--- А... а... а...

     ---  Но  кто он --- Нечистый? --- выкрикнула она  (хотя
внутри   оставалась   спокойной.  Стрелок   чувствовал   это
спокойствие,  ее  властный самоконтроль, ее господство.  Ему
подумалось   вдруг   с  хладным  ужасом   и    непоколебимой
уверенностью: человек в черном оставил след в ее  чреве  ---
демона. Она одержимая. И снова сквозь страх накатила  жаркая
волна вожделения.)

     Мужчина,  сжимавший  руками  голову,  вслепую   подался
вперед.

     ---  Гореть мне в аду! --- закричал он, повернувшись  к
ней.  Лицо его исказилось, задергалось, как будто под  кожей
его  извивались змеи. --- Я творил блуд! Играл  в  карты!  Я
нюхал  травку!  Я грешил! Я... --- Голос его взвился  ввысь,
обернувшись  пугающим  истеричным воем,  в  котором  утонули
слова.  Он  сжимал свою голову, как будто  боялся,  что  она
сейчас лопнет, точно перезрелая дыня.

     Паства  умолкла,  как  по  команде,  замерев  в   полу-
порнографических позах, выражающих религиозный экстаз.

     Сильвия Питтстон спустилась с кафедры и прикоснулась к его
голове.  Вопли мужчины затихли, едва ее пальцы ---  бледные,
сильные  пальцы, чистые, ласковые --- зарылись ему в волосы.
Он поднял глаза и молча уставился на нее.

     ---  Кто был с тобой во грехе? --- спросила она,  глядя
ему  прямо в глаза. В глазах ее, нежных, глубоких, холодных,
можно было утонуть.

     --- Не... Нечистый.

     --- Имя которому?

     --- Сатана. --- Сдавленный всхлип.

     --- Готов ты отречься?

     С жаром:

     --- Да! Да! О Иисус Спаситель!

     Она подняла его голову; он смотрел на нее пустым сияющим
взором фанатика.

     --- Если сейчас он войдет в эту дверь... --- она ткнула
пальцем  в полумрак вестибюля, где стоял стрелок, ---  готов
ты бросить слова отречения ему в лицо?

     --- Клянусь именем матери!

     --- Веруешь ты в бесконечную любовь Иисуса?

     Он разрыдался.

     --- Палку мне в задницу, если не верю...

     --- Он прощает тебе это, Джонсон.

     ---  Хвала  Господу, --- выдавил Джонсон, не переставая
плакать.

     ---  Я  знаю, что Он прощает тебя, как знаю и  то,  что
упорствующих во грехе изгоняет Он из чертогов своих в  место
пылающей тьмы.

     --- Хвала Господу, --- торжественно взвыла паства.

     ---  Как  знаю  и то, что этот Нечистый,  этот  Сатана,
Повелитель   мух  и  ползучих  гадов  будет   низвергнут   и
сокрушен... если ты, Джонсон, узришь его, ты раздавишь его?

     --- Да, и хвала Господу! --- Джонсон плакал.

     ---  Если  вы,  братья и сестры,  узрите  его,  вы  его
одолеете?

     --- Да-а-а-а.... --- Удовлетворенно.

     ---  Если  завтра он выйдет навстречу  вам  по  главной
улице?

     --- Хвала Господу...

     В  это  мгновение стрелку стало не по себе. Отступив  к
дверям,  он вышел на улицу и направился обратно в  город.  В
воздухе  явственно ощущался запах пустыни.   Уже  скоро  она
снова отправится в путь. Уже совсем скоро.



        XIII


     Снова --- в постели.

     --- Она не примет тебя, --- сказала Элли, и в ее голосе
слышался  страх. --- Она вообще никого не принимает.  Только
по воскресеньям выходит, чтобы до смерти всех напугать.

     --- И давно она здесь?

     ---   Лет  двенадцать.  Давай  лучше  не  будем  о  ней
говорить.

     --- Откуда она пришла? С какой стороны?

     --- Я не знаю.

     Лжет.

     --- Элли?

     --- Я не знаю!

     --- Элли?

     ---  Ну  хорошо!  Хорошо! Она пришла от поселенцев!  Из
пустыни!

     ---  Я так и думал. --- Он немного расслабился. --- Где
она живет?

     Она понизила голос:

     --- Если я скажу, ты займешься со мной любовью?

     --- Ты знаешь ответ.

     Она  вздохнула. Веткий, иссохший звук --- словно шелест
пожелтевших страниц.

     ---  У нее дом, на пригорке за церковью. Такая хибарка.
Когда-то... когда-то там жил священник, настоящий.  Пока  не
покинул нас. Тебе достаточно? Удовлетворен?

     --- Нет. Еще нет.

     И он навалился на нее.



        XIV


     Это --- последний день. И стрелок это знал.

     Небо, уродливое, багровое, как свежий синяк, окрасилось
зловещим  отблеском  первых  лучей  зари.  Элли  ходила   по
комнате,    как   потерянный   призрак.   Зажигала    лампы,
приглядывала   за  кукурузными  лепешками,  шкварчащими    в
сковороде. После того, как она рассказала стрелку  все,  что
ему  было  нужно узнать, он отлюбил ее с утроенным усердием.
Она  почувствовала приближение конца и дала ему больше,  чем
давала  кому-либо прежде. Она отдавалась ему  с  безысходным
отчаянием,    словно   пытаясь   предотвратить   наступление
рассвета, с неуемной энергией шестнадцатилетней. А утром она
была бледной. В преддверии очередной менопаузы.

     Молча она подала ему завтрак. Он быстро расправился с ним:
глотал, почти не жуя, запивая каждый кусок обжигающим  кофе.
Элли встала у двери на улицу и невидящим взором уставилась в
утренний свет, на безмолвные легионы медлительных облаков.

     --- Сегодня, кажется, будет буря.

     --- Не удивительно.

     ---  А ты хотя бы чему-нибудь удивляешься? --- спросила
она  с  горькой иронией и повернулась к нему в  тот  момент,
когда  он  взялся за шляпу. Нахлобучив шляпу на  голову,  он
направился к выходу.

     --- Иногда удивляюсь, --- бросил он ей на ходу.

     Он еще раз увидит ее живой. В последний раз.



        XV


     Когда он добрался до хижины Сильвии Питтстон, ветер стих.
Весь  мир  словно  замер  в ожидании.   Стрелок  уже  прожил
достаточно  в  этом пустынном краю и знал,  что  чем  дольше
затишье,  тем  сильней будет буря, когда  поднимется  ветер.
Свет завис над землей --- какой-то блеклый и неестественный.

     Обветшалый и покосившийся домик. На двери прибит большой
деревянный крест. Стрелок постучал. Подождал. Нет ответа. Он
опять  постучал. И опять --- никакого ответа. Он чуть отошел
и  ударил  по двери ногой. Внутри слетала с петель небольшая
щеколда.  Дверь  распахнулась, ударившись о  неровные  доски
стены  и вспугнув крыс, которые с писком бросились в  разные
стороны. Сильвия Питтстон сидела в холле, в громадном кресле-
качалке  из  почерневшего дерева,  и  спокойно  смотрела  на
стрелка своими большими темными глазами. Предгрозовое сияние
дня  легло  ей на щеки пугающими полутонами. Она куталась  в
шаль. Кресло-качалка тихонько поскрипывало.

     Они смотрели друг на друга --- долгий миг, выпавший  из
отсчета времени.

     --- Тебе никогда не поймать его, --- вымолвила она. ---
Ты идешь путем зла.

     --- Он приходил к тебе, --- сказал стрелок.

     ---  И возлежал со мной. Он говорил со мной на Наречии.
Он...

     --- Он отымел тебя.

     Она даже не сморщилась.

     ---  Ты  идешь  путем зла, стрелок. Ты вечно  стоишь  в
тени.  Вчера  ты  тоже  стоял в тени, под  сенью  священного
места. Ты думал, что я не увижу тебя?

     --- Почему он исцелил этого травоеда?

     --- Он --- ангел Господень. Он так сказал.

     --- Надеюсь, он хоть улыбался, когда говорил.

     Она оскалилась --- безотчетное подражание оскалу смерти.

     ---  Он  говорил мне, что ты придешь следом за ним.  Он
сказал мне, что делать. Он сказал, ты --- Антихрист.

     Стрелок покачал головой.

     --- Он этого не говорил.

     Она лениво улыбнулась ему.

     --- Он сказал, ты захочешь со мной переспать. Хочешь?

     --- Да.

     --- Расплачиваться будешь жизнью, стрелок. Я зачала  от
него ребенка... ребенка от ангела. Если ты овладеешь мной...
--- Она умолкла, закончив мысль лишь ленивой улыбкой. Повела
необ®ятными  бедрами.  Точно плиты чистейшего  мрамора,  они
напряглись под материей платья. Эффект вышел ошеломительный.

     Стрелок положил обе руки на рукояти своих револьверов.

     ---  В тебе --- демон, женщина. Я мог бы избавить  тебя
от него.

     Слова его возымели мгновенный эффект. Она как-то вся сжалась
в кресле и стала похожа на ощетинившуюся куницу.

     ---  Не  прикасайся ко мне! Не подходи! Ты не  посмеешь
коснуться Невесты Божьей.

     --- Хочешь на спор? --- ухмыльнулся стрелок и шагнул  к
ней.

     Гора  плоти вдруг содрогнулась. Лицо ее превратилось  в
карикатурную маску безумного ужаса. Растопырив  пальцы,  она
сотворила перед стрелком знак Глаза.

     --- Пустыня, --- сказал стрелок. --- Что за пустыней?

     ---  Тебе  никогда не поймать его! Никогда!  Ты  будешь
гореть! Гореть! Он так сказал!

     ---  Я  поймаю его, --- отвечал стрелок. --- И  мы  оба
знаем, что так и будет. Что за пустыней?

     --- Нет!

     --- Отвечай!

     --- Нет!

     Он  подался вперед, упал на колени и обхватил ее бедра.
Она   сжала  ноги,  точно  тиски.  Странно  так  всхлипнула:
тоненько, похотливо.

     --- Стало быть, демон, --- сказал стрелок.

     --- Нет...

     Рывком он раздвинул ей ноги и вынул из кобуры револьвер.

     --- Нет! Нет! Нет! --- Она задышала прерывисто, хрипло.

     --- Отвечай.

     Она  тряслась в своем кресле, аж пол дрожал. С  ее  губ
слетали обрывки молитв и невнятных проклятий.

     Он ткнул стволом револьвера вперед и скорее почувствовал,
чем  услышал,  как воздух испуганным ветром  ворвался  ей  в
легкие. Она молотила руками ему по голове; ноги ее бились об
пол.  И  в  то же самое время это громадное тело  стремилось
вобрать   в    себя  смертоносный  предмет,   вторгшийся   в
сокровенное лоно, желало принять его в свое чрево. Никто  их
не видел --- только багровое небо в кровоподтеках света.

     Она что-то выкрикнула ему, пронзительно и невнятно.

     --- Что?

     --- Горы!

     --- И что там в горах?

     ---  Он  остановится...  с  той  стороны...  Боже  м-м-
милостивый!... чтобы собраться с с-с-силами. П-п-погружение,
медитация... понимаешь?  О... я... я...

     Необ®ятная гора плоти вдруг напряглась, подавшись вперед и
немного  вверх,  однако  он был  начеку  и  не  позволил  ее
сокровенной плоти прикоснуться к себе.

     А  потом  она  как-то сникла и с®ежилась.  Разрыдалась,
зажимая руками влажную расщелину.

     ---  Ну  вот, --- сказал он, поднимаясь. --- Демона  мы
обслужили, а?

     --- Уходи. Ты убил ребенка. Уходи. Убирайся.

     Уже на пороге он оглянулся.

     ---  Никакого   ребенка,  --- коротко  бросил  он.  ---
Никаких ангелов, никаких демонов.

     --- Оставь меня.

     Он ушел.



        XVI


     Когда он пришел к Кеннерли, на северном горизонте встало
мутное  марево --- пыль. Но воздух над Таллом пока оставался
все так же тих и недвижим.

     Кеннерли  дожидался его в конюшне, на усыпанных  сечкой
подмостках.

     ---    От®езжаете?   ---   губы   его   расплылись    в
подобострастной улыбке.

     --- Да.

     --- Даже не переждавши бурю?

     --- Я ее опережу.

     ---  Ветер всяко быстрей человека на муле. На  открытом
пространстве он вас убьет.

     --- Мне нужен мой мул, --- просто сказал стрелок.

     --- Конечно.

     Но Кеннерли не сдвинулся с места, а просто стоял, словно
решая,  что  бы такого еще сказать,  и усмехался этой  своей
подхалимской, исполненной ненависти ухмылкой.  А  потом  его
взгляд скользнул куда-то поверх плеча стрелка.

     Стрелок шагнул в сторону и обернулся --- тяжелое полено, с
которым  набросилась  на  него  Суби,  со  свистом  рассекло
воздух,  лишь легонько задев его по локтю. Она  не  удержала
полено  в  руках,  и  оно грохнулось  на  пол.  Наверху,  на
сеновале, испуганно заметались ласточки.

     Девушка тупо уставилась на стрелка. Ее перезрелая пышная грудь
вздымалась  под застиранным полотном рубашки. Медленно,  как
во сне, она засунула большой палец в рот.

     Стрелок повернулся обратно к Кеннерли. Тот растянул губы в
широкой улыбке. Кожа его была желтой, как воск. Глаза так  и
бегали.

     ---  Я...  ---  начал  он влажным шепотом  и  не  сумел
закончить.

     --- Мул, --- напомнил стрелок.

     ---  Конечно-конечно, --- прошептал Кеннерли, и ухмылка
его стала вдруг подозрительной. Он поплелся за мулом.

     Стрелок перешел на новое место, откуда было удобнее наблюдать
за Кеннерли. Конюх вывел мула и вручил стрелку поводья.

     ---  Ступай  присмотри  за  сестрой,  ---  буркнул  он,
обращаясь к Суби.

     Суби лишь тряхнула головой и осталась стоять на месте.

     С тем стрелок и ушел, оставив их пялиться друг на друга
в  пыльной,  замусоренной конюшне: старика с его болезненною
ухмылкой    и    девицу   с   ее   тупою   пренебрежительною
заторможенностью.  Снаружи  по-прежнему  было  душно.   Жара
обрушилась на него, как молот.



        XVII


     Он   вывел  мула  на  мостовую.  Из-под  сапог  у  него
поднимались облачка пыли. На спине у мула хлюпали бурдюки  с
водой.

     Он  заглянул к Шебу, но Элли там не было. Зал пустовал.
Окна  были заложены досками в ожидании бури. Элли так  и  не
взялась  за  уборку после вчерашней ночи. В  трактире  стоял
настоящий срач. Воняло там, как от промокшего пса.

     Он  доверху наполнил мешок кукурузой, сушеной и жареной
кукурузой.  Вытащил  из холодильника половину  сырого  мяса,
разделанного для бифштексов. Оставил на стойке  бара  четыре
золотых. Элли так и не спустилась. Желтозубое шебово пианино
безмолвно  с  ним попрощалось. Он вышел на улицу  и  укрепил
свой  дорожный мешок на спине мула. Какой-то комок  стоял  в
горле.  Он еще мог избежать ловушки, только шансы  его  были
невелики. В конце концов, он был нечистым.

     Он  шел мимо притихших как бы в ожидании чего-то домов,
чувствуя взгляды, нацеленные на него сквозь щели и трещины в
закрытых  наглухо  ставнях. Человек в  черном  прикинулся  в
Талле  Богом.  Что  это  было: этакое проявление  вселенской
иронии или акт безысходности? Немаловажный вопрос.

     За  спиной у него вдруг раздался какой-то пронзительный
крик.  Со  скрежетом распахнулись двери.  На улицу  повалили
люди.  То  есть, ловушка захлопнулась. Мужчины в длиннополых
сюртуках. Мужчины в грязных рабочих штанах. Женщины в брюках
и  полинявших платьях. Даже детишки --- по пятам  за  своими
родителми. И в каждой руке --- тяжелая палка, а то и нож.

     Он  среагировал  моментально,  автоматически.  Сработал
врожденный  инстинкт. Он рывком развернулся, еще в  движении
выхватив револьверы. Они легли в руки уверено, плотно.  Элли
приближалась к нему с икаженным лицом. И так и  должно  было
быть:  только --- Элли и никто иной. Шрам у нее на лбу пылал
пурпурным  адским пламенем в приглушенном свете.  Он  понял,
что  она  ---  заложница. За плечом  у  нее,  точно  ведьмин
наперсник-зверек,  маячило  лицо  Шеба,  искаженное  мерзкой
гримасой.  Она  была его щитом. Его жертвой. Стрелок  увидел
все это --- отчетливо, ясно --- в застывшем мертвенном свете
этакого стерильного покоя и услышал ее крик:

     ---  Он захватил меня Господи не стреляй не стреляй  не
стреляй...

     Но  его  руки сами знали, что делать. Он был последним.
Последним  из своего клана, и только его уста знали  Высокий
Слог.   Грохнули  выстрелы  ---  суровая,  атональная  песнь
револьверов. Ее губы дрогнули, тело обмякло. Снова раздались
выстрелы. Голова Шеба дернулась, запрокинувшись. Оба упали в
пыль.

     Он отшатнулся, уклоняясь от града ударов. Палки летели по
воздуху, нацеленные в него. Одна, с гвоздем, зацепила его за
руку,  расцарапав ее до крови.  Какой-то мужик со  спутанной
бороденкой  и темными пятнами пота под мышками набросился на
него  с  тупым  кухонным  ножом.  Стрелок  выстрелил.  Мужик
замертво  повалился  на  землю,  ударившись  подбородком   о
мостовую. Было слышно, как клацнули зубы.

     --- САТАНА! --- надрывался кто-то. --- ОКАЯННЫЙ! УБЕЙТЕ
ЕГО!

     ---  НЕЧИСТЫЙ!  ---  завопил еще один  голос.  Снова  в
стрелка полетели палки. Нож ударился о сапог и отскочил. ---
НЕЧИСТЫЙ! АНТИХРИСТ!

     Он  прокладывал  путь сквозь толпу. Руки  его  выбирали
мишени  с пугающей точностью. Тела падали на мостовую.  Двое
мужчин и женщина. Он бросился в образовавшуюся брешь.

     Толпа,  этакая  процессия  перевозбужденных  фанатиков,
устремилась  за  ним  через улицу к  убогонькой  продуктовой
лавке  и  цирюльне  по совместительству,  что  располагалась
сразу  напротив  заведения  Шеба.  Он  поднялся  на  дощатый
тротуар  и,  развернувшись,  выпустил  оставшиеся  заряды  в
напирающую  толпу. На заднем плане, распластавшись  в  пыли,
лежали Шеб, Элли и все остальные трупы.

     Они не дрогнули, не помедлили ни мгновения, хотя каждый
выстрел его поражал намеченнуюю цель. Хотя они, может  быть,
в  жизни  не  видели револьвера,  разве что на картинках  из
старых журналов.

     Он  отступил,  двигаясь  плавно,  как  будто  в  танце,
уклоняясь  от летящих в него предметов. На ходу  перезарядил
револьверы. Тренированные его пальцы делали свое дело быстро
и четко --- деловито сновали между барабанами и патронташем.
Толпа  поднялась на тротуар. Стрелок вошел в лавку и  закрыл
за собою дверь, заперев ее на засов. Стекло в правой витрине
разлетелось осколками внутрь. В лавку ворвались  трое.  Лица
их --- лица фанатиков --- были пусты, в глазах мерцал мутный
огонь.   Он  уложил  их всех и еще тех двоих,  что  сунулись
следом  за  ними.  Они упали в витрине,  повисли  на  острых
осколках стекла, перекрыв проход.

     Дверь затрещала под напором тел, и он различил ее голос:

     --- УБИЙЦА! ВАШИ ДУШИ! ДЬЯВОЛЬСКОЕ КОПЫТО!

     Дверь сорвалась с петель и повалилась плашмя, грохнув об
пол.  С  пола  взметнулась  пыль. Мужчины,  дети  и  женщины
устремились  к  нему.  Опять полетели  плевки  и  палки.  Он
расстрелял  все  патроны.  Люди  валились  как  кегли.    Он
отступил  в цирюльню, на ходу опрокинул бочонок  с  мукой  и
катанул  его  им навстречу.  Выплеснул в толпу  таз  кипящей
воды с двумя зазубренными опасными бритвами на дне. Но толпа
напирала,  издавая бессвязные бесноватые выкрики.  Откуда-то
неслись вопли Сильвии Питтстон.  Она подстрекала их, и голос
ее   то   вздымался,  то  падал  в  заразительном  и  слепом
понукании.  Он затолкал патроны в еще не остывшие  барабаны,
вдыхая  запахи  мыла  и сбритых волос,  запах  своего  пота.
Горячий металл обжигал мозоли на кончиках пальцев.

     Он  выскочил на крыльцо через заднюю дверь.  Теперь  за
спиной у него оказались унылые заросли кустарника, что почти
полностью заслоняли городок,  грузно припавший к земле с той
стороны.  Трое  мужчин  выскочили  из-за  угла,    лица   их
расплывались в довольных изменнических ухмылках. Они увидели
его. Увидели, что он тоже их видит. Улыбки сползли буквально
за  миг  до  того, как он скосил всех троих. За ними  следом
явилась   женщина.  Она  выла  в  голос.  Рослая,   толстая.
Завсегдатаи  пивнушки Шеба звали ее тетушкой Милли.  Стрелок
нажал  на  курок.  Она отлетела назад и повалилась,  похабно
раскинув ноги. Юбка ее задралась и сбилась между бедер.

     Он  спустился  по ступеням крыльца и стал  отступать  в
пустыню.  Десять шагов. Двадцать. Распахнулась задняя  дверь
цирюльни. Толпа излилась наружу. Он мельком углядел  Сильвию
Питтстон. И открыл огонь. Они падали навзничь, ничком. Через
перила  ---  в  пыль. Они не отбрасывали теней в  мертвенном
свете  багряного дня. Он понял вдруг, что  кричит.   Он  все
время кричал.  Ощущение было такое, что вместо глаз у него -
--  надтреснутые  шарикоподшипники.   Яйца,  как  говорится,
прилипли  к  пузу. Ноги одеревенели. Уши как будто  налились
свинцом.

     Он опять расстрелял все патроны, и толпа устремилась  к
нему. Стрелка не стало. Остались лишь Глаз да Рука. Сознание
не  то чтобы отключилось, но от®ехало в безучастную даль. Он
замер   на   месте.   Не  переставая  кричать,   перезарядил
револьверы,  предоставив  эту работу  своим  натренированным
пальцам.   Если  бы только он мог вскинуть руку,  рассказать
им,  что  этому  трюку он учился почти  двадцать  пя