не больше чем другим. На 
редкость справедливый оказался судья.

СЛАВКО
Из уголовников мне больше всего запомнился "Седой". Ему было лет под пятдесят, 
три "ходки". В УНСО пришел по каким-то своим идейным соображениям. Корчинский 
высоко его ценил за преданность делу. В одной из "межконфессиональных" стычек, 
когда УНСО захватила на 4 часа Киево-Печерскую Лавру, "Седому" сильно досталось 
- треснули ребра. В Абхазии он был старшиной "Арго". В Приднестровье на мосту в 
Рыбнице нес охранную службу вместе с "Паулем", исполнял различные оперативные 
задания, был осужден за хранение оружия. После освобождения спился и умер.
Феноменальнее всего закончилась история с "Паулем". Этот бывший конвойщик из 
"вонючих войск" прибился к УНСО в Приднестровье. Приехал из России, что уже само 
по себе, крайне подозрительно. Его приняли, он неплохо проявил себя, его 
повысили до телохранителя одной крупной персоны в тогдашнем руководстве ПМР, он 
не выдержал соблазнов светской жизни, распустил язык. Его поймали, бросили в 
"зиндан" (яма в земле). После соответствующей обработки, он говорит: "Я знаю, вы 
меня испытывали. Или вы меня убили бы, или направили на повышение!". Пришлось, 
действительно отправлять его в Харьков "на повышение". "Пауль" неплохо проявил 
себя в Абхазии, но подвела способность к самоснабжению оружием. Он один добывал 
у грузин столько же, сколько я брал со склада по приказу. Причем одновременно со 
мной, на том же складе. Одно слово, сверхсрочник! ("А утром мамонта в яме не 
оказалось. Так появились прапорщики'). По причине безденежья, "Пауль" начал 
приторговывать оружием. Хотели его расстрелять, но сбежал. По случаю награждения 
боевиков чеченскими орденами, в УНСО была объявлена очередная амнистия. "Пауль", 
дитя, тебя вновь простили, ты бы хоть позвонил...

Дмитро Корчинский
Да, да, простил бы я тебя палкой по горбу. Хотя я уже толком не помню, в чем он 
там провинился.

СЛАВКО
Отдельную категорию в УНСО составляли "дзенмены". Собственно понятие это 
сложилось во многом под воздействием "Беркута". Родом из Лисичанска, до войны в 
Приднестровье он был судим за какие-то свои прегрешения. Оставил чудесное эссе о 
расстрельных двориках (времен войны) Вильнюсской тюрьмы. Он, действительно, 
интересовался буддизмом, выглядел отмороженным. Помню, позднее в Новочеркасске, 
когда открывали памятник атаману Платову, а мы были в числе почетных гостей (с 
приглашением на банкет), казачки перепились и на площади перед атаманским 
дворцом началась свалка. Старшина кинулась полосовать всех нагайками. Посреди 
этого сумасшедшего дома неподвижно стояли и беседовали три человека: лама из 
Калмыкии, "Беркут" и я. Мы говорили о круговороте вечности. Эта отмороженность в 
Бендерах спасла "Беркуту" жизнь. После перемирия в Бендерах он, провожая 
знакомую, забрел на контролируемую "опоновцами" территорию. Его остановили. Он 
доложил, что украинец (тогда говорили о межнациональных миротворческих силах, но 
вошли только русские). Ему предложили "пройти для выяснения". Оружия у него с 
собой не было, только нож. Он вынул его и приставил к своему животу, сказал, что 
"не было приказа" (проходить). Немая сцена продолжалась с минуту. Потом его 
отпустили: "Ты скажи своим, мы тоже не звери".

ГЛАВА 5. ПУТЕШЕСТВИЯ

СЛАВКО
Не хвалясь, я побывал во многих странах Западной Европы и никогда не смущался 
при этом отсутствием виз или необходимых прочих формальностей. С Востока на 
Запад набиты такие тропы! 
Начиная с троп, в буквальном понимании этого слова и заканчивая пресловутыми 
коридорами. Благо, западные границы Украины и Польши проходят, в основном, по 
рекам. Стекающие с гор, они ежегодно подвержены паводкам, которые смывают 
заграждения . Помню, как Эдик, интереса ради, водил меня в Румынию. Ранней 
весной река разлилась, линию столбов с колючей проволокой снесло намытым 
грунтом. Мы перешли по камням на румынскую сторону, полезли на гору. С 
непривычки я упрел и в сердцах обозвал высоту по аналогии с севастопольской - 
"Ебун-горой". Наконец, нам повстречался какой-то местный житель: в брезентовом 
плаще, синих штанах, кирзовых сапогах - типичный гуцул. Я хотел было окликнуть 
его, но Эдик не дал: 
- Тише, мы уже час как в Румынии.
- А вышки?
- Какие вышки, я тебя потом отведу.
Местные жители пользовались этим обстоятельством. В 1996 г., когда казалось, что 
вся Польша поплывет на плотах в Балтийское море, крестьяне в нашем селе кидали 
дохлых поросят в воду - в качестве "гуманитарной помощи" панам.
С началом перестройки переходы стали массовыми. Уже в 1994 г. плата с "брата" 
или "сестры" за переход польской границы составляла не более 10-30 долларов. 
Возили микроавтобусами или рефрижераторами, сутки через трое. Когда на КПП 
заступал "свой" человек, пропускали не досматривая. Романтики никакой, все 
равно, что лесопосадку перейти. Набивали китайцев как селедок, до 
германо-французской границы проезд стоил сто долларов с человека. Один фраер 
собрал с курдов по тысяче пятьсот гривен, повозил их какое-то время и высадил в 
Ивано-Франковской области.
- Идите по этой улице вниз.
Они, наверное, и до сих пор там живут. Как-то я встретил на Андреевском спуске 
"Крону" - цеплялся к художникам, мол, ногти у Богоматери на иконах неприлично 
длинные. Они с товарищем ходили в Лион, вступать в Иностранный Легион. Обоих 
депортировали из Италии. Собирались опять, денег у них, конечно, не было, как в 
анекдоте.
- Снова в Италию хочется.
- Что уже был там?
- Нет, раньше хотелось.
Но все это меркнет по сравнению с разбойничьими рейдами румын. Впервые о них я 
услышал находясь некоторое время, по совершеннейшему недоразумению в 
западногерманской тюрьме. Среди потенциальных "экономических беженцев" мне не 
раз доводилось слышать ахи да охи на предмет, как у них хорошо сидеть. "Простыни 
белые, булочками кормят на завтрак..." Не знаю, зона она и есть зона, унижает 
само чувство несвободы, а не бытовые проблемы. Как то, когда немецкий охранник 
замахнулся на меня дубинкой, я обозвал его "фашистом". Побоялся ударить, сволочь 
- пустился в объяснения о денацификации. Короче, когда на мое приветствие: 
"Алло, акбар! Нохче ву (я чечен), дорогие товарищи!" никто не отозвался, я было, 
заскучал. Но тут ихний "смотрящий" камеры - румын, подошел и указал место возле 
себя. Им было отмеряно в углу некое условное пространство, размером где-то 2 на 
3 метра, в которое прочие обитатели камеры, проникать не смели. А были это 
сплошь цыгане.
Меня всегда удивляло недружелюбие, которое испытывают друг к другу два этих 
народа. Возможно, причина в конфликте двух пассионарностей. Если вы когда-нибудь 
путешествовали поездами местного сообщения по Румынии, то не могли не обратить 
внимания на римские профили тамошних обитателей и их выяснения отношений.
- Du tem (забыл как по румынски "к начальнику станции").
- Du tem pulo.
В девяностые страна понемногу теряла имидж, созданный усилиями "Гения Карпат" и 
"Дуная Мысли". К концу своей жизни Николае Чаушеску превратился для Запада в 
"неинтересного сталиниста". Не знаю, с чьей легкой руки шапкозакидательская 
характеристика румын закрепилась в советской военной истории. Минуя даже взятие 
Плевны и успешную смену фронта во второй мировой войне, впечатление производит 
современная оценка румынской преступности правоохранительными службами Запада. 
Румынские Rollen-Kommandos, численностью до 150-300 человек, малыми группами 
каждый сезон прокатываются через территорию Австрии, ФРГ, Швейцарии, в общем 
направлении на Бельгию. Не знаю, почему именно на Бельгию, но, говорят, тамошний 
диалект французского весьма близок румынскому. При этом румыны избегают 
проторенных автобанов, крадутся лесами, наезжают сельские магазины, мелкие 
фирмы, выносят сейфы. Средствами взлома служат грузовые автомобили, ими же, на 
буксире, добытые "ящики" транспортируются в лес где и разбиваются примитивными 
инструментами. В бегстве и при попытках задержания "наездники" оказывают 
ожесточенное сопротивление. Не в последнюю очередь ввиду преступности с Востока, 
даже самые глухие и высокогорные из швейцарских кантонов спешит обзавестись 
собственным полицейским "спецназом", а пойманных правонарушителей (СНГ, Балканы) 
содержат в военной тюрьме, единственной в Швейцарии, где еще сохранились решетки 
на окнах.

Дмитро Корчинский
В конце весны 1994 г. Шухевич не захотел больше считаться председателем УНА. Я 
назначил на эту должность одного из наших депутатов - Олега Витовича. Он имел 
наиболее представительный вид.
Где-то в это же время к нам обратились родственники летчика Биляченко. Он был 
сбит над Нагорным Карабахом, попал в плен и был приговорен к казни. Биляченко 
служил в Азербайджане. После распада Советского Союза он старался возвратиться в 
Украину, но отдел кадров Министерства обороны отказал ему. Вернувшись в 
Азербайджан, вступил в авиацию и бомбардировал карабахские села. Мы старались 
заинтересовать его судьбой Министерство Иностранных Дел, но напрасно. Тогда я 
поехал сам. Со мною был дядя Толя и полковник Боровец. Была осень 1994 г.. 
Сначала мы приехали в Тбилиси и обратились в Мхедриони, чтобы они отвезли нас в 
Армению. Они имели базы в каждом районе и конкурировали с милицией за контроль 
дорог. На одной из таких баз мы заночевали. Она представляла собой несколько 
обнесеных стеной строений. Нам показали небольшой арсенал. Мы пили местное вино. 
Когда кто-то из нас поднимал реваншистские тосты, лица мхедрионовцев были 
кислыми. Никто не верил в возможность и успех новой войны. И в Тбилиси, и здесь 
у всех на устах была одна песня: против России все одно не попрешь.
Вообще страна после поражения представляет собой жалкое зрелище, но перед собою 
мы видели вооруженных людей, которые смирились с поражением. Мне хотелось их 
поубивать.
Рано утром нам дали черную Волгу и мы поехали в сторону Армении. За рулем был 
молодой парень из местного мхедриони. На границе, когда мы подъехали к 
шлагбауму, произошел безобразный случай : у нас попытались попросить документы. 
У нашего водителя отнялся язык от такой наглости, он резко выкрутил руль, 
машина, ревя мотором, помчалась назад. Через десять минут мы вернулись с 
подкреплением. Мхедрионовцы положили пограничников на пол в их будке (при этом и 
те и другие ужасно кричали), а мы двинулись далее. Из армянской будки никто даже 
не вышел посмотреть на нас. Разъезжая в дальнейшем по Армении мы не встретили ни 
одного милицейского поста. Армяне были настроены на победу и не терпели 
глупостей. Военный пост нам встретился ночью, на въезде в Карабах. Нас не 
пропускали до утра. Мы провели время слушая рассказы о войне. Из них мы узнали, 
что сначала здесь господствовал обычный знакомый нам бардак, свойственный войне 
в толпе. Но в 1992 г. они навели железный порядок, установили жестокую 
дисциплину и за полтора годы достигли полной победы. Теперь они владеют 
территорией втрое большей, чем собственно территория Карабаха, с границей, 
которая проходит по наиболее выгодной оборонной линии. Также они получили 120 км 
границы с Ираном. 
Через три часа езды по горной дороге мы были в Степанакерте. Было видно, что 
город сравнительно недавно бомбардировали, встречались разрушенные и сгоревшие 
дома, но ощущалось, что за порядком смотрят. Ни одного вооруженного человека на 
улицах мы не увидели. Центральное учреждение - Комитет Обороны охранялся одним 
милиционером с пистолетом. Он сидел как вахтер за стеклом и не вышел, когда мы 
проходили мимо него. Председателем Комитета Обороны был Роберт Качарян. В 
разговоре ощущалось, что это сильная личность. "Как у вас отношения с 
метрополией?" - спросили мы. "Мы еще посмотрим, кто из нас метрополия" - ответил 
он. Через четыре года он стал президентом Армении. Мы заговорили о Биляченко. 
Качарян согласился заменить смертную казнь на пожизненное заключение. Условием 
полного помилования он назвал официальное обращение к нему МИД Украины. 
Вероятно, ему нужны были для Карабаха факты межгосударственных отношений.
Для сопровождения нам предоставили офицера связи и два отделения автоматчиков 
(не столько для охраны, сколько для понту). Сам Роберт Качарян, как мы имели 
возможность удостовериться, передвигался по Карабаху без всякой охраны. Он 
садился в "Ниву" и ехал куда ему вздумается. Я вспоминал Киев, переполненный 
вооруженной милицией, охрану правительственных зданий, словно приготовленных к 
осаде и думал, что это столица страны, которая готовится проиграть любую войну.
Мы посетили Биляченко в тюрьме. Услышав, что его не расстреляют, он не высказал 
ни каких эмоций. Затем мы уехали в одно из учебных подразделений. Здесь введен 
военный всеобуч. Из всех мужчин приемлемого возраста бронь имеют только 
восемьсот. Обучение очень интенсивное и продолжается полгода. Часть, в которую 
мы заехали была обнесена стеной. Ранее здесь было азербайджанское село. Сейчас 
оно было забетонировано под плац. Поражали порядок и чистота. Все до мелочей 
повторяло советские в/ч. Мы видели солдат, которые белили бордюры. Здесь 
практиковалось десять часов боевой подготовки в день. Нас завели во что-то вроде 
"ленинской комнаты". На стенах были портреты армянских исторических деятелей и 
военачальников. Во времена второй мировой войны 120 тыс. населения НКАО дало 
советской армии 25 генералов, четырех маршалов Советского Союза, одного адмирала 
флота. Пока жил в Карабахе, воду этот адмирал мог видеть только в кружке.
В определенных природных и исторических условиях удивительным образом рождаются 
чрезвычайно перспективные сообщества. Скажем, станица "Зимовейская" на Дону, из 
которой вышли Разин, Хабаров и Пугачев (неплохая продуктивность). Или возьмем 
Афины V ст. до р.х.. По количеству населения это было село, в котором 
практически одновременно жили и общались между собою Сократ и его ученики, среди 
которых Платон, кроме того Аристотель, Аристофан, Софокл, Перикл и архитекторы 
Парфенона, Фидий и его ученики, кроме того мастера античной керамики, которая 
была великим явлением и ювелиры. Весь Эллинский Мир был насыщен матерыми 
человечищами, но в Афинах не возможно было плюнуть, чтобы не попасть в 
какого-нибудь гения. Наверно, это ужасно утомляло.
Правда, насколько я понял, ПВО обеспечивали русские. Если бы карабахцам пришла 
фантазия взять Баку, они его взяли б.
Мы выезжали довольно поздно вечером. Ночью мы пересекли границу Карабаха и 
заблудились в горных дорогах. Мы долго кружили в темноте, пока не наткнулись на 
какой-то одинокий дом. Когда мы подъехали спросить дорогу, оказалось, что там 
одни только женщины. Я представил себе, что бы случилось, если бы пять небритых 
подозрительного облика мужчин на машине с грузинскими номерами подъехали к 
подобному дому на Украине. Нас бы встретили выстрелом из дробовика. Здесь же две 
пожилые женщины выскочили к нам и начали уговаривать остаться переночевать. Нам 
пришлось долго отказываться, а, когда мы отъезжали, они силой втолкнули в окно 
кулек с водкой, хлебом и сыром.
Мы заехали в Ереван встретиться с одним из вице-премьеров и двинулись назад. 
Армения очень напоминает полотна Сарьяна - серо-желтые бесплодные горы. Вы 
переезжаете границу с Грузией и вас сразу же поражает буйность зелени, 
живописность скал и ручьев.
В Тбилиси мы посетили Джабу Иоселиани. Тогда он был вторым человеком в Грузии. 
Его кабинет находился под кабинетом Шеварднадзе. Ему было за шестьдесят и 
выглядел он уставшим. До перестройки он был известным в уголовных кругах 
человеком и много сидел. Однако, имел высшее образование и, говорили, даже 
ученую степень по искусствоведению. В конце восьмидесятых он создал "Мхедриони", 
а в 1992 г. вместе с Кетовани осуществил государственный переворот, свергнув с 
президентского поста Звиада Гамсахурдиа. Это сопровождалось несколькими днями 
боев в Тбилиси, следы которых все еще оставались на проспекте Шота Руставели. 
После того, как Гамсахурдиа бежал в Чечню, Джаба с Кетовани поставили во главе 
государства Шеварднадзе, который жил тогда в Москве и, казалось навсегда вышел 
из политического оборота. Но в 1994 г. ощущалось, что он все больше овладевал 
ситуацией, чего нельзя было сказать о старых бандитах, которые его поставили. Об 
этом и зашел разговор. Я предложил Джабе дать мне возможность создать 
значительную украинскую группировку где-нибудь в Сванетии. Она могла бы, как 
вести систематическую партизанку в Абхазии, так и в случае чего поддержать Джабу 
в будущем столкновении с Эдиком. Также я считал, что необходимо убить Абашидзе. 
Однако Джаба только улыбался. Было видно, что он отягощен страшным весом 
жизненных обстоятельств и хочет только спокойствия. Мы вышли из его кабинета в 
приемную, где тусовалось много вооруженного народа. Я подумал: "Джаба пару раз 
съездил на Генеральную ассамблею ООН и решил, что с Эдиком можно играть по 
цивилизованным правилами. А Эдик сыграет с ним по бандитским". Так и произошло. 
Вскоре "Мхедриони" было разоружено и пересажено. Посадили и Джабу. Посадили 
Кетовани. Посадили всех. Если Бы, кроме всех этих бандитов, в Мхедриони было 
хотя бы с десяток революционеров, все могло бы пойти иначе. Я не перестаю 
удивляться тому, насколько адекватными новой ситуации оказались старые пердуны 
из политбюро.
Если у вас есть организация, если у вас есть война, никогда нельзя допускать 
преобразования военной ситуации в политическую.


ГОРЫ И ОРУЖИЕ

СЛАВКО
Контакты УНСО и курдов - отдельная тема. Даже среди "обиженных" и 
неудовлетворенных народов они пользуются дурной репутацией. Достаточно сказать, 
что только армянское правительство Нагорного Карабаха решилось признать курдские 
претензии на государственность. Прежде, боевиков УНСО и Курдской Рабочей Партии 
объединяли разве что источники, из которых они скупо черпали оружие на Западе. 
До того, как Хорватия по окончании боевых действий стала крупнейшим поставщиком 
оружия на черный рынок, да и после этого, классическим источником оставались 
венгерские и чешские оружейные заводы, буквально тысячами поставлявшие через 
Австрию ненумерованные пистолеты CZ-75 и Р9R, якобы нелегальной сборки из 
ворованных комплектующих, а так же более устаревшие модели, не пользовавшиеся 
популярностью на гражданском рынке: CZ-70, М29, М37. Явно из легальной торговли 
на Западе поступали и подобные "уцененные" модели. Как только цена оружия, 
например, "Астры" М4000 (или "Беретты" М35) падала ниже ста долларов США, можно 
было быть уверенным, что его вскоре повезут на Восток, чтобы продать в 5-6 раз 
дороже. Оптовая цена на китайские ТТ вообще достигала 10-20 долларов США за 
единицу оружия. Глушители к подобному оружию - большего объема с войлочными 
прокладками в качестве поглотителя, так же производились в подпольных мастерских 
где-то на юге Европы. В девяностые годы именно курды были возмутителями 
спокойствия в странах Западной Европы. Даже в спокойной Швейцарии, по данным 
полиции, большая часть перестрелок приходилась на курдско-турецкие выяснения 
отношений, даже в сфере торговли наркотиками. Большая емкость магазинов 
пистолетов CZ-75 и P9R позволяла за считанные секунды создавать огневую завесу и 
разбегаться до прибытия полиции. Лично я не знаю, как им это удавалось с 
венгерским оружием. Доставшийся мне "трофейный" P9R коммерческое название модели 
"Люгер" (не путать с настоящим "Люгером") на пять выстрелов делал три осечки. 
Во-первых, курок надежно взводился самовзводом только с полувзвода, а, как 
известно, при осечке курок находится в спущенном (крайнем переднем) положении, 
так, что самовзводом он только чуть "пощелкивал". Во-вторых, гнездо бойка в 
затворе было с забоиной и какой-то умелец обточил довольно массивный ударник до 
толщины иглы. Сырой материал, далеко не бериллиевая бронза, как в дорогом 
оружии, сразу же деформировался, боек едва накалывал капсюль. О силе боевой 
пружины, так же, вероятно, термически не обработанной, я даже боялся и дума