эпохе идет
здесь  речь. Ведь  это были двенадцатый, одиннадцатый или  десятый  века  до
нашей  эры,  век Ифигении  и  Клитемнестры, Троянской войны и участника этой
войны - критского царя Идомея, который принес Посейдону в жертву своего сына
в  знак благодарности за спасение от морской бури. Тогдашние древнееврейские
племена  в духовном развитии стояли  не выше и не  ниже других народов своей
эпохи, в том числе дорийцев или ахейцев.
     Очень интересным примером об®единения  в одном сказании старых и  более
новых  мотивов  служит прелестная  легенда  о  верной  Руфи.  Многочисленные
арамейские  обороты  в тексте  говорят о  том,  что легенда  возникла  очень
поздно,   предположительно  уже   после   вавилонского  пленения.  Некоторые
исследователи Библии пришли к выводу, что история  Руфи является своего рода
политическим памфлетом,  в аллегорических образах  выражающим протест против
драконовских  распоряжений  Ездры  и  Неемии,   не  только  не  признававших
смешанные  браки,  но  даже  изгонявших  из  Иерусалима  женщин  чужеземного
происхождения,  вышедших  замуж  за  евреев. Автор легенды  хотел  напомнить
иудейским  фанатикам,  что  Руфь,  прабабка  величайшего  израильского  царя
Давида,  была  моавитянкой  и,  следовательно,  смешанные  браки  осуждались
несправедливо.  Если так оно и  было в  действительности, то автору  легенды
все-таки пришлось  воспользоваться  гораздо более древней легендой  на ту же
самую или  сходную тему, ибо в послевавилонскую эпоху описанные в сказании о
Руфи  обычаи уже вышли  или выходили из  обихода.  Еще один пример. Право на
оставленные на стерне колосья было древней привилегией бедняков, вдов, сирот
и  путников, закрепленной  еще  в Моисеевых  законах. Однако после того, как
израильтяне  стали  селиться в  городах  и  усилилась классовая  рознь, этот
старинный  обычай редко  соблюдался.  Некоторые пророки, в особенности Амос,
Исаия  и Михей,  осуждали богачей  за угнетение  бедняков.  "Выслушайте это,
алчущие поглотить  бедных и погубить нищих", - восклицает Амос. Изображенные
в легенде идиллические общественные отношения, при которых земледельцы живут
в  патриархальной гармонии со своей челядью и полны сочувствия к бедным, уже
тогда были  анахронизмом. Другой узаконенный обычай, описанный в  сказании о
Руфи, был еще более старым. Мы имеем в виду так называемый левират, согласно
которому брат умершего мужа должен был жениться на бездетной вдове. В случае
его отказа вдова могла добиваться своих  прав  по суду. Руфь вышла  замуж за
Вооза  в  силу закона  левирата,  который продержался  среди  израильтян  до
первого века до нашей эры.
     Однако  в  послевавилонскую  эпоху  уже  не  существовало  связанной  с
левиратом процедуры, предписывающей человеку, который  не пожелал  жениться,
снять свой башмак в  знак того,  что  он уступает  права  на  вдову в пользу
ближайшего родственника. Этот давно уже забытый формальный жест имел бытовое
обоснование  в те  времена, когда еще не было письменности и зафиксированных
юридических актов.
     Кстати,  в своей  самой старой форме  обычай  этот  был  чреват  весьма
бурными  последствиями. Если  родственник  отказывался выполнить свой  долг,
вдова силой снимала с  него  башмак,  плевала  ему  в  лицо  и  таким  путем
выставляла  его  на  посмешище  перед  всем  обществом. Коснувшись  наиболее
любопытных аспектов  Книги судей,  мы  намеренно  отодвинули на  самый конец
обсуждения образа  Самсона, поскольку его история служит как бы введением  к
истории Самуила,  Саула  и Давида.  Самсон, несомненно,  фигура легендарная.
Некоторыми чертами он напоминает шумерского Гильгамеша и греческого Геракла.
Ученые  даже  подозревают,   что  первоначально  Самсон  был  мифологическим
божеством   у   племен,   поклонявшихся  солнцу;   в   Ханаане  было   много
последователей  этого   культа.  Имя  Самсона  этимологически  выводится  из
древнееврейского  слова   "шемеш"  и  вавилонского   "шамшу",  что  означает
"солнце". Кроме того, известно, что в Бет-Шемеше, на небольшом расстоянии от
родной деревни Самсона, находился храм, посвященный богу солнца. Стало быть,
не исключено,  что  прообразом Самсона был какой-нибудь  божок, популярный у
ханаанеян. Все вышесказанное вовсе не означает, будто этот библейский  герой
не  является  творением  древнееврейской  фантазии.  Отчаянный,   задиристый
забияка,  неисчерпаемый в проделках хват-детина,  детски  наивный богатырь -
какая  же  это  великолепная, типичная  народная  фигура!  В его фортелях  и
жизненных  передрягах  выявляется  грубый  юмор  древнееврейских  пастухов и
характерное для Востока пристрастие к приключенческим легендарным сказаниям.
     Народ дарил Самсона симпатией, с удовольствием рассуждал о его любовных
приключениях  и с  чувством  веселого удовлетворения следил  за тем,  как он
расправлялся  с  ненавистными  филистимлянами.  В  образе  Самсона по-своему
отражалось тогдашнее, еще слабое политическое самосознание израильтян.  Ведь
Самсон  не  является  вождем, который,  подобно  другим  судьям,  организует
сопротивление  угнетателям.  Его  стычки  с  филистимлянами  носят  характер
одиночной,  партизанской   борьбы  фанатика,  который  хочет   отомстить  за
испытанные  или  мнимые  оскорбления. Его действия  продиктованы не  столько
патриотизмом,  сколько  желанием  свести  личные счеты.  И  только  в  конце
сказания  образ Самсона  отчетливо возвеличивается, становится героическим и
подлинно  трагическим.  В этом  глубоко волнующем  финале как бы  содержится
предвестье  наступающих  новых  времен,  когда  перессорившиеся  израильские
племена перед лицом  растущей филистимской опасности поймут наконец,  что им
необходимо об®единиться для общей борьбы за свободу. По воле своих родителей
Самсон был связан  обетом  назорея  еще с  младенчества.  Однако он соблюдал
только внешние требования назорейства: не стриг волос и не  пил вина. Помимо
этого,  в  своем  поведении  он  никогда  не  руководствовался  религиозными
мотивами. Таким образом, о Самсоне не скажешь, что он был борцом  за яхвизм.
В любовных авантюрах с филистимлянками, в  партизанских вылазках в одиночку,
в  кровавых приключениях, крайне сомнительных  с моральной точки  зрения, он
ведет  себя как  дикарь,  как язычник! Самсон не  был  ни мудрым  судьей, ни
вождем    своего    племени,    ни   религиозным   человеком,   отличающимся
богобоязненностью.
     Поэтому следует удивляться, что редакторы Библии включили его историю в
канонические   книги,  выставляя  его  в  известной  мере  как  образец  для
подражания.
     И  не  только включили,  но  с  грубым  натурализмом  изобразили  вещи,
которые, по  совести  говоря,  не вполне пригодны для  "писания", именуемого
"священным".  Мало того, в сказании о Самсоне они на редкость снисходительно
трактуют  многочисленные  любовные  похождения  израильтянина  с   женщинами
иноземного  происхождения  и  с  нескрываемым  удовлетворением  одобряют его
дикарские проделки.
     Как  же получилось,  что  такого  неотесанного героя народных  преданий
ввели  в "хорошее  общество"  вождей, царей  и пророков? Я  думаю, что ответ
прост. Самсон  стал  символом  героической  для  израильтян эпохи  борьбы  с
филистимлянами  и  в  этом качестве  так  неотделимо сросся  с  национальной
традицией, что обойти его было невозможно.
     Борьба  с  филистимлянами  велась за национальное бытие, а тем самым за
сохранение  израильской религии. Вот почему  абсолютно все поступки  Самсона
приобретали в глазах  правоверных яхвистов религиозный смысл  и значение. Мы
уже говорили,  что Самсон - фигура  легендарная, но фабула сказания основана
на   материале   исторических   событий.   Вооруженными   столкновениями   с
филистимлянами  отмечен  путь  израильтян  на  протяжении  без  малого  двух
столетий, и завершились они в конце концов победой царя Давида.
     До недавнего времени у нас было  мало данных о филистимлянах. Благодаря
археологическим открытиям  последних десятилетий и расшифровке египетской  и
месопотамской  клинописи мы получили относительно  полную информацию о  том,
кем были филистимляне и откуда они происходили.
     Желая   составить  себе  представление  о  них  и  понять,   при  каких
обстоятельствах   они  появились   в  Ханаане,  мы   должны   прежде   всего
познакомиться с  эпохой, в которую они жили и  действовали.  Археологические
раскопки  в  пелопоннесских  Микенах,  на Крите, в Трое, в Анатолии,  Сирии,
Палестине и  Египте  дают нам обширный запас  сведений об  этих отдаленных и
ранее совершенно не исследованных эпохах.
     Во  втором тысячелетии до  нашей эры  на  Крите  жил  народ,  создавший
утонченную культуру и  основавший на Эгейском море могучую торговую державу.
В  тот же самый  период Пелопоннес заселяли племена,  происхождения и  языка
которых мы не знаем.
     Их покорили воинственные ахейцы, закованные в бронзовые панцири. Ахейцы
возвели из каменных блоков крепости в  Микенах, Тиринфе и  других местностях
Арголиды.
     Греческий историк Фукидид сообщает, что  ахейцы занимались пиратством и
построили мощный флот, который стал опасным соперником для критян. Начиная с
пятнадцатого века до  нашей эры ахейцы под водительством атридов, к династии
которых  принадлежал  и   Агамемнон,  постепенно  вытесняют  критян  из   их
колониальных владений на Эгейских островах  и побережье Малой  Азии. В  1400
году  до нашей эры  они завоевывают  Крит и  уничтожают  цветущую  миносскую
культуру, названную так по имени мифического царя Миноса. Около 1180 года до
нашей эры, после десятилетней осады, они превращают Трою в груду развалин.
     Однако они  недолго  пользовались  плодами  своих успехов.  Из  глубины
Европы  пришли  другие  варварские  греческие  племена,  известные под общим
названием дорийцев.
     Они покорили Пелопоннес, Крит, Эгейские острова и побережье Малой Азии.
Под нажимом этих  племен на просторах Эгейского моря  произошла одна их  тех
этнических  революций, которые вызывали великие передвижения народов. Жители
Балкан, Иллирии  и Эгейских островов, изгоняемые из своих владений, волна за
волной устремлялись на юг в  поисках новых мест расселения. Они прошли через
Анатолию, Малую Азию, Сирию и Ханаан и добрались до дельты Нила,  где фараон
Мернепта разбил их наголову и принудил отступить.
     Наиболее грозным было наступление греческих  племен на  Египет  в  1191
году до  нашей эры  Несметные  орды  воинов  вместе в  семьями  и имуществом
двигались  вдоль  побережья  Сирии  и Ханаана,  заслоненные со стороны  моря
многочисленной  флотилией парусных  судов. Под их  ударами  рушится  держава
хеттов, ее столица - Хаттушаш  на реке Галис  превращается навсегда  в  кучу
щебня и  пепла. Добычей захватчиков затем становится Киликия с бесчисленными
табунами  породистых  коней,  которыми она  некогда  славилась.  Финикийские
города  Библ, Сидон  и Тир  добровольно  сдаются и  таким  образом  избегают
уничтожения.  Пройдя  Ханаан вдоль моря,  захватчики вторгаются  в Египет  и
опустошают его северные  районы.  Фараону Рамсесу  третьему пришлось напрячь
все силы, чтобы сдержать  этот напор. В конце концов он разгромил агрессоров
на  суше  и  на море,  уничтожив  их  флот в морской битве  под  Пелузиумом.
Величайшая из  опасностей, какие нависали  над Египтом  за всю  его историю,
была отвращена,  но у Рамсеса недостало сил, чтобы выгнать непрошеных гостей
также из  Ханаана  и  Сирии. Вот каким  образом уцелевшая от  разгрома часть
пришельцев  смогла беспрепятственно  занять плодородную приморскую  долину в
южном Ханаане и обосноваться там на века.
     По счастливой  случайности сохранился египетский  документ,  содержащий
безмерно  ценные   сведения  об   этих  таинственных   кочующих  народах.  В
Мединет-Габу, на небольшом  расстоянии от  Фив,  раскопаны руины  храма бога
Амона.  Стены  его  сверху  донизу  покрыты  надписями  и  картинами,  очень
внушительно изображающими ход  борьбы фараона с агрессорами. В  то время как
на  суше  доблестная  египетская  пехота  яростно  сражается с  иностранными
воинами,  на   море  корабли   фараона  одерживают  решительную  победу  над
неприятельским флотом. Видно, как с пылающих и тонущих парусников противника
падают  убитые и как  бросаются в  море перепуганные  матросы.  На одной  из
фресок мы  видим  запряженные  волами тяжелые  подводы, на которые погружены
женщины,  дети и военная добыча. Следовательно, это было переселение народов
в полном  смысле слова. Мужчины - высокого роста, у них бритые лица, прямые,
типично греческие носы  и  высокие лбы.  Воины носят  на голове своеобразные
шлемы  из  птичьих  перьев,  напоминающие шлемы  героев  Гомера  на  древних
барельефах.  Широкие короткие мечи и небольшие круглые щиты, вероятно,  тоже
греческого  происхождения.  Из  настенных надписей  мы узнаем, что  египтяне
называли захватчиков  "народами  моря". Особое место у  них  занимают  воины
племен  "Доноя"  и  "Ахайва";  под  этими  названиями, возможно,  скрываются
известные нам из  древнегреческой истории  данайцы  и ахейцы. Мы встречаемся
также с египетскими  названиями филистимлян - "Пелесет" или "Прет". Несмотря
на эти данные, ученые не единодушны в определении этнического  происхождения
агрессоров. Но  даже  если  здесь  смешались  племена самого  разнообразного
происхождения,  как считают  некоторые исследователи,  то во  всяком  случае
бесспорно то, что они находились под влиянием греческой культуры и что среди
них были также и ахейцы, вытесненные дорийцами с Балканского полуострова, из
Малой Азии и с островов Эгейского моря.
     После неудачного  похода в  Египет филистимляне обосновались в  Ханаане
почти одновременно  с  израильтянами. Из Библии  мы знаем,  что  они  заняли
урожайную полосу  побережья  к югу  от горы Кармил.  Их города-государства -
Газа,  Аскалон,  Азот,  Гат  и   Экрон  образовали  федерацию,  называвшуюся
по-гречески "пентархия".
     Направляя  свою  экспансию  в  глубь  материка, они  быстро  вступили в
конфликт с  соседствующими с ними израильскими племенами Иуды и Дана. Именно
эти столкновения и образуют исторический фон сказания о Самсоне.
     Среди  "народов  моря"  филистимляне  составляли  особую,  не   слишком
многочисленную  этническую группу. Исследователи Библии и археологи всячески
стараются узнать о них что-либо новое, и в этом отношении у них уже есть ряд
достижений. Расскажем вкратце о результатах научных поисков, проводившихся в
этой области до сих пор.
     Если верить Библии, филистимляне были родом с Крита. Пророк Амос (глава
9, стих  7) вопрошает от  имени  Яхве:  "Не  я  ли  вывел  Израиля  из земли
Египетской, и  филистимлян  - из Кафтора?.." Под названием Кафтор  имеется в
виду  Крит  (в   вавилонских   клинописных  текстах  -   Кафтора).  Сомнения
относительно именно такого, а не иного  толкования слова "Кафтор" рассеивает
далее пророк Иезекииль, который прямо отождествляет филистимлян с критянами.
Следовательно,  если мы  согласимся с  библейским  преданием,  то  придем  к
убеждению,  что филистимляне были ахейцами, которые покорили Крит, а потом в
свою очередь были вытеснены с этого острова дорийцами.
     К сожалению, такого  рода предания часто обманчивы и не  имеют ценности
научного доказательства. Исследователи обратили внимание  на  примечательный
факт:
     некоторые  филистимские  имена были  иллирийского  происхождения,  и  в
Иллирии существовал  город Палесте. Так как  переселение  дорийских  народов
началось  именно  там,  не исключено,  что  филистимляне  были  догреческими
жителями Иллирии,  вытесненными  оттуда  очередными захватчиками.  Послушаем
теперь,  что  по  этому  вопросу  говорит  археология  на  основе  раскопок,
проведенных в Сирии и Палестине.
     Так вот, в развалинах города Угарита найдены  гробницы, по  типу своему
характерные  для  эгейской, кипрской  и  микенской культур.  Зато  керамика,
выкопанная  из   руин   пяти  филистимских  городов   бывшего  Ханаана,   по
преимуществу микенская. Кубки  и кувшины украшены черным и красным  фигурным
орнаментом,  нанесенным на  фон  светло-желтой глазури.  Такую  керамическую
посуду употребляли именно в Микенах, городе Агамемнона. Более  знаменательны
другие археологические  находки.  В  сказании  о  Самсоне  Библия изображает
филистимлян  любителями массовых пирушек.  Мы читаем там дословно:  "И когда
развеселилось сердце их, сказали:
     позовите Самсона, пусть он позабавит нас.  И призвали Самсона  из  дома
узников, и  он забавлял  их, и поставили  его между столбами... Дом  же  был
полон мужчин и женщин; там были все владельцы филистимские, и на кровле было
до трех тысяч мужчин  и женщин, смотревших на забавляющего их  Самсона". Эту
внушительную картину шумного пира археология дополнила несколько неожиданным
образом. В руинах  филистимских  городов  найдено большое количество  пивных
кувшинов, снабженных  носиками с  фильтром для задержания  ячменной  шелухи,
плавающей  в  свежесваренном  пиве.  Итак, выяснилось,  что  в  стране  вина
филистимляне  оказывали  предпочтение пиву, традиционному  напитку греческих
воинов. Какие же выводы  напрашиваются из этих фактов? Мы не  можем  со всей
решительностью утверждать,  будто филистимляне  принадлежали к великой семье
греческих племен. Верно, однако, то, что они долго пребывали под влиянием их
культуры и  усвоили  их  обычаи.  Возможно даже,  что  среди  них находились
ахейские  беженцы  из Арголиды, Иллирии,  Малой  Азии,  с  Крита  и Эгейских
островов.  По  всей  вероятности, это  были  кочующие  племена греческого  и
негреческого  происхождения, которые после поражения  в Египте  об®единились
для совместного захвата Ханаана.
     По справедливости можно было бы спросить:
     каким образом  такая маленькая  горстка захватчиков не  только удержала
свои завоевания, но даже со временем подчинила себе почти весь Ханаан вместе
с израильтянами? Оказывается, их превосходство  основывалось на том, что они
привезли с собой тайну обработки железа. Железное оружие  и инструменты дали
им  решительное преимущество над страной, которая находилась еще в бронзовой
эпохе.
     Отступим на  несколько веков назад,  чтобы узнать, какими путями  дошли
филистимляне  до  овладения  железом.  Где-то в  Армянских горах жило  племя
Кизвадан, которое  в  четырнадцатом  веке до нашей эры научилось  выплавлять
железо.  Оно не сделало  нового открытия, а  попросту нашло способ  дешевого
изготовления  железа, да еще  в большом количестве.  В Египте и Месопотамии,
где железо  знали уже в гораздо более раннюю эпоху, в третьем тысячелетии до
нашей эры, оно встречалось, однако, столь редко, что его ценили выше золота.
     Кизваданов покорили хетты и, разумеется, вырвали  у них тайну плавления
железа, которую они  берегли как зеницу ока. Когда один из фараонов попросил
дружественного хеттского царя открыть ему  тайну, то получил в ответ  только
железный  стилет  без всяких комментариев. В двенадцатом  веке до нашей  эры
"народы  моря" разгромили  хеттов  и  овладели  тщательно охраняемой  тайной
плавки железа. Это  ценнейшее сокровище  досталось  филистимлянам. В  Первой
книге  царств  (глава 13, стих 19-22) мы читаем: "Кузнецов не было  во  всей
земле  Израильской; ибо филистимляне опасались,  чтобы евреи не сделали меча
или копья. И должны были ходить  все израильтяне к филистимлянам  оттачивать
свои  сошники, и свои  заступы, и свои топоры, и свои кирки, когда сделается
щербина на острие у сошников, и у заступов, и у вил, и у топоров, или  нужно
рожон поправить.
     Поэтому во  время  войны  не  было  ни меча,  ни копья у  всего народа,
бывшего с  Саулом и  Ионафаном..." Как  следует  из этих слов,  филистимляне
держали  израильтян  в зависимости,  самым  жестоким  образом  защищая  свою
монополию на железо. Это была военная и экономическая монополия, ведь никто,
кроме  них,  в  Ханаане   не   умел  вырабатывать  ни  железное