о
он бы меня обжулил. Вот я сам и пошел.

     --- Тебе там не понравилось?

     --- Нет.

     --- А меня там едва не убили, --- сказал вдруг стрелок.

     --- Как так?

     ---  Я убил человека. Которого коснулась десница Божья.
Только то был не Бог, а человек в черном.

     --- Он заманил тебя в западню?

     --- Да.

     Они  смотрели друг на друга сквозь мрак. Мгновение это,
казалось, застыло в безысходной законченности.

     "Сейчас будут вопросы."

     Но   Брауну  нечего  было  сказать.  Он  мусолил   свою
самокрутку,  пока от нее не остался дымящийся  чинарик,   но
когда  стрелок  похлопал  по своему кисету,  предлагая  еще,
Браун только мотнул головой.

     Золтан встрепенулся, хотел вроде что-то сказать, но смолчал.

     --- А можно, я расскажу? --- спросил стрелок.

     --- Ну конечно.

     Стрелок попытался найти слова, чтобы начать, но не сумел
подобрать нужных слов.

     --- Мне надо отлить, --- сказал он.

     Браун кивнул.

     --- Это вода. В кукурузу, ага?

     --- Ясное дело.

     Он  поднялся  по лестнице и вышел во тьму. Над  головою
сверкали  звезды,  --- безумный рисунок на  черном  небе.  В
размеренном  ритме  вибрировал  ветер.  Моча  пролилась   на
иссохшее кукурузное поле, выгнувшись шаткой дугою. Это он, -
-- человек в черном, --- заманил его сюда. Быть может, Браун
и есть человек в черном. Быть может...

     Он   отогнал  от  себя  эти  мысли.  Он  предвидел  все
возможности.  Он  сумел бы справиться с  чем  угодно,  кроме
одного:  своего собственного безумия. Он вернулся обратно  в
хижину.

     ---  Ну  что, ты решил уже, наваждение я или  нет?  ---
явно забавляясь, спросил Браун.

     Стрелок,  испуганный, на мгновение застыл на  крошечной
лестничной площадке. Потом медленно сошел вниз и уселся.

     --- Так я начал про Талл.

     --- Растет городок?

     --- Его больше нет, --- сказал стрелок. Слова как будто
повисли в воздухе.

     Браун кивнул.

     ---  Пустыня.  Я  так  думаю, она в  конце  концов  все
задушит.  Здесь ведь когда-то была дорога. Проезжая  дорога,
прямо через пустыню, ты знал об этом?

     Стрелок закрыл глаза. В голове у него все плыло.

     ---  Ты мне подсыпал какой-то дряни, --- хрипло выдавил
он.

     --- Нет. Ничего я не делал.

     Стрелок осторожно приоткрыл глаза.

     --- Ты, пожалуй, не успокоишься, пока я не попрошу тебя
рассказать,  ---  сказал Браун. --- Вот и я  прошу.  Ты  мне
расскажешь про Талл?

     Стрелок нерешительно открыл рот и поразился: на сей раз слова
пришли  сами.  Он заговорил. Поначалу --- какими-то  вялыми,
невыразительными  рывками, но фраза цеплялась  за  фразу,  и
постепенно  рассказ его вылился в плавное, может быть,  даже
слегка монотонное повествование. В голове прояснилось. Какое-
то  странное возбуждение вдруг охватило его. Говорил стрелок
долго, до поздней ночи. Браун слушал, не перебивая. И  ворон
тоже.



        V


     Он купил мула в Прайстауне, и, когда добрался до Талла,
мул  еще  был полон сил. Солнце зашло час назад, но  стрелок
продолжал  идти, ориентируясь поначалу на отблески городских
огней  в небе, а потом --- на сверх®естественно чистые звуки
кабацкого  пианино, наигрывающего Эй, Джуд.  Дорога  заметно
расширилась, как река, вбирающая в себя притоки.

     Лес  уже  давно остался позади, сменившись уродливым  и
унылым пейзажем деревенской глубинки: безбрежные заброшенные
поля,  заросшие  низким  кустарником и  тимофеевкой,  жалкие
лачуги,  унылые, опустошенные поместья, хранимые сумрачными,
словно бы погруженными в тяжкие думы особняками, где теперь,
вероятно,  бродили демоны; пустые покинутые  хибары,  откуда
люди  ушли  либо сами, по собственной воле, либо  что-то  их
вынудило   уйти;   редкую  хижину  удержавшегося   поселенца
выдавало разве что одинокое мерцание точечки света  во  тьме
ночи,   а   когда   день  ---  угрюмое,  явно  вырождающееся
семейство, молча трудившееся на своем поле. Здесь в основном
сеяли   кукурузу,  но  изредка  попадались  бобы  и   горох.
Случалось  даже, что какая-нибудь отощавшая  коровенка  тупо
таращилась  на стрелка сквозь прореху в ободранной  ольховой
изгороди.  Четыре  раза  мимо проехали  дилижансы:  два  ---
навстречу,  два  --- в ту же сторону, что  и  стрелок.  Эти,
которые  обогнали  его,  были почти  пусты,  а  в  тех,  что
катились  в обратную сторону, к северному лесу, народу  было
побольше.

     То  был  уродливый край. С тех пор, как стрелок покинул
Прайстаун,  дождь  шел два раза, и оба раза  ---  как  будто
нехотя.  Даже  трава-тимофеевка  была  желтой  и  как  будто
подавленной.  Уродливый край. И никаких  следов  человека  в
черном. Но, возможно, он сел в дилижанс.

     Дорога изогнулась. Сразу же за поворотом стрелок остановился,
прикрикнув  на  мула,  и  поглядел вниз,  на  Талл.  Городок
расположился  на  дне  круглой,  как  чашка,   долины,   ---
поддельный камушек в дешевой оправе. Кое-где горел  свет,  в
основном  все огни скучились там, где звучала музыка.  Улиц,
на  первый взгляд, было четыре: три --- под прямым  углом  к
проезжему  тракту,  вроде как главной  улице  городка.  Быть
может,  тут  есть  ресторанчик.  Сомнительно,  впрочем,   но
вдруг... стрелок снова прикрикнул на мула.

     Теперь вдоль дороги стояли отдельные дома, но почти все, ---
по-прежнему, --- пустые. Стрелок миновал крохотное кладбище.
Заплесневелые, покосившиеся деревянные плиты давно утонули в
буйно  разросшейся  бес-траве.  Еще,  наверное,  пять  сотен
футов,  и  стрелок  прошел  мимо  изжеванного  указателя   с
надписью: ТАЛЛ.

     Краска пооблупилась, так что разобрать надпись на указателе
стало   почти  невозможно.   Чуть  подальше  был  еще   один
указатель,  но  стрелок так и не сумел  прочитать,  что  там
написано.

     Дурашливый хор полупьяных голосов поднялся в последнем протяжном
куплете  Эй,  Джуд,  ---  "Наа-наа-наа  наа-на-на-на...  эй,
Джуд...", --- едва стрелок вступил в черту городка. Звук был
мертвым,  как  гудение ветра в дупле прогнившего  дерева.  И
лишь   прозаическое  бренчание  кабацкого  пианино  удержало
стрелка от серьезных раздумий о том, уж не вызвал ли человек
в черном призраков, чтобы населить ими заброшенный город. Он
улыбнулся подобной мысли.

     На улицах были люди. Немного, но были. Три дамы, --- все
три  в  черных  брюках и одинаковых матросских  блузах,  ---
прошли мимо стрелка по другой стороне дороги, подчеркнуто на
него  не  глядя. Их лица, казалось, плыли над  неразличимыми
под  просторной одеждой телами, точно громадные  бейсбольные
мячи,  только  мертвенно-бледные и с глазами. Мрачного  вида
старик  в соломенной шляпе, крепко сидящей на самой макушке,
наблюдал  за ним со ступеней крыльца заколоченной бакалейной
лавки.  Худющий  портной, занятый  с  поздним  клиентом,  на
мгновение  прервал  работу и проводил стрелка  взглядом;  он
даже  приподнял  лампу  в  окне,  чтоб  разглядеть  получше.
Стрелок кивнул. Ни портной, ни клиент не кивнули в ответ. Он
буквально физически ощущал, как взгляды их впились в  кобуры
на  ремнях,  низко опоясывающих его бедра.  Мальчишка,  лет,
должно быть, тринадцати, и подружка его перешли через улицу,
помедлив  лишь  на  секунду.  Шаги  их  поднимали  маленькие
облачка  пыли, зависающие в воздухе. Почти все  фонари  были
разбиты.   Горело  лишь  несколько,  но  их   стекла   давно
потускнели  от  загустевшего масляного нагара.  Была  тут  и
платная конюшня. Должно быть, держалась она только тем,  что
через городок проходил маршрут рейсовых дилижансов. Сбоку от
разверстой    утробы   конюшни   трое   мальчишек    сидели,
нахохлившись, вокруг расчерченного в пыли поля для  шариков,
и молча смолили самодельные папиросы из кукурузных обверток.
Их длинные тени пролегли через дворик.

     Стрелок провел мимо них мула и заглянул в сумрачные глубины
конюшни.  Единственная лампа еле-еле коптила.  В  ее  жидком
свете  вздрагивала и плясала тень, --- долговязый нескладный
старик  в  комбинезоне  на  голое тело  поддевал  громадными
вилами  большие охапки сена и размашисто переваливал  их  на
сеновал.

     --- Эй! --- позвал стрелок.

     Вилы дрогнули, и хозяин с раздражением обернулся.

     --- Себе поэйкай!

     --- У меня мул.

     --- Хорошо тебе.

     Стрелок  швырнул  в полутьму золотой. Тяжелую,  неровно
обточенную  по  краям  монету. Сверкнув,  она  зазвенела  на
старых, посыпанных сечкою досках.

     Хозяин  вышел  вперед,  наклонился,  поднял  монету   и
подозрительно покосился на стрелка. На мгновение взгляд  его
задержался на ружейных ремнях, и конюх кисло кивнул.

     --- Надолго думаешь его оставить?

     --- На ночь. Может, на две. А может, и больше.

     --- У меня нету сдачи.

     --- Сдачи не надо.

     --- Кровавые денежки, --- буркнул хозяин.

     --- Что?

     --- Ничего. --- Хозяин подхватил уздечку и повел мула в
сарай.

     ---   Оботри   его  хорошенько!  ---  крикнул   стрелок
вдогонку. Старик даже не обернулся.

     Стрелок вышел к мальчишкам, скорчившимся вокруг поля для
шариков.   Они  наблюдали  за  всей  перепалкой  с  каким-то
презрительным интересом.

     ---  Идет  игра? --- спросил стрелок, пытаясь  завязать
разговор.

     Нет ответа.

     --- Вы, пижоны, здесь, что ли, живете? В городе?

     Нет ответа.

     Один из мальчишек вынул изо рта лихо скрученную папиросу из
кукурузной  обвертки,  зажал в  кулаке  зеленый  шарик,  ---
кошачий  глаз,  ---  и пульнул его в круг  на  земле.  Шарик
ударил  в  "квакушку" и выбил ее за пределы  поля.  Парнишка
поднял свой кошачий глаз и приготовился к новому "выстрелу".

     --- Тут есть где-нибудь ресторан? --- спросил стрелок.

     Один из них, самый младший, соизволил-таки поднять голову.
Уголок его рта украшала здоровая блямба лихорадки, а глаза у
мальчишки  все  еще  были  бесхитростны  и  простодушны.  Он
смотрел  на  стрелка с затаенным, словно бы  льющимся  через
край удивлением. Так трогательно, так пугающе.

     --- Если надо пожрать, у Шеба бывает мясо. Бифштексы.

     --- Это в том кабаке?

     Мальчик кивнул, но на этот раз ничего не  сказал. Глаза его
товарищей сделались вдруг колючими и враждебными.

     Стрелок поднес руку к полям своей шляпы.

     ---  Благодарствую. Было приятно узнать, что у  кого-то
еще в этом городе остались мозги, чтобы хоть что-то сказать.

     Он  прошествовал  мимо, поднялся на  дощатый  настил  и
зашагал  вниз  по улице к заведению Шеба. За спиной  у  него
прозвучал звонкий презрительный голос кого-то из тех, двоих.
Совсем еще детский дискант:

     ---  Травоед!  И  давно,  интересно,  ты  дрючишь  свою
сестру, Чарли? Травоед!

     У  входа   в кабак горели аж три керосиновых лампы,  по
одной  с  каждого  боку и еще одна ---  прямо  над  дверьми,
сильно  смахивающими по форме на крылья летучей мыши. Пьяный
хор,  подвывающий  Эй, Джуд уже выдохся, и пианино  бренчало
теперь  какую-то  другую,  но тоже старинную  песню.  Голоса
шелестели,  словно  рвущиеся  нити.  Стрелок  на   мгновение
замешкался  на  пороге, заглянув внутрь. На  полу  ---  слой
древесных  опилок.  У колченогих столов  ---  плевательницы.
Стойка  --- обычная доска, укрепленная на козлах  для  пилки
дров.  За  нею  --- заляпанное зеркало, в котором  отражался
тапер,  непременно  сутулый на своей непременной  вертящейся
табуретке. Передняя панель пианино была снята, так что ничто
не мешало обозревать, как деревянные молоточки скачут вверх-
вниз, пока эта хитрая штука играет. Буфетчица. Светловолосая
женщина  в  грязном голубом платье. Одна брителька подколота
английской булавкой. Посетителей человек этак шесть.  Должно
быть,  все  местные; скучковались они в  глубине  залы,  где
методично  нажирались и равнодушно поигрывали в "Не  зевай".
Еще  с  пол-дюжины  сгрудились у пианино.  Еще  четверо  или
пятеро  ---  у  стойки.  И  старик с  всклокоченными  седыми
космами,  повалившийся  на столик у  самых  дверей.  Стрелок
вошел.

     Головы повернулись, как на шарнирах. Взгляды уперлись в
стрелка  и  его  револьверы. На мгновение все  затихло,  вот
только  рассеянный тапер так и продолжал наяривать на  своем
пианино. А потом женщина за стойкой поморщилась, и все стало
как прежде.

     ---  Не  зевай, --- сказал кто-то из игроков в  углу  и
побил  червонную  тройку четверкой  пик,  сбросив  все  свои
карты. Тот, чья тройка ушла, смачно выругался, передал  свою
ставку, а следующий за ним стал сдавать карты по-новой.

     Стрелок подошел к стойке вплотную.

     --- Это у вас подают бифштексы? --- спросил он.

     ---  А  то. --- Она смотрела ему прямо в глаза.  Должно
быть,  когда-то, в начале, она была даже красива, но  теперь
лицо ее поистаскалось, а на лбу красовался лиловый изогнутый
шрам.  Она густо его запудривала, но нехитрая эта уловка  не
скрывала  рубец,  а скорей привлекала к нему  внимание.  ---
Только оно денег стоит.

     ---  Представляю себе. Давай, значит, мне три бифштекса
и пиво.

     И  снова --- едва уловимый сдвиг во всей атмосфере. Три
бифштекса.  Рты  наполнились  слюною,  языки  впитали  ее  с
неторопливым и сладострастным смаком. Три бифштекса.

     --- Это выйдет тебе в пять баксов. Вместе с пивом.

     Стрелок выложил на стойку золотой.

     Взгляды как будто прилипли к монете.

     Прямо  за  стойкою, слева от зеркала, стояла жаровня  с
тлеющими  углями.  Буфетчица нырнула  в  какую-то  маленькую
комнатушку  сразу же за жаровней и вернулась  уже  с  куском
мяса, уложенным на бумажке. Явно не щедрой рукой отрезав три
жалких   ломтя,   она  швырнула  их  на   решетку   жаровни.
Поднявшийся  запах сводил с ума. Стрелок,  однако,  стоял  с
равнодушным  видом, осознавая, конечно, но как бы  вскользь,
чуть  сбившийся  ритм пианино, заминку в  игре  картежников,
косые взгляды завсегдатаев.

     Тот мужик, подбиравшийся к нему сзади, был уже на полпути
к  своей цели, когда стрелок увидел его отражение в зеркале.
Почти совсем лысый мужик. Рука его судорожно сжимала рукоять
огромного охотничьего ножа, прикрепленного к поясу на  манер
кобуры.

     --- Сядь на место, --- спокойно сказал стрелок.

     Лысый   остановился.  Его  верхняя  губа  приподнялась,
непроизвольно --- как будто оскалился пес. На мгновение  все
замерло  в  тишине. А потом он вернулся к своему столику,  и
снова все стало, как прежде.

     Пиво  подали  в  здоровом  стеклянном  бокале,  правда,
надтреснутом.

     ---   У   меня  нету  сдачи,  ---  вызывающе   об®явила
буфетчица.

     --- Сдачи не надо.

     Она   сердито   кивнула,  как  будто  эта  демонстрация
финансового  благополучия, пусть даже и крайне выгодная  для
нее, неимоверно ее взбесила. Она, впрочем, взяла его золото,
а  еще  через  пару  минут  на мутной  тарелке  сомнительной
чистоты появились бифштексы, так и не прожаренные по краям.

     --- А соль у вас есть?

     Она извлекла из-под стойки солонку.

     --- Хлеб?

     --- Хлеба нет.

     Он  знал,  конечно, что это --- ложь,  однако  не  стал
настаивать.   Лысый  таращился  на  него  своими   синюшными
глазами, руки его на растрескавшемся, выщербленном столе  то
сжимались в кулаки, то вновь разжимались. Ноздри раздувались
в пульсирующем ровном ритме.

     Спокойно, даже с какою-то вкрадчивой мягкостью, стрелок
приступил к еде. Разрезая шмат мяса на маленькие кусочки, он
вилкою  отправлял их в рот, стараясь не думать  о  том,  чем
откармливали коровенку перед тем, как прирезать.

     Он  почти все доел и собирался уже заказать еще пива  и
свернуть папиросу, как вдруг чья-то рука легла ему на плечо.

     Внезапно он осознал, что в зале опять стало тихо. Он буквально
почувствовал,  как напряжение сгустилось в воздухе.  Стрелок
обернулся. Его взгляд уперся в лицо старика, который спал  у
дверей,  когда  он вошел. Лицо это было ужасно.  Запах  бес-
травы  ---  как  наплыв  зловонного  испарения.  Глаза  его,
застывшие,  жуткие,  --- широко распахнутые,  сияющие  глаза
человека,  который глядит, но не видит. Взгляд, направленный
внутрь, в стерильный, выхолощенный ад неподвластных контролю
сознания грез, выпущенных на свободу снов, что поднялись  из
вонючих трясин подсознания.

     Женщина за стойкой издала слабый стон.

     Растресканные губы скривились, раскрылись, обнажая зеленые, точно
замшелые, зубы, и стрелок про себя подумал: "Он уже даже  не
курит ее. Он жует. Он и вправду жует ее."

     И дальше: "Он же мертвый. Наверное, год как помер."

     И потом еще: "Человек в черном".

     Они   смотрели  друг  на  друга:  стрелок   и   старик,
перешагнувший уже грань безумия.

     Он  заговорил, и стрелок буквально опешил  ---  к  нему
обращались Высоким Слогом!

     --- Сделай милость, потешь старика, стрелок. Не пожалей
золотой. Один золотой --- такая безделица.

     Высокий Слог. В первый момент разум стрелка отказался его
воспринять.  Прошло столько лет, --- Боже правый!  ---  века
прошли, тысячелетия; никакого Высокого Слога давно уже  нет.
Он --- последний. Последний стрелок. Все остальные...

     Ошеломленный, он сунул руку в нагрудный карман и достал
золотую  монету. Растресканная исцарапанная рука протянулась
за  нею, нежно погладила, подняла вверх так, чтобы в  золоте
отразилось  маслянистое  мерцание керосиновых  ламп.  Монета
отбросила  в полумрак сдержанный гордый отблеск: золотистый,
багровый, кровавый.

     ---     Ааааххххххх...    ---    Невнятное    выражение
удовольствия. Пошатнувшись, старик развернулся и двинулся  к
своему столику, держа монету на уровне глаз. Вертел ее так и
этак, бахвалясь.

     Кабак быстро пустел. Двери, --- крылья летучей мыши, ---
бешено  хлопали,  ходя ходуном. Тапер  с  треском  захлопнул
крышку  своего  инструмента и широченными шутовскими  шагами
вышел следом за остальными.

     --- Шеб! --- Крикнула женщина ему вдогонку, голос ее --
- странная смесь страха и злобы. --- Шеб, сейчас же вернись!
Что за черт!

     Старик тем временем вернулся за столик. Он крутанул золотую
монету  на  выщербленной доске, полумертвые  его  глаза,  не
отрывась,  следили за нею, --- завороженные,  пустые.  Когда
монета остановилась, он крутанул ее еще раз, потом ---  еще,
его веки отяжелели. Четвертый --- и голова его упала на стол
еще даже прежде, чем остановилась монета.

     ---   Ну   вот,  ---  с  тихим  бешенством  проговорила
буфетчица. --- Всех клиентов мне распугал. Доволен?

     --- Вернутся, куда они денутся, --- отозвался стрелок.

     --- Но уж не сегодня.

     --- Кто он? --- Стрелок указал на травоеда.

     ---  А  не  пошел  бы  ты...  ---  она  предложила  ему
совершить технически неисполнимый акт мастурбации.

     --- Я должен знать, --- терпеливо проговорил стрелок. -
-- Он...

     --- Он так смешно говорил с тобой, --- сказала она. ---
Норт в жизни так не говорил.

     --- Я ищу одного человека. Ты должна его знать.

     Она уставилась на него, гнев ее остывал. Она словно что-то
прикидывала   про  себя,  а  потом  в  глазах  ее   появился
напряженный  и влажный блеск, который стрелок уже  видел  не
раз. Покосившееся строение что-то выскрипывало задумчиво про
себя.  Где-то  истошно  лаяла  собака.  Стрелок  ждал.   Она
увидела,  что  он  понял,  и блеск сменился  безысходностью,
немым желанием, у которого не было голоса.

     --- Мою цену ты знаешь, --- сказала она.

     Он не сводил с нее глаз. В темноте шрама будет не видно.
Ее  тело  не  смогли  подточить ни  пустыня,  ни  песок,  ни
ежедневный  тяжелый  труд. Оно было вовсе  не  дряблым,  ---
худым,  подтянутым.  И когда-то она была  очеь  хорошенькой,
может  быть,  даже красивой. Но это уже не  имело  значения.
Даже   если  б  в  сухой  и  бесплодной  черноте  ее  утробы
копошились  могильные  черви, это  бы  все  равно  не  имело
значе