о почти бутылка, потом запил его еще двумя, чтобы не вырвать. Так как 
отрыгивать водкой, непозволительная роскошь, прапорщик свалился как сноп. Когда 
проснулся - остались только мослы. Очень жалел, что проспал весь той. Культурная 
программа обычно состояла из козлодрания, это мероприятие было запрещено 
советской властью в тридцатые годы, но потом возродилось по недосмотру. Обычно 
всадники таскают освежеванного, выпотрошенного барана, победитель получает его в 
награду и варит вместе с пылью и конским потом. Просто, вымыть что-либо в 
пустыне - проблема, да и в голову никому не приходит.
Важнейшим фактором в деятельности колониальной администрации, является 
использование соплеменников на определенных должностях. Даже мои зверства меркли 
по сравнению с поведением начальника гарнизонной гауптвахты прапорщика Жанабаева 
Жакпека Комбаровича, в просторечии Жора. Прежде он служил в Чехословакии, где 
испортил зрение. "Там кругом деревья" - как он рассказывал в каптерке. Прапорщик 
был из рода чингизидов, чем очень гордился. Бил казахов камчой и приговаривал, 
когда мы ехали на машине: "Дави их черных". В смысле казахов простолюдинов - 
"черную кость". Его старший сын очень красивый, женился на русской - дочери 
полковника. Всего детей у него было человек восемь. Помню, как один, в классе 
шестом-седьмом, носил из машины в квартиру неподъемные ящики с тушенкой, пока 
"ата" пил чай. Не надорвался только из жадности. Роль толмача заслуживает 
отдельного разговора. Словарный запас кочевника весьма ограничен. Литературный 
язык существует разве что в городах. Казахское произношение также весьма 
простое, и изучить язык не составляет труда месяца за три. Но горе тому 
администратору, которому придет в голову подобная блажь, он будет осмеян каждым. 
Казахами всегда правили иноверцы. Хивинцы говорили по-узбекски, хорезмийцы и 
бухарцы - по-таджикски, каракиргизы - на уйгурском. Чокан Валиханов, хотя владел 
многими языками, изъяснялся по-русски. Его примеру следовало и советское 
байство, обучавшее своих детей в Кызыл-Ордынском пединституте имени Гоголя, на 
факультете - учитель русского языка и литературы. Там же за ясак-спирт, 
обучались и престарелые майоры со средним образованием, почему-то предпочитавшие 
факультет "учителей истории". Посещения института не требовалось, ясак 
доставляли два раза в год. Кзыл-Орда - прежде именовалась форт Перовск. 
Со времен покорения Туркестана сохранилась и система местных фортификаций. "Не 
стройте больше крепостей - стройте железные дороги" - учил Мольтке. 
Железнодорожная линия по ровной, как стол пустыне, была проложена серпантином, в 
1905 году ее строили англичане и получали за каждую версту. На крупных станциях 
Казалинск, Джусалы, Кызыл-Орда, стояли казачьи разъезды, оставившие после себя 
потомство казахов "урала" - белобрысых, узкоглазых блондинов. Особенно это 
поражает в женской внешности. Станции были сложены из камня и имели стены под 
два метра толщиной с бойницами для стрельбы из винтовок. Сохранились даже 
клепанные водопроводные башни. Большинство разъездов ныне переведены на 
автоматику и брошены людьми. Как-то в ноябре меня высадили на разъезде 
Дермень-Тюбе, ловить дезертиров. На разъезде наставили товарников. Пойди, найди 
его там. У меня и в мыслях не было. Станционное здание казахи использовали как 
кошару для овец, пол по колено был усыпан кизяками. Я жил там сутки, спал на 
блохастой кошме, смердящей, как дохлый вокзальный бомж. Наконец решился разжечь 
печь, большую с чугунной дверцей и царскими орлами на ней. Перед этим я, скуки 
ради хотел выломать дверцу себе на память. Ее не топили года с 1917. Сжег 
бумагу, кизяк, наломал веток карагача. В трубе загудело, собрался народ, они 
думали пожар. Аксакалы изумленно цокали языками и шумно втягивали воздух носом. 
Им было удивительно, зачем выпускать тепло в железную бочку. Наконец один, с 
медалью за город Будапешт на чапане, произнес: "Я такое в войну видел". Казахов 
в нас удивляло многое, что спим на простынях, отгоняем мух ото рта рукой. 
Казахи, например, с пиалы сдувают мух губами. Есть даже пословица - Дурной, как 
русский, он мух руками отгоняет. Действительно, когда входишь в юрту, можно 
прослыть за сумасшедшего, если начнешь отмахиваться от мух руками. Трудно 
сохранять спокойствие и сдувать мух с носа и рта. К утру мне окончательно 
надоело ловить дезертира, я хорошо знал российскую военную историю и сюжет 
картины Верещагина "Забытый". Сел в товарный поезд и вернулся на станцию. Пришел 
в часть, а там спрашивают: - Ты почему на службу не являешься, тебя ужеищут.
Единственным позитивным результатом экспедиции было то, что на разъезде я 
познакомился с Аминой - казашкой, и Бертой - оказашенной немкой. Работали они в 
разъездном магазине. Задача была одна - скупить в проезжающих поездах продукты 
питания, тогда в поездах толком не кормили. Узбеки затаривались в Москве и 
продавали втридорога. Продавщицы обирали уже соотечественников. В пустыне шкала 
ценностей диктуется потребностью, в запас не возьмешь ничего, кроме риса, муки и 
сахара. На Востоке бытует пословица "Одного и того же верблюда можно купить и за 
одну монету и за сто". У речки, где есть дороги, верблюда можно было обменять на 
"Запорожца" - это машина с воздушных охлаждением очень хорошо показала себя в 
условиях пустыни. Казахи были абсолютно безразличны к достижениям нашей 
цивилизации, кроме, разве мотоциклов и телевизоров. Машины, кроме "Запорожца" 
или холодильники предмета вожделения не составляли, а дача у казаха всегда с 
собой. В пустыне такого же верблюда можно было выменять на мясо рублей за 
триста. Особенность казахских кочевий - малое количество тягла, несколько 
вьючных верблюдов и несколько верховых коней. Остальные оставались полудикими и 
шли на мясо. Артезианская скважина на разъезде притягивала кочевников, поскольку 
была единственным источником питьевой воды. Сами казахи могут обходиться без 
воды - молочными продуктами, но нужно поить баранов. Начальник пожарной команды 
полка как-то повез в пустыню воду, менять у казахов на водку. Разбил машину о 
единственный столб. Меновая торговля велась бойко. Казахов в магазине удивляли 
белые халаты продавщиц, они думали, что это больница, куда попадали только 
редкие счастливцы. Что особенно нравилось продавщицам, так это то, что казахи с 
любой купюры не требовали сдачи. Деньги не имели для них номинальной стоимости. 
Господа офицеры покупали в магазине исключительно водку и вино, в основном 
узбекские портвейны "Агдам", "Талас", "Арак". Офицерских жен поражало в магазине 
обилие дефицитных промтоваров китайского и индийского производства, вроде 
вельвета в мелкий рубчик. К чему он казахам. На всех крупных разьездах 
существовали "толчки" - вещевые рынки, на которых жены офицеров продавали 
обмундирование и разные недоношенные вещи, которые скупали казахи. Особенно 
ценились ими офицерские сапоги и ватные брюки. Казахи, за непотребностью 
вывозили на "толчки" массу дефицитных книг на русском языке, например классиков 
выпуска тридцатых-сороковых годов. Также засиженный мухами хрусталь и ковры. 
Торговля осуществлялась без денег, путем обмена. Например шесть пар офицерского 
белья приравнивалось к собранию сочинений Пушкина, а за офицерские сапоги можно 
было выменять колесо к мотоциклу "Урал", (самый популярный транспорт среди 
прапорщиков). Там же в мазанке с подпертыми стенами и потолком находилась 
импровизированная чайхана, в которой подавали любые спиртные напитки, кроме чая. 
Когда прапорщик Коля "Борман" живым весом килограммов сто тридцать, плясал 
вприсядку, пол и потолок грозили провалиться.
- Амина, блядь, где ты?
Сама Амина тоже была не худая и в свободное время сожительствовала с рыжей 
Бертой.
Некоторые немцы - протестанты, а значит в душе безбожники, приняли мусульманские 
обычаи. В силу каких-то причин, они отбились от немецкой общины, опустились, 
стали носить казахскую одежду. Женщины Средней Азии в массе своей целомудренны и 
покорны. Казашку, зацепившую в юрте подолом котел, запросто могли и прибить.
По роду своих занятий мне приходилось сталкиваться и с асоциальным элементом. 
Единственной формой присутствия советской власти в округе были колхозные 
молочные фермы. Из Москвы перед Олимпиадой 1980г. и фестивалем молодежи, туда 
свезли массу тунеядок. Они и "опущенные" немки должны были доить коров. Жили в 
юртах и вагончиках. На некоторых вагончиках было написано: "Награжу трипером, 
бесплатно". Температура внутри достигала 60 градусов, простыни были цвета 
такыра. Так что не удивительно, что в сорокаградусную жару "доярки" купались в 
чанах, где поили коров. Бабы сидят по глаза в мутной воде, коровы ревут, казахи 
поражаются. Ввиду отсутствия косметики и беспробудного пьянства бабы опускались 
моментально. Пили все подряд, но в основном курили анашу, благо зарослей сколько 
хочешь. Положил в тень и через 15-20 минут продукт готов. Пошла и мода, носить 
под солдатской панамой тампон смоченный в бензине и ацетоне. Именно там я 
заглянул в бездну человеческого падения. Поскольку всех казахов в округе они уже 
затрахали и наградили трипером, я поставлял им солдат для случки. Набивал 
грузовик самыми отчаянными, рисковавшими подцепить на "конец" ради минутного 
развлечения. За это они приносили мне ясак водкой, пить надоенное ими молоко 
брезговали все. Я даже толком не знаю, куда его девали. Дело не в гигиене. Для 
казахских коров после полыни и бумага была деликатесом. Молоко на заводах 
превращали в порошок, смешивали с привозным и так продавали. Иначе пить его было 
невозможно. Однажды две доярки выпили по кружке нитрокраски, мне с врачем 
пришлось выводить их из коматозного состояния.

Валерий Боборович (Устим)
Автобусами нас повезли в Хайфон. Это что-то около ста двадцати километров 
дороги. Пыльное разбитое шоссе было запружено колоннами техники. В одной из 
пробок нашим глазам предстала страшная картина, для меня первая из бесконечной 
серии "больших бедствий войны". На повороте, танк Т-54 занесло с полотна дороги, 
машина съехала в кювет и перевернулась. Сидевшие на броне люди, оказались 
вдавленными в мягкую болотистую почву и не погибли сразу. Теперь они жутко 
вопили, пока танк пытались оттянуть тросами. Тогда я еще не знал, что вьетнамцы 
попросту добивают искалеченных. Отсутствие инвалидов бросалось в глаза на улицах 
вьетнамских городов почти сразу же. Как ни как страна воевала к тому времени уже 
двадцать пять лет. В том же Гамбурге безрукие и безногие пятидесяти 
шестидесятилетние мужчины попадались на каждом шагу. Было видно, что это 
поколение воевало. Намного позднее, раненные на костылях не были редкостью в 
Тбилиси или Загребе. Прибывшие прежде товарищи рассеяли мое недоумение. 
Оказалось, что калек, если те не владели какими-либо полезными ремеслами, 
например, безногие обувщики или портные, или не имели хорошо подвешенного языка, 
чтобы их можно было использовать в пропагандистских целях - в госпиталях 
усыпляли. Хладнокровная жестокость азиатов является следствием всей их 
традиционной культуры, что странным образом проявилось даже в "ненасилии" Ганди. 
Все понимали, что его пресловутые голодовки, в защиту тех же неприкасаемых или 
против мусульманских погромов - есть не более чем обряд искупления. Диктатура 
династии Ганди была построена и долгое время оставалась незамеченной мировым 
общественным мнением, именно благодаря завесе из розовых лепестков. Почему 
эссесовцы носили на фуражках черепа, а не фиалки? Ведь никому не объяснишь, что 
традиция Тоtenkopf восходит к тюрбанным платкам венгерских гусаров, носивших на 
внутренней стороне головного убора этот символ христианского мученичества...
В сентябре 1969г. скончался Хо Ши Mин. В ходе своего визита в страну Косыгин 
предостерегал новое руководство страны против каких-либо военных авантюр на Юге. 
Так выглядела диспозиция сторон накануне нашего появления в стране. Северный 
Вьетнам явно готовился к каким-то крупномасштабным боевым действиям.
Целью нашего прибытия во Вьетнам была де блокада гавани Хайфона - речного порта, 
расположенного в одном из рукавов Красной реки, милях в пятидесяти от моря. Весь 
речной фарватер был нашпигован американскими минами, сбрасывавшимися с 
самолетов. Наши сменные экипажи должны были выводить запертые таким образом 
суда. Действовать иначе американцы не осмеливались ввиду международно-правовых 
обязательств. В порт в ходе боевых действий поступали стратегические грузы: 
оружие, боеприпасы, техника "двойного применения", продовольствие. Как известно, 
помощь братскому вьетнамскому народу продвинулась вплоть до того, что на Кубани 
стали выращивать рис. Правда, сами вьетнамцы его не ели, для них закупали более 
удобоваримый. Впоследствии СРВ честно расплатилась за все военные долги 
вениками. Соблюдая законы ведения войны, американцы ограничивали цели своих 
бомбардировок вьетнамскими военными объектами. К моменту нашего прибытия, в 
Хайфоне были разрушены железнодорожный вокзал, нефтяная гавань, склады. При этом 
последствия бомбардировок, отнюдь не напоминали известные из кинохроники 
развалины Берлина. Никаких руин, буквально каждый кирпич был раздроблен на 
несколько осколков. На месте того же вокзала виднелась лишь небольшая куча 
мусора. Однако жилые районы оставались практически нетронутыми. Ковровые 
бомбардировки, о которых столько твердила советская пресса, не производились. 
Вообще, последующие события заставили меня усомниться в "агрессивности" 
американской политики во Вьетнаме.
Если судить даже по одним авианалетам, свидетелем которых я был, американцы 
воевали как-то "припадками" - исходя из каких-то своих далеко не военных 
расчетов. Бомбежки в начале июня 1970г. были первыми с ноября 1968г. Следующие 
самолеты появились только к новогоднему празднику 1972г. Все это время мы водили 
суда по заминированному фарватеру. В апреле 1972г. американцы вообще понизили в 
должности прежнего командующего ВВС во Вьетнаме, генерала Джона Лавелла за 
отдачу приказа о двадцати несанкционированных налетах на Северный Вьетнам во 
время крупнейшего коммунистического наступления! В ноябре налеты вновь 
прекратились, но в декабре Ханой и Хайфон подвергают последним в этой войне 
бомбардировкам.
В гавани Хайфона за все это время скопилось значительное количество судов под 
иностранными флагами. Одно какое-то "непонятное", кажется, сомалийское под 
Панамским флагом, два английских, пять "поляков", три "немца" из ГДР, два 
кубинских, масса китайских, одиннадцать наших, при чем только два "москаля" (из 
Ленинграда), остальные "родные" - из Черноморского морского пароходства (ЧМП). С 
воздуха иностранные суда были легко отличимы, крышки люков окрашивались в цвета 
национальных флагов. После возобновления боевых действий во время бомбежек 
порта, этим обстоятельством пользовались китайцы - известные провокаторы. На 
своем буксире они подходили под борт и открывали яростный огонь из счетверенных 
"максимов" по бомбардировщикам Б-52. Огонь снизу неминуемо вызывал ответный 
огонь сверху. Оставалось единственное средство, которому нас научили поляки. 
Билась "пожарная тревога", и из стволов под давлением восемь атмосфер, баркас 
начинали обдавать водой. У нас на баке находилась стационарная установка, 
создававшее давление в двенадцать атмосфер. Струя воды из нее не только 
разбивала стекла в рубке, но и выламывала двери, людей попросту смывало за борт. 
Причиной всеобщей ненависти моряков к китайцам, кроме тогдашних политических 
осложнений была и судьба экипажа польского "Конрада ".
Как-то китайцы провели в порт груженую снарядами барку. Как нам говорили, 
взрыватели американских неконтактных морских мин срабатывали на 17 источников 
информации о движении судна. Основными оставались, конечно, изменение магнитного 
поля и шум двигателей. Однако китайская барка была деревянной и приводилась в 
движение шестами. Ночью барку подогнали к причалу на место "Конрада", а польское 
судно вывели на рейд. К утру, разгруженную барку спрятали в камышах, а ее место 
занял "Конрад". Польское судно имело приличное водоизмещение и стояло в 
балласте, так что высота борта достигала метров четырнадцати. Утром американцы, 
располагавшие самой свежей разведывательной информацией, атаковали "Конрад". 
Пятерка фантомов" обстреляла судно ракетами. Все они взорвались внутри корпуса.
Во время налетов, мы занимали места на палубе, согласно пожарному расписанию, 
облаченные в каски и спасательные нагрудники. Надо отметить, что поляки, хотя и 
обучили нас приемам борьбы с китайцами, сами вели себя очень беспечно. "Никсон 
сказал, что ни одна бомба не упадет на польское судно", и они этому верили. 
Когда с палубы нашего "Дивногорска" я услышал глухие разрывы ракет - 
"бух-бух-бух", команда спала в каютах. Пожар быстро охватил все внутренние 
помещения. Огонь сорвал крышки люков и "Конрад" загорелся весь. Если бы поляков 
не застали врасплох, или они были трезвыми, то пробираясь коридорами на выход, 
они хотя бы накрылись одеялами, чтобы уменьшить действия огня. Ведь об этом 
знает каждый моряк. А так они выскочили, в чем мать родила, и все очень сильно 
обгорели. Сгорело семь человек. Рядом с "Конрадом" стояло китайское судно, оно 
имело водоизмещение тысяч пятнадцать тон и также находилось в балласте. Высота 
борта метров семнадцать. Обожженные поляки с руками, как на распятии, едва 
карабкались по почти отвесному трапу в надежде получить помощь, согласно всем 
морским законам. Однако китайские вахтенные не пустили несчастных на борт, и им 
довелось сползать вниз тем же порядком. Поляков подобрали "скорые", но в 
больнице умерло еще семь человек, в том числе и мой знакомый весельчак-боцман. 
"Конрад" сгорел дотла, прогорели листы обшивки, поскручивало балки.
Прошло некоторое время, история, казалось, канула в Лету. Экипажи судов должны 
были сменять раз в году. Подоспел момент награждения 
"моряков-интернационалистов" вьетнамскими медалями "За дружбу народов". К этому 
времени интерклуб также разбомбили и вьетнамцы возвели временное сооружение из 
бамбуковых шестов, крытое пальмовыми листьями. Собралось нас довольно много: 
человек триста - наших, двести - китайцев, человек по шестьдесят-восемьдесят - 
кубинцев и немцев и всего сорок поляков. Как раз перед началом церемонии к нам 
подошла их делегация и сообщила, что они будут бить китайцев. Для них это было 
не так сложно, на польских судах отсутствовали помполиты. Характерно, что из 
моряков капиталистических стран, чьи суда так же стояли в порту, никто приглашен 
не был.
Столы были густо уставлены бутылками "столичной" и вьетнамской "Ламой" Качество 
местной водки оставляло желать лучшего. Сверху, в рюмке, плавало пятно сивухи, 
перед употреблением его надлежало поймать бумажкой и выбросить. И только затем, 
зажав свободной рукой нос - пить. Зато ячменное пиво было очень даже неплохим. 
Вскоре заиграла музыка, начались танцы, китайцы начали раздавать значки с 
изображением Председателя Мао. Взял один и я. Поляк швырнул китайский значок на 
пол: началась драка. Немецкие и кубинские помполиты тут же подняли своих людей 
из-за столов и вывели. Наших подвела жадность. Дорвавшись до дармовой водки, они 
не могли действовать столь же быстро. Сквозь толпу к нам прорвался один из 
изрядно уже растерзанных поляков и закричал:
- Славяне! Что же вы смотрите!
Пользуясь превосходством в численности и живой массе, мы смели китайцев. Здание 
рухнуло на наши головы, и клубок из добрых шестисот человек набросился на 
немцев. Те, в который уже раз за свою историю, стали жертвами собственной 
пунктуальности. Их помполиты затеяли построение и начали пересчитывать людей. 
Оправившись от замешательства, немцы так же начали бить китайцев, поскольку те 
оставались единственными кого можно было отличить с первого взгляда. В драке я и 
потерял значок, о чем до сих пор очень жалею. Медаль - каким-то чудом