яют двое рабочих.  Двери
фургона заперты. Приняты и все прочие меры предосторожности.
    Кажется,  вы  заранее  были   уверены,  что  получите   разрешение
представить робота в суд, - произнес судья с явным неудовольствием.
    - Вовсе нет, ваша честь. Если мы не получим позволения, то  фургон
просто уедет восвояси. Мы и не собираемся предугадывать ваше решение.
    Судья кивнул:
    - Ходатайство защиты удовлетворено. Двое рабочих ввезли на тележке
контейнер и  открыли  его. В  зале  воцарилась мертвая  тишина.  Когда
толстые  плиты  упаковочного  пластика  были  убраны,  Сьюзен   Кэлвин
протянула руку:
    - Пойдем, Изи.
    Робот  посмотрел  в  ее  сторону  и  протянул  ей  свою   огромную
металлическую руку. Он был на добрых  два фута выше Сьюзен Кэлвин,  но
покорно следовал  за ней,  словно ребенок  за матерью.  Кто-то  нервно
хихикнул и подавился смешком под пристальным взглядом робопсихолога.
    Изи осторожно опустился в  массивное кресло, принесенное  судебным
приставом. Оно затрещало, но выдержало.
    - Когда возникнет необходимость, ваша  честь, - начал защитник,  -
мы докажем, что это действительно робот И-Зет Двадцать Семь, тот самый
робот, который находился в аренде у Северо-восточного университета  на
протяжении рассматриваемого срока.
    - Очень хорошо, - кивнул его честь. - Это следует сделать. Лично я
не представляю, как вы ухитряетесь отличать одного робота от другого.
    - А теперь, - продолжал защитник, - я бы хотел вызвать в  качестве
своего первого свидетеля профессора Саймона Нинхаймера.
    Секретарь растерянно посмотрел на судью.
    - Как,  вы вызываете  свидетелем самого  истца? -  с  нескрываемым
удивлением спросил судья.
    - Да, ваша честь.
    - Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что своего свидетеля вы не
можете допрашивать  с  такой  же  свободой,  как  свидетеля  противной
стороны?
    -  Я  это  делаю  с   единственной  целью  установить  истину,   -
невозмутимо ответил  защитник  Мне  .надо задать  ему  лишь  несколько
вежливых вопросов.
    - Что ж,  - с  сомнением в голосе  произнес судья,  - вам  виднее.
Вызовите свидетеля.
    Нинхаймер вышел вперед  - Мне  и был  осведомлен, что  он все  еще
находится под присягой.  На этот раз  у профессора был  встревоженный,
почти испуганный вид. Защитник посмотрел на него почти ласково.
    -Итак, профессор  Нинхаймер, вы  предъявили моему  клиенту иск  на
сумму в семьсот пятьдесят тысяч долларов.
    - Да. Именно на эту... мм... сумму.
    - Это очень большие деньги.
    - А мне был причинен очень большой ущерб.
    - Ну, не  настолько уж большой.  В конце концов,  речь идет  всего
лишь о нескольких абзацах. Неудачных, может быть, абзацах, но если  уж
на то пошло, то книги со всякого рода курьезами выходят в свет не  так
уж редко.
    У Нинхаймера от негодования раздулись ноздри.
    - Сэр, эта книга должна была стать вершиной моей ученой карьеры. А
вместо этого она  выставила меня  перед всем  миром жалким  недоучкой,
извращающим  точки  зрения  моих   многоуважаемых  друзей  и   коллег,
последователем нелепых и...  мм... устарелых  взглядов. Моя  репутация
ученого безвозвратно погублена. Как бы ни закончился этот процесс,  ни
на одной научной конференции я уже не смогу... мм... смотреть коллегам
в глаза. Я лишен возможности продолжать работу, которая была для  меня
делом всей моей жизни. У  меня отняли... мм... цель жизни,  уничтожили
ее смысл.
    Защитник, как ни  странно, и  не подумал  остановить свидетеля;  в
продолжение  всей  его  речи  он  рассеянно  разглядывал  свои  ногти.
Дождавшись паузы, он вкрадчиво произнес:
    И все же,  профессор Нинхаймер, учитывая  ваш теперешний  возраст,
вряд ли вы могли надеяться заработать до конца своей жизни - не  будем
мелочны -  скажем, больше  чем полтораста  тысяч. И  тем не  менее  вы
хотите, чтобы суд присудил вам впятеро большую сумму.
    - Нинхаймер совсем потерял контроль над собой.
    - Да  разве у  меня  погублен только  остаток  жизни?! Я  даже  не
представляю, сколько  поколений социологов  будет указывать  на  меня,
как... мм... на  дурака или  безумца. Мои  подлинные достижения  будут
погребены и забыты. Я погублен не только до конца дней моих, но на все
грядущие времена, потому что всегда найдутся люди, которые не поверят,
будто в этих искажениях повинен робот...
    В этот момент  робот И-Зет 27  встал. Сьюзен Кэлвин  и пальцем  не
шевельнула, чтобы его удержать. Она сидела, глядя вперед с безучастным
видом. Защитник испустил еле слышный вздох облегчения.
    Мелодичный голос робота прозвучал громко и отчетливо:
    - Я хочу  объяснить всем присутствующим,  что это действительно  я
вставил определенные  абзацы в  корректуру, те  абзацы, смысл  которых
прямо противоположен смыслу оригинала...
    Даже обвинителя настолько потрясло зрелище семифутовой  громадины,
обращающейся к суду, что он не смог разразиться протестом против столь
явного нарушения судебной процедуры. Когда  он наконец пришел в  себя,
было уже поздно. Нинхаймер  вскочил с искаженным от  ярости лицом и  в
исступлении крикнул:
    - Черт тебя побери! Тебе же было велено молчать...
    Он захлебнулся и умолк. Молчал и робот.
    Обвинитель был уже на ногах  и требовал признать судебную  ошибку,
связанную с вопиющим нарушением процедуры.
    Судья Шейн отчаянно барабанил своим молоточком.
    - Тихо! Тихо! Нарушение процедуры, бесспорно, имело место, но  все
же в интересах  правосудия я попрошу  профессора Нинхаймера  закончить
свое выступление. Я отчетливо слышал,  как он сказал роботу, что  тому
было велено молчать.  Профессор Нинхаймер,  в своих  показаниях вы  ни
одним словом не обмолвились, что приказывали роботу о чем-то молчать!
    Нинхаймер безмолвно глядел на судью.
    - Приказывали ли вы роботу И-Зет Двадцать Семь молчать или нет?  -
продолжал судья. - А если приказывали, то о чем именно?
    - Ваша честь... - хрипло начал Нинхаймер и не смог продолжать.
    Голос судьи стал резким:
    - А может, вы в самом деле поручали роботу произвести определенные
вставки в  текст корректуры,  а затем  приказали ему  молчать об  этом
распоряжении?
    Яростные протесты обвинителя были прерваны выкриком Нинхаймера:
    - Что толку отрицать?! Да! Да!
    И он бросился бежать из зала, но был остановлен в дверях приставом
и, безнадежно закрыв лицо руками, опустился на стул в последнем ряду.
    - Мне совершенно  ясно, -  сказал судья  Шейн, -  что робот  И-Зет
Двадцать Семь  был  доставлен  сюда  с  целью  устроить  свидетельскую
ловушку. И если  бы не  то обстоятельство, что  вследствие этого  было
предотвращено  серьезное  нарушение  правосудия,  я  был  бы  вынужден
высказать адвокату  защиты  порицание.  Теперь,  однако,  нет  и  тени
сомнения, что истец повинен в  обмане, что, на мой взгляд,  совершенно
необъяснимо, поскольку он прекрасно понимал, что губит этим  поступком
свою научную карьеру...
    Решение суда, естественно, было вынесено в пользу ответчика.
    Доктор Сьюзен  Кэлвин приехала  к профессору  Нинхаймеру,  жившему
холостяком в университетской квартире. Молодой инженер, привезший ее в
академический городок,  предложил сопровождать  ее  и дальше,  но  она
презрительно посмотрела на него.
    - Боитесь, как бы он не  набросился на меня с кулаками?  Подождите
меня здесь.
    Однако настроение  Нинхаймера  было  отнюдь  не  воинственным.  Он
торопливо укладывал вещи, стремясь уехать прежде, чем весть о  решении
суда разнесется по всему университету.
    - Приехали предупредить меня  о встречном иске? Сквозь  вызывающий
вид профессора просвечивала безнадежность.
    - Зря утруждали себя. У меня нет ни работы, ни денег, ни будущего.
Мне даже нечем оплатить судебные издержки.
    - Если  вы нуждаетесь  в сочувствии,  то не  ищите его  у меня,  -
холодно ответила Сьюзен Кэлвин. - Никто, кроме вас, не виноват, что вы
оказались в таком положении. Не бойтесь, мы не собираемся  предъявлять
встречный иск вам или университету. Мы  даже сделаем все, что в  наших
силах, чтобы  избавить  вас  от  тюрьмы  за  лжесвидетельство.  Мы  не
мстительны.
    - Вот  почему  меня  до  сих пор  не  арестовали  за  дачу  ложных
показаний. А я-то  не мог  понять... Впрочем,  зачем вам  мстить? -  с
горечью заключил он. - Ведь вы добились всего, чего хотели.
    - Да, кое-чего нам удалось  добиться, - ответила Сьюзен Кэлвин.  -
Университет по-прежнему будет пользоваться  услугами Изи, но  арендная
плата будет существенно повышена. Кроме того, исход процесса  послужит
своего рода негласной  рекламой, которая позволит  сдать в аренду  еще
несколько  роботов  модели  И-Зет,  не  опасаясь  повторения  подобных
неприятностей.
    - Зачем же тогда вы пришли ко мне?
    - А  затем, что  я еще  не получила  того, что  надо мне.  Я  хочу
узнать, почему вы  так сильно  ненавидите роботов.  Ведь даже  выигрыш
процесса не спас бы вашу репутацию. И никакие деньги не возместили  бы
вам эту  потерю. Неужели  вы погубили  себя только  затем, чтобы  дать
выход своей ненависти к роботам?
    - Так  вас  и человеческая  психология  интересует? -  с  ядовитой
усмешкой осведомился Нинхаймер.
    -  Да,  в  той  степени,  в  какой  от  поведения  людей   зависит
благополучие роботов.  С  этой  целью я  изучила  основы  человеческой
психологии.
    - Настолько хорошо, что поймали меня в ловушку.
    - Это было несложно, - ответила Сьюзен Кэлвин без тени рисовки.  -
Вся трудность заключалась в том, чтобы не повредить при этом мозг Изи.

    - Очень похоже на вас - беспокоиться о машине больше, чем о  живом
человеке. - Он посмотрел на  нее с презрительным негодованием. Ее  это
не тронуло.
    - Так  только  кажется,  профессор Нинхаймер.  В  двадцать  первом
столетии беспокоиться о роботах -  это и значит беспокоиться о  людях.
Будь вы робопсихологом, вы бы сами это поняли.
    - Я познакомился с робопсихологией ровно настолько, чтобы  понять,
что не имею ни малейшего желания становиться робопсихологом.
    - Простите меня, но ваше  знакомство ограничилось одной книгой.  И
та вас ничему не научила. Вы узнали из нее, что робота можно заставить
выполнить многое, даже фальсифицировать книгу - надо только знать, как
взяться за  дело. Вы  узнали,  что просто  приказать роботу  забыть  о
чем-либо рискованно, поскольку это может быть раскрыто, и решили,  что
безопаснее будет приказать ему молчать. Вы ошиблись.
    - И вы догадались об этом по его молчанию?
    - Догадки тут  ни при чем.  Вы действовали как  дилетант, и  ваших
познаний  не  хватило,  чтобы  замести  следы.  Единственная  проблема
заключалась в том, как доказать это  судье, и вот здесь-то вы  любезно
помогли нам благодаря  своему полному невежеству  в столь  презираемой
вами робопсихологии.
    - Послушайте,  есть ли  хоть какой-то  смысл в  этой дискуссии?  -
устало спросил Нинхаймер.
    - Для меня  есть; -  ответила Сьюзен Кэлвин.  - Я  хочу, чтобы  вы
осознали всю  глубину  своего  заблуждения  относительно  роботов.  Вы
принудили Изи к молчанию, сказав ему, что если он сообщит  кому-нибудь
о том, как вы испортили собственную книгу, то вы потеряете работу. Тем
самым вы установили в его  мозгу высокий потенциал, вынуждающий его  к
молчанию. Наши попытки  снять этот  потенциал оказались  безуспешными.
Если бы мы  стали упорствовать,  то повредили бы  мозг робота.  Однако
вашими свидетельскими  показаниями вы  установили в  мозгу робота  еще
более  высокий  потенциал.  Поскольку,  как  вы  сказали,  люди  будут
считать, что  это  вы, а  не  робот  написали спорные  абзацы,  то  вы
потеряете  гораздо  больше,  чем  просто  работу.  Высказали,  что  вы
потеряете  свою  репутацию,  положение   в  науке,  уважение   коллег,
потеряете самый смысл  жизни. Даже  память о вас  будет утеряна  после
вашей смерти. Этот  новый потенциал  оказался сильнее  первого, и  Изи
заговорил.
    - Боже мой, - пробормотал Нинхаймер, опустив голову.
    Но Кэлвин была неумолима.
    - А понимаете  ли вы, с  какой целью он  заговорил? Совсем не  для
того, чтобы обвинить вас. Напротив,  он собирался защищать вас!  Можно
математически точно доказать, что он собирался взять на себя всю  вину
за  ваше  преступление,  он  собирался   отрицать"  что  вы  имели   к
случившемуся хоть какое-то отношение. Этого требовал Первый Закон.  Он
собирался солгать, повредить свой мозг, нанести ущерб корпорации.  Все
это значило для него меньше, чем необходимость спасти вас. Если бы  вы
хоть немного разбирались в робопсихологии,  вам следовало бы дать  ему
высказаться. Но вы ничего не понимали. Я была совершенно уверена,  что
вы не  дадите ему  договорить, и  ручалась в  этом адвокату.  В  своей
ненависти к  роботам вы  полагали, что  Изи будет  вести себя  подобно
человеку, что он собирается выдать вас, чтобы оправдать себя. В панике
вы потеряли самообладание и... погубили себя.
    - От всей души надеюсь, - с чувством проговорил Нинхаймер, - что в
один прекрасный день ваши роботы восстанут и свернут вам шею!
    - Не говорите глупости,  - ответила Кэлвин.  - А теперь  объясните
мне, зачем вам все это понадобилось.
    Губы Нинхаймера скривились в невеселой улыбке.
    - Итак, для удовлетворения вашего интеллектуального любопытства  я
должен препарировать свой рассудок,  а в награду  меня не привлекут  к
суду за лжесвидетельство.
    - Называйте это как  угодно, - бесстрастно  ответила Кэлвин. -  Но
объясните.
    - С  тем  чтобы  вы  могли  более  успешно  противостоять  будущим
выступлениям против роботов? С лучшим пониманием причин?
    - Пусть так.
    - А знаете,  я расскажу вам,  - произнес Нинхаймер,  - и  расскажу
именно  потому,   что  мой   рассказ  окажется   для  вас   совершенно
бесполезным. Ведь человеческих побуждений вам все равно не понять.  Вы
умеете понимать  только  ваши проклятые  машины,  потому что  вы  сами
машина в человеческом облике. - Он  тяжело дышал, и в его речи  больше
не было  ни  пауз, ни  стремления  к точности.  Словно  потребность  в
точности исчезла для него навсегда.
    - Вот уже двести пятьдесят лет машина вытесняет человека и убивает
мастерство. Прессы и  штампы уничтожили  гончарный промысел.  Творения
искусства вытеснены безличными, похожими как две капли воды поделками,
отштампованными машиной. Зовите это прогрессом, если угодно. Художнику
остались  лишь  голые   идеи,  акт  творения   сведен  к   абстрактным
размышлениям. Художник сидит и придумывает - остальное за него  делает
машина. Неужели  вы  полагаете, будто  гончара  удовлетворит  мысленно
создать горшок? Неужели вы думаете,  что ему довольно голой идеи?  Что
ему не  приносит  радости  ощущение глины,  уступающей  движениям  его
пальцев, когда руки и голова  вместе создают что-то новое? Неужели  вы
не понимаете, что есть обратная связь между художником и его изделием,
которая изменяет и улучшает первоначальную идею?
    - Но ведь вы не гончар, -сказала доктор Кэлвин.
    - Я тоже творческая личность! Я замышляю и создаю научные статьи и
книги. Это нечто большее, чем простой подбор нужных слов и  размещение
их в правильном порядке. Если бы вся работа сводилась только к  этому,
она не приносила  бы удовлетворения, не  доставляла бы радости.  Книга
должна обретать форму под руками автора. Нужно своими глазами  видеть,
как растут  и  развиваются главы.  Работаешь,  переделываешь,  вносишь
поправки  и  изменения  и   видишь,  как  расширяется  и   углубляется
первоначальный замысел. А затем берешь  в руки гранки и смотришь,  как
выглядят эти фразы  в печати,  и заново  переделываешь их.  Существуют
сотни самых разных контактов между  человеком и его творением на  всех
стадиях этой игры -  и эти контакты радуют  и вознаграждают творца  за
муки творчества больше, чем все награды на свете. И все это отнимет  у
нас ваш робот.
    - Но ведь что-то отняла пишущая машинка? И печатный станок? Или вы
предлагаете вернуться к переписке рукописей?
    - Пишущая машинка  и печатный станок  отняли кое-что; ваши  роботы
лишат нас всего.  Сегодня робот  правит гранки. Завтра  он или  другие
роботы  начнут  писать  сам  текст,  искать  источники,  проверять   и
перепроверять ход рассуждений,  может быть, даже  делать заключения  и
выводы. Что же останется ученому? Только одно - пустые размышления  на
тему, что бы еще приказать роботу! Я хотел спасти грядущие поколения
    ученых от этого адского кошмара. Вот что было для меня важнее моей
репутации, и вот почему я решил любой ценой уничтожить "Ю. С. Роботс".

    - Эта попытка была выше ваших сил, - сказала Сьюзен Кэлвин.
    - Выше моих сил было не сделать ее, - ответил Саймон Нинхаймер.
    Доктор Кэлвин  повернулась  и вышла.  Она  пыталась что  было  сил
подавить невольную жалость к этому лишившемуся всего человеку.
    Нельзя сказать, чтобы это ей удалось.
----------------------------------------------------------------------

    Пер: Ю.Эстрин



        Айзек Азимов.
        Тиотимолин и космический век


   Isaac Asimov. Thiotimoline and the space age (1960)
   Перевод с английского Алексея Иорданского.




     Речь на XII годичном собрании Американского хронохимического общества

     Господа, меня  называют  отцом  хронохимии, и я не  могу  не испытывать
некоторой гордости.  Основать новую науку - честь, которая выпадает  на долю
лишь немногих.
     Я  до сих  пор  прекрасно помню тот  день в 1942 году,  когда  впервые,
бросив  в  воду щепотку  тиотимолина,  заметил  нечто странное.  Тиотимолин,
разумеется,  растворился очень быстро,  но к этому я уже  привык. Он всегда,
казалось, исчезал в тот момент, когда касался воды. Но я никогда еще не имел
дела с таким чистым образцом тиотимолина, как та щепотка, которую я получил.
Я явственно помню,  что подумал:  "Да ведь  она растворилась  до  того,  как
попала в воду!"
     Да,  я  знаю, что  это  теперь хорошо известно,  хотя  я все еще  люблю
вспоминать и то волнующее постепенное прозрение, и первые измерения,  первые
грубые  прикидки, и  более тонкую работу  с  первым эндохронометром, который
сейчас стоит в Смитсоновском музее.
     Открытие   эндохронности,  обнаружение  того   факта,   что  существует
вещество, растворяющееся  в  воде  за 1,12  секунды  до того,  как  эту воду
добавляют, произвело немалый эффект. Вы это,  конечно, помните. Тем не менее
создалось  впечатление, будто тиотимолин  -  не  более чем  мистификация. Во
многих  комментариях,  появившихся в научной печати, чувствовалась  усмешка.
Частные сообщения,  которые  я получал, свидетельствовали  об  огорчительной
склонности  к  описанию  экспериментов,  явно  не  имевших  никакой  научной
ценности и представлявших собой какие-то странные шутки. Может быть,  именно
поэтому  Американское  хронохимическое   общество   смогло  собрать  на  это
выступление всего пятнадцать слушателей!
     Эти шутки, джентльмены, дорого нам обошлись - они  стоили нам лидерства
в космической гонке. Ибо в то время, как американские исследователи с трудом
добывали  ассигнования и  вынуждены были довольствоваться лишь ограниченными
экспериментами, страдая от добродушного недоверия своих коллег - в это самое
время  Советский  Союз  построил  город  Хрущевск,  часто  называемый  также
Тиотимолинградом, что наглядно  свидетельствует  о  характере  исследований,
которые ведутся в стенах  организованных там  современных, хорошо оснащенных
лабораторий.
     Изучение   тиотимолина,   пройдя   стадию,    которую   можно   назвать
классической,  вышло на современный уровень, когда Анна Макларен  и  Дональд
Мичи из Эдинбургского университета  разработали "телехронную батарею".  Если
вы где-нибудь о ней читали, то  это  значит,  что  вы  принадлежите  к числу
ясновидящих,  потому  что  научная печать хранила  упорное молчание по этому
поводу.  Она  была опубликована  лишь в небольшом, хотя  и весьма  уважаемом
"Журнале невоспроизводимых результатов", который издает Александр Кон.