ая
непринужденную  дружескую беседу. Теперь же мальчик  перешел
на Высокий Слог:

     --- Моя мать еще не отпустила меня, вассал!

     Мартен поморщился, словно его хлестнули плетью. Мальчик
услышал,  как  мать вздохнула --- так жалко и горестно.  Она
назвала его по имени.

     Но эта болезненная улыбка так и застыла на лице мальчика.
Он шагнул вперед.

     ---  Ты  не  хочешь  мне поклониться,  вассал,  в  знак
верности? Во имя отца моего, которому ты, раб, служишь?

     Мартен уставился на него, не веря своим ушам.

     ---  Ступай, --- произнес он мягко. --- Ступай и  займи
свой кулак.

     Улыбаясь, мальчик ушел.

     Когда  он  закрыл за собою дверь, он услышал, как  мать
закричала. Это был вопль баньши, предвещающий смерть.

     А потом он услышал смех Мартена.

     Он  продолжал  улыбаться. И когда пошел  на  испытание,
улыбался тоже.

     Жами как раз возвратился из города, где наслушался всякого
от   горластых  торговок,  и  как  только  увидел   Роланда,
пересекающего  тренировочную  площадку,  сразу  же  поспешил
пересказать другу все последние слухи о войнах и мятежах  на
западе.  Но,  увидев лицо Роланда, он даже не стал  окликать
его.  Слова  остались невысказанными. Они с  Роландом  знали
друг  друга с младенчества: подстрекали друг друга на всякие
шалости,  тузили  друг  друга, вместе  исследовали  потайные
уголки замка, в стенах которого оба они родились.

     Роланд прошел мимо друга с этой болезненною улыбкою на губах;
взглянул на Жами, не видя его. Он шел к дому корта, где  над
окнами  были  натянуты полотняные навесы, чтобы отгородиться
от  нещадно  палящего солнца. Корт прилег  вздремнуть  после
обеда,  чтобы  вечером  насладиться сполна  своим  кобелиным
набегом на бордели нижнего города.

     Жами понял интуитивно, что сейчас будет, и в своем страхе и
возбуждении  разрывался теперь между  желанием  сразу  пойти
следом за Роландом или сначала позвать остальных.

     Но  потом чары рассеялись, и он со всех ног бросился  к
главному зданию, выкрикивая на ходу:

     --- Катберт! Аллен! Томас!

     В  знойном воздухе крики его звучали тонко и слабенько.
Они  все  это  знали.  Тем внутренним, непостижимым  чутьем,
которым  наделены  все мальчишки на свете.  Они  знали,  что
Раланд  будет первым. Первым, кто попытается. Но  чтобы  вот
так... не рановато ли?

     Никакие слухи о бунтах, войнах и черной магии не могли бы
зажечь  Жами так, как эта пугающая ухмылка на лице  Роланда.
Это   было   реальнее  и  серьезней,  чем  досужие  сплетни,
прошамканные  беззубым ртом какой-нибудь бабы-зеленщицы  над
засиженными мухами кочанами салата-латука.

     Роланд  подошел к дому учителя и пнул дверь ногою.  Она
распахнулась,  хлопнула  по грубо  отштукатуренной  стене  и
отскочила.

     Он никогда не был здесь раньше. Дверь с улицы вела прямо
в  спартанскую  кухню,  сумрачную и  прохладную.  Стол.  Два
жестких  стула. Два кухонных шкафчика. На полу --- выцветший
линолеум с черными дорожками от холодильника, втопленного  в
пол,  до  разделочного  стола, над которым  висели  ножи,  а
оттуда --- к столу обеденному.

     Вот оно: тайное уединение человека, чья жизнь проходит на
публике.   Последняя   поблекшая  воздержанность   неуемного
полуночного  бражника и кутилы, который,  пусть  грубо,  по-
своему,  но все же любил ребятишек вот уже трех поколений  и
кое-кого из них сделал стрелками.

     --- Корт!

     Он пнул ногой стол, так что тот пролетел через всю кухню
и  ударился  в стойку с ножами. Ножи попадали на пол,  точно
град сверкающих фишек для игры в бирюльки.

     В   соседней  комнате  что-то  зашевелилось,   раздался
полусонный хрип, который издает человек, прочищая горло.  Но
мальчик  туда  не  пошел, зная, что  это  уловка,  что  Корт
проснулся,  как  только он вошел в кухню, и ждет  теперь  за
дверью,  сверкая своим единственным глазом, готовый свернуть
шею незваному гостю, ворвавшемуся к нему в дом.

     --- Корт, выходи! Я пришел за тобою, смерд!

     Он  говорил  теперь только Высоким Слогом. Корт  рывком
распахнул  дверь.  Он  был почти голым,  только  в  семейных
трусах.  Коренастый  и  плотный, с кривыми  ногами,  весь  в
шрамах  и  буграх  мышц. Шишковатая лысина  ---  ни  единого
волоса  на  голове. Выпирающий круглый животик.  Мальчик  по
опыту  знал, что живот этот твердый, как сталь. Единственный
зрячий глаз угрюмо уставился на него.

     Как положено, мальчик отдал учителю честь.

     ---  Ты  больше не будешь учить меня, смерд. Сегодня  я
буду учить тебя.

     ---  Ты  пришел  рановато, сопляк, --- проговорил  Корт
небрежно,  но  тоже Высоким Слогом. --- Лет на пять  раньше,
чем нужно. Я спрошу только раз: может, отступишься, пока  не
поздно?

     Мальчик лишь улыбнулся своею пугающей болезненною улыбкой. Для
Корта,  который видел, как улыбаются люди на кровавых  полях
бесчестия  и чести под небом, окрасившимся в алый цвет,  это
было  ответом  вполне  достаточным.  Возможно,  единственным
ответом, которому он бы поверил.

     --- Плохо, --- как-то рассеянно проговорил учитель. ---
Ты был моим самым многообещающим учеником. Лучшим, я бы даже
сказал,  за последние две дюжины лет. Мне будет жаль,  когда
ты сломаешься и пойдешь по слепому пути. Но мир сдвинулся  с
места. Грядут нехорошие времена.

     Мальчик молчал (да и вряд ли сумел бы он дать какое-то связное
об®яснение, если б его попросили о том напрямую), но впервые
за все это время ужасная его улыбка немного смягчилась.

     ---  И  все-таки  есть право крови, --- продолжал  Корт
угрюмо.   ---  Не  важно6  какие  там  бунты  на  западе   и
колдовство,  есть  право крови. Я твой  вассал,  мальчик.  Я
признаю  твое  право всем сердцем и готов подчиниться  твоим
приказам, даже если --- в последний раз.

     И Корт, который бил его и пинал, сек до крови, ругал на
чем  свет  стоит, издевался над ним, как только ни  называл,
даже  прыщом-сифилитиком, встал перед ним на одно  колено  и
склонил голову.

     Мальчик  протянул  руку  и с изумлением  прикоснулся  к
загрубевшей, но уязвимой плоти на шее наставника.

     --- Встань, вассал, и примиримся в любви и прощении.

     Корт медленно поднялся, и мальчику вдруг показалось, что за
застывшей,   натянутой   маской  лица   учителя   скрывается
неподдельная боль.

     ---  Только напрасная трата сил. Отступись, мальчик.  Я
нарушу свою же клятву. Отступись и обожди!

     Мальчик молчал.

     ---   Хорошо.  ---  Теперь  голос  Корта  стал   сухим,
деловитым.  ---  Даю  тебе ровно час. Выбор  оружия  ---  за
тобой.

     --- А ты придешь со своей палкой?

     --- Как всегда.

     ---  А сколько палок у тебя уже отобрали, Корт? --- Это
было  равносильно  вопросу: "Сколько  мальчиков-учеников  из
тех,  что вошли во двор на задах Большого Зала, вышли оттуда
стрелками?"

     ---   Сегодня  ее  у  меня  не  отнимут,  ---  медленно
проговорил Корт. --- И мне, правда, жаль. Такой шанс  дается
лишь  раз, малыш. Только раз. И наказание за излишнее рвение
такое  же,  как и за полную несостоятельность. Разве  нельзя
обождать?

     Мальчик вспомнил Мартена: как он стоял перед ним точно утес,
такой же высокий и неприступный.

     --- Нет.

     --- Хорошо. Какое оружие ты избираешь?

     Мальчик молчал.

     Корт растянул губы в улыбке, обнажив кривые зубы.

     ---  Для  начало вполне даже мудро. Стало  быть,  через
час.  Ты  хоть понимаешь, что больше уже никогда не  увидишь
своих друзей, своего отца, этот замок?

     ---  Я  знаю,  что  значит изгнание, ---  тихо  ответил
мальчик.

     --- Тогда иди.

     Он ушел, не оглядываясь.



     В  погребе под конюшней было обманчиво прохладно. Сыро.
Пахло  влагою и паутиной. Вездесущее солнце проникало своими
лучами   даже  сюда,  в  подвал,  но  здесь   хотя   бы   не
счувствовалось изнуряющей дневной жары. Мальчик держал здесь
сокола, и птице, похоже, было вполне удобно.

     Теперь Джвид состарился и больше уже не охотился в небе.
Перья  его поутратили былой блеск, --- а еще года три  назад
они  так  и сияли, излучая животную бодрость, --- но  взгляд
оставался пронзительным и неподвижным, как прежде.  Говорят,
что  нельзя  подружиться с соколом, если только  ты  сам  не
сокол,одиноко  парящий в небе и лишь иногда опускающийся  на
землю,  без  друзей  и без надобности в  друзьях.  Сокол  не
знает, что такое нравственность и добродетель.

     Теперь Дэвид стал старым соколом. И мальчик очень надеялся
(или   же   для  того,  чтобы  надеяться,  ему  не   хватало
воображения? Быть может, он просто знал?), что  он  сам  ---
тоже сокол, только молодой.

     ---  Привет, --- он протянул руку к колодке, на которой
сидел  Дэвид. Тот перебрался на руку мальчика и снова застыл
неподвижно  как  был --- без клобучка на  голове.  Свободной
рукою  мальчик  залез  в  карман и  вытащил  оттуда  кусочек
вяленого  мяса. Сокол проворно выхватил угощение из  пальцев
парнишки и проглотил.

     Мальчик осторожно погладил Дэвида. Корт бы, наверное, глазам
своим  не поверил, если бы увидел такое диво, но ведь он  не
поверил и в то, что время Роланда уже наступило.

     ---  Ты,  наверное,  сегодня  умрешь,  ---  сказал  он,
продолжая  гладить Дэвида. --- Мне, похоже,  придется  тобою
пожертвовать,  как теми мелкими пташками,  на  которых  тебя
обучали. Помнишь? Нет? Ладно, не важно. Завтра соколом стану
я.

     Дэвид  сидел  у  него на руке молчаливый и  немигающий:
безразличный и к жизни своей, и к смерти.

     --- Ты уже старый, --- задумчиво продолжал мальчик. ---
И  быть может, ты мне не друг. Еще год назад ты предпочел бы
мой   глаз  этому  вяленому  куску  мяса,  верно?  Вот  Корт
посмеется.   Но   что-то  же  есть  между   нами,   какая-то
близость...  что  это,  птица?  Дружба  или  почтенный  твой
возраст?

     Дэвид не ответил ему.

     Мальчик надел на сокола клобучок и подобрал привязь. Они
поднялись из подвала и и вышли из конюшни на свет.



     Двор на задах Большого Зала на самом деле --- вовсе  не
двор, а узкий зеленый коридор между двумя рядами разросшейся
спутанной  живой  изгороди. Издавно  здесь  проходил  ритуал
посвящения  мальчиков  в  мужчины:  с  незапамятных  времен,
задолго   до  Корта  и  даже  его  предшественника,  который
скончался именно здесь, от колотой раны, нанесенной  слишком
усердной  и  рьяной рукою. Многие мальчики  вышли  из  этого
коридора  через  восточный вход. Вход,  предназначенный  для
учителя. Вышли мужчинами. Восточный конец коридора  ведет  к
Большому Залук цивилизации и интригам просвещенного мира. Но
еще  больше  ребят,  окровавленных и избитых,  вышло  отсюда
через  западный вход, предназначенный для мальчишек,  и  эти
уже  навсегда  оставались мальчишками. Этот  конец  коридора
выходит  к  горам и к хижинам поселенцев. Дальше  ---  дебри
дремучих  лесов,  а  еще дальше --- пустыня.  Те  мальчишки,
которые   становились  мужчинами,  переходили  от   тьмы   и
невежества к свету и принимали ответственность. Тем, которые
не  выдерживали  испытания,  оставалось  лишь  отступить   и
смириться  уже навсегда. Коридор был зеленым и  ровным6  как
площадка для игр. Длиною ровно в пятьдесят ярдов.

     Обычно у каждого входа толпятся возбужденные зрители  и
взволнованные родные, поскольку, как правило, день испытания
известен  заранее.  Восемнадцать --- вот самый  обычный  для
испытуемых  возраст (те же, кто не решался пройти  испытание
до  двадцати  пяти,  уходили обычно из  дома  и  становились
свободными землевладельцами, и очень скоро про них забывали:
про тех, кто не нашел в себе сил встретить лицом к лицу этот
жестокий  выбор  "все или ничего"). Но в тот  день  не  было
никого.  Только Жами, Катберт, Аллен и Томас. Они столпились
у  западного,  для  мальчишек, входа  и  ждали  там,  затаив
дыханиеи не скрывая испуга.

     --- Оружие, идиот! --- прошипел Катберт, и в его голосе
явственно слышалась боль. --- Ты забыл оружие!

     ---  Я  не  забыл, --- сухо отрезал Роланд.  Интересно,
спросил  он  себя, но отстраненно, как будто  ему  было  все
равно:  знают  ли уже в главном здании? Знает ли  мать...  и
Мартен? Отец сейчас на охоте и вернется еще не скоро.  Может
быть, через пару недель. И Роланду было немного стыдно,  что
он не дождался его возвращения, потому что он знал, что даже
если  б  отец  не  одобрил  его  решения,  то  уж  понял  бы
наверняка.

     --- Корт пришел?

     ---  Корт  уже  здесь, --- донесся голос с  того  конца
коридора, и показался сам Корт в короткой бойцовской фуфайке
и  с  кожаной лентой на лбу, чтобы пот не заливал  глаза.  В
руке  он  держал боевой посох из какого-то твердого  дерева,
заостренную   с  одного  конца  и  притупленную   на   манер
лопатообразной дубинки с другого. Не тратя времени даром, он
затянул  литанию, которую все они, слепо избранные по  крови
отцов, знали с самого раннего детства: учили ее к тому  дню,
когда они, может быть, станут мужчинами.

     --- Ты знаешь, зачем ты пришел, мальчишка?

     --- Я знаю, зачем я пришел, учитель.

     --- Ты пришел как изгнанник из дома отца своего?

     --- Я пришел как изгнанник, учитель.

     И  он  будет  изгнанником до тех пор, пока  не  одолеет
Корта.  Если  же Корт одолеет его, он останется  изгнанником
навсегда.

     --- Ты пришел со своим оружием?

     --- Да, учитель.

     --- Каково же твое оружие?

     Это было исконное право учителя --- его преимущество, шанс
приготовиться к бою с пращей, или копьем, или сетью.

     --- Мое оружие --- Дэвид, учитель.

     Корт запнулся, но только на долю секунды:

     --- Ты готов выйти против меня, мальчишка?

     --- Я готов.

     --- Тогда не мешкай.

     И Корт пошел на него по коридору, перекидывая свою палку
из   руки   в  руку.  Мальчики  встрепенулись,  как   стайка
испуганных птиц, когда их товарищ шагнул ему навстречу.

     Мое оружие --- Дэвид, учитель.

     Помнит ли Корт? Понял ли он? Если --- да6 то, возможно, уже
все  потеряно.  Теперь все зависело от того,  как  сработает
эффект  неожиданности... и еще от  того,  как  поведет  себя
сокол.  А  вдруг он будет равнодушно сидеть  у  мальчика  на
руке,  пока  Корт  будет вышибать ему  мозги  своею  тяжелою
палкой, или бросит его и взлетит в высокое жаркое небо?

     Они сходились. Мальчик спокойно снял с сокола клобучок.
Рука  не  дрожала.  Клобучок упал в зеленую  траву.  Мальчик
остановился. Он увидел, как Корт вперил взгляд в птицу и как
глаза   у  него  распахнулись  от  изумления  и  запоздалого
понимания.

     Значит --- сейчас.

     --- Возьми его! --- выкрикнул мальчик и вскинул руку.

     Дэвид сорвался с руки и взлетел как безмолвный сумеречный
снаряд; короткие крылья взмахнули --- раз, другой, третий, -
-- и вот уже когти и клюв впились Корту в лицо.

     --- Да! Роланд! --- в исступлении выкрикнул Катберт.

     Корт отшатнулся и, потеряв равновесие, упал. Тяжелый посох
взметнулся,  но  тщетно: ударил он только по воздуху.  Сокол
превратился в трепещущий, смазанный комок перьев.

     Мальчик рванулся к поверженному учителю, выставив руку перед
собой твердым клином, локтем вперед.

     Но,  несмотря  ни  на что, Корт едва ли  не  увернулся.
Сокол  закрывал ему почти весь обзор, но тяжелая палка опять
поднялась  затупленным концом вперед,  и  Корт  хладнокровно
прибег  к  единственному из оставшихся  у  него  в  арсенале
приемов, который мог бы переломить ситуацию в его пользу: он
трижды ударил себя по лицу, безжалостно напрягая мускулы.

     Дэвид отлетел прочь, разбитый. Одно крыло бешено билось о
землю.   Его  холодные,  немигающие  глаза  хищника  впились
яростным  взором в окровавленное лицо Корта.  Незрячий  глаз
учителя, раздутый, слепо таращился из глазницы.

     Мальчик пнул Корта ногою в висок, впечатав удар. На этом все
должно  было закончиться: нога мальчика онемела --- с  такой
силою  он  ударил.  Но  это было еще  не  все.  Не  все.  На
мгновение  лицо Корта как-то обмякло, а потом он рванулся  и
схватил мальчика за ногу.

     Мальчик дернулся, оступился и упал, растянувшись в траве. Где-
то, далеко-далеко, закричал Жами.

     Корт  уже  поднялся, готовый навалиться на  мальчика  и
прикончить    его.    Тот   утратил   свое    первоначальное
преимущество.  Секунду  они смотрели  в  глаза  друг  другу:
ученик, распростертый на земле, и учитель, стоящий над  ним,
со  сгустками крови, стекающими по левой стороне  его  лица.
Незрячий  глаз  его  теперь  совсем  заплыл,  осталась  лишь
тоненькая полоска белка. Сегодня корт точно уже не пойдет по
борделям.

     Что-то впилось в руку мальчика. Сокол. Дэвид, слепо рвущий
его  когтями. Оба крыла перебиты. Невероятно, как он  вообще
жив остался.

     Мальчик  схватил сокола, как хватают камень, не обращая
внимания  на  острый клюв, сдирающий кожу  с  его  запястья.
Когда   Корт   набросился  на  него,   мальчик,   беспомощно
распластанный по земле, подбросил сокола вверх.

     --- Возьми его! Дэвид! Убей!

     А потом Корт упал на него, закрывая собою солнце.

     Сокол расплющился между ними. Мальчик почувствовал, как по
лицу  его  шарит  мозолистый палец, нащупывая  глазницу.  Он
рывком  повернул  голову,  одновременно  приподнимая  бедро,
чтобы  закрыться от колена Корта, нацеленного ему в  пах,  и
трижды  рубанул  ребром  ладони по шее  учителя.  С  тем  же
успехом он мог бы стучать и по камню.

     А  потом  Корт вдруг издал сдавленный всхлип. Его  тело
дернулось.  Скловно сквозь пелену мальчик увидел,  как  Корт
шарит  рукой по земле, пытаясь дотянуться до выпавшей палки.
Он  рванулся, превозмогая боль, и отбил ее ногою в  сторону,
вне досягаемости. Дэвид вцепился когтями в правое ухо Корта.
Другой  лапою сокол безжалостно рвал щеку учителя, превращая
ее  в окровавленные лохмотья. Теплая кровь, распространявшая
запах меди, пролилась прямо мальчику на лицо.

     Корт ударил сокола кулаком и сломал ему спину. Еще раз ---
и  шея Дэвида изогнулась под неестественно острым углом.  Но
когти  еще  сжимались.  Уха больше не существовало;  на  его
месте  зияла теперь окровавленная дыра. Третий удар отбросил
сокола прочь.

     Ребром ладони мальчик рубанул Корта по носу, перебив тонкий
хрящ. Брызнула кровь.

     Корт выбросил руку вперед, вслепую схватил мальчика  за
ягодицу  и рванул на себя. Роланд упал, откатился в сторону,
нащупал палку, которую выронил Корт, и поднялся на колени.

     Корт  тоже  встал на коленит и усмехнулся сквозь  маску
запекшейся  крови.  Его  единственный  зрячий  глаз   бешено
вращался в запавшей глазнице. Нос был расплющен и свернут на
сторону, щеки свисали лохмотьями кожи.

     Мальчик держал свою палку, как бейсболист держит  биту6
готовясь принять подачу.

     Корт сделал два ложный выпада, а потом бросился на него.

     Но мальчик был начеку. Палка из твердого дерева, описав в
воздухе  плоскую  дугу, с глухим стуком  ударилась  о  череп
Корта.  Корт  повалился на бог, таращась на  мальчика  вдруг
помутневшими  невидящими глазами. Изо  рта  у  него  потекла
тонкая струйка слюны.

     ---  Сдавайся или умри, --- сказал мальчик. Впечатление
было такое, что рот у него забит влажной ватой.

     И  Корт улыбнулся. Он был почти без сознания. Еще  пару
недель  он  точно не встанет с постели --- и эти  недели  он
пролежит,  укрытый  черным покровом  глубокой  комы.  Однако
теперь он еще держался, напрягая все силы своей безжалостной
и безупречной жизни.

     --- Я сдаюсь, стрелок. Я сдаюсь улыбаясь.

     Зрячий глаз Корта закрылся.

     Стрелок легонько потряс его за плечо: мягко, но настойчиво.
Ребята  уже окружили его. Руки так и чесались ---  похлопать
его  по  спине,  потрепать по плечу.  Но  они  не  решались,
чувствуя  произошедшую перемену и страшась этой бездны,  что
т