й  миссии  среди  язычников,  отвергнуть
кое-какие ритуальные обряды моисеевой религии, определил также его отношение
к  некоторым аспектам раннего  христианства,  представляемого  иерусалимской
общиной  Иакова. Это было, как мы бы сказали сегодня,  в полном смысле слова
ревизионистское отношение.
     Позиция  Павла  проявилась прежде  всего в вопросе  о структуре общины,
основанной на  принципе  полной  общности  имущества.  Мы  знаем из  "Деяний
апостолов",  что  руководители  общины  считали  эту  структуру неот®емлемой
частью новой религии.
     Мельчайшее  отклонение  в  этой области считалось тяжким грехом  против
святого духа (вспомним эпизод с Ананией и Сапфирой!).
     Первыми  последователями  Иисуса  в  Иерусалиме  была небольшая  группа
полунищих  людей,  живших  на  подаяния,  присылаемые  более  состоятельными
единоверцами  из  эллинских  городов.  Эти  подаяния собирал  и  привозил  в
Иерусалим также  и  Павел.  В  такой обстановке  общность имущества  была не
только  желательной,  но  жизненно  необходимой:  дарами   ведь  нужно  было
распоряжаться  так,  чтобы всем  доставалось  поровну. Поэтому бедные  члены
общины, чей быт зависел от подаяний, были довольны  уравнительным принципом.
Но когда община стала бурно  расти и число членов  ее выросло,  как сообщает
автор  "Деяний  апостолов",  до  пяти  тысяч,  рамки  старой   структуры  не
выдержали.  Их  разрушил  приток состоятельных  людей,  таких,  как Анания и
Сапфира, а прежде всего  "эллинистов" - евреев из других стран, вносивших  в
общину  свежий  ветер широкого мира  и  зародыш  бунта  против  существующих
отношений.
     Павел  был  не  только  религиозным идеологом, но  и трезвым практиком,
основателем    многих     очагов    христианства.     Он     отлично    знал
социально-политическую  обстановку  больших  и  маленьких  городов   в  зоне
греческой  культуры.  И,   несомненно,  сознавал,   что   структура  общины,
основанная на общности имущества, которая даже в провинциальном Иерусалиме с
трудом противостояла требованиям жизни, была бы  там  утопией и, более того,
серьезной помехой на  пути  развития новой религии. Она бы  лишь отталкивала
прозелитов из  ремесленных, купеческих и чиновничьих кругов, в которых Павел
был  очень  заинтересован.  Было бы нелепостью требовать от этих  зажиточных
представителей  среднего сословия отказываться  от  своего  имущества  и  от
привычного  образа жизни.  Впрочем,  в  данном  случае Павлом  руководили не
только тактические соображения. В  силу его социального происхождения у него
был, выражаясь современным языком, классовый подход к вопросу. Павел вырос в
богатой семье. Его  отец торговал в Киликии тканями из козьей шерсти, сам же
он научился  производству шатров. Благодаря состоянию отца  он  смог  юношей
отправиться в Иерусалим,  учиться у знаменитого знатока "священного писания"
Гамалиила. По тем  временам все это  стоило дорого, и позволить это себе мог
далеко  не  каждый. После обращения  в  христианство материальное  положение
Павла, по-видимому,  ухудшилось. Поскольку  все  источники обходят молчанием
вопрос о его семье,  то можно  догадываться,  что  Павел порвал  отношения с
отцом, о котором нам известно, что он был фарисеем, а значит, последователем
ортодоксального  иудаизма.  Поведение  сына он,  несомненно, воспринимал как
непростительное  отступничество от религии  предков. Конечно, все  это  лишь
догадки,  но иначе нельзя об®яснить тот факт, что Павел жил исключительно на
подаяния своих учеников, на средства, собираемые ими в очагах христианства.
     В  послании к  филиппийцам  (4, 12)  он пишет, что научился жить как  в
скудости, так и в изобилии. Из этого  признания следует, что подаяния, как и
всякие добровольные  взносы, поступали не слишком регулярно. Но в общем дело
обстояло не так уж плохо, ибо в том же послании Павел, выражая благодарность
за  вспомоществование, пишет:  "Я получил  все, и  избыточествую" (4, 18). У
Павла  было совсем другое отношение к богатым, чем, например, у Иисуса, судя
по  евангелиям.  Матфей,  вкладывая  в  уста  Иисуса  знаменитое  изречение:
"Удобнее  верблюду  пройти  сквозь  игольные  уши,  нежели  богатому войти в
царство  божие"  (19,   24),   осуждает   само   владение   имуществом   как
безнравственное. Павел же явно мирится с существованием богачей, не осуждает
их  огулом, а лишь требует,  чтобы  они поддерживали материально нуждающихся
единоверцев. "Ныне ваш избыток в восполнение  их недостатка", - пишет он  во
втором послании к коринфянам (8, 14).
     А в первом послании  к  Тимофею  мы читаем:  "Богатых в  настоящем веке
увещевай, чтобы  они  не  высоко  думали о себе и  уповали не  на  богатство
неверное, но на бога живого, дающего нам  все обильно для наслаждения, чтобы
они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры..." (6:17, 18).
Как  мы  видим, идея  бедности и  общности  имущества  была Павлу совершенно
чужда.
     Имущественные  различия между людьми представлялись ему естественными и
неизбежными, он лишь рекомендовал смягчать их щедрыми подаяниями и упованием
на бога. Та же конформистская тенденция выступает у Павла в  его отношении к
власти и  к государству.  Мы знаем, с какой гордостью он подчеркивал, что он
римский гражданин,  и  как  охотно  пользовался привилегиями, вытекающими из
этого звания.
     В своей  лояльности  к  властям он  заходил так  далеко,  что  это  уже
отдавало  раболепством.   Уму  непостижимо,   как   мог   думающий,   весьма
чувствительный в вопросах  морали  человек проповедовать  подобные  взгляды.
Разве что они были продиктованы не внутренней убежденностью, а практическими
соображениями.
     Вспомним,  что  свои  мысли  о власти  и государстве  Павел  изложил  в
послании  к единоверцам,  проживающим в  Риме.  И  можно  предположить, что,
призывая  их  в  такой  крайней  форме  к верноподданническому легализму, он
стремился  прежде  всего  дать  отпор  тем, кто  изображал христиан  врагами
Римской  империи, и тем самым спасти  единоверцев от преследований.  Вот что
сказано в этом послании: "Всякая душа да  будет  покорна высшим властям, ибо
нет  власти не от бога; существующие же  власти  от бога установлены. Посему
противящийся власти противится божию установлению.
     А противящиеся сами навлекут  на  себя осуждение"  (13:1, 2). По мнению
Павла,  не  только всякая власть - от бога,  но даже  сборщики  податей, как
представители этой власти,  - слуги божьи.  "Для сего вы и подати платите, -
поучает  он своих  римских  собратьев, - ибо они божьи  служители, сим самым
постоянно занятые. Итак,  отдавайте  всякому  должное: кому подать,  подать;
кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь" (13:6, 7).
     Аналогичную позицию занимает Павел и по отношению к рабству. Как власть
и государство,  так и социальный строй -  от  бога. А рабство  было одним из
столпов  строя Римской  империи. В первом  послании  к коринфянам Павел  так
наставляет  своих учеников:  "Каждый  оставайся  в  том  звании,  в  котором
призван"   (7:20).  А   в   послании   к   ефесянам  он   прямо  приказывает
рабам-христианам:  "Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти, со  страхом и
трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу" (6:5).
     Яркой  иллюстрацией  к этим положениям  может  послужить  история  раба
Онисима,  который убежал  от своего хозяина  Филимона, принял христианство и
примкнул к окружению Павла (Послание к Филимону). Апостол полюбил его, но не
захотел распоряжаться  его судьбой,  считая, что  необходимо  уважать  чужую
собственность.
     Поэтому он отправляет раба обратно к Филимону, чтобы тот поступил с ним
по своему усмотрению. Одновременно он  пытается повлиять  на Филимона и  его
супругу и  склонить их не только простить Онисима, но и прислать его снова к
Павлу,  дав ему вольную. В послании сквозит глубокая  тревога: видимо, Павел
сознавал, насколько рискованно его решение. Бегство раба считалось в ту пору
тягчайшим преступлением  и зачастую каралось смертью. Но вместе с тем  Павел
мог  надеяться,  что  его  просьба  будет  исполнена, поскольку  Филимон был
ревностным,  преданным ему  христианским  прозелитом.  Итак,  Павел  хотя  и
призывает обращаться с рабами хорошо, ибо перед богом все люди равны,  но не
выступает  против института рабства как такового. И это понятно. Воспитанный
в рабовладельческой семье,  он  считал рабство естественным атрибутом жизни.
Мысль о возможности  отмены  рабства  скорее всего просто не приходила ему в
голову.  А если бы и приходила, то, как трезвый реалист, он понимал, чем это
чревато: произошло бы то, чего он стремился избежать во что бы то ни  стало,
-  конфликт  с  римскими  властями,  которые,  раздраженные  многочисленными
восстаниями рабов, очень ревниво относились к этим вопросам.  Поэтому  Павел
лишь стремился  каким-нибудь образом  облегчить участь  несчастных  рабов  и
считал, что  это является первейшим долгом  христиан,  исповедующих любовь к
ближнему. Эта минималистская  - так и  хочется  сказать  филантропическая  -
программа,  касающаяся  одного   из  самых  трагических  явлений  в  истории
человечества  повлекла за собой плачевные  последствия для многих поколений.
Блаженный Августин и  Иоанн  Златоуст вынуждены были  ввести  в учение Павла
существенную  коррективу,  чтобы оправдать  пассивное отношение христианской
церкви к рабству.  Они выдвинули тезис, что рабство - наказание за  грехи  и
поэтому было бы неправильным стремиться к его отмене, более того - сами рабы
не должны стремиться к освобождению, ибо это идет вразрез с божьей волей.
     Таким  образом, церковь способствовала сохранению института  рабства на
протяжении десятков поколений. Когда же  рабство  сменилось другими  формами
угнетения  -  крепостным  правом, а  затем  капиталистической  эксплуатацией
наемного рабочего, она почти неизменно  стояла  на  стороне  эксплуататоров.
История рабства, закончившаяся  лишь во второй половине  девятнадцатого века
освобождением  американских  негров,  несомненно,  одна  из  самых  позорных
страниц христианской цивилизации. Поддерживая так  демонстративно могущество
Римской империи и ее  основанный на рабстве социальный строй, Павел, с одной
стороны,  облегчил  христианству  его  историческое шествие к  окончательной
победе и  превращению в  официальную государственную религию,  но,  с другой
стороны, отошел от  учения Иисуса и его учеников, от всего того, что  было в
нем протестом против несправедливостей жизни. Он во всех  отношениях сильно,
так сказать, сдвинулся вправо.  Социальное  острие христианства притупилось.
Неудивительно  поэтому, что, по  мнению некоторых библеистов, Павел  был  по
сравнению с Иисусом новым феноменом и с его появлением христианство вступило
в совершенно новую фазу своего развития.

     Павел на третьем небе Нет нужды рассматривать в  подробностях биографию
Павла, но следует тем не менее остановиться на некоторых сторонах его жития,
добавляющих новые штрихи  к его психологическому  портрету. Тем более  что в
этом житии немало и загадочных и  спорных моментов. К таким спорным моментам
относится, например, генезис двух его имен.
     Как еврей, он получил иудейское имя  Саул (по-русски Савл). Этим именем
он,  несомненно,  пользовался,  пребывая  среди  соплеменников,  то  есть  в
Иерусалиме, как юный ученик Гамалиила и затем как пресловутый преследователь
"эллинистов".
     Что  касается его  второго  имени - Павел  (по-латыни Паулус),  то  тут
мнения библеистов расходятся. Некоторые, исходя из того, что "паулос" значит
по-гречески "маленький", считают,  что это  было шутливое прозвище апостола,
намекающее  на  его  низенький рост. Немецкий  библеист  Дибелиус,  помня  о
практической сметке Павла, пришел к выводу, что он принял это имя, перейдя в
христианскую веру, потому, что сознавал, что  римский гражданин Паулус будет
пользоваться  у язычников большим авторитетом, чем еврей  Саул.  Согласно же
самым древним источникам,  Савл взял себе прозвище Паулус в честь проконсула
острова  Кипр Сергия  Паулуса,  которого обратил в  христианскую  веру. Этой
версии придерживаются Ориген, св.  Иероним и Блаженный Августин, несмотря на
то  что  автор  "Деяний  апостолов", единственный, кто  описал  обращение  в
христианство проконсула,  не упоминает об этом ни единым словом. Стало быть,
это одна из более поздних легенд, призванных напомнить христианам о заслугах
Павла.
     Совершенно иначе посмотрел на этот вопрос крупный католический библеист
Евгений Домбровский. Он  обратил внимание на  то, о чем многие исследователи
забыли,  а именно, что среди евреев, живших в  эмиграции и  имевших  римское
подданство,  укоренился  снобистский обычай  брать  себе  и  давать сыновьям
римские  имена. И  вероятнее  всего,  Павел,  сын богатого  еврея,  римского
гражданина, получил наряду с основным, еврейским именем второе, римское.
     Путаницу в этот вопрос внес сам Павел, манипулируя своими двумя именами
в зависимости от  кон®юнктуры и жизненных  обстоятельств. В Иерусалиме  и  в
еврейских эмигрантских  общинах он выступал как  Саул, а в  греческо-римских
кругах - как Паулос или Паулус.
     Головоломкой является для историков и  вопрос о наружности Павла. Автор
"Деяний  апостолов"   поскупился   тут   на  информацию,   и   мы  вынуждены
довольствоваться более  поздними  источниками. Единственное, по  сути  дела,
дошедшее до нас описание внешности  Павла  содержится  в известном  апокрифе
второго века "История Павла".
     Анонимный   автор  сообщает  нам,  что  Павел  был   маленького  роста,
кривоногий,  почти  совсем лысый, с густыми  бровями и  крупным  крючковатым
носом.  Хотя  к  апокрифам  вообще  трудно  относиться  как  к   достоверным
историческим источникам, однако в этом случае  дело обстоит несколько иначе.
Ведь "История Павла" написана в Киликии, то есть на родине  апостола, где он
еще долго оставался в  памяти  людей таким,  каким  был в  действительности.
Однако церковная иконография, игнорируя это  реалистическое  описание, пошла
сразу по  пути вымысла, создав  стереотипный портрет достопочтенного мужа  с
бородатым  ликом  задумчивого  философа.  Самое древнее  изображение  Павла,
выдержанное в  этом условном  стиле,  обнаружено  в  катакомбах Домитиллы на
медальоне  второго  века.  Другие,  еще  более  поздние  найдены в  изрядных
количествах  на саркофагах  и  фресках римских  катакомб, и прежде  всего на
древних мозаиках. На физический облик Павла, несомненно, наложила отпечаток,
какая-то загадочная  болезнь,  мучившая  его  всю жизнь и  усугублявшая  его
уродство.  Из  послания  к галатам  мы  узнаем, что  эта  болезнь со  своими
отвратительными симптомами  была  тяжким испытанием для учеников и спутников
Павла. Он прекрасно сознавал это и благодарил их за то, что они не  презрели
его  и не погнушались им (4:13).  Павел описывает  свою болезнь так туманно,
что, в сущности,  трудно  догадаться, в чем она состояла. Ученые, пытавшиеся
поставить диагноз, вращались в заколдованном кругу догадок и не могли прийти
к единому мнению. Высказывались предположения, что это была какая-то глазная
болезнь,  а  возможно,  и  малярия  или  эпилепсия.  Большинство  библеистов
склоняется к  диагнозу - эпилепсия. Известный библеист Шпильман подчеркивает
в  своей  монографии  любопытную деталь.  Он считает,  что Павел,  очевидно,
сознавал тесную  причинную связь между своим  недугом и случавшимися  с  ним
экстатическими откровениями  (2-е коринфянам, 12:7-9).  Павел рассказывает о
своих экстатических переживаниях так, словно речь идет  о ком-то другом,  но
из  контекста  явственно следует, что он имеет в виду себя. В частности,  он
рассказывает  своим  единоверцам  в  Коринфе,  что  его однажды  вознесли на
"третье небо",  хотя он и не  уверен, было  ли это  физическое  или духовное
вознесение.  Таким  образом,  он,  в  сущности,  признает,  что  не  уверен,
возносили ли его в  самом деле или это  ему померещилось в бреду. Павел, как
известно,  был  человеком  практическим,  трезвым,  и  подобное  мистическое
видение для него весьма  странно (даже  если  предположить  его  болезненную
основу).
     Следует,  видимо, сделать вывод, что  тут  заговорили  дремлющие  в его
сознании ветхозаветные мотивы. Ведь, согласно  преданию, пророки Енох, Илья,
Ездра  и Иеремия  живыми  вознеслись  на небо.  А  что касается  загадочного
"третьего неба", то об®яснение этому  мы находим в двух иудейских апокрифах:
в  "Завещании двенадцати патриархов" и "Книге Еноха". Авторы  этих сочинений
сообщают, что небо состоит из семи  ступеней, а на третьем небе (куда и  был
"вознесен" Павел) расположен рай.

     Полный противоречий и парадоксальных настроений.
     Уже  говорилось  о  том,  что  жизнь  Павла  изобиловала  всякого  рода
злоключениями  и   острыми  конфликтами.  Всюду,  где  бы  он  ни  появился,
происходили опасные для него волнения  и эксцессы. На первый взгляд кажется,
что причина  тут  ясна: евреи  реагировали на  Павла  так бурно,  потому что
считали  его  еретиком  и  ренегатом,  изменившим  иудаизму.  Однако  многих
библеистов  (в   том   числе  Поуэла  Дэвиса)  это  простое   об®яснение  не
удовлетворяет.  По  их  мнению,   в  нем  не  учтена  атмосфера  терпимости,
господствовавшая  в еврейской среде и в диаспоре. Ведь  эту среду составляли
"эллинисты", известные своим  либерализмом в вопросах  религии.  В иудейских
синагогах не было священников, любой мог там выступать со своим словом перед
народом. Это было время, когда иудаистская  мысль переживала  фазу глубокого
брожения: бесконечные  споры и дискуссии были повседневным  явлением. В этой
обстановке Павел, как и многие другие странствующие "ученые мужи", не должен
был подвергаться особым неприятностям за пропаганду учения Христа.
     Стало быть, причиной того, что его бросали в тюрьмы, бичевали, побивали
каменьями, покушались на его жизнь, не могла быть просто  проповедь учения о
спасителе и царстве божьем на земле. Источник всех конфликтов был, очевидно,
заложен  в  нем  самом,  в его  характере. Была  в нем,  наверное,  какая-то
вызывающая    одержимость,   создававшая   вокруг   него   напряженность   и
беспокойство. В "Деяниях апостолов" есть кое-какие данные, доказывающие, что
так оно и было. Очень странно, например,  что в Листре возмущенная еврейская
толпа выместила  злобу исключительно  на  Павле,  пыталась побить  каменьями
только его одного, совершенно не  трогая при этом Варнаву - его неразлучного
спутника  и столь же ревностного последователя Иисуса. То же самое произошло
в  Коринфе:  тамошние евреи потащили  к проконсулу на  суд одного  Павла, не
обращая внимания на остальных христиан.
     Особенно  ярко проявилось враждебное отношение  к Павлу в  Верее: евреи
науськали  против него толпу,  вызвав  уличные  беспорядки.  Тогда  спутники
Павла, Сила и Тимофей, выпроводили  его  поскорее  из города и велели идти к
морю. Сами  же не  двинулись с  места, из чего следует,  что  им  ничего  не
угрожало, хотя они и были христианами.
     Впрочем, здесь нечему удивляться. Мы  уже знакомы с биографией  Павла и
представляем себе,  на что  он  был способен. Вспомним, с  какой  неумолимой
жестокостью и фанатизмом он преследовал христиан, будучи агентом синедриона.
С переходом в христианскую  веру Павел мало  изменился.  Свидетельством тому
конфликты,  а  затем  полный  разрыв  с  Иоанном Марком, кротким  Варнавой и
добряком Петром, ну и, наконец, подстрекание эфесских единоверцев к сожжению
на костре языческих текстов.
     Этот  психологический  портрет,  составленный на  основании  того,  что
сообщают нам  о Павле "Деяния  апостолов", дополняется его посланиями. В них
мы находим  искренние, горячие признания человека,  одержимого миссионерской
страстью. Когда мы их читаем,  перед  нашим мысленным  взором встает  автор:
маленький, подвижный некрасивый еврей с горячечными мыслями, вечно мечущийся
между эмоц