нашего агента в США "Юджина" о том, что  его  сообщение  по  базам
подводных лодок в Великобритании стало известно  английской  и  американской
стороне. Тогда мы провели проверку, но ничего не обнаружили.
   Крючков слушал молча, глядя куда-то в сторону. Было заметно,  как  сильно
он нервничает.
   - Мы продолжали  наши  оперативные  мероприятия  совместно  с  внутренней
контрразведкой и  руководством  третьего  отдела.  Но  затем  произошла  эта
история в Америке. "Юджин", не получивший от нас  подтверждения  и  случайно
потерявший второго связного в Чикаго, вышел на связь через первый канал, уже
заблокированный американцами  и  отправил  очередное  донесение.  Как  потом
объяснял сам агент, он хотел таким образом установить, где именно происходит
утечка информации при переправке его донесений. Благодаря этому нам  удалось
проверить всю линию и сделать однозначный вывод, что утечка могла  произойти
только в Англии, среди нашего персонала местной резидентуры.
   Грибин, сидевший рядом с Грушко, выглядел особенно измученным и уставшим.
Он понимал, что в случае  любой  неудачи  оргвыводы  будут  делать,  начиная
именно с него.
   - "Юджин" подверг себя ненужному риску, потерял одного из своих  связных,
но помог  нам  точно  установить  и  очертить  возможный  район  поиска.  На
сегодняшний день проверяются все  офицеры  нашей  резидентуры  в  Англии,  -
продолжал Грушко, - мы старались  производить  проверку  своими  силами,  не
привлекая для этого Второе Главное Управление. Поменяли нашего  резидента  в
Англии еще в середине прошлого года, когда  Гука  сменил  Никитенко,  но  по
предложению руководства отдела на эту вакансию  в  январе  был  рекомендован
полковник Олег Гордиевский. В настоящее время он  уже  ознакомлен  с  личным
шифром резидента для связи с Центром. Никитенко должен  улететь  из  Лондона
через два месяца и тогда Гордиевский станет новым резидентом в Лондоне. Пока
он не знает о нашем поиске, но, думаю, что его нужно  ввести  в  курс  дела,
очертив круг подозреваемых, которых мы проверяем в первую очередь.
   Грушко  перечислял  все  это  несколько  напряженным  голосом.  Ему  было
неприятно говорить об этом при Дроздове, уже давно  и  упорно  доказывающем,
что среди его нелегалов  нет  предателей,  что  утечка  информации  идет  из
местных резиденту? третьего отдела. Теперь  приходилось  признавать  правоту
начальника  управления,  занимавшегося  нелегалами.  Юрий  Иванович  Дроздов
четыре года работал в Нью-Йорке резидентом ЛГУ КГБ - с семьдесят  пятого  по
семьдесят девятый и  обладал  колоссальным  опытом  разведывательного  дела.
Грушко было неприятно, что Дроздов оказался прав, но, как дисциплинированный
человек, он перечислял все, ничего не упуская.
   - Что думаете делать? - спросил Крючков.
   - Анализ показывает, - ответил Грушко несколько  напряженным  голосом,  -
что в подобных случаях привлечение  сотрудников  местной  резидентуры  и  их
агентов оказывается  недостаточным.  Если  источник  информации  англичан  и
американцев сидит в нашей резидентуре, то, значит, все  известные  связи  по
всем направлениям оказываются  под  угрозой.  В  связи  с  этим  руководство
третьего отдела и управление  внутренней  контрразведки  считают  правильным
задействовать других агентов, не связанных напрямую с нашей  резидентурой  в
Лондоне.
   - А вы что думаете об этом? - хмуро спросил Крючков у Дроздова.
   -  Я  согласен,  -  мрачно  ответил  Дроздов,  -  но  считаю,   что   для
подтверждения наших предположений нужно использовать  внутренние  резервы  в
самой Англии. Это быстрее и проще, чем подставлять кого-то из  нелегалов,  к
тому же, возможно, известных "кроту".
   Он был в плохом настроении. Подтверждались его  мысли  о  наличии  чужого
"крота" среди сотрудников английской резидентуры. Но он не чувствовал особой
радости, понимая, что основная нагрузка по проверке данных Грушко  ляжет  на
его управление.
   Все поняли, о чем говорил Дроздов. Это была так  называемая  линия  "ОЦ".
Особо ценные агенты подчинялись напрямую управлениям ПГУ, м