ния. Все было предопределено.

     Она закрыла руками лицо. В ней остались еще хоть какие-то
соки, --- чтобы заплакать, хватило.

     ---  Не  смотри!  Не  надо так на  меня  смотреть!  Это
нечестно!

     --- Прости, --- сказал стрелок. --- Я не хотел.

     --- Вы все не хотите! --- выкрикнула она ему в лицо.

     --- Погаси свет.

     Она плакала, не отнимая рук от лица. Ему нравилось, что
она  закрывает лицо руками. Не из-за шрама, нет, просто  это
как  бы  возвращало  ей если не девственность,  то  какую-то
девическую  стыдливость.  Булавка,  что  держала  брительку,
тускло  поблескивала в масляном свете ламп.

     --- Погаси свет и запри дверь. Он ничего не утащит?

     --- Нет, --- прошептала она.

     --- Тогда гаси свет.

     Она  так и не убрала рук с лица, пока не зашла  ему  за
спину.  Она  тушила  коптящие лампы,  одну  за  другой,  ---
подкрутив  фитиль, задувала пламя. А потом, в  темноте,  она
взяла  его за руку. И рука была теплой. Она увела его  вверх
по  ступеням.  Там не было света, и было не  нужно  скрывать
свое совокупление.



        VI


     Он  свернул папиросы во тьме, раскурил обе и отдал одну
ей. Комната хранила еще ее запах, --- запах сирени, свежий и
трогательный. Запах пустыни давил его, перекрывал. Как запах
моря. Стрелок понял вдруг: он боится пустыни, что ждала  его
впереди.

     ---  Его  кличут  Норт,  --- сказала она.  Даже  теперь
голос ее не смягчился. --- Просто Норт. Он умер.

     Стрелок молча ждал продолжения.

     --- Его коснулась десница Божья.

     Стрелок сказал:

     --- Я ни разу не видел Его.

     ---  Сколько  я себя помню, он все время  был  здесь...
Норт, я имею в виду, не Бог. --- Она хрипло расхохоталась во
тьме. --- Одно время он подрабатывал золотарем. Запил. Начал
нюхать  траву.  Потом  --- курить  ее.  Дети  стали  за  ним
таскаться, проходу ему не давали, собак науськивали. У  него
были  такие зеленые старые шаровары, и от них жутко  воняло.
Ты понимаешь?

     --- Да.

     ---  Он начал жевать ее. Под конец уже просто сидел тут
и  вообще  ничего  не  ел. В душе-то  он,  может  быть,  был
королем.  Детишки,  наверное, были его  шутами,  собаки  ---
принцессами.

     --- Да.

     ---  Помер он тут, в аккурат на пороге. Плелся себе  по
улице,  сапогами своими шлепал... сапоги-то саперские  были,
носи  их  ---  не сносишь... ну и детишки, как  водится,  по
пятам,  и собаки. Видок у него был еще тот! Как вот вешалки,
что из проволоки, собрать и скрутить их все вместе. В глазах
у  него  словно адов огонь горел, а он еще ухмылялся. Такой,
знаешь,  оскал... малышня вырезает похожие рожи на тыквах  в
Канун Всех Святых. А уж несло от него! И грязью, и гнилью, и
травкой.  Она,  знаешь, стекала по углам рта, точно  зеленая
кровь. Я так думаю, он собирался войти и послушать, как  Шеб
играет.  И  буквально  уже  на пороге  встал  вдруг,  голову
вскинул. Я его видела, но подумала, что он дилижанс услышал,
хотя  не  время-то было для дилижанса. А потом его  вырвало,
черным  таким,  с кровью. Лезло все через эту  его  ухмылку,
точно вода сточная через решетку. А уж воняло... лучше с ума
сойти,   право  слово.  Он вскинул руки  и  как  отключился.
Просто  упал и все. Так и умер с этой ухмылкою  на  лице.  В
своей же блевотине.

     Ее била дрожь. Ветер снаружи по-прежнему выл заунывно, не
переставая. Где-то хлопала дверь, далеко-далеко, ---  словно
пригрезившийся  во  сне  звук.  В  стене  копошились   мыши.
Наверное, это --- единственное во всем городке преуспевающее
заведение,  раз  уж  мышам  есть тут,  чем  поживиться,  ---
подумал  стрелок, но как-то лениво. Мысль просто  скользнула
по краю сознания. Он положил руку ей на живот, этой женщине.
Она вздрогнула, потом расслабилась.

     --- Человек в черном, --- сказал стрелок.

     --- Ты ведь не останешь, пока я тебе не расскажу?!

     --- Нет, не отстану.

     ---  Ладно  уж.  Расскажу. --- Она обхватила  его  руку
обеими руками. И рассказала все.



        VII


     Он  заявился под вечер, в тот день, когда умер Норт,  и
ветер   разбушевался,  разнося  пылью  верхний  слой  почвы:
взметал  в  воздух  песчаную пелену, вырывал  с  корнем  еще
недозревшую  кукурузу. Кеннерли запер  конюшню,  повесив  на
двери  висячий  замок,  торговцы, державшие  лавки,  закрыли
ставнями окна и заложили их досками. Небо было желтым, цвета
заскорузлого сыра, и облака неслись в небе, как будто там, в
безбрежных  просторах пустыни, над которой они только-только
промчались, они видели что-то такое, что их напугало.

     Приехал он в дребезжащей повозке. Ее парусиновый верх громко
хлопал  на продувном ветру. За ним наблюдали, как он в®езжал
в  городок, и старик Кеннерли, который лежал у окна,  сжимая
одною  рукою бутылку, другою --- распутную горячую плоть,  а
именно  левую грудь своей второй дочки, решил не  открывать,
если тот постучит. Как будто его, Кеннерли, нету дома.

     Но человек в черном проехал мимо, не поворотив гнедого,
который  тянул  его на ходу разваливающуюся повозку.  Колеса
вращались,  взбивая  пыль, и ветер жадно  хватал  ее,  унося
прочь.   Должно  быть,  он  был  священником  или   монахом:
облаченный  в черную сутану, запорошенную пылью,  с  широким
капюшоном, покрывавшим всю голову и скрывавшим лицо.  Сутана
развевалась   и  хлопала  на  ветру.  Из-под  полы   торчали
квадратные носки тяжелых сапог с крупными пряжками.

     Остановился он у заведения Шеба. Там же и привязал коня, который,
пофыркивая, свесил голову и принялся тыкаться носом в землю.
Развязав веревку, скреплявшую парусину на задке повозки,  он
вытащил старый потертый дорожный мешок, закинул его за плечо
и  вошел,  распахнув  створки  дверей,  исполненные  в  виде
крыльев летучей мыши.

     Элис уставилась на него с нескрываемым любопытством, но
больше   никто  не  заметил,   как  он  вошел.  Все  изрядно
укушались.  Шеб наигрывал методистские гимны в рваном  ритме
рэгтайма.  Убеленные сединами лоботрясы, которые подтянулись
в  тот день пораньше, чтобы переждать бурю и помянуть в бозе
почившего  Норта,  уже  охрипли  от  громкого  пения.   Шеб,
упившийся  вдрыск, опьяненный к тому же сознанием того,  что
сам  он  еще  не откинул копыта, играл с каким-то  неистовым
пылом. Пальцы так и летали по клавишам.

     Хриплые вопли не перекрывали воя ветра снаружи, но иной раз
казалось, что гул человеческих голосов, бросает ему  дерзкий
вызов.  Пристроившись  в уголке,  Закари  закинул  юбки  Эми
Фельдон  ей  на  голову  и рисовал у нее  на  коленях  знаки
Зодиака.  Еще  несколько женщин ходили, что  называется,  по
рукам.   Похоже,   все   пребывали  в  каком-то   горячечном
возбуждении.   Но   мутный  свет  затененного   бурей   дня,
проникавшей   сквозь  створки  входной   двери,    казалось,
смеется над ними.

     Норта  положили в центре зала на двух сдвинутых  вместе
столах.  Носки его сапог образовали таинственную букву  "V".
Нижняя челюсть отвисла в вялой усмешке, хотя кто-то все-таки
удосужился закрыть ему глаза и положить на них по монетке. В
руки,  сложенные на груди, вставили пучок бес-травы.  Воняло
от Норта ужасно. Как ядовитыми испарениями.

     Человек в черном снял капюшон и подошел к стойке. Элис молча
наблюдала  за  ним,  ощущая  тревогу  пополам  со  знакомым,
сокрытым в самых глубинах ее естества желанием. Он не  носил
никаких  отличительных знаков духовного сана, хотя  само  по
себе это еще ничего не значило.

     ---  Виски,  ---  сказал он. Голос его был  приятным  и
мягким. --- Только хорошего виски.

     Она пошарила под прилавком и достала бутылку "Стар". Она
могла бы всучить ему местной сивухи, выдав ее за лучшее, что
у  них есть, однако делать этого не стала. Пока она наливала
ему,  человек в черном не отрываясь смотрел на нее.  У  него
были  большие,  как  будто светящиеся  изнутри  глаза.  Было
слишком  темно, чтобы точно определить их цвет.  Ее  желание
все  нарастало.  Пьяные вопли и выкрики не  умолкали  ни  на
мгновение. Шеб, никудышний кастрат, играл о солдатах Христа,
и  кто-то уговорил тетушку Милли спеть. Ее голос, скрипучий,
противный,  врезался  в пьяный гул голосов,  точно  топор  с
тупым лезвием в череп теленка на бойне.

     --- Эй, Элли!

     Она пошла принимать заказ, возмущенная и немного обиженная
молчанием незнакомца, возмущенная взглядом его странных глаз
непонятного  цвета и своим неугомонным жжением в  паху.  Она
боялась  своих желаний. Они были капризны. И не  подчинялись
ей. Желания эти могли быть симптомом некоторых изменений,  а
те  в свою очередь --- признаком надвигающейся уже старости,
того  состояния,  которое  в Талле  всегда  было  кратким  и
горьким, как зимний закат.

     Бочонок с пивом уже опустел. Она вскрыла еще один. Уж лучше
все  сделать самой, чем просить Шеба. Конечно, он  прибежит,
как пес, которым, собственно, он и был --- псом, прибежит по
первому зову, и либо прищемит себе пальцы, либо прольет  все
пиво. Пока она занималась с бочонком, незнакомец смотрел  на
нее. Она чувствовала его взгляд.

     ---  Много  у вас тут народу, --- сказал он, когда  она
возвратилась  за  стойку.  Он еще не  притронулся  к  своему
виски, а просто катал стакан между ладонями, чтобы согреть.

     --- Поминки, --- сказала она.

     --- Я заметил покойного.

     ---  Никчемные  люди,  ---  сказала  она  со  внезапною
ненавистью. --- Они все никчемные люди.

     --- Это их возбуждает. Он умер. Они --- еще нет.

     ---  Они  смеялись  над ним при жизни.  Они  не  должны
издеваться над ним и теперь. Это неправильно. Это... --- Она
запнулась, не зная, как выразить, что это и как это мерзко.

     --- Травоед?

     --- Да! А что еще у него было в жизни?

     В тоне ее явственно слышалось обвинение, но он не отвел
глаз,  и  она  вдруг почувствовала, как кровь прилила  ей  к
лицу.

     ---  Простите.  Вы,  наверное, священник?  Вам,  должно
быть, противно все это?

     --- Я не священник и мне не противно. --- Одним глотком
он  осушил  стакан  виски  и даже  не  сморщился.  ---  Еще,
пожалуйста.

     --- Сначала мне бы хотелось увидеть, какого цвета у вас
наличность. Простите за бедность речи.

     --- Нет надобности извиняться.

     Он  выложил  на прилавок серебряную монету,  толстую  с
одного  конца  и потоньше --- с другого, и она сказала,  как
скажет потом:

     --- У меня нету сдачи.

     Он  лишь мотнул головой и с рассеянным видом глядел  на
стакан, пока она наливала.

     --- Вы у нас только проездом? --- спросила она.

     Он  долго  молчал, и она собралась уже  повторить  свой
вопрос, как вдруг он раздраженно тряхнул головой.

     --- Не надо сейчас говорить банальностей. В присутствие
смерти.

     Она отпрянула, обиженная и пораженная. Он, должно быть,
солгал,  когда  сказал ей, что он --- не священник.  Солгал,
чтобы ее испытать. Такова была ее первая мысль.

     ---  Он  тебе нравился, --- произнес незнакомец  этаким
катерогичным тоном. --- Правда?

     ---   Кто?  Норт?  ---  Она  рассмеялась,  прикинувшись
раздраженной,  чтобы скрыть смущение. --- Я думаю,  что  вам
лучше...

     ---  Ты  --- добрая, и сейчас ты немного напугана,  ---
продолжал  он. --- А он жевал травку. Заглядывал  с  черного
хода  в ад. И вот он -- - смотри. И дверь за ним даже успели
захлопнуть,  а ты думаешь, будто ее не откроют, дверь,  пока
не придет твое время переступить тот порог, верно?

     --- Вы что, пьяны?

     ---  Мишту  Нортон. Он мертв, --- с неожиданной  злобою
вымолвил человек в черном. --- Мертв как и всякий.  Как  ты.
Как все вы.

     --- Убирайтесь отсюда.

     В  душе у нее поднималась холодная дрожь отвращения, но
от низа живота по-прежнему исходило тепло.

     ---  Все  в  порядке, --- сказал он мягко.  ---  Все  в
полном порядке. Подожди. Просто подожди и увидишь.

     Глаза у него --- голубые. Как-то вдруг в голове у нее стало
легко, словно она приняла дурманящего снадобья.

     --- Видишь? --- спросил он. --- Ты видишь?

     Она тупо кивнула, и он рассмеялся --- звонким, сильным и
чистым  смехом.  Все как один обернулись к  нему.  Он  обвел
взглядом  зал, внезапно сделавшись центром внимания  как  по
какому-то  неведомому волшебству. Тетушка Милли запнулась  и
замолчала, только отзвук высокой скрипучей ноты еще  дрожал,
растекаясь в воздухе. Шеб сбится с ритма и остановился.  Все
с  беспокойством  уставились на чужака.  Снаружи  по  стенам
строения шуршал песок.

     Тишина затянулась. У Элис перехватило дыхание --- оно как
будто  застряло в горле. Она опустила глаза и увидела вдруг,
что  обеими  руками  сжимает  живот  под  стойкой.  Они  все
смотрели  не него. Он --- на них. Потом он опять  рассмеялся
этим   сильным  свободным  смехом.  Только  никто  не  хотел
смеяться вместе с ним.

     ---  Я  покажу вам чудо! --- выкрикнул он. Но они  лишь
смотрели  во  все  глаза,   как смотрят  послушные  дети  на
фокусника  ---  только дети, которые уже выросли  для  того,
чтобы верить в его чудеса.

     Человек в черном рывком подался вперед, и тетушка Милли
отшатнулась  от него. Он свирепо оскалился и шлепнул  ее  по
широкому   пузу.   Она  издала  какой-то   хриплый   всхлип,
неожиданно для себя, и человек в черном запрокинул голову.

     --- Так лучше, правда?

     Тетушка Милли всхлипнула еще раз, потом вдруг разрыдалась и не
разбирая  дороги  бросилась за порог.  Все  остальные  молча
смотрели  ей вслед. Буря начиналась уже по-настоящему:  тени
мчались  друг  за  другом,   вздымаясь  и  опадая  на  белой
циклораме  небес. Какой-то мужчина, застывший  у  пианино  с
позабытой кружкою пива в руке, издал хриплый тяжелый стон.

     Человек в черном встал перед Нортом, глядя на него сверху вниз
и  ухмыляясь.  Ветер выл и вопил снаружи. Что-то  тяжелое  и
большое ударилось в стену таверны и отскочило прочь. Один из
мужчин, что стояли у стойки, неожиданно встрепенулся и вышел
на  улицу  нетвердою запретающейся походкой, в  чем-то  даже
гротескной.  Очередью  внезапных сухих раскатов  прогрохотал
гром.

     ---  Хорошо,  ---  человек  в  черном  осклабился.  ---
Замечательно. Что ж, приступим.

     Старательно целясь, он принялся плевать Норту в лицо. Слюна
заблестела на лбу у покойного, стекая жемчужными каплями  по
крючковатому носу.

     Руки Элис под стойкою заработали еще быстрее.

     Шеб, неотесанная деревенщина, расхохотался, да так, что
аж   согнулся  пополам.  Он  поперхнулся  и  начал  кашлять,
отхаркивая   липкие   комки  мокроты.   Человек   в   черном
одобрительно   рыкнул  и  постучал   его   по   спине.   Шеб
ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.

     Кое-кто убежал. Остальные сгрудились вокруг Норта. Теперь
уже все лицо его, сморщенная шея, прикрытая дряблою складкой
второго  подбородка, и верх груди блестели от  жидкости  ---
такой  драгоценной  в  этом засушливом  краю.  А  потом  все
застыло.  Как по команде. Слышалось только дыхание, тяжелое,
хриплое.

     Человек в черном внезапно подался вперед и, согнувшись,
перелетел  через  труп,  описав дугу  в  воздухе.  Это  было
красиво,  как  всплеск  воды.  Он  приземлился  на  руки,  с
разворота  встал  на  ноги,  потом  ухмыльнулся  и   прыгнул
обратно.  Кто-то из зрителей, забывшись, захлопал в  ладоши,
но тут же попятился, выпучив в ужасе глаза. Зажав рукой рот,
он рванулся к дверям.

     Норт шевельнулся, когда человек в черном перелетел через
него в третий раз.

     По рядам зрителей побежал ропот. Один только вздох, и все
вновь  затихло.  Человек в черном завыл, запрокинул  голову.
Его  грудь вздымалась в частом поверхностном ритме,  как  бы
вкачивая  в  себя воздух. Все быстрее и быстрее  становились
его прыжки --- он буквально переливался над телом Норта, как
вода  из  стакана в стакан. В глухой тишине слышался  только
рвущийся скрежет его дыхания и гул набирающей силу бури.

     Норт втянул в себя воздух. Сухой, глубокий вдох. Руки его
затряслись  и  принялись колотить по  столу.  Шеб  с  визгом
выбежал за порог. Следом за ним убежала одна из женщин.

     Человек в черном перелетел еще раз. Второй, третий. Теперь у
Норта  дрожало все тело: тряслось, извивалось  и  корчилось.
Гнилостный  запах,  смешанный с  благоуханием  экскрементов,
вздымался удушающими волнами. Глаза Норта открылись.

     Элис  почувствовала,  как ноги сами  уносят  ее  назад.
Отступая, она уперлась спиною в зеркало. Оно задрожало, и ее
вдруг охватила слепая паника. Ее всю трясло.

     ---  Это  тебе  от меня, --- тяжело дыша,  окликнул  ее
человек  в  черном. --- Можешь теперь спать  спокойно.  Даже
такое преодолимо.  Хотя это... так... черт подери... смешно!

     И он опять рассмеялся. Хохот замер, когда она опрометью
бросилась  вверх  по лестнице и остановилась  только  тогда,
когда захлопнула и заперла за собою дверь.

     Привалившись к стене за закрытою дверью, она опустилась на корточки
и  захихикала, раскачиваясь взад-вперед. Смех  ее  обратился
пронзительным воем и утонул в воплях ветра.

     А из бара внизу Норт с рассеянным видом вышел на улицу,
в  бурю,  чтобы сорвать себе травки. Человек  в  черном  ---
единственный   оставшийся  посетитель   ---   проводил   его
взглядом, по-прежнему ухмыляясь.

     Когда, уже вечером, она заставила себя спуститься  вниз
с  зажженною лампой в одной руке и увесистым поленом  ---  в
другой,  человек в черном уже ушел. Не было и повозки.  Зато
Норт  как  ни  в чем не бывало сидел за столиком  у  дверей,
словно  бы  никогда и не отлучался. От него  пахло  травкой,
хотя и не так сильно, как того можно было ожидать.

     Он взглянул на нее и несмело улыбнулся.

     --- Привет, Элли.

     --- Привет, Норт.

     Она опустила полено и принялась зажигать лампы, стараясь
не поворачиваться к нему спиною.

     ---  Меня коснулась десница Божия, --- сказал  он  чуть
погодя. --- Я больше уже никогда не умру. Он так сказал.  Он
обещал.

     --- Хорошо тебе, Норт.

     Лучина выпала из дрожащих ее пальцев, и она нагнулась поднять
ее.

     ---  Я,  знаешь, хочу прекратить жевать эту траву,  ---
сказал  он.  ---  Как-то оно мне не в  радость  уже.  Как-то
негоже,  чтобы  человек, которого коснулась  десница  Божия,
жевал зелье.

     --- Ну так возьми тогда и прекрати. Тебе что мешает?

     Она вдруг озлобилась, и злоба эта помогла ей снова увидеть
в  нем  человека,  а  не  какое-то  адское  существо,  чудом
вызванное  к жизни. Перед ней был обычный мужик, грустный  и
полупьяный, с видом пристыженным и достойным презрения.  Она
больше уже не боялась его.

     ---  Меня  ломает, --- сказал он ей. --- И я  хочу  ее,
травки. Я не могу уже остановиться. Элли, ты всегда была так
добра  ко  мне... --- он вдруг заплакал. --- Я не могу  даже
перестать мочиться в штаны.

     Она подошла к его столику и нерешительно остановилась.

     ---  Он  мог сделать так, --- чтобы я не хотел ее,  ---
выдавил он сквозь слезы. --- Он мог это сделать, если уж  он
сумел   оживить   меня.  Я  не  жалуюсь,  нет...   Не   хочу
жаловаться...  --- Затравлено оглядевшись  по  сторонам,  он
прошептал:  ---  Он  грозился  убить  меня,  если  я   стану
жаловаться.

     ---   Может   быть,  он  пошутил.  У   него,   кажется,
своеобразное чувство юмора.

     Норт достал из-за пазухи свой кисет и извлек пригоршню бес-
травы.  Она  безотчетно ударила его по руке и,  испугавшись,
тут же отдернула руку.

     ---  Я ничего не могу поделать, Элли. Я не могу...  ---
Неуклюжим  движением он опять запустил руку  в  кисет.   Она
могла  бы  остановить  его, но не стала  этого  делать.  Она
отошла от него и вновь принялась зажигать лампы, усталая  до
смерти,  хотя  вечер едва начался. Но в тот вечер  никто  не
пришел --- только старик Кеннерли, который все пропустил. Он
как  будто  и  не  удивился,  увидев  Норта.