ь.
   Юнона пододвинула  к себе стул, возникший из тумана за ее спиной,
и  присела,   не  сводя   с  меня   нежного,  умиленного  и  немного
укоризненного взгляда.
   - Артур, малыш,  почему ты  не дал  знать о  себе раньше?  Я  вся
извелась, ожидая от тебя весточки.
   - Я не  мог, мама.  Я не  помнил, кто  я такой.  У  меня  начисто
отшибло память.
   - Ах! - сказала Юнона, прижав руки к груди.
   - Только недавно  я вспомнил о себе, - продолжал я. - И вот сразу
же связался с тобой.
   Юнона всхлипнула:
   - Ты всегда  был хорошим  сыном, Артур.  Самым  лучшим,  самым...
самым...
   - Я тоже люблю тебя, мама, - сказал я. - Очень люблю.
   Юнона тихо заплакала, и я умолк, давая ей отвести душу.
   Впрочем, умолк  я не  только поэтому.  С некоторым  опозданием до
меня дошло  то, что  было очевидно с самого начала нашего разговора.
Судя по  словам матери  (двадцать лет  моего собственного  времени к
двадцати семи  Основного Потока),  коэффициент замедления  времени в
мире, где  я  жил,  был  приблизительно  равен 1,35.  Едва  уловимые
искажения  в   речи  Юноны   свидетельствовали   о   малой   разнице
коэффициентов, самое  большее в  одну десятую, тогда как для Царства
Света этот  коэффициент составляет 0,92,  то есть  имело бы место не
замедление  времени,  а  его  ускорение.  В  связи  с  этим  у  меня
зародились кое-какие  смутные подозрения,  и я  тревожно взглянул на
мать, которая уже немного успокоилась и взяла себя в руки.
   - Я так  счастлива, сынок, -  проговорила она,  утирая слезы. - Я
никогда по-настоящему  не верила, что ты погиб. Теперь есть надежда,
что и другие, кто ушел вслед за тобой...
   - Нет! - чересчур  уж резко  перебил ее  я, мучительно гадая, где
она сейчас, есть ли в комнате с ней кто-то еще, а если есть, то кто.
Будь это  отец, он  бы давно  присоединился  к  нашему  разговору. -
Никакой надежды  нет. Чудес  дважды к  ряду не  бывает - а то, что я
остался в  живых, чудо  из чудес.  Даже если  бы за мной последовало
несколько десятков тысяч, а не несколько десятков человек...
   - Их  было  несколько  сотен, -  уточнила  Юнона. -  Четыреста  с
небольшим.
   - Ого! - сказал  я и  с грустью  подумал о  том, сколько же среди
этих безвинно  загубленных душ  было моих  знакомых. - Но  все равно
вероятность до  ничтожного мала. Между Экватором и Срединными мирами
лежит не  просто бесконечность, их разделяет сущий ад. Наверняка все
погибли.
   - А ты...
   - Я родился  в рубашке.  У меня  был один  шанс из миллиарда, и я
использовал его. Мне неслыханно повезло, но я никому не советовал бы
испытывать   судьбу,   повторяя   мою   попытку.   Это   равнозначно
самоубийству.
   - Но... А как же ты вернешься?
   Я загадочно улыбнулся:
   - За меня не беспокойся. Со мной случай особый.
   В глазах Юноны вспыхнули огоньки.
   - Так ты нашел Источник?!
   Я поднял палец и поднес его к своим губам.
   - Об этом позже, мама. При личной встрече.
   - Да, да,  конечно, - сказала Юнона, бросила быстрый взгляд куда-
то в сторону и с легким вздохом добавила: - А знаешь, мы уже решили,
что никаких Срединных миров и Истоков Формирующих не существует, что
Враг придумал  все это  единственно для  того, чтобы  погубить самую
деятельную и неугомонную часть нашей молодежи.
   - Одно другому  не мешает, - заметил я. - Весьма вероятно, что он
имел и это в виду. И, похоже, неплохо преуспел.
   - Твой отец  был такого же мнения, - сказала мать. - Он настаивал
на возобновлении  Рагнарека, считая,  что этим Враг нарушил Договор,
однако главы большинства Домов не согласились с его доводами.
   Наверно, я  еще не  полностью оправился  от двойного  потрясения,
связанного с  возвращением памяти  и купанием  в Источнике.  Я опять
тормознул и далеко не сразу осмыслил услышанное. А потом...
   - Был!!! - ошарашено воскликнул я. - Он  б ы л ?!
   Юнона сдержанно кивнула:
   - Да, Артур. Твой отец умер одиннадцать лет назад.
   Несколько секунд  я переваривал  это известие.  Я не любил своего
отца, короля  Утера, и  не был  привязан к  нему. Для  меня  он  был
слишком идеален,  слишком совершенен,  чтобы я  мог  питать  к  нему
какие-либо теплые  чувства. Мыслями  он постоянно витал в заоблачных
высях и был не от мира сего, больше похожий на символ, на знамя, чем
на  живого  человека.  Утера  называли  последним  истинным  рыцарем
Порядка, он  был самым  ярым и последовательным противником Хаоса во
всем Экваторе;  его уважали,  им восхищались, ему поклонялись и в то
же время побаивались его. Я всегда гордился тем, что он мой отец, но
вспоминал о  нем в основном лишь тогда, когда мне нужно было назвать
свое полное имя...
   И вдруг  мне стало  больно. Не знаю, почему. Психоаналитик сказал
бы, что  дело здесь вовсе не в отце, а в матери, и, возможно, он был
бы прав.  Во всяком  случае, теперь  я не  хотел увидеть  комнату за
спиной Юноны  и еще больше не хотел увидеть того, кто в этой комнате
находился. К такому повороту событий я не был готов.
   А еще...  А еще...  Сердце мое замерло и, казалось, остановилось.
Ведь это еще не все!..
   - Мама, - скороговоркой выпалил я. - Что с Дианой?
   Судя по ее виду, Юнона ожидала этого вопроса. Ровным, бесцветным,
лишенным всякого выражения голосом она ответила:
   - Диана ушла  вслед за тобой, Артур. Она отправилась искать тебя,
и с тех пор о ней ничего не известно. Мне очень жаль, сынок, я...
   То, что  я сделал  в следующий  момент, было  вопиющим нарушением
всех правил  пристойности. Кто-то, невидимый мне, тот, кто находился
вместе с  Юноной  в  ее  спальне,  наверняка  счел  меня  невежей  и
грубияном. Ну,  и пусть! Я прервал связь и наглухо заблокировался от
любых попыток  контакта со  мной с  чьей бы то ни было стороны. Я не
стыдился своих  слез радости, но я не мог позволить себе зарыдать от
горя и  отчаяния  в  присутствии  посторонних,  даже  в  присутствии
матери, не  говоря уж о том "ком-то". Я не хотел, чтобы меня жалели,
чтобы мне сочувствовали, чтобы меня утешали.
   Я встал со стула, отошел от зеркала и бухнулся ничком на постель.
Меня душили  слезы, но  внезапно я  обнаружил, что  не могу плакать.
Боль, пронзившая меня, оказалась такой острой и жгучей, что высушила
мои  глаза.  Я  лежал  на  своей  кровати  в  полном  оцепенении,  и
единственное, чего  я желал,  так это  собственной смерти.  Я  хотел
соединиться с Дианой в вечности...
   Да, в  вечности. По  натуре своей  я всегда  был оптимистом -  но
всегда в  разумных пределах. Со всей мучительной ясностью я понимал,
что если  Диана пошла  вслед за  мной, то  ее уже  нет в  живых. Мое
чудесное спасение  противоречило здравому смыслу и логике вещей, и я
поверил в  него только  потому, что  был поставлен  перед фактом - я
мыслю, следовательно,  существую. Но  было бы  попросту глупо тешить
себя надеждой,  что подобное чудо могло повториться с Дианой. Против
нее были  все законы вероятности, все до единого... Нет! Все - кроме
одного!
   Робкий огонек  надежды зажегся в моем сердце. На моей стороне был
самый  иррациональный   из  законов   Вселенной -  закон   подлости,
известный также под законом бутерброда, который всегда падает на пол
намазанной стороной.  Ведь я любил Диану, по-настоящему любил ее, но
потом потерял  память и  влюбился в Дэйру, а когда вновь обрел себя,
то  обнаружил,  что  люблю  их  обеих  одинаково  сильно.  Весть  об
исчезновении Дианы, фактически о ее гибели, принесла мне невыразимые
страдания, но  ее смерть  была бы слишком простым, слишком банальным
выходом из  сложившейся ситуации.  Так обычно  происходит в  дешевых
мелодрамах, где  законы жанра  требуют,  чтобы  в  случае  любовного
треугольника один из его углов, третий лишний, должен либо оказаться
негодяем, либо  под конец  умереть. И тогда герой обретает счастье с
уцелевшей героиней,  они живут  в любви  и согласии,  рожают умных и
красивых детей -  ну, и  все прочее  в том  же духе,  о  чем  писать
неинтересно, а  читать скучно.  По этой  причине все сентиментальные
романы и  пьесы о  "возвышенной  любви"  заканчиваются,  как  только
становится  слышен   звон  свадебных   колоколов.  Тернии  пройдены,
дальнейший путь усыпан розами, точка, конец.
   Я обратился  к Богу  (если он  есть) со  страстной мольбой, чтобы
жизнь моя  не была  похожа на дешевую мелодраму. Я не знал, что буду
делать потом -  если моя  дикая,  безумная  надежда  станет  явью, -
скорее всего,  буду глубоко  несчастен, разрываясь  между  Дианой  и
Дэйрой, и  сумма моих  мук во  много крат  превысит  мои  теперешние
страдания, но  я готов  был без  колебания заплатить  такую цену  за
жизнь любимой.
   Слезы, наконец,  хлынули из  моих глаз,  и я  заплакал. Не помню,
сколько времени  так прошло.  Я рыдал,  успокаивался и  снова рыдал,
доводя себя  до исступления.  Все в  моей голове  перемешалось, и  я
думал  о   Диане,  как   о  Дэйре,  а  Дэйру  представлял  в  образе
голубоглазой шатенки  Дианы. Когда  я  уже  полностью  запутался  и,
совершенно отупев  от горя,  не мог  понять, кто из них есть кто, на
помощь моему помутившемуся рассудку пришел спасительный сон. Мучения
мои кончились, и я погрузился в сладкое, блаженное забытье.



        Глава 2

В седьмом  часу утра меня разбудил Колин. По-видимому, он искал меня
всю ночь,  что не делало чести его сообразительности - он должен был
найти меня  гораздо раньше. Мои поступки были вполне предсказуемы, и
Колин, не  найдя меня во дворце, мог бы догадаться, где меня искать.
Я перенесся  в свой  замок Каэр-Сейлген  в Лохланне только для того,
чтобы выгадать часок перед неизбежным об®яснением с Колином и успеть
переговорить с  Дианой. Впадать  в истерику  и спать  в мои планы не
входило,  но   недаром  ведь   говорится,  что  человек  всего  лишь
предполагает, а располагает за него кое-кто другой. Кто именно - это
сложнейший теологический  вопрос, пока  что не  имеющий  приемлемого
разрешения, и рассматривать его здесь и сейчас я считаю неуместным.
   Когда я  раскрыл глаза,  Колин стоял  возле моей кровати, заткнув
большие пальцы  рук за  свой кожаный  пояс, и смотрел на меня сверху
вниз. Взгляд  его серых  со стальным  оттенком глаз  излучал гнев  и
досаду. И некоторую растерянность.
   - Я мог  бы убить  тебя  во  сне, -  заявил  он,  увидев,  что  я
проснулся.
   Разбитый  и   опустошенный,  я   добрые   полминуты   лихорадочно
соображал, чтч  он имеет  в виду.  Затем поднялся,  сел в  постели и
ответил:
   - Жаль, что ты не сделал этого.
   - Ты поступил  подло! - сказал  Колин. - Коварно,  вероломно!  Ты
использовал мое  дружеское расположение,  втерся ко  мне в доверие и
обманул меня.
   - Ты тоже хорош, - вяло отозвался я, протирая глаза. - Зачем было
раскрывать мне  все свои  карты? Зачем  тебе понадобилось  посвящать
меня в таинства ритуала?
   - Я  доверял   тебе! -  негодующе  произнес  Колин. -  Как  брату
доверял, а ты...
   - Ты ввел  меня в искушение, - продолжал я. - И я не смог устоять
перед таким соблазном. Поверь: то, что я сделал, было сделано помимо
моей воли.  В тот  момент я  понятия  не  имел,  что  происходит,  и
действовал совершенно бессознательно.
   - Ты бесчестный  мошенник! - не унимался Колин. - Ты вор! Ты взял
то, что  не принадлежит  тебе по  праву. Это моя фамильная Сила, она
досталась мне по наследству, а ты... ты украл ее!
   Я соскочил  с кровати,  потянулся, хрустя  суставами,  и  покачал
головой.
   - Ошибаешься, Колин.  Ты слишком много возомнил о себе и обо всей
своей родне.  Источник не  принадлежит тебе,  он не принадлежит даже
всему этому  миру. Он является достоянием всей необ®ятной Вселенной;
он - один из трех китов, на которых держится мироздание.
   - Это  неважно.  Ты  прошел  через    м о и   Врата,  при  помощи
м о е й ... - Тут он запнулся и покраснел.
   Ага, понятно!
   - Дана? - спросил я. - Ты злишься из-за нее?
   - Какого черта...
   - Извини, что  так получилось.  Я не  хотел.  Честное  слово,  не
хотел. Я даже не думал об этом.
   - А о чем ты думал? Об Авалоне? О том, чтобы лишить меня короны?
   Я почувствовал,  что внутренне сгораю от стыда, однако постарался
придать своему лицу выражение оскорбленной невинности.
   - Побольше слушай Бронвен! Она и не такое нафантазирует.
   Колин удивленно воззрился на меня:
   - Причем здесь Бронвен?
   Я  понял,   что  сморозил  глупость,  и  выругался  про  себя.  Я
совершенно выпустил  из вида,  что Колин  понятия не  имеет, кто  на
самом деле Хозяйка Источника.
   - Я решил,  что это  ее инсинуации, -  поспешил исправиться  я. -
Только она способна выдумать такое.
   - Это я  сам выдумал,  без помощи Бронвен. Я раскусил тебя, Кевин
МакШон. Ты метишь на корону!
   - Что ты  несешь?! - возмутился  я отчасти  искренне.  Колин  сам
провоцировал меня,  и с  каждым его словом желание взойти на престол
моего прадеда  становилось во  мне все сильнее, все непреодолимее. И
дело было  не только  в том,  что я нашел родину предка. Я обнаружил
устойчивую цивилизацию  Одаренных, и  теперь мне предстояло основать
новый Дом -  а за  всю историю Властелинов не было еще случая, чтобы
основатель Дома уступал свою власть другому. Так что в словах Колина
был свой резон, и тем не менее я сказал: - Это же чистый вздор!
   - Так-таки и  вздор? -  с  сомнением  произнес  Колин. -  Хозяйка
сказала, что,  искупавшись в  Источнике, ты стал невероятно могучим.
Она утверждает,  что теперь  ты сильнее  меня.  Кто  ты,  черт  тебя
подери?!
   - Я Кевин  МакШон, герцог Лохланнский, - ответил я, открыто глядя
ему в  глаза. Актерским  талантом я  вообще-то не  блещу, но на этот
раз,   похоже,   мне   удалось   довольно   убедительно   изобразить
недоумение. - Что за глупый вопрос, дружище?
   - Вопрос отнюдь  не  глупый, -  покачал  головой  Колин. -  И  не
праздный. Наверняка ты происходишь из какого-то могущественного рода
из иного мира, рода настолько могущественного, что его представители
способны перемещаться между мирами...
   - Ну, и  что? - перебил его я. - Даже если это и так, то разве не
понятно, что меня бросили. Отказались от меня.
   - Почему ты  так думаешь? А что, если тебя похитили враги, а твоя
семья сбивается  с ног в поисках? Теперь, когда ты обрел могущество,
тебе не  составит труда  найти своих родственников, может быть, даже
родителей, братьев, сестер...
   "Проклятье!" - подумал я, чувствуя, что вот-вот мое лицо запылает
жаром. Если  когда-нибудь Колин  узнает правду (а рано или поздно он
узнает ее),  то станет  презирать меня  за ту ложь, которую я только
что ему сказал.
   - Впрочем, - продолжал  между тем  Колин, - с  родственниками или
без  них,   ты  все  равно  очень  опасен.  Ты  владеешь  Силой,  ты
собираешься жениться на Дэйре, дочери короля Бриана, ты положил глаз
на мою невесту...
   Слава Богу!  Колин сам  выручил меня, переведя разговор на другую
тему, пусть  тоже щекотливую,  но дающую мне хоть какую-то почву под
ногами. Теперь  я позволил  себе покраснеть - мое смущение выглядело
вполне естественно.
   - Прекрати! - резко  произнес я. - Что за бред ты несешь, в самом
деле! У  меня и  в мыслях  не было  отбивать у  тебя Дану.  Она  мне
абсолютно безразлична. Я не...
   И  тут   меня  проняло!   По  выражению   Бронвен,  я,   наконец,
п р о ч у в с т в о в а л    э т о . Нет,  страсти пока  не было. Не
было еще  дикого, неистового  желания обладать Даной. Но неожиданный
прилив нежности,  которую я  ощутил при  мысли о  ней, был  для меня
подобен грому с ясного неба.
   Догадываясь, чтч  со мной  творится - мои чувства, наверное, были
написаны на  моем лице,  Колин обреченно  вздохнул и  присел на край
кровати.
   - Ну вот! Я же говорил.
   Некоторое время я молча глядел на него, поникшего и осунувшегося,
и думал  о том,  что он  замечательный друг и прекрасный человек, но
слишком уж прямолинеен, доверчив и неуравновешен, чтобы быть хорошим
королем, тем более - главой Дома.
   - Кевин, - отозвался он, первым нарушая тягостное молчание. - Кто
бы ты  ни был...  В общем,  если ты  считаешь меня  своим другом, ты
должен покинуть этот мир.  М о й   м и р .
   - Из-за Даны? - спросил я, усаживаясь на стул.
   - Нет, из-за  короны. Во  Вселенной бесконечно  много миров, и ты
можешь выбрать любой из них на свой вкус. Но этот мир не тронь - это
моя родина,  земля моих предков, я люблю ее и не позволю... э-э... -
Он смущенно умолк.
   - Чужаку, - сказал  я с  усмешкой. (Ах,  как мне хотелось врезать
ему правду-матку,  растолковать, кто на самом деле здесь чужак, чьих
предков это  земля, а  чьи предки  явились сюда как узурпаторы. Но я
сдержал свой  порыв.) - Ты не позволишь чужаку осквернить ее, верно?
Нет-нет, я  не обижаюсь.  Ты прав:  я здесь чужак и должен уйти. И я
уйду - сегодня же.
   Колин  подозрительно   поглядел   на   меня,   озадаченный   моей
неожиданной уступчивостью.
   - Ты серьезно?
   - Да, вполне. -  Я говорил  искренне и одновременно блефовал. - Я
навсегда покину твой мир, если Дэйра согласится уйти со мной.
   Колин раздосадовано топнул ногой.
   - Черт! - выругался он. - Вот я и попался.
   - Ты не хочешь отпускать ее? - невинно осведомился я.
   - Конечно, не  хочу. Но и удержать ее силой вряд ли смогу... Будь
ты проклят, Кевин! Зачем, зачем тебе Дэйра?
   - Я люблю ее, а она любит меня. Ты это знаешь, Колин.
   - Но...
   - Не спорю, на первых порах ей будет несладко вдали от родины. Но
я не сомневаюсь, что ради нашей любви она согласится на все, даже на
изгнание. Ведь, как говорят, с милым и в шалаше рай.
   - Не нравится  мне это, -  хмуро  проговорил  Колин. -  Очень  не
нравится... Дэйра  не для тебя, Кевин, - с жаром добавил он. - Прошу
тебя, забудь о ней. Так будет лучше для вас обоих.
   - Почему?
   - Потому что  она простая  смертная, а ты - адепт Источника... Ты
уже знаешь, что тебе дарована вечная молодость?
   - Знаю.
   - Вот то-то  же. Лет  через двадцать Дэйра покажется тебе слишком
старой, и ты бросишь ее.
   - Ты так думаешь?
   - Так оно  и будет, - убежденно ответил Колин. - Ну, может, ты не
бросишь ее,  но охладеешь  к ней и будешь держать ее при себе только
из жалости. А Дэйра гордая женщина, она не нуждается в жалости.
   Он все  еще любит ее, думал я, слушая его страстные слова. Любит,
несмотря на  свое влечение  к Дане.  Любит по-прежнему,  все так  же
нежно и самозабвенно. И безответно...
   - А как же Дана? - спросил я.
   Колин покраснел и в смятении опустил глаза.
   - Что ты имеешь в виду?
   Я улыбнулся - как можно теплее и дружелюбнее.
   - Нет, я  не о  том, что ты влюблен в Дэйру. Меня интересует, как
ты видишь свое будущее с Даной. Ведь она тоже смертная.
   - Дана другое дело. Когда мы поженимся, я приведу ее к Источнику.
   - А я приведу Дэйру, - сказал я. - Только чуть позже.
   Колин посмотрел на меня с испугом:
   - Ты сумасшедший!  Источник убьет  ее. Ведь  у нее  неполноценный
Дар.
   Я хмыкнул:
   - Кто знает,  кто знает...  Но, в любом случае, не надейся, что я
оставлю Дэйру. Если я вынужден буду уйти, то уйду вместе с ней.
   - Ты меня шантажируешь?
   - Нет, только  обрисовываю ситуацию.  Но учти:  если  тебе  вдруг
вздумается   у б е р е ч ь  от  меня Дэйру,  где-нибудь спрятать ее,
тебе не поздоровится.
   - Ты  мне  угрожаешь?! -  произнес  Колин  с  непритворным  видом
рассерженного монарха. И это была не игра: похоже, за время войны он
все-таки поднабрался королевских замашек.
   - Нет, - мягко сказал я. - Только предупреждаю.
   Колин встал,  прошелся по  комнате  своей  неуклюжей,  "домашней"
походкой, затем остановился передо мной и проговорил:
   - Вот что! Боюсь, когда-нибудь я пожалею, что не убил тебя, когда
ты спал.
   - А почему ты не сделал это?
   Он ухмыльнулся, как-то беспомощно пожал плечами и вздохнул:
   - Наверное, по  той самой  причине, по  какой ты не убиваешь меня
сейчас. Ведь Хозяйка не солгала, ты и вправду крутой?
   - Ужасно крутой, - подтвердил я.
   - Да,  кстати, -   сказал  Колин. -   Хозяй