Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
омазого.
- Ну да, но он и впрямь собирается его защищать. Вот это мне и не
нравится.
Это была новость, это все меняло: значит, Аттикуса не спрашивали, хочет
он защищать негра или не хочет, он просто должен! Странно, почему он нам
этого не говорил, нам было бы что сказать и в свою и в его защиту. Он должен
был взяться за это дело, вот и взялся - будь у нас этот довод, нам пришлось
бы куда меньше драться и ссориться с ребятами. Но почему же тогда весь город
на него зол? Судья назначил Аттикуса защитником негра. Аттикус и правда
собирается его защищать. И это им не нравится. Ничего не поймешь.
Дождавшись, пока все белые поднялись по лестнице, пошли было в зал суда
и негры.
- Эй, обождите-ка,- сказал один из Бездельников и поднял трость.- Еще
поспеете.
Старики начали медленно на негнущихся ногах подниматься по лестнице и
столкнулись с Диллом и Джимом - они бежали искать меня. Ребята протискались
между стариками, и Джим крикнул:
- Идем, Глазастик, там уже сесть негде. Придется нам стоять... Эх,
поосторожнее! - прибавил он с досадой.
Наверх по лестнице двинулись негры. Старики, которые их опередили,
займут почти все свободное место, где еще можно стоять. Нам не повезло, и
это я виновата, сказал Джим. Огорченные, мы стали у стены.
- Вы не можете пройти?
Перед нами стоял преподобный Сайкс с черной шляпой в руке.
- Привет, ваше преподобие,- сказал Джим.- Мы вот из-за нее застряли.
- Что ж, попробуем помочь делу.
И преподобный Сайке пошел наверх. Через несколько минут он вернулся.
- В зале нет ни одного свободного места. Но, может быть, вы хотите
пройти со мной на галерею?
- Ясно, хотим! - сказал Джим. Мы обрадовались и побежали по широкой
лестнице наверх, потом по узкой еще выше. Здесь, у входа на галерею, мы
остановились. Преподобный Сайкс, отдуваясь, нагнал нас и осторожно повел
сквозь толпу негров. Четверо негров поднялись и уступили нам места в первом
ряду.
Галерея для цветных шла по трем стенам зала суда, точно балкон, и
отсюда нам было все хорошо видно.
Присяжные сидели слева, под высокими окнами. Наверно, все это были
фермеры - худые, загорелые, но это и понятно: горожане почти никогда не
попадают в присяжные, либо им дают отвод, либо они сами просят их
освободить. Двое присяжных были немного похожи на принарядившихся
Канингемов. Сейчас все они сидели прямо и внимательно слушали.
Выездной прокурор и еще один человек, Аттикус и Том Робинсон сидели за
столиками спиной к нам. На столе у прокурора лежала книга в коричневом
переплете и какие-то желтые листы; стол Аттикуса был пустой.
Сразу за барьером, который отделял суд от публики на кожаных стульях
сидели свидетели, тоже спиной к нам.
На возвышении сидел судья Тейлор, похожий на сонную старую акулу, а
перед ним, пониже, что-то быстро писала его рыба-лоцман. Судья Тейлор был в
общем такой же, как все судьи, которых мне приходилось видеть: добродушный,
седой и краснолицый, он держался на редкость бесцеремонно - задирал ноги на
стол, чистил ногти перочинным ножом. Во время нескончаемых прений сторон,
особенно после обеда, могло показаться, будто он клюет носом, но на эту
удочку уже никто не попадался, с тех пор как один адвокат нарочно столкнул
на пол кипу книг, думая его разбудить. Так и не раскрыв глаз, судья Тейлор
пробормотал:
- Мистер Уитли, в следующий раз подобная выходка обойдется вам в сто
долларов.
Он был большой знаток законов, и хоть со стороны могло показаться,
будто он небрежен и невнимателен, но на самом деле он всякий процесс
направлял твердой и уверенной рукой. Один только раз судья Тейлор стал в
тупик, и запутали его Канингемы. В Старом Сарэме, на их постоянной
территории, поселились когда-то разные семьи, но, на беду, фамилия у них
была одна и та же. Канингемы и Конингемы женились и выходили замуж друг за
друга, и которая фамилия как пишется, уже никого не интересовало. А потом
какой-то Канингем стал оспаривать земельный участок у одного из Конингемов и
подал в суд. На суде Джиме Канингем показал, что его мать на всех документах
подписывалась Канингем, но на самом деле она была Конингем, просто она не
сильна была в правописании, да и читала мало, сядет, бывало, вечером на
крыльце и просто глядит в одну точку. Девять часов кряду судья .Тейлор
выслушивал показания о странностях и причудах обитателей Старого Сарэма, а
потом объявил: дело прекращается. Его спросили, на каком основании, и он
сказал - с обоюдного согласия сторон, и он надеется, что тяжущиеся вполне
удовлетворены уже тем, что отвели душу на людях. Так оно и было. Они главным
образом того и добивались.
У судьи Тейлора была одна смешная привычка. Он разрешал курить в зале
суда, но сам никогда не курил, зато иной раз, если повезет, удавалось
видеть, как он сунет в зубы длиннейшую незажженную сигару и начинает
медленно ее жевать. Понемногу сигара вся исчезала у него во рту, а через
несколько часов судья Тейлор выплевывал ее в виде жвачки. Один раз я
спросила Аттикуса, как только миссис Тейлор может с ним целоваться, но
Аттикус сказал - они не так уж часто целуются.
Возвышение для свидетелей находилось по правую руку от судьи Тейлора,
и, когда мы добрались до своих мест и сели, на него уже поднялся мистер Гек
Тейт.
Глава 17
- Джим,- сказала я,- а вон там не Юэлы сидят?
- Ш-ш,- сказал Джим.- Мистер Тейт дает показания.
Мистер Тейт для такого случая принарядился. На нем был самый
обыкновенный костюм, так что он стал похож на всех людей - ни высоких сапог,
ни кожаной куртки, ни пояса с патронами. С этой минуты я перестала его
бояться. Он сидел в свидетельском кресле, подавшись вперед, зажав руки между
колен, и внимательно слушал выездного прокурора.
Этого прокурора, мистера Джилмера, мы почти не знали. Он был из
Эбботсвила; мы его видели только во время судебных сессий, да и то редко,
потому что обычно нас с Джимом суд мало интересовал. Мистер Джилмер был
лысый, с гладко выбритым лицом, ему можно было дать и сорок лет и все
шестьдесят. Сейчас он стоял к нам спиной, но мы знали - одни глаз у него
косит, и он ловко этим пользуется: он на тебя и не смотрит, а кажется, так и
сверлит взглядом, и от этого присяжные и свидетели его боятся. Присяжные
воображают, что он строго за ними следит, и стараются слушать внимательно, и
свидетели тоже.
- ...своими словами, мистер Тейт,- говорил он.
- Так вот,- сказал мистер Тейт собственным коленкам и потрогал очки.-
Меня вызвали...
- Может быть, вы будете обращаться к присяжным, мистер Тейт? Благодарю
вас. Кто именно вас вызвал?
-• Меня позвал Боб... то, бишь, вот он, мистер Боб Юэл, это было
вечером...
- Когда именно, сэр?
- Вечером двадцать первого ноября,-сказал мистер Тейт.-Я как раз
собирался домой, и тут ко мне вошел Бо... мистер Юэл, сам не свой, и сказал
- идем скорей, один черномазый снасильничал над моей дочкой.
- И вы пошли?
- Ну конечно. Вскочил в машину и помчался.
- И что вы застали на месте происшествия?
- Она лежала на полу в первой комнате, как войдешь - направо. Она была
порядком избита, я помог ей подняться на ноги, и она ополоснула лицо, там в
углу стояло ведро, и сказала, что ей уже получше. Я спросил, кто ее обидел,
и она сказала - Том Робинсон...
Судья Тейлор до сих пор внимательно разглядывал свои ногти, а тут
поднял голову, будто ожидал возражений, но Аттикус молчал.
- ...я спросил: это он ее так исколотил? И она сказала - да. Я спросил,
одолел ли он ее, и она сказала - да. Тогда я пошел за Робинсоном и привел
его к Юэлам. Она признала, что это он самый и есть, я его и забрал. Вот и
все.
- Благодарю вас,-сказал мистер Джилмер. Судья Тейлор сказал:
- Есть вопросы, Аттикус?
- Да,- сказал мой отец.
Он сидел за своим столом, не посередине, а сбоку закинув ногу за ногу,
одна рука его лежала на спинке стула.
- А вы врача вызвали, шериф? - спросил Аттикус.- Или, может быть,
кто-нибудь другой вызвал?
- Нет, сэр,- сказал мистер Тейт.
- Никто не позвал врача?
- Нет, сэр,- повторил мистер Тейт.
- Почему? - спросил Аттикус построже.
- Ну, очень просто. Это было ни к чему, мистер Финч. Она была порядком
избита. Сразу видно было, что дело неладно.
- Но врача вы не вызвали? И, пока вы там были, никто другой за врачом
не посылал, и не привел врача, и ее к врачу не отвел?
- Нет, сэр...
Тут вмешался судья Тейлор:
- Он уже три раза ответил вам на вопрос, Аттикус. Врача он не вызывал.
- Я только хотел удостовериться,- сказал Аттикус, и судья улыбнулся.
Рука Джима спокойно лежала на перилах галереи, а тут он вдруг вцепился
в них изо всей силы и шумно перевел дух. Я поглядела вниз, в зал, там никто
особенно не волновался, и я подумала, чего это он разыгрывает трагедию? Дилл
слушает спокойно, и преподобный Сайке рядом с ним - тоже.
- Ты чего? - шепотом спросила я, но Джим только сердито на меня
зашипел.
- Шериф,- сказал Аттикус,- вы говорите, она была сильно избита. Как
именно?
- Ну-у...
- Вы просто опишите, Гек, какие следы побоев вы заметили.
- Ну, лицо было избито. И на руках повыше локтя видны были синяки,
прошло-то уже с полчаса...
- Откуда вы знаете? Мистер Тейт усмехнулся.
- Виноват, это я с их слов. Во всяком случае, она была порядком избита,
когда я туда пришел, и под глазом наливался здоровенный фонарь.
- Под которым глазом?
Мистер Тейт мигнул и обеими руками пригладил волосы.
- Дайте-ка сообразить,- сказал он негромко и поглядел на Аттикуса так,
будто думал: о каких пустяках спрашивает!
- Может быть, вспомните? - сказал Аттикус.
Мистер Тейт ткнул пальцем в кого-то невидимого прямо перед собой и
сказал:
- Левый глаз.
- Одну минуту, шериф,- сказал Аттикус.- Левый глаз - это если она перед
вами стоит или если она смотрит в ту же сторону, что и вы?
- А, да, верно,- сказал мистер Тейт,- стало быть, это правый. У нее
правый глаз был подбит, мистер Финч. Теперь я припоминаю, и щека и вся эта
сторона в ссадинах и распухла...
Мистер Тейт опять замигал, словно вдруг что-то понял. Повернулся и
поглядел на Тома Робинсона. И Том Робинсон поднял голову, будто почувствовал
его взгляд.
Аттикус, видно, тоже что-то понял и порывисто поднялся.
- Шериф, повторите, пожалуйста, что вы сказали.
- Я сказал, у нее подбит был правый глаз.
- Не то...
Аттикус подошел к столу секретаря, наклонился и стал смотреть, как у
того рука быстро бегает по бумаге. Секретарь остановился, перелистал блокнот
со стенограммой и прочитал:
"Мистер Финч, теперь я припоминаю, и щека и вся эта сторона в ссадинах
и распухла".
Аттикус выпрямился и поглядел на мистера Тейта.
- Повторите, пожалуйста, Гек, какая сторона?
- Правая сторона, мистер Финч, но были и еще синяки, про них тоже
рассказать?
Аттикус, видно, уже хотел задать новый вопрос, но передумал и сказал:
- Да, так какие там были синяки?
И, пока мистер Тейт отвечал, Аттикус повернулся к Тому Робинсону, будто
хотел сказать - это еще что за новости?
- ...руки были в синяках и ссадинах, и шею она мне показала. У нее на
горле пальцы так и отпечатались.
- На горле, кругом? И сзади на шее тоже?
- Со всех сторон, мистер Финч, оно и не удивительно.
- Вот как?
- Ну да, сэр, у нее шея тоненькая, всякий может ее обхватить и...
- Пожалуйста, отвечайте на вопрос только "да" или "нет", шериф, - сухо
сказал Аттикус, и мистер Тейт умолк.
Аттикус сел на свое место и кивнул прокурору, тот мотнул головой в
сторону судьи, судья кивнул мистеру Тейту, и он неловко поднялся и сошел с
возвышения.
Внизу люди завертели головами, зашаркали ногами, поднимали повыше
младенцев, а нескольких малышей чуть не бегом вывели из зала. Негры позади
нас тихонько перешептывались; Дилл спрашивал преподобного Сайкса, в чем тут
суть, но тот сказал, что не знает. Пока что было очень скучно: никто не
кричал и не грозил, юристы не препирались между собою, все шло просто и
буднично - кажется, к немалому разочарованию всех собравшихся. Аттикус
держался так мирно и доброжелательно, будто тут судились из-за какой-нибудь
пустячной недвижимости. У него был особый дар успокаивать разгоравшиеся
страсти, так что и дело об изнасиловании оказывалось сухим и скучным, как
проповедь. Я уже не вспоминала с ужасом запах водочного перегара и хлева,
сонных, угрюмых незнакомцев, хриплый голос, окликнувший в темноте: "Мистер
Финч! Они ушли?" При свете дня наш дурной сон рассеялся, все кончится
хорошо.
В публике все почувствовали себя так же непринужденно, как судья
Тейлор,- все, кроме Джима. Он многозначительно усмехнулся, поглядел по
сторонам и сказал что-то такое про прямые и косвенные улики - ну и задается,
подумала я.
- Роберт Ли Юэл! - громко вызвал секретарь суда.
Вскочил человечек, похожий на бентамского петуха, и с гордым видом
прошествовал на свидетельское место, у него даже шея покраснела, когда он
услыхал свое имя. А когда он повернулся и стал присягать на библии, мы
увидели, что и лицо у него совсем красное. И ни капельки он не похож на
генерала, в честь которого его назвали. Надо лбом торчит клок редких,
недавно вымытых волос; нос тонкий, острый и блестит; а подбородка почти не
видать - он совсем сливается с тощей морщинистой шеей.
- ...и да поможет мне бог,- хрипло прокаркал он.
В каждом небольшом городе вроде Мейкомба найдутся свои юэлы. Никакие
экономические приливы и отливы не меняют их положения - такие семьи живут,
точно гости в своем округе, все равно, процветает он или переживает
глубочайший упадок. Ни один самый строгий школьный инспектор не заставит их
многочисленных отпрысков ходить в школу; ни один санитарный инспектор не
избавит их от следов вырождения, от всевозможных паразитов и болезней,
которые всегда одолевают тех, кто живет в грязи.
Мейкомбские Юэлы жили за городской свалкой в бывшей негритянской
лачуге. Деревянные стены были все в заплатах из рифленого железа, крыша
вместо черепицы выложена расплющенными консервными банками, и только по
общим очертаниям можно догадаться, какова была та лачуга вначале -
квадратная, в четыре крохотные каморки, которые все выходили в длинный и
узкий коридор, она неуклюже стояла на четырех неровных глыбах песчаника.
Окна были не окна, а просто дыры в стене, летом их затягивали грязной марлей
от мух, которые кишели на грудах отбросов.
Мухам приходилось туго, потому что Юэлы каждый день перерывали всю
свалку и свою добычу (ту, что была несъедобна) стаскивали к лачуге;
казалось, тут играл какой-то сумасшедший ребенок: вместо изгороди торчали
обломанные сучья, палки от старых метел, швабр и тому подобных орудий, и все
это было увенчано ржавыми молотками, кривыми граблями, поломанными лопатами,
топорами и мотыгами, прикрученными к палкам обрывками колючей проволоки. За
этими заграждениями виднелся грязный двор, где на чурбаках и камнях были
расставлены и. разложены жалкие останки древнего "фордика", поломанное
зубоврачебное кресло, старый-престарый холодильник и еще всякая всячина:
рваные башмаки, отжившие свой век радиоприемники, рамы от картин, жестянки
из-под консервов, и кругом усердно копались в земле тощие рыжие куры.
Впрочем, один угол этого двора своим видом приводил весь Мейкомб в
недоумение. Вдоль изгороди стояли в ряд шесть облупившихся эмалированных
ведер, а в них пышно цвели алые герани, так заботливо ухоженные, как будто
они принадлежали, самой мисс Моди Эткинсон (если бы только мисс Моди стала
терпеть у себя в саду какую-то герань!). Говорили, что их развела Мэйелла
Юэл.
Никто толком не знал, сколько в этом доме детей. Одни говорили -
шестеро, другие - девять; когда кто-нибудь шел мимо, в окнах всегда торчали
чумазые физиономии. Мимо почти никто и не ходил, разве только на рождество,
когда приходский совет раздавал подарки беднякам, а мэр Мейкомба просил нас
немножко помочь городскому мусорщику, и мы сами свозили на свалку
осыпавшиеся елки и всякий хлам, оставшийся после праздника.
В минувшее рождество Аттикус и нас взял с собой. Грунтовая дорога
бежала от шоссе стороной мимо свалки к небольшому негритянскому поселку,
который начинался ярдах в пятистах за домом Юэлов. К свалке можно было
попасть по шоссе либо проехать до самого поселка и уже после этого
повернуть; почти все выбирали именно этот путь, мимо негритянских домишек. В
холодных декабрьских сумерках они казались чистенькими и уютными, синеватый
дымок поднимался из труб, двери были отворены и ярко светились от огня,
пылавшего в очаге. И пахло в морозном воздухе превкусно - курами,
поджаренным до хруста салом. Мы с Джимом различили еще запах жареной белки,
а наш отец сумел учуять еще и опоссума и кролика - недаром он вырос вдали от
города; однако все эти ароматы развеялись, когда мы поехали обратно мимо
владений Юэлов.
Человек, стоявший сейчас на возвышении для свидетелей, обладал одним
лишь преимуществом перед своими ближайшими соседями: если его долго отмывать
дегтярным мылом в очень горячей воде, кожа его становилась белой.
- Вы мистер Роберт Юэл? - спросил мистер Джилмер.
-Будто сами не знаете,-ответил свидетель.
Мистер Джилмер настороженно выпрямился, и мне стало его жалко. Наверно,
пора кое-что объяснить. Я слышала, дети юристов, глядя, как ожесточенно
спорят их родители в суде, начинают думать, будто адвокат противной. стороны
- личный враг их отца, и тяжело переживают яростные прения сторон, а потом
страшно изумляются, когда в первый же перерыв отец выходит из зала суда под
руку со своим мучителем. Мы с Джимом на этот счет не заблуждались. Выигрывал
наш отец дело или проигрывал, это не было для нас трагедией. К сожалению, я
но могу описать никаких наших бурных переживаний на эту тему, а если бы и
пыталась, это было бы неправдой. Мы, конечно, сразу замечали, если прения
становились более желчными, чем того требовала профессиональная этика, но
так бывало, когда выступал не наш отец, а другие адвокаты. В жизни своей я
не слышала, чтобы Аттикус повысил голос, разве что свидетель был туг на ухо.
Мистер Джилмер делал свое дело, Аттикус - свое. К тому же Юэл был свидетель
Джилмера и мог бы отвечать ему повежливее.
- Вы отец Мэйеллы Юэл? - задал мистер Джилмер следующий вопрос.
- Может, и нет, только теперь уж этого не узнать, мать-то померла,- был
ответ.
Судья Тейлор зашевелился. Он медленно повернул свое вертящееся кресло и
снисходительно посмотрел на [свидетеля.
- Вы отец Мэйеллы Юэл? - повторил он вопрос, но таким голосом, что в
зале разом перестали смеяться.
- Да, сэр,- кротко ответил Юэл.
-- Вы сегодня первый раз в суде? Помнится, я прежде вас не видал.- Юэл
кивнул, что да, первый раз, и судья продолжал: - Так вот, давайте условимся.
Пока я тут судьей, в этом зале никто больше не произнесет ни одного
непристойного слова ни по какому поводу. Понятно?
Юэл кивнул, но я не уверена, что он и правда понял. Судья вздохнул и
сказал:
- Продолжайте, мистер Джилмер.
- Благодарю вас, сэр. Мистер Юэл, не будете ли вы так добры рассказать
нам своими словами