амых  любопытных
людей  древности.   Его  личность  была  настолько  сложна  и  парадоксально
противоречива, что по сей  день никто, в сущности,  не сумел ее разгадать до
конца, а мнения о нем бесчисленных поколений  историков колеблются от высших
похвал до  безоговорочного осуждения. Этот многоликий человек провел большую
часть жизни в самой гуще бурных событий своего времени, а затем доживал свой
век в Риме, в покое и довольствии, пользуясь покровительством трех сменивших
друг друга императоров. Он был одним  из руководителей иудейского восстания,
мужественно  боролся с  римскими  легионами,  попал в плен  и чудом  избежал
казни,   к   которой   приговорили  остальных   иудейских   вождей.   Судьба
удивительнейшим образом  благоволила  ему и позволяла выпутываться  из самых
безнадежных положений. Одни об®ясняют такое везение его поистине дьявольской
хитростью и цинизмом, другие говорят, что он превосходил своих современников
умом   и   проницательностью   и   обладал   удивительным   умением   быстро
приспосабливаться  к  любым обстоятельствам.  Действительно, ум  у  него был
острый, отточенный, как  лезвие бритвы,  но нельзя  не  учитывать  и другую,
столь  же  любопытную  черту  его  характера: он с необыкновенной  легкостью
завоевывал   сердца   людей,   делая   их   своими   преданными  друзьями  и
покровителями. Соотечественники-современники  заклеймили его как изменника и
ренегата, но по  странной иронии  судьбы  впоследствии оказалось, что мало у
кого  есть  такие  заслуги  перед  еврейским  народом,  как у  него,  автора
уникальных исторических сочинений, защитника еврейской культуры и религии.
     Иосиф Флавий, как он сам рассказывает в своей автобиографии,  родился в
год прихода к  власти императора Калигулы, то есть в 37 году нашей эры Он  с
гордостью отмечает, что происходит из знатной семьи первосвященников, а мать
его  принадлежит  к  царскому  роду  Маккавеев.  Иосиф с  детства  отличался
необыкновенным  умом   и  способностями;   изучал  юриспруденцию,  увлекался
вопросами религии,  принадлежал поочередно  к  нескольким сектам, одно время
был  священником  в  иерусалимском  храме.   В  66  году,   когда  вспыхнула
римско-иудейская  война, его назначили  губернатором  и  военным комендантом
Галилеи.  Несмотря  на  отсутствие  военного и  административного  опыта, он
блестяще  справился  со  своими  обязанностями,  создал  стотысячную  армию,
организованную  по  римскому  образцу,  укрепил  города,  деревни  и  горные
перевалы, собрал  в  стратегических пунктах запасы оружия  и продовольствия.
При  этом  ему  приходилось  бороться  с  личными врагами, усмирять мятежные
города,  а однажды он отказался повиноваться самому  первосвященнику,  когда
тот,  подкупленный  иерусалимскими  интриганами,  попытался  сместить  его с
поста.  Император Нерон послал в Иудею для ведения военных действий опытного
полководца  Веспасиана  и  его  сына Тита;  Иосиф  возглавлял  тогда оборону
Галилеи и героически защищался в крепости Иотапата, нанося  римским легионам
тяжелые потери. В  конце  концов,  однако, крепость пала, и  Иосиф  вместе с
немногими  оставшимися в живых защитниками сдался  в плен.  И тут проявились
его   умение  завоевывать   симпатию   сильных   мира  сего,  а   также  его
проницательность. Он так понравился сыну  Веспасиана  Титу, что тот  упросил
отца не отправлять его в Рим вместе с другими военнопленными, а оставить при
себе. И будто  бы тогда Иосиф предсказал им обоим,  что они  станут, один за
другим,  римскими императорами. С тех пор, вплоть до конца  римско-иудейской
войны, Иосиф  находился  в лагере римлян,  служа им верой  и правдой  против
своих соотечественников. Неоднократно, особенно  во время осады  Иерусалима,
он  выступал в  качестве  парламентера,  призывая  повстанцев  опомниться  и
сложить оружие. Евреи считали его изменником, он  же утверждал впоследствии,
что хотел таким образом спасти свой  народ от уничтожения, зная, что римляне
правят  миром по воле Яхве и борьба  против них бесполезна. Веспасиан  и Тит
щедро  вознаградили  Иосифа  за  услуги,  оказанные им в Иудее,  а также - и
прежде всего -  за то, что так точно сбылось его предсказание. Они разрешили
ему  даже носить  их родовое имя Флавий,  и с  тех пор он стал называть себя
Иосифом Флавием. В  Риме, где  он поселился,  ему было предоставлено жилье в
личной резиденции Веспасиана, он  получил  римское гражданство,  пожизненную
пенсию и земельные угодья в Италии  и Иудее.  Домициан, третий  император из
рода Флавиев, тоже осыпал его милостями и освободил от налогов.
     Иосиф  Флавий  умер,  вероятно, в начале  второго столетия;  во  всяком
случае, точно известно, что он жил еще при императорах Нерве и Траяне. После
смерти  ему  воздвигли в  Риме памятник. Можно ли представить что-либо более
парадоксальное,  чем  этот  эпилог  жизни  человека,  который  был  когда-то
священником разрушенного римлянами  иерусалимского храма,  а затем одним  из
вождей иудейского  восстания, то  есть врагом  Рима?  В римский период своей
жизни Иосиф Флавий, будучи человеком богатым и знатным, не поддался, однако,
соблазну бездействия, а, напротив, с  удивительным рвением взялся  за  перо.
Плодом  его  многолетнего   труда  явились   два  монументальных  сочинения:
"Иудейская война  и "Иудейские  древности" -  и две книги  публицистического
характера: "О древности иудейского народа.
     Против  Апиона" и "Жизнь". Имея доступ  к императорским  архивам, Иосиф
Флавий,  несомненно,  использовал"   в   своей  работе   документы,  которые
впоследствии, среди бурь и катаклизмов Истории, бесследно пропали. К тому же
он  был  ведь не только очевидцем,  но и  непосредственным участником многих
важных  событий.   Иудейскую  войну,   например,   в  особенности  же  осаду
Иерусалима,  он, должно быть, воссоздал по собственным каждодневным записям,
-  ничем иным нельзя об®яснить живость, яркость и реализм его повествования.
Словом,  он  стал  для  многих  поколений  историков незаменимым  источником
сведений об истории еврейского народа. Его  книгами широко  пользовались как
языческие  авторы (в частности,  римский историк  Дион  Кассий  и  эллинский
философ Порфирий), так и  христианские (Ориген, Евсевий  Кесарийский и автор
латинского  перевода Библии  - Иероним). Два главных исторических  сочинения
Иосифа  Флавия, переведенные  почти  на  все  европейские языки,  пользуются
огромной популярностью с момента их опубликования и по сей день,  вдохновляя
писателей,  музыкантов  и  художников  всех   времен.  Итак,  напомним,  что
единственной  информацией о  Христе,  сохранившейся в  еврейской литературе,
является отрывок  из  "Иудейских древностей", известный  в кругах библеистов
под названием "Флавиева свидетельства". Приведем  его полностью: "В то время
жил Иисус, мудрый человек, если вообще можно назвать его человеком.
     Он  совершал  вещи необыкновенные  и  был  учителем  людей,  которые  с
радостью  воспринимали правду.  За  ним  пошло  много иудеев,  равно  как  и
язычников.  Он и был Христом. А  когда по доносам  знаменитейших наших мужей
Пилат  приговорил  его  к распятию на  кресте,  его  прежние  приверженцы не
отвернулись  от него. Ибо  на третий  день  он  снова явился  им  живой, что
предсказывали божьи пророки, так же как и многие другие поразительные вещи о
нем. С тех пор и  по сей день существует община христиан, получивших от него
свое  название".  Нетрудно понять, почему  христианская  традиция  придавала
этому свидетельству огромное значение. Ведь его автором был  еврей, который,
несмотря на  политическое отступничество,  всегда  оставался  верен  религии
предков, а  кроме того, как историк был хорошо осведомлен обо всем, что в то
время происходило в  Палестине. Итак,  "свидетельство" заслуживало  доверия,
ибо исходило от человека беспристрастного,  не связанного с христианством ни
формально, ни эмоционально.
     Правда,  уже в шестнадцатом  веке  раздавались  отдельные  скептические
голоса, но в общем  вплоть  до  девятнадцатого века никто не пытался всерьез
оспаривать подлинность  этого отрывка. Сегодня, однако,  мы уже знаем точно,
что  эта  единственная еврейская информация об  Иисусе  является фальшивкой,
более  поздней  вставкой,  сделанной каким-то христианским  переписчиком.  В
самом  деле, Иосиф Флавий,  фарисей  и  правоверный  последователь иудаизма,
потомок  Маккавеев,  член известного  рода первосвященников, якобы сообщает,
что  Иисус был мессией,  богочеловеком, что, распятый,  он воскрес на третий
день.  Велика  наивность переписчика,  вставившего  в  текст  отрывок такого
содержания,  но  еще более велика  и непонятна  наивность  многих  поколений
людей,  веривших  ему.  Тем  более  что, как  подчеркивает  крупный польский
историк религии  профессор  Зигмунт Понятовский,  этот рассказ, вложенный  в
уста еврея, "почти живьем заимствован из христианского символа веры". Ученые
установили даже приблизительное  время,  когда была  сделана вставка.  Такие
раннехристианские  авторы,  как  Климент, Минуций,  Тертуллиан  и Феофил  из
Антиохии, хорошо знали  "Иудейские  древности",  однако ни единым словом  не
упоминают об этой столь  любезной христианским сердцам информации об Иисусе.
Невозможно  предположить,  что  они это  сделали  умышленно,  руководствуясь
какими-то  таинственными  соображениями,  и напрашивается  один-единственный
вывод:  в тексте  "Иудейских  древностей",  которым  они располагали,  этого
отрывка  еще  не  было.  Его впервые цитирует лишь более  поздний  писатель,
Евсевий, автор первой "Истории христианской церкви", живший в 263-339 годах.
Отсюда  можно  заключить,  что   вставка   была   сфабрикована  каким-нибудь
переписчиком на рубеже  третьего и четвертого веков. Любопытный материал для
дискуссии  о   "Флавиевом  свидетельстве"  дает  крупный   раннехристианский
богослов и писатель Ориген, живший в 185- 254 годах,  то есть раньше Евсевия
и до включения  в  текст "Иудейских древностей"  вставки  об Иисусе. Из  его
полемического  трактата "Contra  Celsum"  ("Против Цельса")  следует, что  в
имевшемся у него экземпляре "Иудейских древностей" рассказывалось  об Иоанне
Крестителе  и  святом Иакове;  что  же  касается  Иисуса,  то  Оригену  был,
очевидно, известен какой-то  иной текст, на основании  которого  он  упрекал
Иосифа Флавия в том, что тот не считал Иисуса мессией.
     Итак,  речь идет о  строках, оценивающих  Иисуса с позиции  неверующего
человека.
     Поскольку  в дошедшем до нас сочинении Иосифа  Флавия  таких строк нет,
возник  вопрос,  каким  текстом   располагал  Ориген.  Некоторые   библеисты
высказали предположение, что речь  идет  о первоначальном  варианте того  же
"Флавиева    свидетельства",    отредактированного    потом     христианским
переписчиком. Пытались  даже восстановить  этот "пратекст",  убирая слова  о
том, что Иисус  был предсказанным  пророками, воскресшим мессией. Полученный
таким  образом  портрет  мудреца и  бродячего учителя,  каких  было тогда  в
Палестине множество, мог вполне принадлежать перу такого правоверного иудея,
потомка  первосвященников,  как  Иосиф Флавий,  и мог  вызвать возражения со
стороны Оригена.
     Но эта,  столь убедительная на  первый взгляд, гипотеза имеет серьезные
недостатки.  Прежде всего, оказалась несостоятельной сама попытка извлечь из
"Флавиева   свидетельства"  точный   "пратекст".  Библеистам,   несмотря  на
тщательное изучение языка и стиля Иосифа Флавия,  так  и не удалось прийти к
единому  решению.  Их  варианты  текста настолько  различны, что  приходится
подвергнуть  сомнению  не  только  самый  метод,  но   и  его  теоретические
предпосылки.  Если   при  сегодняшнем  уровне  филологической  науки  нельзя
получить общий  результат, то, быть может,  "пратекста", написанного Иосифом
Флавием, никогда не существовало вообще? Против всей  гипотезы говорит также
контекст, в  котором  находится "Флавиево  свидетельство".  Дело  в том, что
абзацы,  предшествующий  ему (3,  2) и  следующий за ним (3, 4), составляют,
несомненно, одно  сюжетное  целое,  повествуя о волнениях среди евреев  и  о
других  иудейских  проблемах.  "Свидетельство"  совершенно неожиданно,  не к
месту,  можно  сказать, бесцеремонно  разрывает связное повествование, а это
значит, что оно насильно, вопреки логике, втиснуто в чужой текст не  слишком
искусным  фальсификатором; приписывать авторство столь неумелой  и неудачной
вставки самому Иосифу Флавию было бы просто нелепо.
     Здесь,   пожалуй,  уместно  вкратце   рассказать  о  значительно  более
подробном рассказе  об  Иисусе, который  содержится в древнерусском переводе
"Иудейской войны",  сделанном,  по  всей  вероятности,  в  одиннадцатом  или
двенадцатом веке по поручению киевского  князя Ярослава.  В четырех отрывках
деятельность Иисуса Христа и его жизнь представлены в совершенно неизвестной
версии, которая во многом отличается от канонических  евангелий. Вокруг этих
отрывков долго велись  полемические баталии, но в конце концов ученые пришли
к  выводу,  что   все  это  более  поздние  вставки,  сделанные  славянскими
переводчиками, которые черпали сведения из апокрифических евангелий.
     Итак,  единственное сообщение  об  Иисусе еврейского  автора  оказалось
просто-напросто фальшивкой. Это и странно, и весьма  любопытно. Ведь в самом
деле  Иосиф Флавий,  священник  иерусалимского  храма,  который  так глубоко
интересовался религиозными  движениями своей страны, что  сам был по очереди
фарисеем, саддукеем и  ессеем, не упоминает ни единым словом об Иисусе и его
драматической судьбе. О тех трех сектах он пишет много и со знанием  дела, а
об  учении, чудесах  и  воскресении пророка из  Назарета он  словно бы и  не
слышал  никогда.  А   другие  крупные   еврейские  писатели  того   времени?
Оказывается, и они тоже хранят полное молчание. Возьмем, например, заклятого
врага  Иосифа  Флавия  Юстуса  Тивериадского,  автора  "Иудейской  войны"  и
"Летописи царей иудейских".
     Эти  сочинения,  правда,   до  нас  не  дошли,  но  константинопольский
патриарх, живший в одиннадцатом веке и державший их в руках, утверждает, что
Юстус ничего совершенно об Иисусе не написал.
     Ну  и, наконец,  Филон  Александрийский, один из  крупнейших  еврейских
философов и  мыслителей,  немало  способствовавший и  формированию некоторых
идей христианства.
     Этот раввин, посвятивший всю свою  жизнь  задаче примирения  иудаизма с
греческой  философией, оказал  огромное влияние на "новозаветных" авторов  -
Иоанна и Павла.
     Достаточно сказать, что благодаря ему перешла в христианское богословие
греческая идея логоса. Филон родился лет на тридцать раньше Иисуса и пережил
его примерно  лет на  двадцать. Будучи раввином и прославленным толкователем
священного  писания, он вместе с  тем активно участвовал в  событиях  своего
времени, тем более что его племянник Тиберий Александр занимал в 46-48 годах
высокий пост прокуратора Иудеи. Филон жил в Александрии, но часто приезжал в
Иерусалим,  где  у  него  было  много  родных  и знакомых. В одном  из своих
многочисленных трактатов - "О созерцательной жизни" - он описал деятельность
"терапевтов"  - религиозной секты, во  многом  напоминавшей  ессеев и первых
христиан.  И  тем не менее в его огромном по  об®ему литературном  наследии,
посвященном главным  образом  вопросам религии  и  правлению Понтия  Пилата,
совершенно  ничего  не  говорится об  Иисусе.  И  так  во  всей  религиозной
литературе евреев, за исключением Талмуда, но о Талмуде у нас будет разговор
особый.
     Поскольку нас  так разочаровали соотечественники и соплеменники Иисуса,
то  грех обижаться на римлян  и  греков. Правда,  как уже говорилось, Тацит,
Плиний Младший и Светоний оставили краткие  записи на интересующую нас тему,
но там речь  идет не  столько об Иисусе,  сколько о существовавших уже тогда
христианских общинах.
     К  тому  же все  три текста довольно поздние, они были  написаны спустя
восемьдесят с лишним лет после распятия. А более ранние писатели, как Плиний
Старший  (23-79),  Марциал (40- 103), Плутарх (46-120)  и Ювенал  (около 60-
около 140),  описывая  значительно  менее важные события, обходят  молчанием
потрясающую историю мессии из Назарета.
     Тех, кто безоговорочно верит всему, о чем рассказывается  в евангелиях,
должен насторожить  тот  факт,  что  в еврейских  летописях  нет ни слова  о
наступившем якобы в  момент смерти Иисуса  трехчасовом солнечном затмении, о
душах умерших" покинувших  могилы, и  прежде всего  о том,  что  драгоценный
занавес,  святая святых Иерусалимского храма,  разорвался в тот миг пополам.
Трудно поверить,  чтобы ни один еврейский  летописец не счел этих явлений  -
если  б  они  действительно  имели  место -  достойными  упоминания.  Что же
касается солнечного  затмения, то о  нем  ничего не  знает даже  славившийся
своей  научной добросовестностью Плиний Старший, хотя он  посвятил солнечным
затмениям  целую главу своей "Естественной истории". Библеисты задумывались,
разумеется, над  причинами этого загадочного молчания. Католический писатель
Даниель-Ропс,  автор известной  монографии об Иисусе,  дает  этому следующее
об®яснение: "Для среднего гражданина Рима времен императора Тиберия то,  что
произошло в Палестине,  значило не больше, чем значило бы  для нас появление
какого-нибудь  пророка на Мадагаскаре или  на острове  Реюньон".  А вот  еще
более красноречивое высказывание польского ксендза Павла  Штейнманна, автора
книги  "Павел  и Тарса": "В 30 году нашей  эры Иисус погибает распятый,  как
раб, один из миллионов рабов, живших в Римской империи.
     Палестинские евреи едва  заметили  это событие. Если  оно  и  произвело
какое-нибудь впечатление, то  разве в  Италии, Греции, Малой  Азии  и Египте
цивилизованных  людей интересовали иудейские  дела?  Что  стоил этот  труп в
государстве, где правил Тиберий, а  предстояло  править  Калигуле, Клавдию и
Нерону?  Что значит гибель одного человека  в мире,  в котором все  обагрено
кровью?" Оба автора  невольно  раскрывают психологический  процесс искажения
потомками  пропорций  в  оценках событий  прошлого.  Пораженные  грандиозной
исторической  карьерой  христианства,  его  верные  адепты  никак  не  могли
поверить  в скромный  и  естественный  характер его  истоков.  Склонность  к
гиперболизации  значения  и мифологизации всех деталей,  связанных  с жизнью
основателя  новой  религии,  мы  наблюдаем  не только у  христиан,  но  и  у
последователей   всех  других   религий  мира.  И   вот   молчание  авторов,
проигнорировавших не  только чудеса  вроде  разрыва  занавеса  и  солнечного
затмения, но и самую  личность Иисуса,  ясно показывает  нам пропасть  между
исторической   действительностью   и   фантазией   раннехристианских  общин,
вращавшихся  в  заколдованном кругу своих экзальтированных  верований; между
равнодушным  греческо-римским  окружением и горсткой  сестер  и  братьев  во
Христе, упивавшихся красотой своих  неземных мечтаний. Тот полный чудес мир,
в  котором бог умер, распятый на кресте, а потом воскрес,  казался им  более
реальным, чем мир,  в  котором  они действительно жили изо дня в день. Между
тем  для  язычников  и  иудеев  распятый  Иисус  был,  как  выразился  Павел
Штейнманн, лишь "одним из миллионов рабов, живших в Римской империи".

     Молчание и наветы.
     Некоторые библеисты, не желая мириться с полным отсутствием сведений об
Иисусе у древних  авторов, тешат себя предположениями, что литература о нем,
вероятно, все же существовала, но  погибла в политических бурях, сотрясавших
тогдашний  цивилизованный  мир.  Во время пожара Рима при  императоре Нероне
сгорел  весь  государственный архив,  в котором, возможно, находились  такие
документы,  например,  как отчеты Понтия Пилата. В 70  году  Тит  захватил и
разрушил  Иерусалим. Вместе с  храмом  и близлежащими  постройками  сгорели,
может быть, и протоколы  суда  синедрион