Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
ь - бюст получался
такой высокий, что смотреть страшно, талия в рюмочку, сзади все очень пышно,
глядя на эту фигуру поневоле подумаешь, что раньше тетя Александра была
песочными часами. С какого боку ни посмотри, выходило очень внушительно.
Остаток дня прошел в тихом унынии - так всегда бывает, когда приедут
родственники,- а потом мы заслышали автомобиль и сразу ожили. Это из
Монтгомери вернулся Аттикус. Джим забыл свою солидность и вместе со мной
побежал его встречать. Джим выхватил у Аттикуса чемодан и портфель, а я
повисла у него на шее; он на лету поцеловал меня, и я спросила:
- А книжку ты мне привез? А знаешь тетя приехала!
Аттикус сказал - привез и знает.
- Тетя будет у нас жить. Ты рада?
Я сказала - очень рада, это была неправда, но бывают такие
обстоятельства, что приходится и соврать, раз уж все равно ничего не
поделаешь.
- Мы решили, что настало время, когда детям необходимо... в общем, вот
что, Глазастик,- сказал Аттикус,- тетя делает мне большое одолжение и вам
обоим тоже. Я не могу весь день сидеть с вами дома, и этим летом вам
придется трудно.
- Да, сэр,- сказала я.
Я ничего не поняла. Мне только показалось, что не так уж Аттикус звал
тетю Александру, это она сама все придумала. У нее была такая манера, она
заявляла: так лучше для семьи,- вот, наверно, и к нам она поэтому переехала.
Мейкомб встретил тетю Александру очень приветливо. Мисс Моди Эткинсон
испекла свой любимый торт, до того пропитанный наливкой, что я стала пьяная;
мисс Стивени Кроуфорд приходила в гости и сидела часами, причем больше все
качала головой и говорила "гм-гм". Мисс Рейчел зазывала тетю днем пить кофе,
и даже мистер Натан Рэдли один раз заглянул к нам во двор и сказал, что рад
ее видеть.
Потом тетя Александра расположилась у нас как дома, и все пошло своим
чередом, и можно было подумать, будто она весь век тут живет. Ее славу
отличной хозяйки еще подкрепили угощения на собраниях миссионерского
общества (тетя не доверяла Кэлпурнии печь и стряпать деликатесы, которые
должны были поддерживать силы слушателей во время длиннейших докладов
Общества распространения христианства на Востоке); она вступила в
Мейкомбский дамский клуб и стала его секретарем. В глазах мейкомбского
высшего света тетя Александра была последней представительницей
аристократии: манерами обладала самыми изысканными, какие приобретаются
только в лучших закрытых школах и пансионах; была образцом и авторитетом в
вопросах морали; мастерски владела искусством намека и не знала себе равных
по части сплетен. Когда она училась в школе, ни в одной хрестоматии не
упоминалось о внутренних сомнениях, и тетя Александра понятия о них не
имела. Она не ведала скуки и не упускала случая выступить в роли главного
арбитра: наводила порядок, давала советы, остерегала и предупреждала.
Она никогда не забывала упомянуть о слабостях любого другого рода и
племени, дабы возвысить славный род Финчей; эта привычка иногда злила Джима,
а чаще забавляла.
- Тете надо быть поосторожнее в словах, она наводит критику чуть не на
всех в Мейкомбе, а ведь половина города нам родня.
Молодой Сэм Мерриуэзер покончил с собой - и тетя Александра
наставительно говорила: наклонность к самоубийству у них в роду. Стоило
шестнадцатилетней девчонке в церковном хоре разок хихикнуть, и тетя
Александра замечала:
- Вот видите, в роду Пенфилдов все женщины легкомысленны.
Кажется, любая мейкомбская семья отличалась какой-нибудь наклонностью:
к пьянству, к азартным играм, к скупости, к чудачествам.
Один раз тетя стала уверять нас, будто манера совать нос в чужие дела у
мисс Стивени Кроуфорд наследственная, и Аттикус сказал:
- А знаешь, сестра, если вдуматься, до нашего поколения в роду Финчей
все женились на двоюродных сестрах и выходили за двоюродных братьев. Так ты,
пожалуй скажешь, что у Финчей наклонность к кровосмешению?
Тетя сказала - нет, просто от этого у всех в нашей семье маленькие руки
и ноги.
И что ее всегда волнует наследственность? Почему-то мне представлялось
так: люди благородные - это те, от чьего ума и талантов всем больше всего
пользы; а у тети Александры как-то так получалось, хоть она прямо и не
говорила, будто чем дольше семья живет на одном месте, тем она благороднее.
- Тогда и Юэлы благородные,- сказал Джим.
Уже третье поколение семейства, к которому принадлежали Баррис Юэл и
его братья, существовало на одном и том же клочке земли за городской
свалкой, росло и кормилось за счет городской благотворительности.
А все-таки в теории тети Александры была какая-то правда. Мейкомб -
старинный город. Расположен он на двадцать миль восточнее "Пристани Финча",
слишком далеко от реки, что очень неудобно и странно для такого старого
города. Впрочем, он стоял бы на самом берегу, если бы не один ловкий человек
по фамилии Синкфилд; на заре времен этот Синкфилд держал гостиницу на
перекрестке двух дорог, и это был единственный постоялый двор во всей
округе. Спнкфилд не был патриотом, он одинаково оказывал услуги и продавал
патроны индейцам и белым поселенцам и нимало не задумывался, стоит ли его
заведение на территории Алабамы или по владениях племени Ручья, лишь бы дело
приносило доход. Дело процветало, а в это самое время губернатор Уильям
Уайат Бибб решил упрочить покой и благоденствие вновь созданного округа и
отрядил землемеров определить в точности, где находится его центр, чтобы
здесь и обосновались местные власти. Землемеры остановились у Синкфилда и
сообщили ему, что его постоялый двор входит в пределы округа Мейкомб, и
показали, где именно разместится, по всей вероятности, административный
центр округа. Не соверши Синкфилд дерзкого шага, чтобы остаться на бойком
месте, центр этот расположился бы посреди Уинстоновых болот, унылых и ничем
не примечательных. А вместо этого осью, вокруг которой рос и ширился округ
Мейкомб, стал постоялый двор Синкфилда, ибо смекалистый хозяин в один
прекрасный вечер, напоив своих постояльцев до того, что перед глазами у них
все путалось и расплывалось, уговорил их вытащить карты и планы, малость
отрезать там, чуточку прибавить тут и передвинуть центр округа на то место,
которое ему, Синкфилду, было всего удобнее. А наутро они отправились
восвояси и повезли с собою в переметных сумах, кроме карт, пять кварт
наливки - по две бутылки на брата и одну губернатору.
Поскольку Мейкомб был основан как административный центр, он оказался
не таким неряхой, как почти все города таких же размеров в штате Алабама. С
самого начала дома строились солидно, здание суда выглядело весьма
внушительно, улицы прокладывались широкие. Среди жителей Мейкомба немало
было разного рода специалистов: сюда приезжали издалека, когда надо было
вырвать больной зуб, пожаловаться на сердцебиение, починить экипаж, положить
деньги в банк, очистить душу от греха, показать мулов ветеринару. Но в конце
концов еще вопрос, мудро ли поступил в свое время Синкфилд. По его милости
молодой город оказался слишком в стороне от единственного в ту пору
общественного средства сообщения - от речных судов,- и жителю северной части
округа приходилось тратить два дня на поездку в город Мейкомб за
необходимыми покупками. Вот почему за сто лет город не разросся и остался
все таким же островком среди пестрого моря хлопковых плантаций и густых
лесов.
Война между Севером и Югом обошла Мейкомб стороной, но закон о
"реконструкции" Юга и крах экономики все же вынудили город расти. Рос он не
вширь. Новые люди появлялись редко, браки заключались между представителями
одних и тех же семейств, так что постепенно все мейкомбцы стали немножко
похожи друг на друга. Изредка кто-нибудь вернется из отлучки и привезет с
собою жену - уроженку Монтгомери или Мобила, но и от этого пройдет лишь едва
заметная рябь по мирной глади семейного сходства. В годы моего детства жизнь
текла почти без перемен.
Разумеется, жители Мейкомба делились на касты, но мне это
представлялось так: люди взрослые, мейкомбские граждане нынешнего поколения,
прожившие бок о бок многие годы, знают друг друга наизусть и ничем один
другого удивить не могут; осанка, характер, цвет полос, даже жесты
принимаются как само собою разумеющееся, что переходит из поколения в
поколение и только совершенствуется со временем. И в повседневной жизни
надежным руководством служат истины вроде: "Все Кроуфорды суют нос в чужие
дела", "Каждый третий Мерриуэзер - меланхолик", "Делафилды с правдой не в
ладах", "У всех Бьюфордов такая походка",- а стало быть, когда берешь у
кого-либо из Делафилдов чек, сперва наведи потихоньку справки в банке; мисс
Моди Эткинсон сутулится, потому что она из Бьюфордов; и если миссис Грейс
Мерриуэзер втихомолку потягивает джин из бутылок от сиропа, удивляться тут
нечему - то же делала и ее мать.
Мейкомб сразу почуял в тете Александре родственную душу - Мейкомб, но
не мы с Джимом. Я только диву давалась - неужели она родная сестра Аттикусу
и дяде Джеку? - и даже вспомнила старые сказки про подменышей и корень
мандрагоры, которыми в незапамятные времена пугал меня Джим.
В первый месяц ее жизни у нас все это были просто отвлеченные
рассуждения - тетя Александра почти не разговаривала со мной и с Джимом, мы
ее видели только во время еды да вечером перед сном. Ведь было лето, и мы
весь день проводили на улице. Конечно, иной раз среди дня забежишь домой
выпить воды, а в гостиной полно мейкомбских дам - потягивают чай, шепчутся,
обмахиваются веерами, и я слышу:
- Джин Луиза, поди сюда, поздоровайся с нашими гостьями.
Я вхожу, и у тети становится такое лицо, будто она жалеет, что позвала
меня, ведь я всегда в глине или в песке.
- Поздоровайся с кузиной Лили,-сказала один раз тетя Александра, поймав
меня в прихожей.
- С кем? - переспросила я.
- Со своей кузиной Лили Брук.
- Разве она нам кузина? А я и не знала.
Тетя Александра улыбнулась так, что сразу видно было: она деликатно
извиняется перед кузиной Лили и сурово осуждает меня. А когда кузина Лили
Брук ушла, я уже знала - мне здорово попадет.
Весьма прискорбно, что наш отец не потрудился рассказать мне о
семействе Финч и не внушил своим детям никакой гордости. Тетя призвала и
Джима, он сел на диван рядом со мной и насторожился. Она вышла из комнаты и
возвратилась с книжкой в темно-красном переплете, на нем золотыми буквами
было вытиснено: "Джошуа Сент-Клер. Размышления".
- Эту книгу написал ваш кузен,- сказала тетя Александра.- Он был
замечательный человек.
Джим внимательно осмотрел книжечку.
- Это тот самый кузен Джошуа, который столько лет просидел в
сумасшедшем доме?
- Откуда ты знаешь? - спросила тетя Александра
- Так ведь Аттикус говорит, этот кузен Джошуа был студентом и
свихнулся. Аттикус говорит, он пытался застрелить ректора. Аттикус говорит,
кузен Джошуа говорил, что ректор просто мусорщик, и хотел его застрелить из
старинного пистолета, а пистолет разорвался у него в руках. Аттикус говорит,
родным пришлось выложить пятьсот долларов, чтобы его вызволить...
Тетя Александра выпрямилась и застыла, точно аист на крыше.
- Довольно,- сказала она.- К этому мы еще вернемся.
Перед сном я пришла в комнату Джима попросить что-нибудь почитать, и в
это время к нему постучался Аттикус. Вошел, сел на край кровати, невозмутимо
оглядел нас и вдруг улыбнулся.
- Э-гм...- начал он. В последнее время он как-то покашливал, прежде чем
заговорить, и я уж думала, может, это он, наконец, становится старый, но с
виду он был все такой же.- Право, не знаю, как бы вам сказать...
- Да прямо так и скажи,-посоветовал Джим,-Мы что-нибудь натворили?
Отцу явно было не по себе.
- Нет, просто я хотел вам объяснить... тетя Александра меня
попросила... Сын, ты ведь знаешь, что ты - Финч, правда?
- Так мне говорили. - Джим исподлобья поглядел на отца и, верно сам
того не замечая, повысил голос; - Аттикус, в чем. дело?
Аттикус перекинул ногу на ногу, скрестил руки.
- Я пытаюсь вас познакомить с обстоятельствами вашего происхождения.
Джим еще сильнее сморщился.
- Знаю я эту ерунду,- сказал он.
Аттикус вдруг стал серьезен. Он заговорил своим юридическим голосом:
- Ваша тетя просила меня по возможности довести до сознания твоего и
Джин Луизы, что оба вы не какие-нибудь безродные, за вами стоит несколько
поколений, получивших безукоризненное воспитание...
Тут у меня по ноге побежал муравей, я стала его ловить, и Аттикус
замолчал. Я почесала укушенное место.
- ...безукоризненное воспитание,- повторил Аттикус, - и вы должны жить
так, чтоб быть достойными вашего имени. Тетя Александра просила меня сказать
вам, что вы должны себя вести, как подобает маленькой леди и юному
джентльмену. Она намерена побеседовать с вами о нашей семье и о том, какую
роль играли Финчи на протяжении долгих лет в жизни округа Мейкомб, тогда вы
будете представлять себе, кто вы такие, и, может быть, постараетесь вести
себя соответственно,-скороговоркой закончил он.
Мы с Джимом были ошарашены и, раскрыв рот, поглядели друг на друга,
потом на Аттикуса - ему, видно, стал тесен воротничок. И ничего не ответили.
Немного погодя я взяла со столика гребенку Джима и провела зубцами по
краю доски.
- Перестань трещать,- сказал Аттикус. Сказал резко и очень обидно. Я не
довела гребенку и до конца и швырнула ее на пол. Неизвестно почему я
заплакала и никак не могла перестать. Это не мой отец. Мой отец никогда так
не думал. И никогда так не говорил. Это его тетя Александра заставила.
Сквозь слезы я увидела Джима - он стоял так же уныло и одиноко и голову
свесил набок.
Идти было некуда, но я повернулась, хотела уйти - и передо мной
оказалась жилетка Аттикуса. Я уткнулась нее и услышала за светло-синей
материей знакомые тихие звуки: тикали часы, похрустывала крахмальная
рубашка, негромко, ровно стучало сердце.
- У тебя бурчит в животе,- сказала я.
- Знаю,- сказал Аттикус.
- А ты выпей соды.
- Аттикус, как же мы теперь будем? Все станет по-другому, и ты...
Он погладил меня по затылку.
- Не волнуйся,- сказал он.- Погоди волноваться.
И тут я поняла - он опять с нами. Ноги у меня уже не были как чужие, и
я подняла голову.
- Ты правда хочешь, чтобы мы были такие? Ничего я не помню, как это
Финчам полагается по-особенному себя вести...
- И не надо вспоминать. Оставим это.
Он вышел. Он чуть было не хлопнул дверью, но. в последнюю минуту
спохватился и тихо ее притворил. Мы с Джимом еще смотрели вслед, и вдруг
дверь опять отворилась, и в нее заглянул Аттикус. Он высоко поднял брови,
очки соскользнули на кончик носа.
- Кажется, я становлюсь все больше похож на кузена Джошуа? Как
по-вашему, может, я тоже обойдусь нашему семейству в пятьсот долларов?
Теперь-то я понимаю, чего добивался от нас Аттикус но ведь он был всего
лишь мужчина. А с такими тонкостями воспитания умеют справляться только
женщины.
Глава 14
От тети Александры мы больше не слыхали про семейство Финч, зато в
городе слышали больше чем достаточно. По субботам, если только Джим брал
меня с собой (теперь он прямо не переносил, когда я появлялась с ним на
людях), мы прихватим, бывало, свои пятаки и пробираемся по улицам в
распаренной толпе, а за спиной нет-нет да и скажут:
- Вон его ребята!
Или:
- Видал Финчей?
Оглянешься - никого, только какой-нибудь фермер с женой изучает клизмы
в витрине аптеки. Или две коренастые фермерши в соломенных шляпах сидят в
двуколке.
А какой-то костлявый человек поглядел на нас в упор и сказал совсем
непонятно:
- Кто заправляет нашим округом, им больно наплевать - хоть над всеми
подряд насильничай, они и не почешутся.
Тут я вспомнила, что давно хотела задать Аттикусу один вопрос. И в тот
же вечер спросила:
- Что такое насильничать?
Аттикус выглянул из-за газеты. Он сидел в своем кресле у окна. С тех
пор как мы стали старше, мы с Джимом великодушно решили после ужина полчаса
его не трогать - пускай отдыхает.
Он вздохнул и сказал - насилие есть плотское познание женщины силой и
без ее согласия.
- Только и всего? А почему я спросила Кэлпурнию, а она не стала мне
отвечать? Аттикус поглядел внимательно.
- О чем это ты?
- Ну, мы тогда шли из церкви, и я спросила Кэлпурнию, что это значит, и
она сказала - спросить у тебя, а я забыла, а теперь спросила.
Аттикус опустил газету на колени.
- Объясни, пожалуйста, еще раз,- сказал он. И я ему рассказала, как мы
ходили с Кэлпурнией в церковь. Аттикусу это, по-моему, очень понравилось, но
тетя Александра до этого спокойно вышивала в своем углу, а тут отложила
работу и смотрела на нас во все глаза.
- Значит, тогда, в воскресенье, вы возвращались с Кэлпурнией из ее
молельни?
- Да, мэм,- сказал Джим.- Она взяла нас с собой.
Я вспомнила еще кое-что.
- Да, мэм, и она обещала, что я как-нибудь приду к ней в гости.
Аттикус, я в воскресенье и пойду, ладно? Кэл сказала, если ты куда-нибудь
уедешь, она сама за мной зайдет.
- Ни в коем случае!
Это сказала тетя Александра. Я даже вздрогнула, круто обернулась к ней,
потом опять к Аттикусу и заметила, как он быстро на нее взглянул, но было
уже поздно. Я сказала:
- Я вас не спрашивала!
Аттикус такой большой, а с кресла вскакивает мигом, даже удивительно.
Он уже стоял во весь рост.
- Извинись перед тетей,-сказал он.
- Я ее не спрашивала, я спросила тебя... Аттикус повернул голову и так
на меня посмотрел здоровым глазом - у меня даже ноги пристыли к полу. И
сказал беспощадным голосом:
- Прежде всего извинись перед тетей.
- Простите меня, тетя,- пробормотала я.
- Так вот,- сказал Аттикус.- Усвой раз и навсегда: ты должна слушаться
Кэлпурнию, ты должна слушаться меня, и, пока у нас живет тетя, ты должна
слушаться ее. Поняла?
Я поняла, подумала минуту, нашла только один способ отступить не совсем
уж позорно и удалилась в уборную; возвращаться я не спешила, пускай думают,
что мне и правда надо было уйти. Наконец побрела обратно и из коридора
услышала - в гостиной спорят, да еще как. В приотворенную дверь видно было
диван: Джим прикрылся своим футбольным журналом и так быстро вертел головой
то вправо, то влево, будто на страницах со страшной быстротой играли в
теннис.
- Ты должен что-то с ней сделать,- говорила тетя. Ты слишком долго все
оставлял на произвол судьбы, Аттикус, слишком долго.
- Ее вполне можно туда отпустить, я не вижу этом беды. Кэл там
присмотрит за нею не хуже, чем смотрит здесь.
Кто это "она", о ком они говорят? Сердце у меня ушло в пятки: обо мне!
Я уже чувствовала на себе жесткий розовый коленкор - я видела, в таких
платьях водят девочек из исправительного дома,- и второй раз в жизни
подумала-надо бежать, спасаться! Не медля ни минуты!
- Аттикус, это очень хорошо, что у тебя доброе сердце и ты человек
покладистый, но должен же ты подумать о дочери. Она растет.
- Именно о ней я и думаю.
- Не старайся от этого уйти. Рано или поздно придется это решить, та