Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
ду, садился на качели и начинал резать газету.
Дилл шел мимо и кашлял в сторону Джима, и Джим делал вид, что вонзает
ножницы ему в бедро. С того места, где стояла я, все это вполне можно было
принять за чистую монету.
Каждый день, когда мистер Натан Рэдли проходил мимо, направляясь по
обыкновению в центр города, мы замолкали на полуслове и не двигались, пока
он не скрывался из виду. Что бы он с нами сделал, если б заподозрил?..
Стоило появиться любому из соседей, и мы прерывали игру, но. один раз я
увидела - стоит напротив мисс Моди Эткинсон с садовыми ножницами в руках и,
позабыв про недостриженную живую изгородь, смотрит на нас во все глаза.
Однажды мы уж очень увлеклись, разыгрывая главу двадцать пятую тома
второго нашего романа "Одно семейство", и не заметили, как вернулся к
завтраку Аттикус - он стоял на тротуаре, похлопывал себя по колену свернутым
в трубку журналом и смотрел на нас. Солнце поднялось высоко, был уже
полдень.
- Что это у вас за игра? - спросил Аттикус.
- Ничего,- сказал Джим.
По его уклончивому ответу я догадалась, что наша игра - секрет, и не
стала вмешиваться.
- А для чего тебе ножницы? И почему ты рвешь газету? Если это
сегодняшняя, я тебя выдеру.
- Ничего.
- Что "ничего"?
- Ничего, сэр.
- Дай сюда ножницы,-сказал Аттикус.-Это не игрушка. Все это, случаем,
не имеет отношения к Рэдли?
- Нет, сэр,-сказал Джим и покраснел.
- Надеюсь, что так,- коротко сказал Аттикус и ушел в дом.
- Джи-им...
- Молчи! Он пошел в гостиную, там все слышно. Когда мы очутились в
безопасности на задворках, Дилл спросил Джима - разве нам больше нельзя
играть в Страшилу?
- Не знаю, Аттикус не сказал, что нельзя...
- Джим,- сказала я,- по-моему, Аттикус все равно все знает.
- Нет, не знает. А то бы он так и сказал. Я вовсе не была в этом
уверена, но Джим сказал - вся беда в том, что я девчонка, девчонки вечно
воображают невесть что, поэтому их все терпеть не могут, и, если хочешь быть
настоящей девчонкой, можешь убираться и играть с кем-нибудь другим.
- Ладно,- сказала я.- Можешь играть в Страшилу. Увидишь, что будет.
Что нас застал Аттикус - это была уже вторая причина, почему мне
расхотелось играть. Первая появилась в тот день, когда я вкатилась в колесе
во двор к Рэдли. Я трясла головой, меня мутило, от воплей Джима звенело в
ушах, и все-таки я расслышала тогда еще один звук, совсем тихий, с тротуара
его слышно не было. В доме кто-то смеялся.
Глава 5
Я так и знала, что дойму Джима, в конце концов ему это надоело, и, к
моему великому облегчению, мы забросили игру в Страшилу. Правда, Джим
уверял, что Аттикус вовсе ее не запрещал, стало быть, можно продолжать; а
если бы Аттикус и запретил, есть выход: возьмем и назовем всех по-другому, и
тогда нам никто ничего не сможет сказать.
Дилл очень обрадовался такому плану действий. Вообще Дилл чересчур
воображал, как будто мало было одного Джима. Еще в начале лета он сказал -
выходи за меня замуж, но очень скоро про это забыл. Как будто участок
застолбил, и я его собственность - сказал, что всю жизнь будет любить одну
меня, а потом и внимания не обращает. Я его два раза поколотила, но это не
помогло, он только больше подружился с Джимом. Они с утра до вечера торчали
в домике на платане, что-то затевали и выдумывали и звали меня, только когда
им нужен был третий. Но от самых сумасбродных затей я и без того на время
отошла, хоть меня и могли за это обозвать девчонкой, и почти все оставшиеся
летние вечера просиживала на крыльце мисс Моди Эткинсон. Нам с Джимом всегда
позволяли бегать по двору мисс Моди при одном условии - держаться подальше
от ее азалий, но отношения у нас с ней были какие-то неопределенные. Пока
Джим с Диллом не начали меня сторониться, она для меня была просто соседка и
соседка, только, пожалуй, добрее других.
По молчаливому уговору с мисс Моди мы имели право играть у нее на
лужайке, есть виноград (только не обрывать ветки с подпор) и пускаться в
экспедиции по всему участку за домом - условия самые великодушные, и мы даже
редко с нею заговаривали, боялись нечаянно нарушить хрупкое равновесие этих
отношений; но Джим и Дилл повели себя так, что я поневоле сблизилась с мисс
Моди.
Мисс Моди терпеть не могла свой дом: время, проведенное в четырех
стенах, она считала загубленным. Ома была вдова и при этом женщина-хамелеон:
когда копалась в саду, надевала старую соломенную шляпу и мужской
комбинезон, а в пять часов вечера, после ванны, усаживалась на веранде,
точно королева нашей улицы,- нарядная, красивая и величественная. Она любила
все, что растет на земле, даже сорную траву. Но было одно исключение. Стоило
ей обнаружить у себя во дворе хоть один подорожник, и начиналась новая битва
на Марне: мисс Моди устремлялась на врага с жестянкой и поливала его корни
какой-то ядовитой жидкостью - мы непременно отравимся насмерть, если не
будем держаться подальше, говорила она.
- А разве нельзя его просто выдернуть? - спросила один раз, когда у
меня на глазах разыгралось целое сражение с жалким росточком дюйма в три.
.- Выдернуть, детка? Ты говоришь, выдернуть? - Мисс Моди подняла
обмякший побег и провела по нему большим пальцем снизу вверх. Из него
посыпались крохотные зернышки,- Да один такой побег может загубить целый
огород. Смотри. Осенью семена подсохнут, и ветер разнесет их по всей округе!
Лицо у мисс Моди стало такое, словно речь шла по меньшей мере о чуме
египетской.
Не в пример прочим жителям Мейкомба, мисс Моди всегда говорила живо и
решительно. Каждого из нас она называла полным именем; когда она улыбалась,
во рту у нее возле глазных зубов сверкали два крохотных золотых выступа.
Один раз я стала восхищаться ими и сказала - может, когда вырасту, у меня
тоже будут такие.
- Смотри! - сказала мисс Моди и, щелкнув языком, показала мне, как
вынимается ее вставная челюсть, чем окончательно скрепила нашу дружбу.
Доброта мисс Моди распространялась и на Джима и Дилла в редкие минуты,
когда они не были заняты своими таинственными делами; мы пожинали плоды
талантов мисс Моди, прежде нам неизвестных. Никто во всем нашем квартале не
умел печь такие вкусные пироги. С тех пор как между нами установились
отношения полного доверия, она всякий раз, кроме большого пирога, пекла еще
три маленьких и потом кричала через улицу:
- Джим Финч, Глазастик Финч, Чарлз Бейкер Харрис, подите сюда!
Мы тотчас являлись на зов и всегда бывали вознаграждены.
Летом сумерки долгие и тихие. Чаще всего мы с мисс Моди молча сидели
вдвоем у нее на крыльце и смотрели, как заходит солнце и небо становится
желтое, потом розовое, и ласточки летают совсем низко и скрываются за крышей
школы.
- Мисс Моди,- сказала я раз в такой вечер,- как вы думаете, Страшила
Рэдли еще жив?
- Его зовут Артур, и он жив,- сказала мисс Моди, медленно покачиваясь в
большом дубовом кресле-качалке.- Чувствуешь, как сегодня пахнет моя мимоза?
Прямо как в раю.
- Угу. А откуда вы знаете?
- Что именно, детка?
- Что Стр... мистер Артур еще жив?
- Какой мрачный вопрос! Впрочем, это, наверно, потому, что предмет
мрачный. Я знаю, что он жив, Джин Луиза, потому что я пока не видела, чтобы
его вынесли из его дома.
- А может, он умер и его запихнули в каминную трубу.
- С чего ты взяла?
- Джим говорил.
- Гм-гм... Он с каждым днем становится все больше похож на Джека Финча.
Нашего дядю Джека Финча, брата Аттикуса, мисс Моди знала с детства.
Почти ровесники, они вместе росли на "Пристани Финча". Отец мисс Моди,
доктор Фрэнк Бьюфорд, был давний сосед Финчей. По профессии врач, по
призванию садовод и огородник, он без памяти любил копаться в земле и потому
остался бедняком. А дядя Джек этой своей страсти воли не давал, цветы растил
только на подоконнике у себя в Нэшвиле и потому остался богатым. Каждый год
на рождество дядя Джек приезжал к нам в гости и каждый год во все горло орал
через улицу мисс Моди, чтобы она выходила за него замуж. А мисс Моди орала в
ответ:
- Кричи громче, Джек Финч, чтоб на почте слышали, а то мне тебя не
слыхать!
Нам с Джимом казалось, что это странный способ делать предложение, но
дядя Джек вообще был со странностями. Он говорил - это он старается
разозлить мисс Моди, сорок лет старается и все никак не разозлит, и мисс
Моди нипочем бы за него не вышла, она только всегда его дразнит, и от ее
насмешек одна защита - нападать, и все это нам казалось ясно и попятно.
- Артур Рэдли просто сидит у себя дома, только и всего,- объяснила мне
мисс Моди.- Если бы тебе не хотелось выходить на улицу, ты тоже сидела бы
дома, верно?
- Ага, по мне все равно захотелось бы на улицу. А ему почему не
хочется? Мисс Моди прищурилась.
- Ты всю эту историю знаешь не хуже меня.
- Но я все равно не знаю, почему так. Мне никто не говорил.
Мисс Моди языком поправила вставную челюсть.
- Ты ведь знаешь, старик Рэдли был из баптистов, которые омывают
ноги...
- Так ведь вы тоже из них?
- Я не такая твердокаменная, Глазастик. Я просто баптистка.
- А просто баптисты не моют ноги?
- Моют. У себя дома в ванне.
- А молитесь вы не так, как мы...
Наверно, мисс Моди решила, что проще объяснить приметы баптизма, чем
символ веры.
- Баптисты, которые омывают ноги, всякое удовольствие считают за грех,-
объяснила она.- Знаешь, один раз в субботу приехали они из лесу в город и
давай кричать мне через забор, что я со своими цветами пойду прямо в ад.
- И цветы пойдут в ад?
- Да, мэм. Цветы будут гореть вместе со мной. Эти ногомойщики полагают,
что я слишком много времени провожу под божьим небом и слишком мало сижу в
четырех стенах над словом божиим.
Я вдруг увидела, как мисс Моди жарится в аду (а он у каждого
протестанта свой), и сразу засомневалась, правду ли говорят в проповедях.
Конечно, язык у мисс Моди злой, и она не так усердно занимается добрыми
делами, как мисс Стивени Кроуфорд. Но только круглый дурак может доверять
мисс Стивени, а мисс Моди человек надежный, это мы с Джимом знаем наверняка.
Она никогда на нас не ябедничает, не лицемерит с нами, не сует нос в наши
дела. Она нам друг. Понять невозможно, почему такой разумный человек может
быть осужден на вечные муки!
- Это несправедливо, мисс Моди. Вы самая хорош женщина на свете.
Мисс Моди широко улыбнулась.
- Благодарю вас, мэм,- сказала она. - Дело в что ногомойщики всякую
женщину считают сосудом греха. Они, видишь ли, понимают библию слишком
буквально.
- И мистер Артур для того сидит дома, чтоб не видеть женщин?
- Понятия не имею.
- По-моему, это очень глупо. Если уж мистеру Артуру так хочется в рай,
он бы хоть на крыльцо выходил. Аттикус говорит, бог велит любить людей, как
себя...
Мисс Моди перестала раскачиваться в качалке.
- Ты еще слишком мала и не поймешь,- сказала она сурово,- но бывают
люди, в руках у которых библия опаснее, чем... чем бутылка виски в руках
твоего отца.
- Аттикус не пьет виски! - возмутилась я.- Он сроду капли в рот не
брал... Ой, нет! Он сказал, что один раз попробовал виски и ему не
понравилось.
Мисс Моди рассмеялась.
- Я не то хотела сказать. Я говорю: если бы Аттикус Финч даже напился
пьяным, он все равно не будет таким злым и грубым, как иные люди в самом
лучшем своем виде. Просто есть такие люди, они... они чересчур много думают
о том свете и потому никак не научатся жить на этом. Погляди на нашу улицу и
увидишь, что из этого получается.
- По-вашему, это правда - все, что говорят про Стра... про мистера
Артура?
- Что именно?
Я рассказала.
- Это на три четверти негритянские сказки, а на четверть выдумки мисс
Кроуфорд,- хмуро сказала мисс Моди.- Стивени Кроуфорд однажды даже
рассказала мне, будто проснулась она среди ночи, а он смотрит на нее в окно.
А я спросила: что же ты сделала, Стивени, подвинулась и дала ему место?
Тогда она на время прикусила язык.
Еще бы не прикусить! Мисс Моди кого угодно заставит замолчать.
- Нет, деточка, это дом печали,- продолжала она.- Артура Рэдли я помню
мальчиком. Что бы про него ни говорили, а со мною он всегда был вежлив. Так
вежлив, как только умел.
- Вы думаете, он сумасшедший?
Мисс Моди покачала головой.
- Может, и нет, а должен бы за это время сойти с ума. Мы ведь не знаем
толком, что делается с людьми. Что делается в чужом доме за закрытыми
дверями, какие тайны...
- Аттикус со мной и с Джимом всегда одинаково обращается что дома, что
во дворе!
Я чувствовала, мой долг - вступиться за отца.
- О господи, девочка, да разве я о твоем отце! Я просто старалась
объяснить, что к чему. Но уж раз о нем зашла речь, я тебе вот что скажу:
Аттикус Финч всегда один и тот же, что у себя дома, что на улице... Я пекла
торт, хочешь взять кусок с собой? |
Я очень даже хотела.
Назавтра я проснулась и увидела Джима с Диллом на задворках, они о
чем-то оживленно разговаривали. Я вышла к ним, а они опять свое - иди
отсюда.
-- Не пойду. Двор не твой, Джим Финч, двор и мой тоже. Я тоже имею
право тут играть.
Дилл с Джимом наскоро посовещались.
- Если останешься, будешь делать все, как мы велим,- предупредил меня
Дилл,
- Ты чего задаешься? Какой командир нашелся!
- Поклянись, что будешь делать, как велим, а то мы тебе ничего не
скажем,-продолжал Дилл.
- Больно ты стал важный! Ладно уж, рассказывайте.
- Мы хотим передать Страшиле записку,- глазом не моргнув, заявил Джим.
- Это как же?
Я старалась подавить невольный ужас. Мисс Моди хорошо говорить, она
старая, и ей уютно сидеть у себя на крылечке. А мы - дело другое.
Джим собирался насадить записку на удочку и сунуть сквозь ставни в окно
Рэдли. Если кто-нибудь пойдет по улице, Дилл зазвонит в колокольчик.
Дилл поднял руку - в ладони у него был зажат серебряный обеденный
колокольчик моей матери.
- Я подойду с той стороны,- говорил Джим.- Мы вчера с улицы видели, там
один ставень болтается. Я хоть на подоконник записку положу.
- Джим...
- Нет уж, мисс Придира, сама ввязалась, так нечего теперь на попятный!
- Да ладно, только я не хочу сторожить... Джим, знаешь, в тот раз
кто-то...
- Нет, будешь сторожить. Ты обойдешь дом с тылу, а Дилл будет смотреть
за улицей, если кто пойдет, он зазвонит. Поняла?
- Ладно уж. А что вы ему написали? Дилл сказал:
Мы его просим очень вежливо, пускай он иногда выходит из дому и
рассказывает нам, что он там делает, и пускай он нас не боится, мы ему купим
мороженого.
- Вы просто спятили, он всех нас убьет!
Дилл сказал:
- Это я придумал. По-моему, если он выйдет и посидит с нами немножко,
ему станет веселее.
- А почем ты знаешь, что ему дома скучно?
- Попробовала бы ты сидеть сто лет взаперти и питаться одними кошками!
Спорим, у него борода выросла вот до этих пор.
- Как у твоего папы?
- У моего папы нет бороды, он...- Дилл запнулся, словно припоминая.
- Ага, попался! - сказала я.- Раньше ты говорил - у твоего папы черная
борода...
- А он ее летом сбрил, если хочешь знать! Могу показать тебе письмо. И
еще он мне прислал два доллара...
- Ну да, рассказывай! Может, он тебе еще прислал кавалерийский мундир и
саблю? Врунишка ты и больше никто!
Отродясь я не слыхала, чтоб кто-нибудь так врал, как Дилл Харрис. Среди
всего прочего он семнадцать раз летал на почтовом самолете, и побывал в
Новой Шотландии, и видел живого слона, и его дедушка был сам бригадный
генерал Джо Уилер, и он оставил Диллу в наследство свою шпагу.
- Молчите вы,- сказал Джим. Он слазил под крыльцо и вытащил желтое
бамбуковое удилище.- Пожалуй, этим я достану с тротуара до окна.
- Если кто такой храбрый, что может пойти и дотронуться до стены, так и
удочка ни к чему,- сказала я.- Пошел бы да постучал в парадное, только и
всего.
- Это... другое... дело...- раздельно сказал Джим.- Сколько раз тебе
повторять?
Дилл достал из кармана листок бумаги и подал Джиму. И мы осторожно
двинулись к дому Рэдли. Дилл остановился у фонаря, а мы с Джимом завернули
за угол. Я прошла вперед и заглянула за следующий угол.
- Все спокойно,- сказала я.- Никого не видать.
- Джим обернулся к Диллу, тот кивнул.
.Джим привязал записку к удилищу и протянул его через палисадник к
окну. Он тянулся изо всех сил, но удилище оказалось коротковато, не хватало
нескольких дюймов. Он все тыкал удилищем в сторону окна, наконец мне надоело
смотреть издали, и я подошла к нему.
- Никак не закину записку,-пробормотал Джим.- В окно-то попадаю, а она
там не отцепляется. Иди на улицу, Глазастик.
Я вернулась на свой пост и стала глядеть за угол на[
]пустынную дорогу. Время от времени я оглядывалась на Джима, он
терпеливо старался закинуть записку на подоконник. Она слетала наземь, и
Джим снова тыкал удилищем в окно, и под конец я подумала, если Страшила
Рэдли ее и получит, так прочитать не сможет. Я опять поглядела вдоль улицы,
и вдруг зазвонил колокольчик.
Я круто обернулась - вот сейчас на меня кинется Страшила Рэдли с
оскаленными клыками... но это был не Страшила, а Дилл, он тряс колокольчиком
перед самым носом Аттикуса. У Джима сделалось такое лицо, прямо смотреть
жалко, и я уж ему не сказала "Говорила я тебе..." Нога за ногу он поплелся
по тротуару, волоча за собой удилище.
- Перестань звонить,- сказал Аттикус. Дилл зажал язычок колокольчика,
стало тихо-тихо, я даже подумала, лучше бы он опять зазвонил. Аттикус
сдвинул шляпу на затылок и подбоченился.
- Джим,- сказал он,- ты что здесь делаешь?
- Ничего, сэр.
- Не виляй. Говори.
- Я... мы только хотели кое-что передать мистеру Рэдли.
- Что передать?
- Письмо.
- Покажи.
Джим протянул ему грязный клочок бумаги. Аттикус с трудом стал
разбирать написанное.
- Зачем вам, чтобы мистер Рэдли вышел из дому?
- Мы думали, ему с нами будет весело...- начал Дилл, но Аттикус только
взглянул на него, и он прикусил язык.
- Сын,-сказал Аттикус Джиму,-слушай, что. я тебе скажу, повторять я не
намерен: перестань мучить этого человека. И вы оба тоже.
Как живет мистер Рэдли - его дело, сказал Аттикус. Захочет он выйти на
улицу - выйдет. Хочет сидеть дома -- имеет на это право, и нечего всяким
надоедам (а это еще очень мягкое название для таких, как мы) совать вое в
его дела. Кому из нас понравится, если вечером перед сном Аттикус без стука
вломится к нам в комнату? А ведь, в сущности, так мы поступаем с мистером
Рэдли. Нам кажется, что мистер Рэдли ведет себя странно, а ему самому это
вовсе не кажется странным. Далее, не приходило ли нам в голову, что, когда
хочешь что-нибудь сказать человеку, вежливее постучать в парадную дверь, а
не лезть в окно? И последнее: пока нас не пригласят в дом Рэдли, мы будем
держаться от него подальше и не будем играть в дурацкую игру, за которой
Аттикус однажды нас застал, и поднимать на смех кого бы то ни было на нашей
улице и вообще в нашем городе...
- Вовсе мы его не поднимали на смех,- сказал Джим.- Мы просто...
- Ах, значит, этим вы и занимались?
- Чем? Поднимали на смех?
- Нет,- ск