Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
но одетых соседей и знакомых.
- Ты что это выдумала, мисс Кэл? - раздался голос позади нас.
Кэлпурния положила руки нам на плечи, мы остановились и обернулись: в
узком проходе между двумя рядами людей стояла высокая негритянка. Она
выставила одну ногу, уперлась локтем левой руки в бок и поднятой ладонью
показывала на нас. У нее была голова огурцом, странные миндалевидные глаза,
прямой нос и резко очерченный рот. Мне она показалась великаншей.
Рука Кэлпурнии крепче сжала мое плечо.
- Чего тебе, Лула? - спросила она.
Я никогда прежде не слышала у нее такого голоса. Она говорила негромко,
презрительно.
- А для чего это приводить белых ребят в церковь к черномазым?
- Они мои гости,- сказала Кэлпурния, и опять я подумала, какой у нее
стал странный голос: она говорила как все негры.
- Ага, а всю неделю ты, верно, у Финчей гостья!
В толпе зароптали.
- Не бойся - шепнула мне Кэлпурния, но розы у нее на шляпке сердито
заколыхались.
Между рядами зрителей Лула направилась было к нам. Кэлпурния сказала:
- Не подходи, черномазая!
Лула остановилась.
- Нечего водить сюда белых ребят,- сказала она. - У них своя церковь, у
нас своя. Это наша церковь, верно мисс Кэл?
Кэлпурния сказала:
- А бог один, верно?
- Пойдем домой, Кэл,-сказал Джим,-мы им тут ни к чему.
Я тоже видела - мы тут ни к чему. Я чувствовала - толпа напирает. Нас
обступали все теснее, но я поглядела на Кэлпурнию, а у нее глаза смеются. Я
опять посмотрела туда, где между двумя рядами людей была дорожка, но Лула
исчезла. На том месте стеной стояли негры.
Один выступил вперед. Это был Зибо, городской мусорщик.
- Мистер Джим,- сказал он,- мы очень вам рады. Вы эту Лулу не слушайте,
она злится, потому как преподобный Сайкс грозился отчитать ее с кафедры при
всем честном народе. Она у нас известная смутьянка и гордячка и выдумывает
невесть что, а мы очень вам всем рады.
И Кэлпурния повела нас в молельню, а в дверях нас встретил преподобный
Сайкс и повел вперед, на самую первую скамью.
"Первая покупка" внутри была не штукатурена и не крашена. По стенам на
медных скобах висели незажженные керосиновые лампы; вместо настоящих
церковных скамей стояли грубые сосновые лавки. Позади простой дубовой
кафедры свисала полоса линялого розового шелка с надписью "Бог есть любовь",
кроме нее молельню украшала еще только литография с картины Ханта "Светоч
мира". Я осмотрелась: где фортепьяно или орган, сборники псалмов и
программки богослужения - все, что мы привыкли каждое воскресенье видеть в
церкви?-но ничего этого не оказалось. Было сумрачно, прохладно и сыро, но
постепенно народу становилось все больше, и воздух согревался. На скамьях
положен был для каждого прихожанина дешевый картонный веер с ярко
намалеванным Гефсиманским садом - дар Компании скобяных изделий Тиндела
("Большой выбор товаров на все вкусы").
Кэлпурния подтолкнула нас с Джимом в конец ряда и села между нами.
Вытащила из кошелька платок и развязала тугой узелок с одного угла. И
протянула нам с Джимом по монетке в десять центов.
- У нас есть свои,- прошептал Джим.
- Держите-сказала Кэлпурния.-Вы мои гости. Джим, видно, сомневался -
благородно ли оставлять свои деньги при себе? - но врожденная учтивость
взяла верх и он сунул монету в карман. Без малейших угрызении совести я
сделала то же самое.
- Кэл,- зашептала я,- а где же сборники с псалмами?
- У нас их нет,- ответила она.
- А как же?..
- Ш-ш,- сказала Кэлпурния.
На кафедре стоял преподобный Сайкс и взглядом призывал свою паству к
молчанию. Он был невысокий, плотный, в черном костюме, белой рубашке и
черном галстуке; в свете, сочившемся сквозь матовые стекла, поблескивала
золотая цепочка от часов.
- Братья и сестры,- сказал он,- мы весьма рады, что сегодня утром у нас
гости - мистер и мисс Финч. Вы все знаете их отца. Прежде чем начать
проповедь, я прочитаю вам несколько сообщений.
Преподобный Сайкс перелистал какие-то бумажки, выбрал одну, далеко
отставил ее от глаз н прочел:
"Собрание миссионерского общества состоится во вторник в доме сестры
Эннет Ривз. Приносите с собою шитье".
Потом стал читать по другой бумажке:
"Все вы знаете, какая беда приключилась с братом Томом Робинсоном. Он с
детства был добрым прихожанином "Первой покупки". Весь денежный сбор сегодня
и в следующие три воскресенья пойдет Элен, его жене, чтобы она могла
прокормить детей".
Я ткнула Джима в бок:
- Это тот самый Том, которого Аттикус будет за...
- Ш-ш!
Я обернулась к Кэлпурнии, но и рта не успела раскрыть, а она уже
шикнула на меня. Пришлось покориться и я стала смотреть на преподобного
Сайкса - он, кажется, ждал, чтобы я угомонилась.
- Попросим нашего регента начать первый псалом.
Со своей скамьи поднялся Зибо, прошел меж рядов, остановился перед нами
и повернулся лицом к пастве. В руках у него был растрепанный сборник
псалмов. Зибо раскрыл его и сказал:
- Мы споем номер двести семьдесят третий.
Этого я уже не могла выдержать.
- Как же мы будем петь, у нас, же нет слов?
Кэлпурния улыбнулась.
- Тише, малышка,- прошептала она,- сейчас увидишь.
Зибо откашлялся и таким гулким голосом, как будто далеко-далеко палили
пушки, прочитал нараспев:
- Там, за рекой, лежит страна...
И словно чудом необыкновенно стройный хор сотней голосов пропел эти
слова вслед за Зибо. Протяжным гуденьем замер последний слог, и вот Зибо уже
говорит:
- Вовек желанна нам она...
И опять вокруг нас громко зазвучал хор; долго тянулась последняя нота,
и, еще прежде чем она замерла, Зибо прочитал следующую строчку:
- Нас выведет одна лишь вера на тот обетованный берег.
На этот раз паства замешкалась. Зибо внятно повторил строку, и хор
пропел ее. Как только вступал хор, Зибо закрывал книжку - знак всем
собравшимся продолжать без его помощи.
И при замирающих звуках торжественного хора 3ибо протянул:
- За той сияющей рекой обетованный ждет покой.
Строку за строкой повторял за ним хор, стройно выводя простую мелодию,
и, наконец, псалом закончился чуть слышно печальной и протяжной нотой.
Я поглядела на Джима, он исподлобья глядел на Зибо. Я тоже не могла
опомниться от удивления, но мы слышали все это своими ушами!
Потом преподобный Сайкс начал молиться о страждущих и недужных - так же
молились и в нашей церкви, только мистер Сайкс просил господа бога о
некоторых больных позаботиться особо.
В своей проповеди он обличал грех и очень строго повторил то, что было
написано позади него на стене; предостерег паству от горячительных напитков,
от азартных игр н чужих женщин. Подпольная торговля спиртным-бич
негритянского квартала, но женщины и того хуже! Опять, как в пашей церкви, я
услыхала, что женщины грешны и нечисты,-видно, все священники только об этом
и думают.
То же самое мы с Джимом выслушивали каждое воскресенье, разница была в
одном - преподобный Сайкс с церковной кафедры свободнее высказывал свое
мнение о каждом грешнике в отдельности: Джим Харди уже пять воскресений
кряду не появляется в церкви, а он не болен. Констэнс Джексон следует быть
осмотрительнее, как бы ей не рассориться с ближними своими,- до нее никому
за все существование квартала не приходило на ум городить забор назло
соседу.
Проповедь кончилась. Преподобный Сайкс стал у столика перед кафедрой и
призвал вносить пожертвования- это мы с Джимом видели впервые. Прихожане по
одному выходили вперед и опускали в черную эмалированную жестянку из-под
кофе пять или десять центов. Мы с Джимом тоже пошли, наши монетки звякнули в
жестянке, и нам было тихо сказано:
- Спасибо, спасибо.
К нашему изумлению, преподобный Сайке высыпал деньги на столик и
пересчитал. Потом выпрямился и сказал:
- Этого недостаточно. Нам надо собрать десять долларов.
Прихожане заволновались.
- Вы все знаете, зачем это нужно: пока Том в тюрьме, Элен не может
оставить детей и пойти работать. Если каждый даст еще десять центов, будет
достаточно...- Преподобный Сайке помахал рукой и крикнул кому-то через всю
молельню: - Закрой двери, Алек. Никто не выйдет отсюда, пока мы не соберем
десять долларов.
Кэлпурния порылась в сумочке, вытащила потрепанный кожаный кошелек и
протянула Джиму блестящий четвертак.
- Нет, Кэл,- прошептал Джим,- мы сами. Где твои Десять центов,
Глазастик?
В церкви становилось душно, и я подумала - верно, мистер Сайке хочет
взять свою паству измором. Трещали веера, шаркали ноги, любителям жевать
табак становилось невмоготу.
Я вздрогнула от неожиданности - преподобный Сайкс вдруг сказал сурово:
- Карлоу Ричардсон, я еще не видел тебя у этого столика.
Худой человек в штанах цвета хаки вышел вперед и опустил монету в
жестянку. Паства одобрительно загудела. Потом преподобный Сайкс сказал:
- Пусть каждый из вас, у кого нет детей, пожертвует еще десять центов.
И тогда у нас будет достаточно.
Медленно, с трудом десять долларов были собраны.
Двери растворились, повеяло теплым ветерком, и мы вздохнули легче. Зибо
стих за стихом прочитал "На бурных брегах Иордана", и воскресная служба
кончилась.
Я хотела остаться и все рассмотреть, но Кэлпурния повела меня по
проходу. В дверях она задержалась, чтобы поговорить с Зибо и его семейством,
а мы с Джимом поболтали с мистером Сайксом. У меня вертелось на языке сто
вопросов, но я решила - после спрошу у Кэлпурнии.
- Мы очень рады, что вы пришли к нам сегодня,- сказал преподобный
Сайкс.-Ваш папа-лучший друг нашего прихода.
Любопытство все-таки одолело меня.
- А почему вы собирали деньги для жены Тома Робинсона?
- Разве вы не слыхали? - спросил преподобный Сайке.- У Элен трое
маленьких, и она не может работать.
- А почему ей не взять их с собой, ваше преподобие? - спросила я.
Негритянки, работавшие на хлопковых плантациях, всегда брали малышей с
собой и усаживали их куда-нибудь в тень, обычно между двумя рядами кустов.
Тех, кто еще и сидеть не умел, матери привязывали себе за спину на индейский
лад или завертывали в пустые мешки из-под хлопка и клали на землю.
Преподобный Сайке замялся.
- По правде говоря, мисс Джин Луиза, сейчас Элен не так-то просто найти
работу... Когда наступит время собирать хлопок, я думаю, ее возьмет мистер
Линк Диз.
- А почему ей сейчас не найти работу?
Преподобный Сайке не успел ответить, Кэлпурния положила руку мне на
плечо. И я послушно сказала:
- Спасибо, что вы позволили нам прийти.
Джим сказал то же самое, и мы пошли домой.
- Кэл, я знаю, Тома Робинсона посадили в тюрьму, он сделал что-то
ужасно плохое, а Элен почему не берут на работу? - спросила я.
Кэлпурния в темно-синем муслиновом платье и высокой шляпке шла между
мною и Джимом.
- Потому, что люди говорят, Том плохо поступил, - сказала она.- Никому
не хочется... не хочется иметь дело с его семьей.
- Кэл, а что он такое сделал?
Кэлпурния вздохнула.
- Старый мистер Боб Юэл заявил, что Том снасильничал над его дочкой,
вот Тома и арестовали и засадили в тюрьму.
- Мистер Юэл?-Мне кое-что вспомнилось.-Есть такие Юэлы, они каждый год
в первый день приходят в школу, а потом больше не ходят. Он из них, да? И
Аттикус сказал, они настоящие подонки... Аттикус никогда ни про кого так не
говорил. Он сказал...
- Вот это они самые и есть.
- Ну, если все в Мейкомбе знают, что за народ эти Юэлы, так все рады
будут нанять Элен на работу... Кэл, а что это - насильничать?
- Спроси мистера Финча, он тебе лучше объяснит. Ты, верно, голодная?
Преподобный отец сегодня что-то длинно проповедовал, всегда он не так скучно
говорит.
- Он совсем как наш проповедник,-сказал Джим.- А почему вы так странно
поете псалмы?
- Ты про вторенье? - спросила Кэлпурния.
- Это называется вторенье?
- Да, мы так называем. Так всегда делалось, сколько я себя помню.
Джим сказал - отложили бы за год деньги с церковных сборов и купили бы
сборники псалмов.
Кэлпурния засмеялась.
- А что от них толку? Читать-то все равно никто не умеет.
- Как же так? - спросила я.- Столько народу, и никто не умеет читать?
Кэлпурния кивнула.
- Ну да. В "Первой покупке" читают, может, человека четыре... я в том
числе...
- Ты в какой школе училась, Кэл? - спросил Джим.
- Ни в какой. Дай-ка вспомнить, кто же это меня научил грамоте? А, да,
старая мисс Бьюфорд, тетушка нашей мисс Моди Эткинсон.
- Да разве ты такая старая?
- Я даже старше мистера Финча,-усмехнулась Кэлпурния.- Только не знаю,
много ли. Мы с ним один раз стали вспоминать да рассчитывать, сколько же это
мне лет... я помню немножко дальше него, стало быть, я и старше ненамного,
женская-то память получше мужской.
- А когда твой день рождения, Кэл?
- Я справляю на рождество, так легче запомнить... а настоящего дня
рождения у меня нету.
- Но ты по виду совсем не такая старая, как Аттикус - запротестовал
Джим.
- Цветные не так быстро стареют, как белые, по ним не так видно,-
сказала Кэлпурния.
- Может быть, это потому, что они не умеют читать. Кэл, это ты научила
Зибо грамоте?
- Да, мистер Джим. Когда он был мальчонкой, у нас тут и школы-то не
было. А я его все ж таки заставила учиться.
Зибо был старшим сыном Кэлпурнии. Если б я прежде об этом подумала, я
бы догадалась, что Кэл уже пожилая - у Зибо у самого дети были почти
взрослые только я как-то об этом не задумывалась.
- Ты его учила по букварю? - спросила я.
- Нет, я ему велела каждый день выучивать страничку из священного
писания, и еще была книжка, по которой меня учила мисс Бьюфорд,- вам не
угадать, откуда я ее взяла.
Мы и не угадали. Кэлпурния сказала:
- Мне ее дал ваш дедушка Финч.
- Да разве ты с "Пристани"?-удивился Джим.- Ты нам никогда не говорила.
- Ясно, с "Пристани", мистер Джим. Там и выросла, между "Пристанью" и
имением Бьюфордов. Круглый год работала на Бьюфордов да на Финчей, а потом
ваши папа с мамой поженились, я и переехала в Мейкомб.
- А какая это была книжка, Кэл? - спросила я.
- "Комментарии" Блэкстоуна.
Джим был ошеломлен.
- И по этой книге ты учила Зибо грамоте?!
- Ну да, сэр, мистер Джим.- Кэлпурния застенчиво прикрыла рот рукой.- У
меня других книг нету. Ваш дедушка говорил, что мистер Блэкстоун писал
превосходным языком...
- Значит, вот почему ты говоришь не так, как все,- сказал Джим.
-- Кто все?
- Все цветные. Кэл, а ведь в церкви ты говорила так же, как они...
Мне никогда и в голову не приходило, что у нашей Кэлпурнии есть еще
другая жизнь. Оказывается, она может существовать как-то отдельно, вне
нашего дома, да еще знает два языка!
- Кэл,- сказала я,- а для чего ты со своими разговариваешь, как... как
цветные, ты ведь знаешь, что это неправильно?
- Ну, во-первых, я и сама черная...
- Все равно, зачем же тебе ломать язык, когда ты умеешь говорить
правильно? - сказал Джим.
Кэлпурния сбила шляпку набок и почесала в затылке, потом старательно
поправила шляпку.
- Как бы это вам объяснить,- сказала она.- Вот бы вы с Глазастиком
стали у себя дома разговаривать как цветные,- это было бы совсем не к месту,
верно? А если я в церкви пли со своими соседями стану говорить как. белая?
Люди подумают - я совсем заважничала.
- Но ведь ты знаешь, как правильно! - сказала я.
- А не обязательно выставлять напоказ все, что знаешь. Женщине это и не
к лицу. И, во-вторых, людям вовсе не по вкусу, когда кто-то умней их. Они
сердятся. Хоть и говори сам правильно, а их не переменишь, для этого им надо
самим научиться, а уж если они не хотят, ничего не поделаешь: либо держи
язык за зубами, либо говори как они.
- Кэл, а можно мне иногда с тобой повидаться?
Кэлпурния поглядела на меня с недоумением.
- Повидаться, дружок? Да мы-с тобой видимся каждый день.
- Нет, можно прийти к тебе в гости? Как-нибудь после работы? Аттикус
меня проводит.
- Пожалуйста, когда захочешь,- сказала Кэлпурния.- Мы тебе всегда будем
рады.
Мы шли по тротуару мимо дома Рэдли.
- Посмотрите-ка на веранду,- сказал Джим.
Я оглянулась на дом Рэдли - вдруг его таинственный обитатель вылез
подышать свежим воздухом? Но веранда была пуста.
- Да нет, на нашу веранду посмотри,- сказал Джим. Я посмотрела. В
качалке-прямая, непреклонная и неприступная, с таким видом, будто она здесь
провела весь свой век,- сидела тетя Александра.
Глава 13
- Отнеси мой саквояж в ту спальню, что окнами на улицу, Кэлпурния,-были
первые слова тети Александры,- Джин Луиза, перестань чесать в затылке,- были
ее следующие слова.
Кэлпурния подняла тяжелый тетин чемодан и отворила дверь.
- Я сам отнесу,- сказал Джим и взял у нее чемодан. [
]Слышно было, как чемодан грохнул об пол в спальне. И еще долго
от этого не смолкал глухой гул.
- Вы приехали в гости, тетя? - спросила я.
Тетя Александра не часто выезжала с "Пристани" и уж тогда
путешествовала с помпой. У нее был свой ярко-зеленый солидный "бьюик" и
черный шофер, оба сверкали такой чистотой, смотреть тошно, но сейчас их
нигде не было видно.
- Разве отец вам ничего не сказал? - спросила тетя Александра.
Мы с Джимом помотали головами.
- Вероятно, забыл. Его еще нет дома?
- Нет, он обычно возвращается только к вечеру,- сказал Джим.
- Ну так вот, ваш отец и я посоветовались и решили, что- пора мне
немножко у вас пожить.
"Немножко" в Мейкомбе может означать и три дня и тридцать лет. Мы с
Джимом переглянулись.
- Джим становится взрослый, и ты тоже растешь - сказала тетя
Александра.- Мы решили, что тебе полезно женское влияние. Пройдет совсем
немного лет, Джин Луиза, и ты начнешь увлекаться нарядами и молодыми
людьми...
Я могла много чего на это ответить: Кэлпурния тоже женщина, пройдет еще
очень много лет, пока я начну увлекаться молодыми людьми, а нарядами я
вообще никогда не стану увлекаться... но я промолчала.
- А как же дядя Джимми? - спросил Джим.- Он тоже приедет?
- О нет, он остался на "Пристани". Ему надо присматривать за фермой.
- А вы не будете без него скучать? - спросила я и сразу спохватилась:
это был не очень тактичный вопрос. Тут ли дядя Джимми, нет ли, разница
невелика, от него все равно никогда слова не услышишь.
Тетя Александра пропустила мой вопрос мимо ушей.
Я не могла придумать, о чем еще с ней говорить. Сказать по совести, я
никогда не знала, о чем с ней говорить, и сейчас сидела и вспоминала наши
прошлые тягостные беседы: "Как поживаешь, Джин Луиза." - "Очень хорошо,
благодарю вас, мэм. А вы как поживаете?" - "Хорошо, спасибо. А чем ты все
это время занималась?" - "Ничем".- "Как, неужели ты ничего не делаешь?" -
"Ничего".- "Но у тебя, наверно, есть друзья?" - "Да, мэм". - "Так чем же вы
все занимаетесь?" - "Ничем".
Тетя, конечно, считала меня круглой дурой, один раз я слышала - она
сказала Аттикусу, что я отсталая.
Что-то было неладно, но расспрашивать не захотелось: по воскресеньям
тетя Александра всегда была сердитая Наверно, из-за корсета. Она была не
толстая, но весьма солидная особа и сильно затягивалас