епое
заявление.
     Это свидетельствовало о той атмосфере отчаяния и морального разложения,
которая окружила проект "Гусыня".
     Отчаяние вызывал тот факт, что  золоту было просто  неоткуда взяться  -
буквально неоткуда. Гусыня  выделяла по 38,9 г золота  в день на  протяжении
многих месяцев. Это золото должно было откуда-то поступать,  а если этого не
происходило - а этого абсолютно не происходило - то, значит, оно должно было
из чего-то вырабатываться.
     Моральное разложение, из-за которого мы всерьез отнеслись к этой второй
альтернативе, объяснялось попросту  тем, что перед нами была Гусыня, Которая
Несла  Золотые Яйца; отрицать  это  было нельзя. А  раз  так,  то  все  было
возможно.  Мы  оказались  в  каком-то  сказочном  мире  и  потеряли  чувство
реальности.
     Финли всерьез начал обсуждение этого варианта.
     -  В  печень, -  сказал  он,  - поступает гемоглобин, а выходит  оттуда
немного  ауремоглобина.  В  золотой  оболочке  яиц  содержится  единственная
примесь  -  железо.  В желтке  яиц  в повышенном количестве содержатся то же
золото и отчасти железо. Во всем этом есть какой-то смысл. Ребята, нам нужна
помощь.
     Помощь нам, действительно, была необходима. Так  начался последний этап
нашей  работы. Этот  этап, величайший и  самый важный  из  всех,  потребовал
участия физиков-ядерщиков.

     5  сентября  1955 года  из  Калифорнийского университета прибыл Джон Л.
Биллингс.  Кое-какое  оборудование  он  привез  с  собой,   остальное   было
доставлено  в течение ближайших недель. Выросли новые временные постройки. Я
уже мог  предвидеть,  что не пройдет  и года, как вокруг  Гусыни  образуется
целый научно-исследовательский институт...
     Вечером пятого  числа Биллингс  принял участие в нашем совещании. Финли
ввел его в курс дела и сказал:
     - С  этой идеей о превращении железа в золото связано великое множество
серьезных  проблем. Во-первых, общее количество железа  в  Гусыне может быть
всего порядка половины грамма, а золота  производится около сорока граммов в
день.
     У Биллингса оказался чистый, высокий голос. Он сказал:
     - Самая трудная  проблема  не  в этом.  Железо  находится в  самом низу
энергетической  кривой,  а  золото  -  гораздо   выше.  Чтобы  грамм  железа
превратить в грамм золота, нужно примерно столько же  энергии,  сколько дает
распад грамма урана-235.
     Финли пожал плечами:
     - Эту проблему я оставляю вам.
     - Дайте мне подумать, - сказал Биллингс.
     Он  не ограничился размышлениями. В частности,  он взял у Гусыни свежие
образцы  гема, сжег их и  послал получившуюся  окись железа в  Брукхейвен на
изотопное исследование.
     Когда пришел анализ, у Биллингса захватило дыхание. Он сказал:
     - Здесь нет железа-56.
     - А как остальные изотопы? - сразу же спросил Финли.
     - Все тут,  - ответил  Биллингс, - в  соответствующих соотношениях,  но
никаких следов железа-56.
     Здесь мне снова придется кое-что  объяснить. Обычное железо состоит  из
четырех  изотопов.  Это  разновидности атомов,  которые  различаются атомным
весом. Атомы  железа с  атомным  весом 56,  или железо-56,  составляют  91,6
процента всех атомов железа. Остальные атомы имеют атомные веса 54, 57 и 58.
     Железо,  содержавшееся  в геме  Гусыни,  состояло только из  железа-54,
железа-57  и  железа-58.  Вывод  напрашивался  сам собой. Железо-56 исчезло,
остальные изотопы нет;  а  это  означало,  что происходит  ядерная  реакция.
Только  ядерная  реакция  может  затронуть  один  изотоп и  оставить в покое
остальные. Любая обычная химическая реакция должна была вовлекать в себя все
изотопы в равной мере.
     - Но это энергетически невозможно, - воскликнул Финли.
     Говоря это,  он  хотел всего-навсего  слегка съязвить  по  поводу самой
первой реплики Биллингса. Мы, биохимики, хорошо знаем,  что в организме идет
множество реакций, требующих затраты энергии,  и что проблема  решается так:
реакция, потребляющая энергию, сопрягается с реакцией, выделяющей энергию.
     Но химические реакции выделяют или поглощают лишь несколько килокалорий
на  моль. Ядерные  же  реакции  выделяют или поглощают миллионы килокалорий.
Значит,  чтобы обеспечить  энергией  ядерную реакцию,  нужна  другая ядерная
реакция, в ходе которой энергия выделяется.
     Два дня мы не видели Биллингса.
     Когда он вновь появился, то сказал:
     -  Послушайте!  В  ходе реакции,  служащей  источником энергии,  должно
выделяться  ровно  столько  же  энергии на участвующее в  ней ядро,  сколько
требуется,  чтобы шла реакция, поглощающая энергию. Если  энергии  поступает
хотя бы чуть меньше, то  реакция не пойдет. Если  ее поступает  хотя бы чуть
больше  и если учесть  астрономическое число участвующих в реакции  ядер, то
лишняя энергия в доли секунды превратила бы Гусыню в пар.
     - Ну и что? - спросил Финли.
     -  Так вот, количество возможных реакций очень ограничено. Я смог найти
только одну  подходящую  систему. Если кислород-18 превращается в железо-56,
то при этом выделяется достаточно энергии, чтобы превратить железо-56 дальше
в  золото-197. Это похоже  на катанье с гор, когда санки спускаются  с одной
горки и тут же въезжают на другую. Придется это проверить.
     - Каким образом?
     - Во-первых,  давайте  установим  изотопный  состав  кислорода в  крови
Гусыни.
     Кислород воздуха  содержит  три  стабильных  изотопа,  главным  образом
кислород-16. На кислород-18 приходится только один атом из 250.
     Еще  один  анализ  крови.  Содержащаяся  в  ней  вода  была подвергнута
перегонке в вакууме,  и часть ее пошла в масс-спектрограф. Кислород-18 в ней
был, но только один атом из  1300. Почти  80 процентов ожидаемого количества
кислорода-18 в крови не оказалось.
     Биллингс сказал:
     - Это косвенное  доказательство. Кислород-18  расходуется. Он постоянно
поступает в организм Гусыни с кормом и  водой, но  он  все-таки расходуется.
Вырабатывается золото-197. Железо-56 является промежуточным продуктом, и так
как реакция, в которой оно расходуется, идет быстрее, чем реакция, в которой
оно  образуется,  то  оно  не  может  достигнуть  заметной  концентрации,  и
изотопный анализ показывает его отсутствие.
     Мы этим не удовлетворились  и попробовали еще  один эксперимент.  Целую
неделю Гусыню поили водой, обогащенной кислородом-18. Выделение золота почти
немедленно повысилось. К концу недели она вырабатывала его по 45,8 г в день,
в  то  время как содержание кислорода-18 в тканях ее  тела осталось не выше,
чем прежде.
     -  Сомнений нет, - произнес  Биллингс. Он переломил карандаш и встал. -
Эта Гусыня - живой ядерный реактор.

     Очевидно, Гусыня представляла собой результат мутации.
     Для того,  чтобы произошла мутация, требовалось, помимо всего  прочего,
радиоактивное  облучение,  а это  наводило  на мысль о  ядерных  испытаниях,
которые  проводились в  1952  - 1953 годах в нескольких сотнях миль от фермы
Мак-Грегора.  (Если вам  придет  в  голову,  что в Техасе  ядерные испытания
никогда не  проводились, то это  свидетельствует о  двух вещах: во-первых, я
вам не сообщаю всего, что знаю, и во-вторых, вы сами много чего не знаете.)
     Вряд ли когда-либо за всю историю атомного века так  тщательно изучался
радиоактивный   фон   и   так   скрупулезно  анализировались   радиоактивные
составляющие   почвы.  Были  подняты  архивы.  Неважно,  что  они  оказались
совершенно секретными. К  этому  времени проекту  "Гусыня" придавалось самое
первостепенное значение, какое только было возможно.
     Изучались даже метеорологические данные, чтобы проследить за поведением
ветров во время испытаний.
     Выяснились два обстоятельства.
     Первое. Радиоактивный фон на ферме  был чуть выше нормы. Спешу добавить
- не  настолько,  чтобы причинить какой-нибудь вред. Однако  были сведения о
том, что в то время, когда родилась  на свет Гусыня, ферма была задета краем
по  меньшей  мере двух  радиоактивных  облаков. Снова  спешу  добавить,  что
никакой реальной опасности они не представляли.
     Второе,  Гусыня,  единственная  из  всех гусей на ферме, по  сути  дела
единственное из всех живых существ на ферме, которых мы смогли  исследовать,
включая  людей,  не  обнаруживала  вообще  никакой  радиоактивности.  Только
подумайте: все  что угодно обнаруживает следы радиоактивности (это и имеют в
виду, когда говорят о радиоактивном фоне). Но Гусыня не обнаруживала никакой
радиоактивности.
     В  декабре 1955 года Финли представил доклад, который можно пересказать
следующим образом:
     "Гусыня представляет собой результат в высшей степени необычной мутации
и  родилась  в обстановке  высокой радиоактивности,  которая  способствовала
мутациям вообще и сделала данную мутацию особенно благоприятной.
     Гусыня  обладает   ферментными  системами,  способными   катализировать
различные ядерные реакции. Состоят  ли эти системы из одного или  нескольких
ферментов, неизвестно.  О  природе  этих  ферментов  тоже ничего неизвестно.
Теоретически невозможно объяснить, как могут ферменты катализировать ядерные
реакции, поскольку последние  связаны  с  взаимодействиями частиц,  на  пять
порядков более сильными, чем в обычных химических  реакциях, которые  обычно
катализируют ферменты.
     Сущность  происходящего   ядерного  процесса  состоит   в   превращении
кислорода-18  в  золото-197.  Кислород-18  изобилует   в  окружающей  среде,
присутствует  в  значительных  количествах  в  воде и  во всех  органических
кормах. Золото-197  выделяется  из  организма  через яичники. Известен  один
промежуточный  продукт реакции - железо-56, а тот факт,  что в этом процессе
образуется ауремоглобин, позволяет предположить, что в состав участвующего в
нем фермента или ферментов входит гем в качестве активной группы.
     Значительные  усилия были  направлены на  то,  чтобы оценить  возможное
значение  этого процесса  для  Гусыни.  Кислород-18  для  нее  безвреден,  а
удаление   золота-197   представляет  значительные   трудности,   само   оно
потенциально ядовито и  является  причиной ее бесплодия.  Синтез  золота мог
понадобиться для  того,  чтобы избежать какой-то более серьезной  опасности.
Такая опасность..."

     Когда  вы  просто читаете  об этом в докладе, все это кажется вам таким
спокойным и  логичным. На самом деле я никогда  еще не  видел, чтобы человек
был так  близок к апоплексическому удару и после этого  остался в живых, как
это  удалось Биллингсу, когда он узнал о нашем  эксперименте с радиоактивным
золотом, о котором я вам  уже рассказал - когда  мы  не  обнаружили в Гусыне
радиоактивности и отбросили результаты как  бессмысленные. Он снова и  снова
спрашивал, как же это мы могли счесть неважным исчезновение радиоактивности.
     -  Вы,  - кричал он, - ничем  не отличаетесь от того новичка-репортера,
которого послали дать отчет о великосветском венчании и который, вернувшись,
заявил, что писать  ему  не о  чем, потому  что жених не явился. Вы скормили
Гусыне радиоактивное золото  и  потеряли его.  Мало того, вы не обнаружили в
Гусыне никакой естественной радиоактивности. Никакого углерода-14.  Никакого
калия-40. И вы решили, что это неудача!
     Мы  начали  кормить Гусыню радиоактивными изотопами. Сначала осторожно,
но к концу января 1956 года она получала их просто в лошадиных дозах.
     Гусыня оставалась нерадиоактивной.
     - Все это означает не что иное, - сказал Биллингс, -  как то, что  этот
ядерный процесс  в Гусыне, катализируемый  ферментами, ухитряется превращать
любой нестабильный изотоп в стабильный.
     - Это полезно, - заметил я.
     - Полезно? Но это же замечательно! Это  великолепное  защитное средство
от опасностей века! Послушайте,  при  превращении  кислорода-18 в золото-197
должно высвобождаться по восемь с чем-то позитронов на атом кислорода. А как
только   каждый  позитрон   соединится  с   электроном,  должны  испускаться
гамма-лучи.  Но  и  гамма-лучи  не  наблюдаются!  Гусыня   должна   обладать
способностью поглощать гамма-излучение без вреда для организма.
     Мы  облучили  Гусыню  гамма-лучами.  С  увеличением  дозы  у  нее  было
повысилась  температура,  и мы  в  панике  прекратили  опыт. Но это была  не
лучевая болезнь,  а  простая лихорадка.  Прошел день,  температура упала,  и
Гусыня снова была как новенькая.
     - Вы понимаете, что это такое? - вопрошал Биллингс.
     - Научное диво, - сказал Финли.
     -  Боже  мой,  неужели  вы не  видите  здесь  возможности практического
применения?  Если   бы   мы  могли   выяснить   механизм  этого  процесса  и
воспроизвести его  в пробирке, мы  получили бы прекрасный  метод уничтожения
радиоактивных отходов!  Самое  важное, что не  позволяет нам  перевести  всю
экономику  на  атомную  энергию  -   это  мысль  о  том,  что  же  делать  с
радиоактивными изотопами, образующимися в ходе реакции. Пропустить их  через
бассейны с  препаратами  этого фермента  - и все!  Стоит нам найти механизм,
джентльмены, и можно не беспокоиться  о радиоактивных осадках. Мы нашли бы и
средство от лучевой болезни. Стоит слегка изменить механизм, и Гусыня сможет
вырабатывать  любой  нужный нам  элемент.  Как  насчет  яичной  скорлупы  из
урана-235? Механизм! Механизм!

     Он, конечно, мог кричать  "Механизм!" сколько угодно. Толку от этого не
было.
     Все мы сидели сложа руки и уставившись на Гусыню.
     Если бы яйца хоть насиживались. Если бы мы могли получить выводок гусей
- ядерных реакторов...
     - Это должно было случаться и раньше, - сказал Финли. - Легенды о таких
птицах должны были на чем-то основываться.
     - Может быть, подождем? - предложил Биллингс.
     Если  бы у нас было стадо  таких гусей, мы могли бы разобрать несколько
штук  на  части.  Мы могли  бы изучить их яичники. Мы могли бы  взять  срезы
тканей и приготовить гомогенаты.
     Из этого могло бы ничего не выйти.  Ткани биопсии печени не реагировали
на кислород-18, в какие бы условия мы их ни помещали.
     Но  мы  могли  бы  извлечь  печень  целиком.  Мы могли  бы  исследовать
неповрежденных  зародышей,  проследить,  как  у  зародыша  развивается  этот
механизм.
     Но  у  нас  была  только одна  Гусыня  и  мы  не  могли сделать  ничего
подобного.
     Мы не осмеливались зарезать Гусыню, Которая Несла Золотые Яйца.
     Тайна была заключена в печенке этой толстой Гусыни.
     Печенка  толстой   Гусыни!  Для  нас  это  было  не  просто  сырье  для
приготовления  знаменитого  паштета  из гусиной  печенки -  дело  было  куда
серьезнее.
     Невис задумчиво произнес:
     - Нужна идея. Какой-нибудь радикальный выход из положения. Какая-нибудь
решающая мысль.
     - Легко сказать, - уныло отозвался Биллингс.
     Сделав жалкую попытку пошутить, я предложил:
     - Может быть, дать объявление в газетах?
     И тут мне пришла в голову идея.
     - Научная фантастика! - воскликнул я.
     - Что? - переспросил Финли.
     -      Послушайте,      научно-фантастические     журналы      печатают
статьи-мистификации.  Читатели  воспринимают  их  как  шутку,   но   их  это
заинтересовывает.
     Я рассказал об одной такой статье, которую написал Азимов  и  которую я
когда-то читал.
     Это было встречено с холодным неодобрением.
     - Мы даже не нарушим  секретности, -  продолжал  я, - потому  что этому
никто не поверит.
     Я рассказал им,  как в  1944  году  Клив Картмилл  написал  рассказ  об
атомной бомбе на год раньше,  чем  было  можно, и как ФБР посмотрело на  это
сквозь пальцы.
     Они уставились на меня.
     -  А   у  читателей   научной  фантастики  бывают  идеи.   Не  надо  их
недооценивать. Даже если они сочтут это мистификацией, они напишут  издателю
и выскажут ему свое мнение. Ведь у нас нет своих идей, мы зашли в тупик, так
что мы теряем?
     Их все еще не проняло.
     Тогда я сказал:
     - А знаете, Гусыня не будет жить вечно...
     Это подействовало.

     Нам пришлось  уломать Вашингтон; потом  я связался с Джоном Кэмпбеллом,
издателем научной фантастики, а он связался с Азимовым.
     И вот статья  написана. Я  ее прочел,  одобрил и прошу вас  всех ей  не
верить. Пожалуйста.
     Вот только...
     Нет ли у вас какой-нибудь идеи?



        Айзек Азимов.
        Точка зрения

     Роджер  искал  отца. Было  воскресенье,  и в  вы­ходной  день  отцу  не
полагалось быть  на работе, но на  всякий случай Роджер хотел убедиться, что
все в порядке.
     Обслуживающий  персонал  Мультивака, гигантского компьютера, с  помощью
которого решались мировые  проблемы,  жил в  небольшом поселке  рядом с ним.
Здесь почти  все были знакомы друг с  другом, и дежу­рившая  по воскресеньям
вахтерша тотчас узнала Род­жера.
     -- Иди  вниз, по коридору  "Л", -- сказала она. -- Но твой отец, скорее
всего, сейчас очень занят.
     По случаю  выходного  народу в  коридорах было немного, но  по голосам,
доносившимся из-за  дверей,  нетрудно  было  определить,  за  какими из  них
работают люди. Роджер заглянул в несколько комнат и наконец увидел отца.
     -- А, Роджер, -- сказал тот, -- боюсь, я занят...
     Выглядел отец так себе, и, судя по голосу, что-то у него не ладилось.
     --  Аткинс, -- вмешался его начальник, --  вы  уже девять часов бьетесь
над  этой проблемой,  и  пока  ника­кого  толку.  Лучше  сходите с  ребенком
перекусить, вздремните часок и возвращайтесь.
     Предложение явно не вызвало восторга  у отца. Ат­мосфера в комнате была
напряженной.   Роджер  слышал,  как  Мультивак   шумел,  жужжал,  словно  бы
посмеива­ясь над происходящим.
     -- О'кей,  Роджер, пошли, -- отец все  же  отложил  в  сторону  прибор,
известный Роджеру  только  по назва­нию  --  анализатор схем, и  добавил: --
Позволим мо­им славным коллегам без меня выяснить, что же здесь не так.
     Отец вымыл  руки, и  через пару минут они с Родже­ром уже были в буфете
за  столиком  с  бутылкой  содо­вой,   большими   гамбургерами  и  хрустящей
картошкой.
     -- Пап, Мультивак все еще не в порядке? -- осто­рожно начал Роджер.
     -- Знаешь, -- невесело ответил отец, -- мы абсо­лютно ничего не нашли.
     -- А по-моему, он работает. Я сам слышал.
     --  Он,  конечно, работает,  но беда в  том, что ответы  его не  всегда
верны.
     Программированием  Роджер  занимался  с  четвертого  класса  и  в  свои
тринадцать  лет  испытывал  порой почти ненависть к  этому занятию,  мечтая,
бывало,  о том, что  хорошо бы жить в двадцатом веке, когда большинство  его
сверстников знать  не знали,  что это за штука -- программирование.  Хотя, с
другой стороны, знания иногда здорово ему помогали в общении с отцом.
     -- А откуда  ты знаешь,  что Мультивак делает ошиб­ки,  если только ему
известны правильные ответы?
     Отец  пожал  плечами, и Роджер испугался:  вдруг  отец  скажет, что это
слишком  сложно объяснять. К  счастью,  у  отца  не  было скверной  привычки
уходить от ответа.
     -- Сынок, у  Мультивака мозг размером  с большой  завод, но  все же  не
такой сложный, как тот, что здесь, -- он постучал себя по голове.  -- Иногда
Мультивак выдает  такой ответ, что у нас словно бы щелкает в  мозгу: "Что-то
здесь  не  так!".  Мы запраши­ваем его снова  и, представь,  получаем совсем
другой ответ. Если  бы  в системах Мультивака  был полный порядок, на один и
тот же вопрос  должен бы  последо­вать один и тот же ответ.  Раз мы получаем
два разных, один из  них, естественно,  неверный.  Весь вопрос в том,  какой
именно, И еще: мы не  знаем, всегда  ли  мы  ловим  Мультивак  на этом и  не
пропускаем  ли его неверные  ответы.  Если  же это так,  то ситуация  грозит
катастро­фой, которая может отбросить нас лет на пять  назад. Что-то неладно
с Мультиваком,  но что именно,  мы никак  не  поймем. К тому  же,  нарушения
прогресси­руют.
     -- Почему? -- спросил Роджер.
     Покончив с гамбургером, отец принялся за картошку.
     --  Мне кажется, сынок, --  сказал  он  задумчиво,  -- разум Мультивака
несовершенен