Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
т. Бренда сама настояла на том, чтобы
сопровождать меня в этой прогулке, формальной целью которой была моя
встреча с Александром лицом к лицу - правда, только формальной. На
уме у меня было нечто совершенно иное, но я предпочитал ни с кем не
делиться моими планами, чтобы еще больше не волновать родных,
которые и так отнеслись к моей идее неодобрительно. Бренда, видимо,
заподозрив что-то неладное, вцепилась в меня мертвой хваткой, и
вскоре я понял, что взять ее с собой будет стоить мне гораздо меньше
нервов, чем убедить ее отказаться от этой затеи, а потом еще
переживать, гадая, не отправилась ли она тайком за мной.
Навязчивость Бренды, хотя я находил ее общество в высшей степени
приятным, слегка озадачивала меня, а ее чрезмерная забота о моей
безопасности и вовсе приводила в растерянность. Я все больше
убеждался, что дед Янус был прав, полагая, что Бренда видит во мне
не старшего брата, а скорее достойную замену отца, которого она,
судя по рассказам родственников, очень любила, и который, в свою
очередь, относился к ней с гораздо большей теплотой и нежностью, чем
к другим своим детям. Такое предположение, что толку отрицать, очень
льстило моему самолюбию. То, что я не питал никаких теплых чувств к
отцу, еще не значило, что я не хотел быть на него похожим...
Итак, Бренда отправилась вместе со мной, и я был вынужден принять
дополнительные меры предосторожности и внести определенные
коррективы в первоначальный план моих действий. Согласно первому
исправленному сценарию мы должны были изображать из себя брата и
сестру, кем мы, собственно, и являлись. Однако, когда дело дошло до
переодевания, обнаружилось, что Бренда совсем не умеет носить
средневековые дамские наряды; к тому же пышные многослойные юбки,
длинные, тяжелые, сковывающие движения, вызывали в ней решительный
протест, и она все время норовила задрать их повыше, давая свободу
ногам, что уж никак не вязалось с образом благовоспитанной барышни-
аристократки. Сценарий пришлось менять вторично, хоть и не столь
радикально, и из моей сестры Бренда превратилась в хорошенького
мальчика-оруженосца.
- Если ты собираешься жить со мной в Авалоне, - после паузы
заговорил я, - то должна пересмотреть свои привычки. Там женщины
носят похожие наряды, пусть и не такие громоздкие.
Улочка постепенно расширялась, и мы ускорили шаг наших лошадей.
- Ничего, - отозвалась Бренда. - Я введу новую моду. Уж в этом не
сомневайся.
Я в этом не сомневался.
- Только не все сразу, - предупредил я. - Не нахрапом. Думаю, не
стоит шокировать благонравных вельмож, в первый же день представ
перед ними в шортах и тонкой блузке без рукавов, а тем более - в
купальнике... Гм. Может быть, я отстал от жизни, но по мне, те так
называемые купальники, что нынче в моде, еще более бесстыжи, чем
неприкрытая нагота.
Бренда рассмеялась:
- Да, ты действительно отстал от жизни. Видно, твоя Земля Артура,
несмотря на ее близость к Истокам, очень отсталый мир, и люди там
тоже отсталые. Но ты не беспокойся, я постараюсь быть паинькой и не
вредить целомудрию твоих знакомых. Первым делом я приучу их к
длинным платьям довольно консервативного покроя, но без всяких
нижних юбок и прочей ерунды.
- Правильно, - одобрил я. - Маленькими шажками к великой цели.
Даже это произведет настоящий фурор в тамошнем высшем свете.
- Позже я начну щеголять в юбке лишь самую малость ниже колен, -
продолжала строить планы Бренда. - Потом чуть выше...
- А по пятам за тобой будут ходить толпы придворных, глазея на
твои красивые ножки и норовя заглянуть тебе под юбку, -
прокомментировал я, и Бренда снова рассмеялась.
Мы вели наш разговор в том же ключе, пока не под®ехали к
массивным обитым железом воротам в высокой каменной стене,
ограждавшей от остальной части города главное командорство ордена
Святого Духа и резиденцию его гроссмейстера. Створы ворот были
распахнуты, решетка поднята, но путь нам преградили два вооруженных
алебардами стражника, один из которых был чисто выбрит и выглядел
лет на двадцать пять, другой, бородатый, казался гораздо старше.
- Кто? - требовательно спросил тот, что был с бородой.
- Карл де Лумьер, рыцарь из Нормандии, с оруженосцем, -
ответствовал я на чистейшем прусском наречии, которое было
общепринятым в разношерстой среде рыцарей Святого Духа. - Прибыл к
его светлости великому магистру с посланием от его высочества
герцога Нормандского.
Стражники посовещались между собой и с другими своими коллегами,
дежурившими у ворот, затем младший направился внутрь крепости и
исчез за углом караульной. Бородатый велел нам подождать, об®яснив,
что о нашем прибытии сейчас доложат начальству.
Минут через десять ушедший докладывать о нас стражник вернулся.
Вместе с ним важно шествовал высокий голубоглазый блондин лет
сорока, типичный ариец, одетый в шикарный камзол из темно-коричневой
тафты со множеством серебряных позументов. Его властный вид и
почтительное отношение к нему со стороны стражников
свидетельствовали о его высоком положении в иерархии ордена.
Когда он приблизился к нам, мы с Брендой спешились. Он сдержанно
поклонился, мы ответили ему тем же.
- Командор Гартман фон Ауэ, - представился он, - ад®ютант его
светлости великого магистра. С кем имею честь, господа?
- Карл де Лумьер к вашим услугам, сударь, - вежливо произнес я. -
А это мой оруженосец и кузен Бран де Шато-Тьерри.
Командор неодобрительно взглянул на Бренду - ее девичья внешность
произвела на него не лучшее впечатление - и неопределенно кивнул.
- Мне доложили, что вы прибыли с посланием от герцога
Нормандского.
- Вернее, с поручением, - уточнил я. - С конфиденциальным
поручением. У меня есть рекомендательное письмо, адресованное лично
его светлости великому магистру, и я намерен ходатайствовать о
срочной аудиенции.
Я достал из-за отворота камзола пакет, скрепленный большой
гербовой печатью из красного воска; внутри пакета лежала записка -
мой привет Александру. Я решил не предупреждать заранее о своем
визите, чтобы не дать ему времени на подготовку к встрече и по
возможности застать его врасплох. Помимо всего прочего, мне хотелось
понаблюдать за его естественной реакцией, а не за отрепетированными
позами, на которые он был мастак.
Командор взял у меня пакет и внимательно изучил печать, убеждаясь
в ее подлинности. На всякий случай я сделал ему легкое внушение,
направляя его мысли в нужное русло. То ли командор был очень
восприимчивым человеком, то ли он сам пришел к такому же решению, но
никакого сопротивления с его стороны я не ощутил.
- Следуйте за мной, господа, - произнес он, подтверждая свое
приглашение соответствующим жестом. - Я доложу о вас его светлости.
Мы прошли под аркой ворот и очутились на краю широкого плаца, в
противоположном конце которого строем маршировали пешие крестоносцы,
распевая какую-то воинственную песню. Эта песня показалась мне
смутно знакомой, и только с некоторым опозданием я признал в ней
более энергичную, приспособленную к строевому пению версию "Te
Deum".[6] Я мысленно выругался, затем так же мысленно рассмеялся.
Это было в духе моего братца: он мечтал превратить весь этот мир в
одну большую казарму, где все люди будут ходить строем и распевать
католические гимны.
--------------------------------------------------------------
6 Te Deum (laudamus) - "Тебя, Бога (хвалим)" (лат.), первые слова
популярного католического гимна.
Возле конюшен Гартман фон Ауэ поручил наших лошадей заботам
конюхов, затем повернулся ко мне и сказал:
- У вас славное имя, сударь. Вы, случайно, не родственник
знаменитого Артура де Лумьера, который тридцать лет назад командовал
армией Лангедока в войне с нашим орденом?
- Да, я его сын.
Командор с уважением поглядел на меня.
- Даже так! Надеюсь, ваш отец в добром здравии?
- Он давно умер, - замогильным голосом сообщил я.
Командор перекрестился. Я последовал его примеру, а Бренда чуть
было не осенила себя знамением Света, но вовремя спохватилась.
- Да упокоит Господь его душу, - произнес Гартман фон Ауэ. - Ваш
отец был великим воином, сударь, и в нашем ордене его уважают, хотя
он был нашим врагом. Мы свято блюдем традиции рыцарской чести.
Я промолчал, сохраняя на своем лице скорбную мину. По правде
говоря, я был польщен, что Александр не предал мое имя анафеме.
Впрочем, не исключено было, что я обманывался, принимая желаемое за
действительное. Может, он хотел сделать это, но не смог, потому что
большинство его подчиненных чтили воинские традиции своей эпохи. В
Средние века война является неот®емлемой частью повседневного быта,
и в этих условиях уважение к достойному врагу не просто красивая
поза, не благородный жест, а жизненная необходимость, отдушина для
гуманизма в мире, где царят жестокость и насилие. Чтобы расстрелять
пленного во Второй мировой войне достаточно было того, что он -
офицер вражеской армии; а в XV веке, чтобы оправдать казнь плененной
Жанны д'Арк, англичанам пришлось об®явить ее ведьмой. Почему-то
многие историки не обращают внимания на этот примечательный факт. Я
участвовал в нескольких средневековых войнах, но упаси меня Бог от
участия в "цивилизованной" войне - даже если при ее ведении будут
неукоснительно соблюдаться все положения Женевской конвенции...
За прошедшие с момента нашей последней встречи три десятилетия
Александр сильно изменился. Теперь он выглядел лет на пятьдесят по
меркам простых смертных; кожа на его гладко выбритом лице потемнела,
чуть загрубела, на лбу и переносице образовалось множество морщин, а
в густых каштановых волосах виднелись седые пряди. Однако лицо его
сохраняло прежнее жесткое, волевое выражение, серо-стальные глаза
смотрели на мир властно и решительно, с вызовом, ярче прежнего пылал
в них огонь фанатизма.
Несколько секунд после того, как он вошел в комнату, где нам
велено было ждать ответа на просьбу об аудиенции, мы молча
рассматривали друг друга, освежая свою память и пополняя ее новыми
сведениями о переменах во внешности. Я должен был признать, что этот
облик, обычно принимаемый только самыми старыми из Властелинов,
очень идет Александру. В былые времена я находил его юное лицо,
отмеченное печатью одержимости, в некотором роде смешным - но сейчас
мне было не до смеха.
- Если ты хотел ошарашить меня своим визитом, - медленно
проговорил Александр, - то тебе это удалось. Я удивлен, брат. - Он
произнес ключевые слова, приводящие в действие чары против
подслушивания, и вновь обратился ко мне: - По правилам фамильного
этикета нам следовало бы обменяться сердечными рукопожатиями, но я
не думаю, что это хорошая идея.
- Согласен, - кивнул я. - Нам можно присесть?
- Да, разумеется. Располагайтесь, где вам угодно, чувствуйте себя
как дома.
Мы с Брендой устроились в удобных креслах и немного расслабились,
хотя совету чувствовать себя как дома следовать не собирались.
Особенно я.
Александр тоже сел и перевел свой жесткий взгляд на сестру:
- Так, стало быть, ты и есть Бренда? В последний раз я видел тебя
совсем маленькой.
- Жаль, я не помню этого, - вежливо ответила Бренда.
- Ты была милым ребенком и стала красивой девушкой, - продолжал
Александр. - В этом наряде ты выглядишь весьма соблазнительно.
- Да уж! - фыркнула Бренда. - По пути сюда твои рыцари вовсю
пялились на меня.
- Что делать. Ведь ты очень привлекательная женщина.
- Но они принимали меня за парня! Какое бесстыдство!
Александр пожал плечами.
- Порокам людским несть числа. Даже самые лучшие из них грешат,
если не делом, то мыслию и словом.
- Как ты, например, - ехидно вставил я; больше всего меня
раздражал в Александре его цинизм. - Ты согрешил, отрекшись от
семьи, и твой проступок не остался безнаказанным. Харальд, твой сын,
взлелеянный и воспитанный тобой, отрекся от истинного Бога.
Александр закусил губу и зло посмотрел на меня.
- Будь ты проклят, Артур! - угрюмо проговорил он. - Умеешь же ты
достать человека! Зачем ты пришел ко мне? Что тебе нужно?
- Свое я уже получил, - ответил я с кривой усмешкой. - Я застал
тебя врасплох и вынудил совершить ошибку.
- Какую?
- А вот такую, - сказал я и задействовал первое из моего
джентльменского набора заклинаний.
Мой старший брат был мгновенно парализован и лишен доступа как к
Формирующим, так и к своим внутренним ресурсам.
- Можешь говорить, - разрешил я. - Но звать на помощь не советую.
Все равно тебя никто не услышит. Ты сам позаботился об этом.
- Негодяй! - гневно произнес Александр, сидя без движения в своем
кресле. Глаза его горели бессильной злобой. - Ты подлый, бесчестный
человек! Ты стал еще вероломнее, чем был раньше. Я принял тебя как
родственника, а ты...
- И своего ублюдка ты вызвал по той же причине? - едко
осведомился я. - Небось, для того, чтобы устроить трогательную
встречу дяди с племянником?
- Он вызвал Харальда? - удивленно спросила Бренда.
- А что же ты думала? С того момента как Александру было доложено
о нашем прибытии, я был начеку и обнаружил то, что ожидал
обнаружить. Он связывался с кем-то через Самоцвет.
- С Харальдом?
- Уверен, что с ним. Мол, привалила удача, сынок. Птичка в
клетке, жду тебя с группой коммандос из Порядка.
- Идиот! - прорычал из своего угла Александр. - Думаешь, я
замешан в безумные планы Харальда? Вот дурак ты! Я так же, как и все
вы, не одобряю его сговор с Порядком.
- Тогда зачем ты вызвал его?
- Идиот! - снова прорычал Александр; ни изысканностью речей, ни
изобретательностью по части ругательств он никогда не блистал. -
Черт тебя подери, не вызывал я его! Я только предупредил, что ты
пожаловал ко мне.
- Позволь полюбопытствовать: зачем?
- Именно затем, чтобы он случайно не сунулся сюда и не попал в
твои лапы.
- Значит, ты солгал маме и деду, - сказала Бренда. - Ты
поддерживаешь связь с Харальдом!
- Он мой сын, - отрезал Александр. - Что бы он ни сделал, он
остается моим сыном. А ты, Артур, дурак, если мог подумать, что я
замешан в его играх.
Я сардонически рассмеялся:
- Это ты дурак, братец! Ты всегда был тугодумом и таким же
остался. Я знал, что если дать тебе мало времени на размышления, ты
запаникуешь и совершишь ошибку. Я не сомневался, что тебе известно,
где Харальд, по крайней мере, известно, как с ним связаться, и
единственное, что мне было нужно от тебя, так это то, что ты сделал.
Ты сообщил ему, что я здесь, и теперь он точно явится сюда, потому
что охотится за мной. А я охочусь за ним и встречу его во всеоружии.
Александр застонал, дико тараща на меня глаза, лучившиеся
ненавистью и отчаянием. Только сейчас он понял, какой промах
допустил, но исправить это уже было не в его силах.
Бренда посмотрела на меня с тревогой и восхищением:
- Почему ты сразу не сказал о своих планах? Мы бы устроили
Харальду отличную западню.
- Западня и так хороша, - ответил я. - Кстати, ты держишь с
братом контакт?
- Разумеется.
- Изолирующие чары его не прервут?
- Ни в коем случае.
- А если чары будут о ч е н ь сильными?
- Не беспокойся, Артур. Я же сумела вернуть вас из Хаоса.
- Отлично, - сказал я и с насмешкой взглянул на Александра. - А
вот и первый ожидаемый просчет твоего сынка, дорогой братец. Я
уверен, что явившись сюда, он первым делом бухнет по нам
изолирующими чарами, полагая, что мы окажемся отрезанными от
внешнего мира в компании его чудовищ и сотен твоих рыцарей. Ведь ты
встал бы на его сторону, не так ли? Пусть ты не одобряешь его,
осуждаешь его связь с Порядком, и тем не менее он твой сын...
Впрочем, я понимаю тебя. Я тоже отец, у меня есть дочь, я люблю ее и
готов ради нее на все.
- Мерзавец! - скорее простонал, а не проговорил Александр. -
Какой же ты мерзавец, Артур!
- Это твой сын мерзавец. Ведь это он первый возжелал моей смерти.
Я даже не подозревал о его существовании, а он натравил на меня
чудище из Порядка. И заметь: со мной была Юнона, но Харальда это не
остановило. Ради своих амбиций он готов был принести в жертву нашу
мать.
- Он не знал, что она там!
- Правда? - скептически спросил я. - Ну, допустим на минуту, что
он не знал. А если бы знал, это повлияло бы на его планы?
Сомневаюсь... Но вот о Пенелопе он не мог не знать! - Эта мысль лишь
только что пришла мне в голову, и сказать, что она взбесила меня,
значит еще ничего не сказать. - Он знал, что она там! Знал - и
послал Карателя с заданием уничтожить меня и всех, кто будет со
мной. Ты понимаешь: всех!
Александр тяжело вздохнул.
- Понимаю, - сказал он, нервно дергая щекой. Очевидно, у него
зачесался нос, но он не мог унять зуд, поскольку был обездвижен. В
таких вот маленьких мучениях и заключалась большая мука парализующих
чар. - Да, конечно, я понимаю тебя. И признаю, что Харальд поступает
предосудительно... Но, по большому счету, все это дело рук Амадиса.
- А? - сказал я.
- Да, да! Это наш сводный братец совратил моего сына с пути
истинного. Когда Харальд впервые посетил Солнечный Град, был
праздник зимнего солнцестояния... Ты слышал об этом?
Я кивнул, пряча улыбку. Теперь я понял, к чему клонит Александр.
- Так вот, - продолжал он. - Харальд побывал на торжественном
богослужении в Главном Храме, и те дешевые трюки в исполнении
Амадиса, всякие "чудеса" и "откровения", произвели на него
неожиданно сильное впечатление. Я не отрицаю, что Амадис мастер
запудривать мозги простым смертным, он очень эффектен в роли жреца
Митры и обладает уникальным даром убеждения, но разве мог я
подумать, что м о й с ы н попадется на его удочку! Это не могло
мне привидеться даже в самом кошмарном сне.
- Ах, друг Горацио! - сказал я.
Александр вопросительно приподнял бровь:
- Что ты имеешь в виду.
- Да так, ничего. Просто я забыл, что начитанность никогда не
была твоей сильной стороной. В прозе это звучит так: даже мудрецы не
в силах предвидеть всего, что может случиться. А ты далеко не
мудрец. Ну, да ладно. Что было дальше?
- А что дальше? Харальд подолгу беседовал с Амадисом, внимательно
слушал его проповеди, штудировал вашу бесовскую Книгу Пророков...
Словом, когда мы снова встретились с ним, он уже был совершенно
другим человеком. Он заявил мне, что нашел истинного Бога, и Бог
этот суть Порядок... Проклятье! - Щека Александра задергалась
интенсивнее, лицо его побагровело. - Я воспитал Харальда убежденным
христианином, никогда прежде он не сомневался в своей вере - и вдруг
такой поворот! Мало того, он не просто отрекся от Христа и принял
Митру, он пошел на прямой контакт с Порядком и сейчас, как я
подозреваю, не вполне отдает себе отчет в своих поступках.
- Воистину говорят, - поддела его Бренда, - что заставь дурака
Богу молиться, он и лоб расшибет.
Александр пропустил ее колкость мимо ушей.
- Что-то ты разоткровенничался, братец, - сказал я. - К чему бы
это?
- Я хочу просить тебя о милости, Артур, - резко выпалил он, и его
властное, волевое лицо исказила гримаса мучительной боли. Ему было
невыносимо трудно произносить эти слова, обращаясь ко мне, и все-
таки он переступил через свою гордость, ибо речь