ничтожной фигуры, какой может
быть пешка.
   Принятое Кемалем решение было не только невероятно дерзким и опасным,  но
и настоящим вызовом американским спецслужбам. Это была дуэль, в  которой  он
получил право выбора оружия, но первый выстрел при этом оставался за  другой
стороной. И, понимая,  что  обратного  пути  уже  не  будет,  он  постарался
завершить основную часть  своих  дел  за  неделю.  Затем  объявил  опешившим
сотрудникам, что уходит в  отпуск,  оставляя  вместо  себя  Тадао  Имацу,  в
компетентности и здравомыслии которого он был уверен. Понимая, что в  случае
его ареста акции компании неизбежно пойдут вниз, Кемаль  постарался  сделать
все, чтобы смягчить столь жесткий удар по предприятиям.  Имацу  получил  все
полномочия для почти  диктаторских  действий.  Только  убедившись,  что  его
компания будет находиться в надежных руках, Кемаль наконец, заказал билет на
авиалайнер в Хьюстон.
   Он даже не подозревал, что его "вели" одновременно сотрудники сразу обоих
ведомств ФБР и ЦРУ. И Томас Кэвеноу, и Александр  Эшби  получали  ежедневный
доклад о каждом его продвижении, о  маршрутах  его  поездок,  обо  всех  его
встречах и знакомствах. Уже сознавая, что за ним следят, он испытывал  почти
садистское удовольствие, встречаясь ежедневно  с  массой  людей  и  понимая,
какие колоссальные средства и силы тратят спецслужбы  на  проверку  личности
каждого общающегося с ним человека.
   Прилетев в Хьюстон, он сразу отправился в дом семьи Саймингтон.  Несмотря
на  развод  с  его  дочерью,  сам  мистер  Саймингтон  по-прежнему  сохранял
уважительное отношение к отцу  своего  внука  и  даже  не  разорвал  деловые
контракты с компаниями своего  зятя.  Бизнес  есть  бизнес,  любил  говорить
мистер Саймингтон, к нему не должны примешиваться личные чувства и политика.
   Два дня Кемаль провел  с  сыном  и  два  дня  следившие  за  ним  офицеры
следовали за ним по пятам, ожидая от него то ли похищения собственного сына,
то ли иного непонятного эксцесса. Но  все  прошло  нормально.  Однажды  даже
состоялся семейный обед, - если  можно  таковой  назвать  "семейным",  когда
разведенные  супруги  и  их  сын  находились  в  ресторане  под  пристальным
наблюдением по крайней мере пяти посторонних наблюдателей.
   И, наконец, на третий день Кемаль сделал то, ради чего он, собственно,  и
приехал в Хьюстон. На своем автомобиле он отправился  в  Бейтаун.  Это  было
невероятно, невозможно. Такого не могло быть.  Ни  один,  даже  очень  плохо
подготовленный агент, а тем более многолетний агент-нелегал никогда, ни  при
каких обстоятельствах не мог, не должен  был  приезжать  на  могилу  другого
агента,  застрелившегося  в  результате  своего  провала.  Такое   посещение
кладбища было не только важнейшим свидетельством против другого агента, но и
должно было вызвать повышенный интерес любой спецслужбы  мира.  Не  понимать
подобного мог только абсолютно далекий от разведки человек. Но Кемаль ехал в
Бейтаун.
   Когда Кэвеноу доложили, что агент "Вакх" едет в Бейтаун, он  не  поверил.
Он  просто  не  имел  права  верить  в  такую   глупость   профессионального
разведчика. Когда об  этом  доложили  Александру  Эшби,  он  прикусил  губу,
подумав, что они имеют дело либо с гением, либо с дилетантом. Но когда через
час Кемаль Аслан, раздобыв букетик цветов,  отправился  на  скромную  могилу
Тома Лоренсберга, Эшби  было  уже  не  до  определений  качеств  агента.  Он
позвонил Кэвеноу.
   - Вы знаете, что происходит в Бейтауне?
   - Знаю, - мрачно ответил Кэвеноу, - он поехал на могилу своего  связного,
возложить цветы. Я всегда был против того, чтобы советского агента  хоронили
бы на обычным городском кладбище. Вот видите, что из этого вышло?
   - Но почему он туда поехал? - изумился Эшби, - Он ведь  должен  понимать,
что мы обязательно возьмем под контроль место захоронения Лоренсберга.
   - Может, он решил, что  прошло  слишком  много  времени,  -  нерешительно
предположил Кэвеноу.
   - Вы сами в это верите?
   - Вообще-то нет.
   - Он придумал какую-то новую игру. Мы должны понять, что это за игра.  Ни
один разведчик никогда бы так не поступил. Это  такое  явное  доказательство
своей причастности к делам Лоренсберга, что после этого нам остается  только
арестовать мистера Кемаля Аслана.
   - Очень хорошо, - сразу отозвался Кэвеноу, - мы давно хотели  его  брать,
но вы каждый раз придумывали тысячу причин. Теперь мы его возьмем.
   - Черт возьми, - закричал Эшби, - вы ничего не хотите понимать,  Кэвеноу.
А если он сделал это специально, чтобы мы его арестовали.
   - Это меня уже не касается, - разозлился Кэвеноу,  -  он  сам  приехал  в
Бейтаун. Сам пошел на могилу своего связного. Если  мы  его  не  арестуем  и
после этого, значит, мы самые настоящие идиоты. Слышите, Эшби, я не  разрешу
ему вернуться в Хьюстон. Мои люди получат  приказ  на  задержание.  В  конце
концов, нельзя позволить этому типу все время смеяться над нами.
   Эшби раздраженно отключился. Может, он прав, подумал  с  Эшби.  Если  они
сейчас его не арестуют, это будет означать только одно  -  они  начали  игру
против русских и им выгодно держать на свободе мистера  "Вакха".  Но  почему
этот тип сам полез в петлю? Почему? Эшби чувствовал,  как  нарастает  в  нем
раздражение от сознания собственного бессилия.
   Кемаль, довольно быстро найдя могилу Тома, положил цветы  и  минут  сорок
стоял молча, словно  отдавая  дань  уважения  своему  многолетнему  другу  и
напарнику. В этот момент он меньше всего думал о той игре. которую начал  по
собственной инициативе и которая могла завершиться для него весьма плачевно.
Он вспоминал годы, проведенные вместе  с  Томом  в  Америке,  вспоминал  его
мужество и находчивость, его самоотверженность и терпение, пунктуальность  и
исполнительность. Только сейчас он мог признаться себе, что его единственным
другом все это время был Том. С его гибелью словно что-то оборвалось в  душе
самого Кемаля, как  будто  порвалась  ниточка,  связывающая  его  с  прежней
жизнью, с ее радостным детством, с его матерью, со  школьными  друзьями,  со
всем, что было дорого и памятно.
   И только когда начался  дождь,  он,  словно  опомнившись,  последний  раз
поклонился могиле товарища, подлинного имени которого  так  и  не  узнал,  и
вернулся к своей машине.
   С кладбища он сразу поехал к Патриции, бывшему секретарю Кемаля  и  целых
два часа сидел у  девушки,  выслушивая  ее  горестный  рассказ  о  последних
минутах жизни ее бывшего шефа. Глубоко в душе она  была  убеждена,  что  Том
покончил с собой из-за неразделенной любви именно к ней, ведь его  последнее
"прости" было особенно трогательным и волнующим. Для себя  она  уже  сделала
выбор, решив никогда не выходить замуж, оставаться верной памяти так  нелепо
погибшего Тома Лоренсберга.
   Правда, при этом она как-то  упускала  из  виду  то  обстоятельство,  что
желающих взять в жены эту  великовозрастную  девицу  в  Бейтауне  вообще  не
находилось. Легко сохранить девственность, когда на нее никто не покушается.
Легко быть высокоморальным человеком, будучи  импотентом  или  кастратом.  В
этих случаях для сохранения своего целомудрия не приходится прикладывать  те
титанические силы, которые  почти  всегда  оказываются  безрезультатными.  И
старая дева  Патриция  могла  легко  давать  обеты  безбрачия  и  примерного
поведения, не искушаемая никем в радиусе двадцати пяти миль.
   Кемаль пил хороший кофе и слушал Патрицию. Он сознавал, что в  это  время
уже решается вопрос о его задержании и терпеливо выжидал,  надеясь,  что  их
решение будет верным. Он, собственно, на это и рассчитывал.
   Кэвеноу в этот момент разговаривал с  Биллом  Хьюбертом,  находившимся  в
самом Бейтауне. Даже после разговора с Эшби, он все еще сомневался, все  еще
пытался убедить себя в правильности  подобного  решения.  Хьюберт  держал  в
руках телефонный аппарат и  ждал  приказа.  Кэвеноу  по-прежнему  колебался.
Именно в этот момент к снова позвонил Эшби.
   - Мы проанализировали ситуацию, - коротко сказал он, - его нужно брать.
   - Вы тоже? - опешил Кэвеноу.
   - Он решил идти в открытую.  Наверное  у  него  есть  какой-то  план,  не
понятный нам всем. Нам всегда трудно бывает понять этих русских шпионов.
   - Он турок, - напомнил Кэвеноу.
   - Может, быть. Тогда скорее, болгарский турок, если, конечно, его легенда
соответствует действительности. В любом случае, его нужно будет вести сюда в
Вашингтон.
   - Спасибо, Я думал, вы захотите забрать его к себе в Лэнгли.
   - Во-первых, к нам нельзя, иначе его руководство поймет, что к этому делу
подключены и мы. А во-вторых, он американский гражданин и довольно известный
. У него обязательно будут адвокаты и боюсь, что не один. А мне не  хотелось
бы с  самого  начала  подставляться.  Ребятам  в  Бейтаун  передайте,  чтобы
действовали очень аккуратно, без лишних осложнений.  И  сразу  сообщите  его
адвокатам, если он захочет. В-третьих, не забывайте, он все-таки зять самого
Саймингтона.
   - Бывший зять, - уточнил Кэвеноу. - Не  обольщайтесь.  Мистер  Саймингтон
вступит  в  борьбу,  как  разъяренный  лев.  Его  прямой  наследник  -  Марк
Саймингтон, сын Кемаля Аслана. Вы думаете, он так легко смирится с тем,  что
мальчик будет сыном врага американского народа? Будьте очень внимательны.
   - Может, мне его вообще лучше не трогать? - зло спросил Кэвеноу.
   - Берите его, - выдохнул Эшби, - он загнал нас  в  угол  своим  приездом.
Теперь мы просто обязаны его арестовать.
   Кэвеноу передал в Бейтаун Хьюберту:
   - Задержите его. Учтите, что при  аресте  возможны  любые  неожиданности.
Будьте осторожны и вежливы.
   - Что? - удивился Хьюберт, не расслышав последнего слова.
   - Вежливы, черт вас возьми! - заорал Кэвеноу.

***

   Кемаль посмотрел на часы. Был уже пятый час вечера. Он тепло поблагодарил
Патрицию за ее рассказ.
   - Том был хорошим человеком и моим другом, - с чувством сказал он. Прости
нас, старина Том, но даже твою смерть приходится  использовать  в  интересах
дела, - я сам узнал об этом случайно от вашей сестры Олимпии.
   Это был очень важный момент. Ради этого он и пришел  сюда,  потратив  два
часа своего времени. Важно было узнать, помнит  ли  сестра  Патриции  о  его
звонке.
   - Она мне все рассказала, - всхлипнула Патриция, - вы ведь  тогда  искали
меня.
   Он кивнул. Все, что он хотел, он уже получил. Теперь оставалось уйти.
   - Всего вам хорошего, Патриция, - сказал он на прощанье.
   Она провожала его до  улицы.  Стояла  удивительная  летняя  погода.  Было
по-вечернему прохладно, сказывалась близость моря. Он вдохнул полной  грудью
воздух и сел в машину.
   Его автомобиль остановили в  двух  милях  от  Бейтауна.  Сразу  несколько
полицейских и других машин перекрыли ему дорогу и из  первого  автомобиля  к
нему кинулись двое мужчин. Он открыл дверь и, не выходя из  машины,  следил,
как они приближаются. Один из них наклонился к дверце.
   - Вы мистер Кемаль Аслан?
   - Да.
   - Я сотрудник ФБР Билл Хьюберт. Вам придется проехать с нами.
   - Хорошо. - сказал он невозмутимо, - только пусть  кто-нибудь  сдаст  мой
автомобиль. Я брал его в прокате.
   - Вам зачитать ваши права? - спросил стоявший рядом шериф.
   - Разумеется. - улыбнулся он.
   Все было в полном порядке

Глава 33

   Известие об аресте "Юджина" Центр получил  на  следующий  день.  И  сразу
стало ясно, что Гордиевского нужно брать.  Но  стало  ясно  и  другое.  Если
Гордиевский будет арестован и расстрелян, а американцы свяжут его  гибель  с
донесениями "Юджина" - тот обречен. Обречен окончательно и бесповоротно.
   По приказу Крючкова  дело  Гордиевского  должны  были  вести  его  первый
заместитель генерал Грушко и представители контрразведки генерал  Голубев  и
полковник  Буданов.  Еще  не  зная,  как   окончательно   построить   допрос
полковника, его пригласили на дачу и, попытавшись  споить,  начали  задавать
вопросы. Но Гордиевский, уже поняв, что в Центре о нем знают  нечто  гораздо
более  страшное,  чем  могли  предполагать  англичане,   держался   довольно
уверенно. Попойка продолжалась  всю  ночь  и,  как  писал  впоследствии  сам
Гордиевский, ему в алкоголь добавляли  специальные  наркотические  вещества,
подавлявшие волю. На самом  деле  никаких  наркотических  средств  никто  не
добавлял, а грандиозная  пьянка  была,  к  сожалению,  обычным  делом  среди
сотрудников разведки, которым пришлось смириться с "трезвенником"  Крючковым
и сделать для себя серьезные выводы. Но тогда нужно было  для  дела.  Тогда,
конечно, строгий запрет начальника ПГУ не действовал.
   По личному указанию Владимира Крючкова в Англии были свернуты все  тайные
операции.  Нелегалов,  известных  Гордиевскому,   начали   отзывать   домой.
"Законсервировали" всех агентов, не известных Гордиевскому, если таковые еще
имелись. Английская разведка и контрразведка с ужасом следили за  действиями
резидентуры КГБ в Лондоне. Особенно неистовствовал  Холдер.  Он  понял,  что
Гордиевский был прав, когда не хотел возвращаться  обратно  в  Москву  Арест
полковника означал потерю самого ценного агента английской разведки  в  СССР
после Сиднея Рейли и Олега Пеньковского.
   Семья полковника была отозвана из Лондона и англичане  не  решились  даже
пикнуть Учитывая, что Гордиевский был все  еще  на  свободе,  любая  попытка
узнать о причинах выезда семьи была бы прямой уликой,  подтверждающей  связь
полковника с МИ-6. И семья Гордиевского вернулась на Родину, в Москву.
   Но к большому удивлению самого полковника и всей  английской  разведки  с
арестом  Гордиевского  не  спешили.  Его  прямо  спрашивали   о   работе   с
англичанами. даже показывали фотографии некоторых английских дипломатов,  но
никаких явных улик не предъявляли. А многочисленные фотографии Гордиевского,
где он был заснят во  время  несанкционированных  встреч  с  представителями
английской разведки даже не фигурировали в  его  деле  Похоже  контрразведку
больше интересовали только книги Солженицына, найденные в доме полковника.
   И даже после того. как специальным приказом по управлению полковник  Олег
Гордиевский был отстранен  от  оперативной  работы  в  ПГУ,  ему  официально
разрешили уйти в отпуск и выехать на отдых в санаторий  КГБ  в  Семеновском.
Это был неслыханный, немыслимый либерализм КГБ  и  советской  разведки.  Это
непонятное поведение руководства ПГУ долго потом обсуждалось и в Англии, и в
Америке.
   Сам Гордиевский позднее напишет, что против него не было никаких  улик  и
руководство советской разведки вынуждено было держать его на  свободе.  Явно
издеваясь над генералами и полковниками КГБ, вступавшими с ним в это время в
контакт, Гордиевский пишет о том, как  он  не  только  несколько  месяцев  в
Москве обманывал и водил за нос руководство, но даже, находясь под  наружным
наблюдением КГБ,  несколько  раз  встречался  с  представителями  английской
разведки в Москве, обговаривая с ними свой побег.
   По Гордиевскому, все окружавшие его офицеры, все руководство КГБ, включая
Чебрикова,  Крючкова,  генералов  Грушко,  Голубева,  Дроздова,  полковников
Грибина и Буданова сплошь состояло из одних кретинов. В  это  как-то  трудно
поверить, если вспомнить, что как раз в этот период был завербован  один  из
наиболее ценных "кротов" советской разведки в ЦРУ мистер Олдридж Эймс.
   Но почему тогда Гордиевского  не  арестовали  сразу?  Почему  руководство
советской  разведки,  разрешив  себе  лишь  несколько  формальных,  "мягких"
допросов,  не  торопилось  с  арестом  и  предъявлением   обвинений   шпиону
Гордиевскому, казалось, нанесшему колоссальный ущерб  советской  агентуре  в
Лондоне, в  странах  Скандинавии  и  частично  в  Америке?  Почему?  Неужели
апрельский Пленум ЦК КПСС 1985 года,  на  котором  Михаил  Горбачев  впервые
произнес слово "гласность", так подействовал  на  таких  "зубров"  КГБ,  как
Виктор Чебриков и Владимир Крючков?  Неужели  они  решили  перестроить  свою
работу, и до предъявления официального  обвинения  не  арестовывать  офицера
разведки? Или решили собрать формальные доказательства? Бред какой-то. Какие
еще нужны доказательства, когда уже проводившаяся проверка установила  явную
виновность еще не приступившего к своим обязанностям  резидента  ПГУ  КГБ  в
Лондоне?
   Гордиевский отдыхал в санатории. И  действительно,  дважды  встречался  с
людьми из МИ-6, уходя, как ему казалось от наблюдения. На самом деле все это
не соответствует действительности. За полковником был установлен  не  просто
жесткий режим наблюдения, а  сверхжесткий.  Каждый  его  шаг  контролировали
десятки  агентов.  Все  знали  о  его  многолетней  подготовке  и  за  побег
Гордиевского полетели бы головы многих руководителей  ведомства,  начиная  с
Крючкова. Но полковника по-прежнему не арестовывали.
   Объяснение в такой ситуации может быть только одно - полковника не хотели
арестовывать. Его не должны были арестовывать. Его не могли арестовывать. По
каким-то  неизвестным  причинам  советской  разведке   нужно   было,   чтобы
Гордиевский благополучно ушел на Запад. Им  важно  было  подтолкнуть  его  к
побегу. Отсюда эти провокационные полудопросы-полубеседы. Из-за этого многие
офицеры перестали даже здороваться с Гордиевским,  а  контрразведчики  прямо
спрашивали, "когда и кто  его  завербовал".  Интересно,  был  ли  в  мировой
истории шпионажа хоть один  такой  случай,  когда  после  подобных  вопросов
разведчик, оказавшийся предателем, оставался  на  свободе?  Но  Гордиевского
нельзя было трогать. Это понимали в  Центре  отчетливо  и  ясно.  Английская
разведка должна была  получить  информацию  только  от  своего  многолетнего
агента, которому она  безусловно  доверяла.  Побег  полковника  Гордиевского
означал бы, что  КГБ  действительно  не  имеет  против  него  неопровержимых
доказательств, в том числе и по информации "Юджина", задержанного в США.
   Вторая проблема была для руководства  Пepвoго  Главного  Управления  куда
важнее, чем арест Гордиевского. И сама игра, продуманная с участием так и не
назначенного  резидента  КГБ  в  Лондоне,  должна  была  вестись  с   особой
тщательностью и осторожностью. Самоуверенный Гордиевский позднее писал,  что
почти два месяца за ним наблюдали идиоты, которых он  сразу  вычислял.  Если
полковнику  так  хочется  верить  в  это,  пусть  верит.  На   самом   деле,
подставленные дилетанты из местных  органов  госбезопасности  в  Семеновском
были лишь  первым  кругом  наблюдения.  Глубоко  эшелонированное  наблюдение
включало в себя несколько кругов, в  том  числе  и  специальное  наблюдение,
которое  осуществлялось  в  исключительных  случаях,  с  учетом   применения
технических средств.
   В жаркий июльский день в своем рабочем кабинете  в  Ясенево  руководитель
советской  разведки  Владимир  Крючков  принимал   начальника   специального
управления по работе с нелегалами  генерала  Дроздова.  И  хотя  в  кабинете
работали мощные кондиционеры, Крючков был не  в  настроении.  Он  все  время
постукивал костяшками пальцев по столу, что выдавало его нетерпение.  К  его
чести следует сказать, что  это  было  единственным  признаком  раздражения,
которое он обычно себе позволял.
   - Мы держим на свободе этого мерзавца уже полтора месяца, - жестко сказал
он Дроздову, - и каждую неделю вы приходите ко мне и просите не трогать его.
А "Юджин", между прочим, все это время сидит в тюрьме ФБР. И  мы  ничего  не
можем узнать о его судьбе.  Так  почему  мы  должны  разрешать  Гордиевскому
думать, что ничего не произошло? Я уже приказал Грушко арестовать его сразу,
как только он вернется из санатория.
   - Владимир Александрович, - с понятным волнением произнес Дроздов,  -  мы
сорвем всю игру. Тогда "Юджину" уже никогда не выйти из тюрьмы.  А  для  нас
сейчас он очень важен. Его информация по проектам  "звездных  войн"  Рейгана
неоценима. Если мы  потеряем  такой  источник...  Боюсь,  мы  его  не  скоро
восстановим.
   - Мы его уже практически пот