Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
развалюхи с черными провалами окон. Пробежал лучам света
вдоль... Потом дорога пошла под гору, к железке. Выходит, он
был где-то посреди поселка, но голоса доносились все так же
далеко. Он сделал еще шагов десять, и вдруг явственно услышал
перебранку, но уже у себя за спиной. Откуда пришел... И плач.
В недоумении Андрей остановился. Выключил фонарь, надеясь,
что глаза привыкнут, и он сможет осмотреться.
Звон разбитого стекла, совсем рядом, заставил его
вздрогнуть от неожиданности. Несколько спустя в другом месте
куражливый, явно пьяный голос затянул невразумительный мотив.
Пять-шесть голосов вразнобой и невпопад подхватили
песнопение... На соседней улице, так ему показалось, хлопнула
дверь, и женский визгливый голос огласил темноту матом. В ответ
раздался недвусмысленный, чмокающий звук и похабный смешок.
Плакал ребенок. Мужик бранил бабу, баба на чем свет крыла
мужика.
Взлаяла, загремела цепью собака...
Андрею сделалось жутковато. Он ущипнул себя -- не спит ли?
Потом, желая развеять наваждение, зычно гаркнул в ночь:
-- Эге-гей! Эй!
Постоял, прислушался. Но никто, казалось, не обратил на
его крики внимания. Не прекратилась перебранка. Не залаяла
собака. Мертвый поселок жил своей обыденной убогой жизнью.
Голоса звучали все так же неотчетливо, он не разобрал ни
единого слова, о смысле догадывался разве что по интонациям.
Стуча зубами от холода, Андрей добрался наконец до ограды.
Круто обернулся, сам не зная почему. Шагах в двадцати,
почудилось, из темноты движется за ним белесое пятно, отдаленно
напоминающее женский, размытый силуэт.
Андрей шагнул навстречу. Полоснул вдоль дороги лучом
света. На обочине фонарь выхватил из темноты криво стоящую
бетонную сваю, неизвестно когда и для чего тут забитую.
Андрей зло сплюнул и отправился в избу. Залез под тряпье
на кровать, стараясь согреться. Ощущения после случившегося
были, конечно, мерзкие. Но Андрей Ходарев, человек сугубо
практический, в чудеса сроду не верил, полагая, что у всякого
="чуда"= имеется свое собственное об®яснение. Он вспомнил деда
Устинова и крест, который тот повесил ему на шею. Коротко и
нервно хохотнул, представляя на своем месте набожного старика.
То-то, должно быть, бородища стояла дыбом от страха.
-- Тю-тю-уу!
Он даже подскочил. Да не из-за этого ли ="чуда"= дурной
старик бросил все хозяйство? А ведь так и есть, на самом деле.
Петухи, говорит, по ночам орали.
Во придурок так придурок! Домолился божий одуванчик. Таких
историй ="с петухами"= Андрей сам мог бы порассказать с десяток
неменьше. Причем, не выдуманных, а действительно бывших, с ним
лично, а не в Киеве с дядькой. Однажды, к примеру, это в
сентябре было, году в семьдесят девятом, или в семьдесят
восьмом? Весь день с утра в ушах орали петухи. Кругом тайга,
ближняя деревня в сорока километрах, а то и все полста. А
петухи орут. Не близко, правда, но слыхать хорошо. Ну, ладно
если бы он один их слышал, а то вдвоем были. Толик Казенных...
Кобзоном звали, в напарниках у него болтался -- то же самое.
Как петух заорет -- оба слышат, плечами пожимают.
Ну и что с того? Живы остались, никто не помер.
В другой раз, такое же... Но тогда Ходарев уже один был.
Зимой на лыжах. Идет лесом, а в носу откуда ни возьмись --
запах свежей выпечки. Причем, сдобной выпечки. И до того
отчетливо, что слюнки потекли. Полдня шел отплевываясь потом
отстало.
Но самый, пожалуй, диковинный случай произошел с Андреем
совсем недавно. В городе началась форменная голодуха, словно в
блокаду. Магазины пустые, шаром покати. Даже хлеб с перебоями,
с дракой брали. Ну, делать нечего, надо семью кормить. Взял
Ходарев посреди зимы отпуск и -- в лес. Договорился с хозяином
балагана, не за так конечно, обещал поделиться, ну а там дай
бог удачи, как говорится. За день добежал до места, все путем.
Отдохнул, отлежался за ночь. Наутро снова на лыжи и --
вкруговую, петлю километров в тридцать отмахал. Но следы
лосиные нашел, в первый же день. И стоянку обнаружил на вырубке
в старом ельнике. Семенник когда-то оставили. Прикинул по
следам, выходило штуки четыре-пять, с лосятами. С тем и
вернулся в балаган. На радостях выпил солдатские сто грамм.
Но везуха на этом закончилась. На следующий день взыграло
солнце. Безветрие полное. Снег звонкий, хрусткий, лыжи за три
километра человеку слыхать. Чтобы к лосям при такой погоде
подобраться на выстрел, нечего и думать. День минул, другой,
третий. Погода все не меняется. Так неделя прошла, вторая
началаоь. От безделья глаза на лоб лезли. Целыми днями гонял
пустой чай -- чагой заваривал. Оброс бородищей, навроде деда
Устинова, а когда вовсе делалось тошно, вставал на лыжи и без
всякой цели бродил цо лесу. Шлепнул попутно пару тетеревов на
лунках.
Однажды, в очередной раз собравшись на моцион, как он
называл свои вынужденные прогулки, Андрей вышел из зимовья и
стал вытаскивать из-под крыши оставленные там на ночь лыжи.
Потом обернулся и обмер...
По залитой солнцем, заснеженной поляне, прямо перед его
зимовьем, вышли из лесу шестеро охотников. Все в белых
маскхалатах, идут гуськом на лыжах, переговариваются. На
валенках -- белые чехлы. С палками. Даже лица разглядел, вроде
знакомые. А вот кто -- ни одного не вспомнил.
Первая мысль была -- бежать. Если егеря, то за
браконьерство в два счета срок влепят, не охнешь. Даром, что в
городе жрать нечего. Но потом видит: все шестеро вроде как мимо
через поляну идут. Его не замечают. И балаган мимо прошли, не
увидели... Охотнички хреновы. И тут Андрей спохватился. Да ведь
его ищут! Как-никак две недели уже прошло, жена извелась,
поди-ко, дома. Хотя... с чего бы ей? Он и не обещался скоро. И
зачем тогда маскхалаты, если на поиски отправились? Нет, что-то
тут другое. Скорее всего, начальство по лицензии промышляет.
Говядина со свининой надоели, которыми с баз отоваривают, вот
решили лосятинкой разговеться... Жирок на боках разогнать.
Точно. Только вид сделали, будто не заметили его. Дескать, мы
тебя не трогаем, и ты нас знать не знаешь. В глаза не видел.
Который впереди -- егерь, наверняка.
Но тут Андрею пришла в голову другая мысль. За тридцать
верст от дороги никакое начальство на лыжах пеши не потащится.
Они лосей с машин бьют; по лесовозным дорогам в делянку заедут
-- они тут и есть, лоси. В домашних тапочках, считай, охотятся.
Тогда кто? Что за люди такие? Андрей решил окликнуть. В
конце концов, мало ли чего он тут делает. Если бы с лосятиной,
с мясом застукали, это дело другое. На, вяжи в таком разе. А
намерения к делу не пришьешь. Да и любопытство разобрало -- не
утерпел.
-- Эгей! Мужики-и?!
Смотрит, а они идут себе, как шли. Ноль внимания на него.
Уходят... Уже и спины показали, да что такое? Неуж не слышали?
Заорал пуще прежнего.
-- Стой!!! Портянки размотались! Эй?!
Ни один даже башку не поворотил на голос. А Андрей уже в
раж вошел. Да и обидно показалось. Сдернул с плеча ружье. Раз!
Раз! В воздух. На поляне с берез даже иней местами посыпался. А
эти -- хоть бы что... Так и ушли.
Андрей минут пять еще стоял, хлопал глазами вслед, пока
вся группа не скрылась между заснеженными деревьями. Потом
спохватился и встал на лыжи. ="Ну уж дудки! -- со злой удалью
пробормотал он. -- Я в ваши гордые рожи все равно загляну.
Далеко не уйдете"=. Резво так рванул поперек поляны на лыжню.
Выскочил на середину и заозирался... Никакой лыжни через поляну
не было. Кроме его собственной.
Вот такие дела... Как говаривала ему, мальчонке еще,
бабка-покоенка: ="Мало ли че в одиночку-то присерется. Не
всякому верь"=.
Он и не верит. Случай с петухами, надо полагать, -- это
слуховые галлюцинации. С выпечкой, сдобной -- обонятельные. А
те шестеро в маскалатах -- то ли мираж, по погоде, видать. То
ли зрительные галлюцинации, от безделья. Короче, все довольно
элементарно.
="Ну, дед, божий одуванчик! Погоди, расскажу в улице, как
ты в штаны наложил. Петухов испугался, хрыч старый..."=
Эти последние мысли едва уже ворочались в голове, и,
наконец, Андрей провалился в сон, как в яму. Наутре, постепенно
выбираясь из ="ямы"=, он слышал сквозь забытье какое-то
хождение, тихо постанывали половицы. Приснилось, будто
бабка-покоенка подошла подоткнуть на нем лопотину, чтобы не
мерз. Навалила сверху еще...
И вдруг, как от толчка Андрей проснулся от одной
совершенно отчетливой мысли. Старик Устинов, по его словам, был
в Волковке десять дней назад. Значит ли это, что все десять
дней в поселке продолжалась эта ночная тайная жизнь? Или он,
Ходарев, подоспел к очередному представлению?
Если это мираж, то довольно странный.
За окнами брезжил серый рассвет. Андрей зябко передернул
плечами. К утру изба окончательно выстыла. Похоже было на
заморозок. Он ругнул себя, что не догадался с вечера вытопить
печь. Всего-то надо было чиркнуть спичку -- дрова в плите были.
Встал нехотя, кутаясь в тряпье, и пошел топить.
Пока разгорались дрова, с ожесточением скоблил ножом стол,
удаляя надпись, и вдруг -- мимо него, едва не задев, мелькнула
какая-то тень и с силой ударила в простенок. Вслед за тем в уши
рванул грохот, и вся изба разом наполнилась едким дымом и
летающими хлопьями сажи и пепла. Андрей метнулся в сторону, к
стене, и инстинктивно выкинул в руке перед собою нож. В двух
местах на полу сквозь дым увидел -- что-то горело.
Поленья!
Наконец сквозь дым и сажу разглядел повисшую на одной
шарнире дверцу плиты -- через нее в избу валили клубы едучего с
запахом серы дыма... И сразу все понял. Бросил нож. Открыл все
окна, насщупь нашарил входную дверь. Толкнул. Горящие поленья
выбросил за окно.
Дым потянуло наружу, и его глазам предстала развороченная
взрывом плита с оборванной дверкой. Пакостник преподнес
очередной сюрприз -- нашпиговал плиту порохом. Должно быть, в
отместку за патроны. ="Что ж, на войне нак на войне. Но теперь,
сукин сын, охотиться на тебя буду я"=.
Андрей прямо из окна наломал черемуховых зеленых побегов,
на веник. Связал, и сколько мог, насухо, без воды прибрал избу.
Затем поправил плиту и заново навесил дверку -- единственно,
чтобы лишить Пакостника удовольствия.
До пассажирского оставалось часа полтора. Он вытряхнул на
стол содержимое рюкзака -- четыре амбарных висячих замка и
завернутый в мешковину медвежий капкан с тяжелой цепью и
пробоем на конце. Капкан Андрей обнаружил в свой мартовский
приезд в Волковку среди старого инвентаря, которым время от
времени пользовался. Он удивился, что не обратил на него
внимания раньше. Правда, капкан изрядно проржавел, и одна из
пружин оказалась лопнувшей. Пришлось ее заменять. он опустил
капкан на пол. Взвел. Потом самодельным веником слегка придавил
тарелочку, лязгнули зубатые дуги, и перерубленные, черемуховые
прутья брызнули в стороны...
3
Районный прокурор Хлыбов припарковал ="УАЗ"= на стоянке
возле железнодорожного вокзала. Прибытие поезда, похоже, было
об®явлено, и основная масса пассажиров оживленно толпилась на
посадочной платформе.
Хлыбов, плотный, крупный мужчина с тяжелым, малоподвижным
лицом и набрякшими веками, отчего глаза казались сонными,
неторопливо вылез из машины и, не глядя по сторонам, двинулся в
опустевшее здание вокзала, похожее на опрокинутый аквариум.
Молоденький сержант милиции поспешно приветствовал его,
столкнувшись в дверях. Хлыбов ответил коротким кивком, прошел к
киоску ="Союзпечати"=.
-- Сигареты есть? -- рявкнул он, наклонись к окну.
Киоскер вздрогнул и выронил из рук раскрытый журнал,
вернее, выпустил, а не выронил. И это не укрылось от внимания
Хлыбова, как и голая девка, мелькнувшая глянцем на журнальнам
развороте.
Киоскеру можно было дать от сорока и до семидесяти --
обычный вид выпускника ЛТП с солидным в прошлом питейным
стажем. Завидев Хлыбова, он расплылся радостной улыбкой, даже
всплеснул руками.
-- Ффу... Гаврилыч! ты так до сроку в могилу столкаешь.
-- Неохота?
-- Ну, дак...
-- Напрасно, говорят, там сейчас лучше, чем здесь.
-- Вот пусть они, кто это говорит...
-- Сигареты есть?
-- Какие пожелаешь, Гаврилыч. ="Кэмэл"=. ="Мальборо"=...
есть ="Космос"=. ="Астра"=.
-- Хм? Даже так?
-- Для хорошего человека...
-- У тебя что, табачный киоск? Или ="Союзпечати"=?
Киоскер с готовностью подхихикнул.
-- Ладно, ="Кэмэл"=, пожалуй.
-- Семьдесят пять рубликов. Не дороговато?
-- Не для себя беру. И прессу... по экземпляру.
-- Журналы?
-- Тоже. Вот этот не надо. И этот... убери.
Хлыбов рассчитался и напоследок тяжело глянул продавцу в
бегающие, мутноватые глаза.
-- С наваром работаешь? -- он опустил глаза вниз, куда
упал журнал.
-- Ну... так, иногда ребята подбрасывают, случается, --
замялся тот.
-- Сколько?
-- Дак это по-всякому бывает...
-- Соврешь, проверку устрою.
-- К основному если... на круг, ну, рубликов триста
случается.
Хлыбов с сомнением хмыкнул.
-- Черт с тобой. Живи, бизнесмен. И службу не забывай,
понял?
-- Все как сказано, Вениамин Гаврилыч. Приглядываю...
-- Ну, ну. Бывай.
Во время разговора с киоскером Хлыбов уцепил боковым
зрением высокую фигуру парня с кожаным баулом через плечо. Тот
топтался под расписанием, пока не тронулся поезд. Теперь он
встречал Хлыбова возле ="УАЗа"= обаятельной белозубой улыбкой.
-- Хлыбов? Вениамин Гаврилович? -- осведомился он, делая
шаг навстречу.
="Ишь ты, Карнеги выискался, -- хмыкнул про себя Хлыбов.
-- Порядочному человеку эти улыбочки ни к чему"=. Он равнодушно
кивнул, бросил кипу газет и журналов на заднее сиденье. Сверху
блок ="Кэмэла"=. Жестом пригласил молодого человека в машину.
-- Прошу.
Тот нимало не смутился весьма сдержанным, приемом. Уже
сидя в машине, не таясь, некоторое время с любопытством
разглядывал Хлыбова. Затем протянул руку.
-- Валяев Алексей Иванович. Прибыл в ваше распоряжение.
-- Первомайская районная прокуратура?
-- Да.
-- Так. А где остальные?
-- Остальные? Про остальных, увы, ничего не знаю. Могу
отвечать только за себя.
-- Понятно, -- Хлыбов включил зажигание, положил руку на
рычаг. Но трогаться не спешил, о чем-то размышляя.
Валяев Алексей Иванович тоже молчал, но было видно, что
молчание не особенно его тяготило.
-- Надолго? -- спросил Хлыбов, не поворачивая головы.
-- Как ко двору прийдусь.
-- То-то у расписания торчал. На обратный рейс прикидка?
Или как?
-- Отнюдь. Я не хотел светиться возле вашего джипа.
Хлыбов, недоумевая, поднял на него тяжелые веки.
-- Не понял?
Вместо ответа Алексей сунул руку за отворот куртки и вынул
костяную рубчатую рукоять, нажал никелированную кнопку, и с
десяток сантиметров хищно мерцающей стали с мягким щелчком
вылетели наружу.
Это еще откуда?
-- Выкидуха. Купил у проводника. Мордастый такой жлоб. За
стольник сторговались.
-- Стольник? Надо было из®ять, и точка. И оформить привод.
-- Ни в коем разе. Я еще на ствол договорился. Через пару
недель.
Хлыбов присвистнул.
-- Ну, ты лопух, Леша Иванович... Или Попович?
-- Иванович.
-- Стволами торгуют в темных подворотнях. Это раз.
Мимоходом. Это два. Через третьи руки. Три. И чтобы рыло нельзя
было разглядеть. Четыре. -- Хлыбов фыркнул. -- Проводник... хы!
-- Я думаю, так и будет, Вениамин Гаврилович, -- ничуть не
обидевшись на ="лопуха"=, согласился Валяев.
-- Ладно. В подробности не вникаю. Готовь акцию.
="УАЗ"= неторопливо вырулил со стоянки и покатил по
разбитой с остатками асфальта дороге в центр города. Хлыбов
отрешенно молчал и только проезжая приземистое здание из
светлого силикатного кирпича, обронил:
-- Прокуратура.
Через сотню метров кивнул направо.
-- РОВД... На соседней улице суд.
Некоторое время машина петляла по старой части города с
однообразными старокупечеокими домишками и перерытой в
нескольких местах проезжей частью. Мелькнули деревянные
корпуса, похожие на больничные, и через минуту Хлыбов остановил
машину, -- душераздирающе взвизгнули тормоза.
-- Конечная. Вагон дальше не идет.
="Конечная"=, судя по всему, располагалась на окраине
города, и, пожалуй, это было единственное отрадное для глаза
место из всего, что Алексею удалось разглядеть по дороге сюда.
С полгектара крупного соснового леса и премилый, рубленый из
сосны же коттедж с высокой мансардой-теремом и кирпичными
пристройками. В сотне шагов от них сквозь желтеющие стволы
отливала закатным блеском узкая полоска воды. В другой стороне
маячил еще коттедж, целиком из кирпича, но, кажется,
незаконченный -- наполовину в строительных лесах.
Хлыбов перехватил взгляд, усмехнулся.
-- Местный приходской поп. Жорка Перепехин, это в миру. А
в сане -- отец Амвросий, ни больше ни меньше, хва-ат, тот еще.
У прокурора власть, связи, а этот божьим словом кормится. И
неплохо кормится! Я стороной койкакие справки навел о доходах.
Усопших родственников помянуть -- десять, пятнадцать, двадцать
пять деревянных в зависимости от поминального списка. Свечку
поставить за упокой -- трояк. Родины, крестины, свадьба,
покойника отпеть -- четвертак и выше. Молебен заказной --
полсотни с носа. Пожертвования на храм -- полпенсии, плюс
трудовое участие. Кто уклоняется, тем с амвона гееной огненной
навечно грозит. Или стыдит персонально каждого, сам слышал.
Грехи ни в какую не отпускает. Словом, разбойник. Зато храм --
вот он. Прокурора переплюнул. И личная ="волга"=, двадцать
четвертая. У попенка прихода пока нет, но на храм с гаражом
батька со своих прихожан насшибал. Где-то на Белгородчине.
Торговлишка у него... Пластмассовый образок -- десятка.
Крестик, алюминиевая штамповка -- пять. Свечи... Ну, и до
бесконечности. Как говорится, не сеем не пашем -- только ху...
пардон! Кадилом машем. Вот так, Леша Попович...
-- Иванович.
-- А я что сказал? А... ну, да. Конечно. А теперь скажи,
на кой ляд русскому мужику еще раз сажать себе на шею этого
спиногрыза Жорку Перепехина? С его чадами и домочадцами? Ведь
сказано: ="Бог не в церквах, а в душах ваших"=. А потому
="молитесь втайне, а не как фарисеи"=.
Хлыбов забрал прессу, сигареты и распахнул дверь на
веранду.
-- Проходи. Гостем будешь.
Вслед за хозяином Алексей миновал просторную веранду с
набором плетеной мебели и через тамбур попал в полутемную
прихожую со множествам дверей, свет в которую проникал через
витражное узкое окно с цветными стеклами. Из прихожей наверх в
мансарду вела полукруглая лестница с ажурными резными
перильцами.
Пока Алексей озирался, Хлыбов исчез. Потом его голос
раздался откудато из глубины.
-- Анна! У нас гость. Принимай!
Алексей почувствовал легкое движение у себя за спиной и
обернулся. Одна из дверей справа бесшумно отворилась, и через
порог в прихожую ступила роскошная, чуть тяжеловатая шатенка в
чем-то длинном, густо вишневого цвета. Возможно, это был просто
халат, Алексей не слишком разбирался, но от обычного халата это
одеяние о