Но  после  разговора с умным
человеком с удивлением узнаю, что Глухов злодей! Отрезал бедной
девушке голову, подкинул себе в квартиру и хочет заставить себя
выплатить   себе   миллион.   При   этом,   заметьте,   активно
перемещается. Что за хреновина? Почему я должен за этим мудаком
в отставке следить?
     Алексей рассмеялся.
     --  У  меня  есть подозрение, уважаемый господин Махнев...
подозрение, переходящее в уверенность, что ваш подопечный ведет
двойную бухгалтерию. Дело в чем? Когда Глухов закапываж  голову
и пытался скрыть от нас, что его шантажируют, это было понятно.
Преступник  угрожал  семье  расправой. Теперь все знают все, но
Глухов тем не менее продолжает темнить. Говорит, разберусь сам.
Хотя, по логике вещей, должен цепляться за любой шанс.
     -- Ну, и что из этого следует?
     -- Представьте,  господин  Мажнев,  что  преступник  вдруг
оказался в наших руках. Какой первый вопрос вы ему зададите?
     --  Про миллион, разумеется, -- догадался Махнев -- Почему
ты, злодей, решил, что у бедняги Глухова есть миллион? А?
     -- Вот именно. Поэтому я делаю вывод: Глухов  рассчитывает
добраться до преступника первым.
     -- Понял. Вопрос снят.
     Оставшись   один,   Алексей   взялся   прорабатывать  план
собственных действий. Микрочастицы олова и канифоли со  следами
термического  воздействия  означали одно: профессия преступника
связана  с  пайкой  и  лужением.  Телерадиомастерские,   ремонт
бытовой      техники,     контрольно-измерительные     приборы,
электромонтаж,  гаражи  и  т.  п.   Кусочки   бумаги,   выбитые
дыроколом,   безусловно,  указывают  на  учреждение,  а  не  на
домашнего  радиолюбителя.  К  тому  же,   дырокол   с   четкими
индивидуальными  признаками, а бумага имеет установленный ГОСТ.
Хлопотно, но обнаружить такую контору вполне возможно. Город  в
конце концов не велик.
     Однако  при  детальном  анализе  исходных  данных  Алексей
почувствовал,  что  искомая  контора   становится   все   более
призрачной,  а ее контурн размытыми. Появилось даже подозрение,
что такой конторы может не быть вообще.
     В городе, как он  выяснил,  действует  несколько  десятков
отраслевых  и ведомственных снабженческих организаций со своими
базами, которые снабжают район бумагой. Бумага  потребительских
форматов,     например,    продается    во    всех    магазинах
="Спорткульторга"=. Алексей поискал  у  себя  в  столе  початую
пачку бумаги с уцелевшей упаковкой. На обороте прочел:


     Камский целлюлозно-бумажный
     комбинат
     Типографская бумага No2
     Ординарных 250 листов
     ГОСТ 9095-73


     Он  вздохнул...  Что  еще?  Дырокол?  У него на столе тоже
имеется дырокол. Еще один  --  в  ящике  письменного  стола.  В
шкафу,  если  память не изменяет, среди бумаг завалялся третий,
правда, сломанный. Не надо большой фантазии, чтобы  представить
количество дыроколов, валяющихся по разным конторам. К тому же,
дефект  того  единственного,  которым  пользовался  преступник,
может оказаться заводским браком, поэтому не исключено,  что  в
продажу поступила целая партия брака одновременно.
     То  же самое с паяльником. Они имеются едва ли не в каждой
семье.  Стационарных  бытовых  паяльников,  как  известно,   не
бывает.  Они  все переносные. Поэтому олово, канифоль, паяльник
может таскать в авоське по городу любой гражданин независимо от
профессии. Скорее всего,  на  этом  направлении  его  ждет  его
большая  рутина.  Поразмыслив,  он  решил  наконец ограничиться
выборочной проверкой. На всякий случай.
     Опасения  оказались  не  напрасны.  К  вечеру  ему  и  его
сбившимся  с  ног оперативникам удалось выяснить только то, что
утром он был прав.
     Вернувшись домой, Алексей принял  душ  и  с  кипой  свежих
газет  рухнул  на  кровать.  Но газетное чтиво на ум не шло. По
нескольку раз  он  возврашался  глазами  в  начале  только  что
прочитанного  абзаца и наконец отложил газеты в сторону. Сквозь
дрему ему почудились неуверенные шаги на  лестничной  пдощадке.
Кто-то  остановился  напротив  его двери. Алексей тотчас открыл
глаза и сунул руку под подушку...
     Сегодня при встрече  с  Круком  мелькнула  мысль  передать
архив Хлыбова ему. Он даже рассортировал, оставив нужные бумаги
себе.  И  не  отдал. Лучшей приманки для преступника невозможно
было придумать.
     Он сел, выжидая, что  последует  дальше.  Однако  в  дверь
просто  позвонили.  Алексей сунул пистолет глубже под подушку и
отправился открывать.
     На пороге, смущенно улыбаясь, стояла Светлана Тэн.
     -- Вот это да-а!  --  наконец  пробормотал  он  и  тряхнул
головой. -- Вы сон? Или я сошел с ума? Брежу?
     Большие  черные  глаза  скользнули  по его лицу всполохами
далекой зарницы. Она не ответила.
     -- Значит, сон, -- подумав, заключил он. -- В таком случае
поцелуй в щеку не возбраняется.
     Он взял девушку за  руку  и  прижался  к  ее  нежной  щеке
губами.  Это  продолжалось  почти  минуту.  С тихим смешком она
отстранилась наконец  и  прошла  в  комнату,  оглядывая  убогое
жилище.
     -- Бог мой! Как тут у вас неуютно.
     --  Это гостиничный номер. -- Алексей пожал плечами. -- Я,
кажется, привык и не замечаю. Хотя, когда  вы  вошли,  я  сразу
понял:  в  этом  номере не хватает персидских ковров, лепнины с
позолотой  и  византийской  кудрявой  росписи.  Поверьте,   мне
стыдно, что ничего этого нет.
     Она  быстро  повернулась  к нему, и он, словно брошенный в
воду камень, разом утонул в черной бездне ее глаз.
     -- Вам не стыдно, что за месяц вы  ни  разу  не  позвонили
своей  невесте?  Не  пытались встретиться? Или ваше предложение
всего лишь циничная шутка?
     -- О! Что ни вопрос, то пощечина. -- Он вз®ерошил  волосы.
-- Э-э... хотите кофе?
     -- Я хочу услышать ответ.
     -- Чудесно. Угощать мне все равно нечем. Я, признаться, не
ждал вас.
     --  Это  я  уже  поняла.  --  Она не отводила взгляд, и он
лишний раз убедился на собственной шкуре, что камни плавать  не
умеют.
     -- Да, мне стыдно, -- скорбно признался он.
     -- Это все?
     --  Мне  стыдно  потому,  что  я, увы, все еще не районный
прокурор. Я просто  следователь,  ищейка!  По  сути,  розыскная
собака.  В  номере нет персидских ковров, нет лепнины на стенах
и, если невеста разборчива, подумал я, ей  не  за  что  уважать
такого   жениха.   Несколько  раз  я  порывался  позвонить,  но
вспоминал, кто я есть на самом  деле,  и  бросал  трубку.  Зато
теперь,  когда  вы  пришли,  пришли  сами, я понял, что глубоко
заблуждался.   Моя   щепетильность   кажется   мне   абсолютной
глупостью,  и  я  готов  принести  извинения  в любой доступной
форме.
     -- Мне кажется, вы хамите, -- тихо произнесла она.
     -- Возможно, мне  не  хватило  вежливости,  но  я  ответил
искренне. За это ручаюсь.
     --  Вы тешили свою щепетильность столько времени, а о моей
щепетильности подумали?
     -- Зачем? Вы же пришли...
     --  Ах  так!  --  Ее   взгляд   вспыхнул,   словно   пламя
электросварки,  и звонкая оплеуха гранатой взорвалась у него на
щеке. Алексей дернулся назад, как от сокрушительного удара,  и,
потеряв  равновесие,  всем  телом  грохнулся  о  платяной шкаф.
Сверху повалились книги и стопы газет,  а  его  тело  безвольно
сползло  на  пол.  Вдобавок, он ударился головой об угол шкафа.
Чтобы  падение  выглядело  убедительно,  он  незаметно   ударил
ладонью об пол. Бух!
     -- Ой... мамочки!
     Она  с  ужасом  уставилась на распростертое тело. Потом до
нее дошло, что он продолжает ломать  комедию,  и  она  выбежала
вон,  с  треском  захлопнув  за  собой дверь. От удара еще одна
пыльная кипа газет обрушилась со шкафа ему на голову.
     Алексий сел в задумчивости, начиная сомневаться,  что  его
выводы  относительно  Тэн  верны.  Потом снова лег на кровать и
уставился в потолок.
     В прихожей звякнул телефон.
     -- Меня нет, -- пробурчал он и отправился к  телефону.  --
Да?
     В трубке молчали.
     -- Я слушаю вас! -- рявкнул он.
     -- Алексей Иванович, -- голосок Тэн звучал сухо и холодно,
но и с  этими  интонациями,  признаться,  ласкал  слух.  --  Я,
наверное, слишком быстро согласилась  выйти  за  вас  замуж,  и
сожалею и беру свои слова назад.
     -- Все? -- спросил он, помедлив.
     -- Да.
     -- Почему вы не бросаете трубку?
     Она  не  ответила.  Алексей терпеливо ждал. Потом в трубке
послышался тяжелый вздох.
     -- Я похожа на грязную девку?
     -- Нисколько.
     -- Тогда почему?!  --  в  голосе  Тэн  звенели  слезы.  Он
почувствовал, как к горлу подступает острый комок.
     --  Так,  --  буркнул  он. -- Валял дурака. Фамилия такая.
Валяев.
     Она помолчала, потом осторожно, как  с  больным,  которого
лишний раз нельзя беспокоить, спросила:
     --  Я  хочу  знать,  что заставляет вас обращаться со мной
подобным образом?
     -- Хорошо. Давайте попробуем поговорить откровенно. Я жду.
     -- Нет! Приходите вы. У себя дома я буду чувствовать  себя
уверенней.
     -- По-моему, я не знаю вашего адреса.
     -- Соседний под®езд. Девяносто шестая квартира.
     Алексей  изумленно  присвистнул.  Положив трубку, он сунул
пистолет в  кейс  вместе  с  бумагами  и  выбрался  на  балкон.
Огляделся.  Затем,  с  перил,  он осторожно просунул кейс через
балконное ограждение  верхнего  этажа.  Там,  среди  мебельного
хлама и пыли, имелась весьма подходящая на этот случай щель.

        11.
     Дверь  открыла  сама  Светлана.  Ее  глаза еще блестели от
слез, но на  лице  цвела  чуть  растерянная  улыбка.  Вслед  за
хозяйкой он вошел в одну из комнат. Судя по количеству дверей и
размерам прихожей, квартира была трехкомнатной.
     -- Мы одни? -- спросил он, озираясь по сторонам.
     -- Я бы не хотела отвечать на этот вопрос.
     -- Понял. Вы надеетесь, что я буду вести себя скромнее?
     Она проигнорировала реплику.
     -- Что вы будете пить?
     -- Даже так... гм? Предпочитаю водку. С содовой.
     Полубогемная обстановка в комнате, куда его пригласили, не
указывала,  что  обитательница  работает  на  мясокомбинате. На
стенах, на стеллаже, в углах было  полно  гравюр  и  акварелей,
содержание  которых  не  имело  к  действительной  жизни  ровно
никакого отношения. Пожалуй, только  одна,  в  простенке  между
окнами, изображала чье-то лицо, кажется, мужское. Манера писать
выдавала в художнике истерическую, неорганизованную натуру. Все
линии  казались  случайны,  нелепы,  но из этого хаоса смотрели
глаза, проступал  лоб,  подбородок  и  определенно  что-то  ему
напоминали.
     Алексей  обернулся  и  увидел,  что  Светлана  внимательно
наблюдает за ним.
     -- Моя подруга. Она вроде пифии. Художница. Рисует  только
в   трансе   с   закрытыми   глазами.  Свои  наброски  называет
предсказаниями. говорили, они сбываются.
     -- А этот тип, он кто?
     -- Я попросила ее однажды, она наркоманка,  очень  больна,
попросила   сделать   для   меня   портрет  человека,  которого
когда-нибудь я полюблю. Однажды она принесла мне вот этот.
     Алексей подошел ближе.
     -- Заурядная физиономия. Весьма даже.
     -- Да. -- Она слабо улнбнулась.
     -- Но вы, я полагаю, уже испытываете  какие-то  чувства  к
этому типу?
     -- К сожалению, он оказался хамом. Любитель валять дурака.
     -- Вот как!
     Алексей  с любопытством уставился в чудовищный хаос линий,
пытаясь отыскать черты сходства. Но чем дольше он всматривался,
тем  отчетливее  проступали   на   поверхности   беспорядочные,
неряшливне штрихи, разрушая образ как таковой.
     --  Хотите сказать, этот симпатяга на портрете и я -- одно
и то же лицо?
     -- Да. Именно поэтому ваше хамство сошло вам с рук.
     -- Если не считать, что я перестал слышать на  левое  ухо.
--  Он  подергал  себя  за  мочку.  Потом не без самодовольства
улыбнулся. -- Значит, вы влюблены в меня?
     Она вспыхнула.
     -- Почему вы хотите казаться хуже, чем на самом деле?!
     -- Это вы вообразили обо мне черт знает что.  А  я  должен
отдуваться за ваши фантазии.
     --  Вот  ваша водка, -- она с грохотом поставила на столик
возле бара граненый стакан. -- С содовой!
     -- Водка не отравлена?
     -- Нарочно пытаетесь меня дразнить?
     -- А что?
     -- Зачем?!
     Он опрокинул содержимое стакана в рот.
     -- Когда я впервые увидел вас посреди  разделанннх  туш  и
мясокомбинатовского   ворья,   вы   показались   мне   ангелом,
спустившимся  в  ад.  Я  слаб  перед  женской   красотой,   это
однозначно, и с ходу, если помните, выдал вам предложение.
     -- Я помню.
     --  Вы,  вероятно,  сравнили меня с этой дурацкой рожей на
портрете, углядели некое сходство, всплакнули в  одиночестве  и
решили,  что  я  -- ваша судбьа. На следующий день я получил от
вас согласие. Но фактически мы друг о друге  не  знаем  ничего.
Ваши  хрупкие романтические фантазии в данном случае не в счет.
Согласны?
     -- Кажется, да, -- с застывшим лидом произнесла Тэн.
     -- Отсутствие информации о человеке,  тем  более  когда  я
намерен предпринять важный для себя шаг, не в моих правилах, --
значительно произнес он.
     -- И вы весь месяц прилежно занимались сбором информации?
     -- Да, -- он скромно потупился.
     --  Судя  по  поведению,  вы  насобирали  обо  мне столько
гадостей, что они вот уже второй час бьют из вас фонтаном.
     -- Не совсем так. Представьте себе на минуту,  что  вы  --
двигатель, созданный в каком-то НИИавтопроме.
     -- О-о!
     --  Вначале  вас  гоняют на стенде в разных режимах. Потом
ставят на ходовую и испытывают на полигоне.  Потом  в  дорожннх
условиях и по бездорожью, вдоль и поперек. Так вот, наша с вами
беда,  что  предложение  сделано  и  принято еще месяц назад, а
испытания от стенда до бездорожья --  все  сошлись  в  эти  два
часа.
     Ее глаза изумленно расширились.
     -- Вы хотите сказать... вы меня испытываете?
     --  А что мне остается делать? Брать замуж кота в мешке? Я
хотел сказать кошку.
     -- Вы уверена, что кошка пойдет за вас замуж?
     -- Не забывайте, согласие вы уже дали.
     -- Хорошо, --  зловеще  произнесла  она.  --  И  что  ваши
испытания показали?
     Алексей загадочно улыбнулся и плеснул себе еще водки.
     --  Вас  очень  волнуют  результаты  испытаний, я вижу? --
язвительно спросил он.
     -- Нет!
     -- Не лгите. Вы внушили  себе,  что  влюблены  в  меня,  а
мнение любимого человека не может быть вам безразлично.
     -- Ваше мнение, кажется, я уже знаю. Но готова испить чашу
до дна.  Чтобы  у  меня  не осталось больше иллюзий. А потом...
потом я набью вам физиономию.
     -- Вы очаровательны, -- со вздохом  признался  он.  --  Вы
деликатны  и не горды. Но за вашей изящной хрупкостью, Светлана
Васильевна, скрывается огнеупорная мощь доменной печи.
     -- Доменной печи?
     -- Да.
     -- Я что-то не совсем понимаю. Это признание в  любви  или
разновидность хамства?
     --  На  ваше  усмотрение.  Тем  более,  испытания  еще  не
закончены.
     -- О боже! -- простонала девушка, но румянец  удовольствия
уже  тлел  на  ее  щеках. Она откинула со лба темный, блестящий
локон. Безотчетным движением он перехватил ее падающую  руку  и
прижал  к  губам.  Девушка  вздрогнула  от  неожиданности, но с
одного взгляда угадала в нем безмолвное восхищение.
     -- Испытания закончились?
     Он помотал головой.
     -- Что еще я должна продемонстрировать?
     -- К сожалению, сексуальные способности моей  невесты  для
меня  полная  загадка.  Ни  малейшего  представления,  если  не
считать оплеухи.
     Она резко повернулась и отошла к бару. Он сзади  обнял  ее
узкие, напряженные плечи. Поцеловал.
     -- Я не могу переломить себя, -- прошептала девушка.
     -- Почему?
     Она долго молчала.
     -- Это надо сделать сейчас?
     -- Кажется, ты собиралась испить чашу до дна.
     Не дождавшись ответа, он отошел и сел в низкое кресло. Она
стояла  так минут пять, спиной к нему. Потом, словно решившись,
опрокинула в граненый стакан бутылку, пока  водка  не  полилась
через  край. И, страдая физически, насилуя себя, выпила мелкими
глотками почти весь. Медленно повернулась к нему.
     -- Я попробую... выпью чашу унижения до конца.
     Язык  у  нее  заплетался,  веки  тяжелели.  С  трудом  она
расстегнула пуговицу на блузке. Другую...
     --  Довольно,  -- Алексей поднялся. -- Можешь ограничиться
оплеухой. Я заслужил, кажется.
     -- Нет! -- Она вскрикнула и с силой толкнула его обратно в
кресло. -- Я не хочу больше никаких иллюзий! Никаких,  слышишь?
Не-на-вижу!
     Она  содрала  с  себя  блузку.  Юбка  вслед  за ней плавно
скользнула с беред в ноги. Она переступила  через  нее  и  едва
удержалась, чтобы не упасть. Коекак стащила коротенькую сорочку
и осталась перед ним в узких прозрачных трусиках.
     Алексей рывком поднялся.
     --  Прости,  если можешь, -- пробормотал он и направился к
двери. Уже открывая, услышал за  спиной  плач.  Она  сидела  на
тахте,  уткнув  лицо  в  колени.  Узкие  плечи  вздрагивали  от
рыданий. В  нем  шевельнулось  чувство  раскаяния.  ="Что  если
подозрения  относительно  Тэн напрасны? -- подумал он. -- Тогда
эта египетская казнь, которую я устроил, долго будет висеть  на
совести.
     Алексей вернулся и сел рядом.
     -- Не уходи, -- всхлипывая, чуть слышно попросила она.
     -- Да.
     Светлана разжала пальцы, и толстый лист ватмана, содранный
со стены, медленно, с натугой расправился.
     -- Здесь даже имя. Но ты просмотрел, кажется.
     В  хаосе  линий,  прямо  через  лицо,  он  вдруг отчетливо
разглядел собственное имя...
     А Л Е Ш А
     Зачем-то спросил:
     -- Где сейчас эта пифия?
     -- Не знаю.
     Алексей провел нетерпеливо ладонью по черному, сверкаюжему
водопаду волос. Она  встрепенулась  и  быстро  обвила  его  шею
руками, смеясь и плача одновременно.
     -- Кошмарное лето! Я, кажется, успела сойти с ума.

        x x x

     ...Спустя   час  Светлана  ввбралась  из  его  об®ятий  и,
набросив на себя халатик,  едва  прикрывающий  стройные  бедра,
побрела  к  бару.  Но  дойти  не  смогла и без сил опустилась в
кресло.
     -- Мне необходимо выпить, наверное. Мне плохо.
     Влитый насильно стакан водки,  похоже,  оглушил  ее.  Лицо
было бледным. Алексей открыл бар и удивился обилию разномастных
бутылок с яркими наклейками. Впрочем, все они были непочаты.
     -- Даже коллекционное, о! Откуда?
     --  Ну,  ты  не знаешь настоящую цену моего места, -- вяло
отозвалась она. -- Я говорила, кажется...
     -- Не знал. До последнего времени.
     Он сбил сургуч с какой-то толстой, непрозрачной бутылки  и
штопором  вырвал  пробку.  Рубиновая  струя  тяжело пролилась в
глубокий хрусталь. Себе плеснул в  стакан  водки.  ="Нищий,  но
гордый"=,  --  хмыкнул  он.  Зато  невеста, похоже, досталась с
приданым. Под ногами белый ковер или палас с  густым  по  самые
щиколотки  ворсом.  Не  меньше  сотни иллюстрированных, чудесно
изданных альбомов. Видюшник. Видеоплеер. Еще что-то. Хотя в  ее
положении это все мелочи, надо думать.
     Вино  вернуло  на  ее  щеки  румянец.  Блестя глазами, она
забралась к нему на колени и  неожиданно  опрокинула  навзничь.
Затем с победительным видом уселась верхом.
     --  В такой позе тебе не придет в голову валять дурака, --
строго заявила она. Он подумал и вынужден бнл согласиться.
     --  Теперь,  Алешенька,  ты  выложишь  все  до   последней
гадости,   какие   собрал  обо  мне  в  последнее  время.  Пора
отрегулировать отношения. Но, имей в виду,  за  всякую  ложь  я
буду вливать в тебя по стакану водки.
     Она вдруг всхлипнула от недавней, еще свежей обиды.
     -- Второй раз я такой экзекуции не вынесу.
     Он   промолчал,   старательно   кося   глазами.   Светлана
проследила его взгляд и запахнула раз®ехавшийся в  низу  живота
халатик.
     -- Не отвлекайся, пожалуйста.
     -- Хорошо. Начнем с того, моя прелесть, что вы, номинально
являясь   мастером  колбасного  це