ство было лишь средством к той же власти, а  чаще  не
дарило и  этого.  Жадность  ослепляла,  заставляла  безумца  кружиться  по
замкнутому кругу, навсегда делала человека рабом самого себя.  Те  времена
прошли. Теперь даже власти нельзя купить  за  все  сокровища  мира.  А  то
немногое, что нужно человеку  для  удовлетворения  его  собственных  нужд,
дарится ему природой  и  обществом  бесплатно,  как  солнечный  свет,  как
воздух, так зачем мне оно, твое богатство?
   - Тогда, быть может, ты хочешь молодости, вечной жизни?
   - От вечной жизни человек устанет, что же касается  долгой  и  здоровой
жизни, каждый человек хотел бы этого. Но ты потребуешь за свой дар слишком
высокую цену.
   - Ты упрям, человек, упрям и неразумен. -  Голос  перешел  в  протяжный
свист, и вновь страшная тяжесть обрушилась  на  плечи  Ротанова.  Странные
картины рождались на  поверхности  радужной  пленки.  Он  видел  там  свое
детство и молодость, видел  чужие  миры,  которые  покорил,  видел  образы
родных и близких ему людей, словно зеркало собственных мыслей лежало перед
ним. Словно озеро жадно ловило каждый отблеск его мысли, стараясь  понять,
разобраться в глубинной сущности его поступков. Что-то грустное  появилось
в мелодии, прорывавшейся сквозь свист, тяжесть чуть  ослабела,  и  Ротанов
медленно, с трудом передвинув ноги, сделал шаг  назад,  еще  один,  еще...
Спина уперлась в камень. Он нашарил рукой отверстие, пригнулся и отпрыгнул
в люк. Задыхаясь, выхватил балку и защелкнул стальные запоры. Он  подпирал
люк балкон, когда вновь услышал голос.
   - Я могла бы растворить эти стены  в  одну  минуту.  Ты  слышишь  меня,
человек?
   - Я слышу. Чего же ты медлишь? Я обещаю, что, если  ты  отпустишь  меня
сейчас, я уничтожу тебя.
   - Ты уже сделал все, что нужно, остановив Хронар. Я  лишь  ждала  нашей
встречи, чтобы не совершить  ошибки,  а  теперь  ухожу  навсегда.  Мир,  в
котором разум осознал свое назначение, священен. Прощай.
   Обессиленный, он прислонился к стене; капли пота сбегали по  его  лицу.
За метровыми стенами из брони и камня он не мог видеть,  как  стремительно
начало мелеть озеро, сжимаясь и откатываясь назад. Как медленно  оторвался
от планеты невидимый извне черный рукав, соединявший ее  с  коллапсирующей
звездой, и, неуклонно сокращаясь, стал уходить в сторону Эпсилона,  словно
огромный осьминог втягивал в себя свое гигантское щупальце.