Они оба  теперь  почти
старики, по крайней мере лет на десять старше ее, с  семьями,  детьми  и
внуками, и  больше  не  интересуются  ею  как  возможной  партнершей  по
постели.
   Как и они для нее, она для них была лишь  звеном,  связывающим  их  с
днями, когда все они были молоды, когда она  была  еще  цветком,  а  они
рассекали улицы Чикаго со своими смертоносными револьверами в кобуре под
мышкой левой руки, в  сшитых  на  заказ  трехсотдолларовых  костюмах,  к
которым имеют пристрастие до сих пор.
   Все, чем она для них была, - лишь тонкое и  приятное  воспоминание  о
прошлых днях вина и роз. К тому же она была вдовой их лучшего  друга,  и
они относились к ней со всем уважением.
   Насколько  знала  Лу,  она,  Греко  и  Рейли  остались  единственными
представителями прежней шайки. К счастью, ни один из них не был  слишком
амбициозен. Столь же важно и то, что они знали, когда  пора  завязывать.
Когда отменили "сухой закон", Греко и Рейли прочли надпись  на  стене  и
вышли из дела в одно время, как и они с Ламаром. Греко -  с  достаточным
отложенным на черный день состоянием, чтобы  купить  сеть  химчисток,  а
Рейли - с капиталом, позволившим ему основать сеть ресторанов,  которая,
когда он в конце концов все продал, после уплаты налогов обеспечила  его
суммой, большей четырех миллионов долларов.
   Если кто-то из них и вспоминал о той ночи на Игл-Ривер  или  о  любых
других ночах, когда  им  оказывались  профессиональные  услуги,  то  они
никогда не упоминали  об  этом.  Теперь  они  были  всего  лишь  добрыми
друзьями.
   За те три года, в течение которых Лу с ними встречалась, ни  один  из
мужчин в ее присутствии никогда не рассказывал неприличных анекдотов, не
делал нескромных предложений и не употреблял бранных слов.
   Иногда они приглашали ее на ужин в курортный зал или в один из  самых
лучших ресторанов по соседству. Время  от  времени  они  наведывались  к
"Петле" и смотрели какой-нибудь спектакль или ходили  в  кино,  а  потом
пропускали по стаканчику. Несколько раз, когда погода была исключительно
хорошей, они выезжали на долгие прогулки за город. Однажды они ездили аж
в Турки-Ран, чтобы полюбоваться опадающей листвой, и Лу провела  ночь  в
отдельном номере, в то время как двое мужчин делили один номер на двоих.
   В большинстве случаев они просто сидели и разговаривали, пили  чай  и
ели пирожные, а когда она знала, что они приедут, и крошечные  сандвичи.
Они беседовали о текущих событиях,  о  тенденциях  рынка,  о  том,  куда
катится мир, и уж обязательно о старых добрых временах. Старые,  добрые,
давно прошедшие времена, когда денежки текли, словно бурбон, и  ни  один
уважающий себя гангстер, к какой бы банде он ни  принадлежал,  не  давал
себя застрелить на углу Стейт и Мэдисон без пачки  денег  в  кармане  не
менее пяти тысяч. А уж глазастым девочкам, продающим сигареты, не давали
меньше   двадцатидолларовой   бумажки   за   пачку   "Фатимы"   или   за
пятидесятицентовую сигару.
   Они болтали о бейсбольных матчах, которые посещали в  Ригли-Филд  или
Комиски-парк, о том, каким хорошим подающим был Александр  Грувер,  и  о
том, как Бейб Рут отбил два удара, потом наставил свою биту на  флагшток
и выбил мяч за пределы парка. И о вечеринках, которые Лу устраивала, и о
шишках, которые эти вечеринки посещали.  И  о  случае  на  старой  вилле
Винис, когда один ольдермен так напился, что,  упав  в  пруд  с  рыбками
глубиной два фута, вопил,  чтобы  для  его  спасения  прибыла  береговая
охрана, поскольку золотой кит, длиной в шестьдесят футов, принял его  за
Иону. И о том, как на той же самой вечеринке  одна  девушка  так  хорошо
сымитировала Эву  Тангуэй,  спев  ее  знаменитую  песенку  "Мне  на  все
плевать", что один импресарио с "Петли", который случайно оказался  там,
ангажировал ее в только что открывшийся "Стейт энд Лейк-театр" и как она
имела там большой успех в водевиле и прославилась  бы  как  киноактриса,
если бы не ее пристрастие к наркотикам.
   Лу помнит лишь два случая, когда кто-то из мужчин вспоминал нечто  не
слишком приятное. Один раз это произошло, когда они  обсуждали  концерт,
на котором побывали, и Греко ударился в более  пространные  воспоминания
прежних дней:
   - Разговоры о музыке напомнили мне убийство Джейка Лингла в подземном
переходе под Рэндольф-стрит. Для  этого  наняли  киллера  по  имени  Лео
Брадерс, но многие из нас, включая и полицию, считали,  что  спланировал
этот номер Джек Зута, поэтому ему и задали жару. И что же сделал Джек? В
ожидании, пока страсти поутихнут, он отправился в дорогой отель на озере
Немахбин, штат Висконсин. Там и сидел, довольный, словно кот, только что
сожравший канарейку, и скармливал десятицентовики музыкальному автомату,
когда появились мы, впятером, с пулеметом, ружьем,  парой  пистолетов  и
парой сорок пятых. От него только мокрое место и осталось.
   В другой раз они беседовали о сицилийской мафии и о ее всемогуществе.
Рейли, который никогда не жаловал сицилийцев,  а  после  того  случая  в
цветочном магазине  на  Норт-Стейт-стрит  стал  любить  их  еще  меньше,
припомнил жуткую смерть сеньоров Квинта, Скализи и Альберта Ансельми.
   - Помните, - говорил он, - они все  втроем  и  лежали  на  полу  того
старого говенного седана, брошенного у пруда в Дуглас-парке,  когда  тот
тупой коп их обнаружил. Тогда ходили слухи, что они слишком  выросли  из
свои штанишек, и Большой Аль нанял синдикат, чтобы с ними  договориться.
Но в конце концов, несмотря на то, что и Дион и Хайме к тому времени уже
протянули ноги, некоторые из нас помнят, что именно  Майк  Генна  держал
Диона за руку, пока Ансельми и Скализи добивали его. И если Майк до  сих
пор жив, то он имеет полное право лежать  четвертым  вместе  с  ними  на
полу.
   Однако подобные разговоры были исключением.  Обычно,  когда  иссякала
тема, они всегда могли перейти к свои детям и внукам и  полюбоваться  их
последними фотографиями, которых у обоих было в избытке.
   В полдень Дня поминовения Лу заварила чай в  гевиландском  чайнике  с
розовыми цветами - так, как она любила, и поставила его  рядом  с  тремя
китайскими чашками на поднос из чистого серебра,  лежащий  на  массивном
антикварном кофейном столике с золотыми купидонами в стиле Луи XV.
   - Вы уверены, мальчики, что в честь праздника вы  не  желаете  ничего
крепче чая? - осведомилась она.
   - Я бы не отказался, Лу, поверь мне, - признался Греко. - Но иногда я
просыпаюсь  с  таким  мерзким  привкусом  во  рту,  а  после   последней
кардиограммы, которую сделал  мой  лечащий  врач,  я  рад,  что  он  еще
позволяет мне пить хотя бы чай. Послушайте совет  умудренного  человека:
никогда не старейте.
   - Я постараюсь, Греко, - пообещала Лу.
   Рейли взял свою чашку, и она утонула в его большой ладони.
   - Это и ко мне  относится,  Лу.  Не  обижайся  на  нас.  Ты  себе  не
представляешь, как много значит, если есть к кому зайти  и  поболтать  о
прошлом, особенно с тем, кто это прошлое еще помнит.
   - Мне приятно принимать вас, - улыбнулась Лу. - Не думайте, что я  не
чувствую одиночества.
   - Ну, хватит жаловаться, Лу, - сказал Греко. - И  не  вздумай  начать
все сначала после нашего с Рейли ухода. Если Пьетро не позвонил,  на  то
есть причина.
   Лу глубоко вдохнула и задержала дыхание, прежде чем выдохнуть:
   - Именно этого-то я и опасаюсь. Видите ли, в своем  последнем  письме
он писал, что департамент итальянского министерства,  где  он  работает,
назначил  его  главным  по  связям  с  общественностью,   а   именно   с
американской прессой. А вы же знаете,  какие  у  нас  газетчики.  У  них
память как  у  слонов.  И  если  Пьетро  упомянул  мое  имя,  кто-нибудь
наверняка рассказал ему о его достопочтенной madre mia и о том, чем  она
зарабатывала себе на жизнь, когда была известна под именем Лу Чандлер. -
Лу сунула в рот сигарету и прикурила. - Обо мне и сестричках Эверли.
   - Ничего подобного, - запротестовал Рейли. - Не  стоит  уж  так  себя
недооценивать, Лу. Ты никогда не делала ничего такого, чего бы не делала
каждой ночью половина женщин из светского общества с Норт-Сайда и  почти
все звезды Голливуда. С одной лишь разницей в том, что  ты  была  честна
сама с собой.
   - И к тому же проституткой, - добавила Лу. - Кроме того, ни  одна  из
них не является Пьетро приемной madre mia.  Ведь  не  их  он  приглашает
познакомиться со своей женой и детьми.
   - Это для тебя много значит, верно?
   - Да, много, - призналась Лу. - Мы с Ламаром никогда не были в  Риме.
-   Она   пожала   плечами.   -   И   потом,   сколько   матерей   имеют
двадцатитрехлетнего сына и двух внуков, которых они никогда в  жизни  не
видели?
   Рейли покачал головой:
   - Он, должно быть, стоил тебе  целое  состояние.  Ну,  плата  за  его
содержание и образование все эти годы. Да еще все остальное.  Сколько  у
тебя приемных детей, Лу?
   Лу наполнила свои легкие дымом и выпустила его через нос.
   - В последний раз, когда я выписывала чеки, было восемнадцать. -  Она
стала перечислять их, загибая пальцы:
   - Пьетро был  первым,  потом  Джулиа,  Николо  и  Эдуарде  в  Италии,
разбросаны по всей стране. Потом  Сюзет,  Валентин,  Оливер,  Розамунда,
Рено, Жанетт и Жоффрей во Франции. Ганс и Мари в Германии. Ито,  Судзуки
и Тори в Японии. А Миура и Хан в Корее. И на прошлой неделе я только что
подписала бумаги еще на трех детишек из Южного Вьетнама.
   На Рейли это произвело впечатление.
   - Как я уже сказал, они наверняка обходятся тебе не дешево.
   - А что еще мне делать со  своими  деньгами?  Кроме  того,  я  обожаю
писать и получать письма. Это помогает убить время.
   - И все они наполовину американцы, да?
   -  Полагаю,  технически,  да.  По  крайней   мере,   их   отцы   были
американскими солдатами. Похоже, наши  вооруженные  силы  не  обеспечили
своим служащим такого вида развлечений. Отчего они были несколько  грубы
с местными девушками. И еще грубее, когда им пришлось выступить в поход.
   - Это уж точно, - согласился с ней Греко. - Но когда  тебе  в  голову
пришла эта идея, Лу?
   - Почти в середине Второй мировой войны. Когда мы с  Ламаром  узнали,
что у нас не может быть детей.
   - Тогда понятно.
   - Именно тогда у нас  появился  Пьетро.  Через  местное  агентство  с
филиалами по всему миру. Вы соглашаетесь платить за уход за ребенком,  а
потом за его образование. Деньги они принимают здесь.  Конечно,  никаких
личных контактов. Но детишки пишут по крайней мере раз в месяц. Они даже
посылают свои фотографии и просят прислать твои. А через несколько лет с
удивлением понимаешь, как дороги мы стали друг другу.
   - Но если ты так сильно любишь детей, Лу, - недоуменно заметил Греко,
- почему ты не усыновила ребенка в Америке?
   - А ты когда-нибудь пытался усыновить ребенка?
   - Нет.
   - А мы с Ламаром  пытались.  Мы  заполнили  полдюжины  заявлений  для
полдюжины агентств, указали свой доход, возраст, написали,  сколько  лет
женаты, объяснили, почему хотим взять ребенка. Потом, после того как все
эти бумаги прошли по инстанциям, к нам прислали  социального  работника,
чтобы проверить, правду ли мы говорим, ясноглазую  девочку,  только  что
окончившую колледж. И после того как она  все  тут  осмотрела,  а  Ламар
очаровал ее, она сидела и расписывала  нам,  что  ребенок,  которого  мы
хотим усыновить, сущий ангел и что можно  считать,  что  он  у  нас  уже
живет. До тех пор,  пока  не  осведомилась  о  том,  чем  мы  с  Ламаром
зарабатываем себе на жизнь и чем занималась я до замужества. И когда  мы
ей рассказывали, барышня слегка зеленела, а потом сказала, что  свяжется
с нами позднее. И конечно, больше мы ее так никогда и не видели.
   - А зачем вы говорили правду? - спросил Рейли.
   - В другой раз мы пытались солгать, - призналась Лу.  -  Но  они  все
проверили. И когда та самая социальная работница снова  явилась  с  моим
делом, я думала, что она умрет от праведного гнева.
   Греко взял телеграмму с кофейного столика и прочел ее:
   - Тут точно говорится: "В воскресенье, 30 мая".
   - Может быть, все линии заняты, -  предположил  Рейли.  -  Может,  он
никак не может тебе дозвониться. Возможно, завтра позвонит.
   - Можешь не стараться, - сказала Лу.
   Она попыталась свести свою обиду к минимуму.
   - Ну да ладно! Он же ничего не говорит здесь о том, что хочет,  чтобы
я пожила с ними или даже погостила несколько  месяцев.  Это  просто  мне
этого хотелось... - Она пожала плечами. - Поэтому  приходите  завтра.  Я
начну искать себе новую квартиру.
   - Обязательно приедем, - пообещал Греко. - А что, этот дом сносят?
   - Именно так  говорилось  в  предупреждении  освободить  квартиру,  -
многозначительно сказала Лу. - И мне не жаль уезжать  отсюда.  Это  была
сумасшедшая идея вернуться сюда после стольких лет.
   Потом разговор лениво тянулся до тех  пор,  пока  Рейли  случайно  не
взглянул на часы.
   - О! Если и есть что-то, чего я не люблю, так это выпить чаю и тут же
откланяться. Но я  пообещал  одной  из  своих  невесток  посидеть  с  ее
маленькими чудовищами, пока они с Пэтом отправятся на барбекю. -  Старик
встал. - Но мне было очень приятно, как всегда, Лу. И помни,  если  тебе
от нас с Греко что-то  понадобится,  мы  всегда  в  твоем  распоряжении,
только позвони.
   - Это на полном серьезе, - подтвердил Греко.
   - Я помню, - сказала Лу.
   Поскольку она была  благодарна  им  за  их  дружбу  и  внимание,  она
проводила их до двери вестибюля, а потом вышла с ними  и  на  подъездную
дорожку.
   Задержавшись, чтобы придать нужный угол широкополой соломенной шляпе,
Греко частично высказал свою доморощенную философию:
   - Не поддавайся унынию, Лу. У нас у всех свои проблемы.
   Когда мы были молодыми, мы не осознавали, как это  здорово,  пока  не
состарились.  Люди  никогда  не  успокаиваются,  всегда  хотят   чего-то
большего. Но когда мы к старости получаем возможность  делать  то,  чего
так хотели в молодости, есть шанс, что врачи не позволят нам этого.
   Рейли был доволен.
   - Слушайся старика. Подумать только, я еще помню времена, когда он ни
черта не боялся! Ну, вероятно, кроме Большого  Джо  Салтиса,  Греко  был
самым крутым поляком в Чикаго.
   - Только после тебя, старина Мик, - сказал Греко.  -  Никто  не  смел
совать нос в твои дела, потому что ты был таким жилистым. А теперь?  Кто
сегодня вечером будет бесплатной нянькой для внуков?
   Лу стояла и наблюдала за двумя стариками, изо всех  сил  старающимися
доказать, что они все  еще  мужчины.  Вот  они  зашагали  по  опаленному
солнцем тротуару, изображая молодцеватую походочку  враскачку,  а  потом
свернули на подъездную дорожку к парковке. Наслаждаясь солнцем на лице и
волосах, она продолжала стоять у  входа,  поджидая,  чтобы  помахать  на
прощанье, когда Греко и Рейли будут отъезжать.
   Она любила их обоих. Они всегда держали слово. Они готовы все для нее
сделать. Но, оглянувшись на прошлое, чем она в последнее время частенько
занималась, она обнаружила, что в ее жизни был всего лишь один  мужчина,
который дал ей что-то, не беря ничего взамен.
   Греко и Рейли любили ее и получали  удовольствие  от  общения  с  ней
только  лишь  потому,  что  это  давало  им  эфемерную  иллюзию  юности,
поскольку Лу разделяла с ними секрет порочной, но  мужественной  эры  их
жизни, поскольку напоминала им дни, когда они, в отличие от сегодняшнего
времени, еще были мужчинами.
   Лу проследила за ходом своих мыслей. И несмотря на то что  Ламар  был
добрым, щедрым и терпимым, в те дни она была еще молода,  привлекательна
и желанна. А его щедрость и терпимость и его предложение выйти  за  него
замуж  давали  ему  постоянное  и   эксклюзивное   право   неограниченно
пользоваться ее телом.
   Только Фрэнчи Ла  Тур  был  не  таким.  Старый  горлодер,  тогда  еще
начинающий ярмарочный зазывала, имел почти все, что она тогда могла  ему
дать, и взамен платил ей добром. После всех прошедших лет и всех  других
мужчин, которых она знала, и мест, в которых она побывала,  после  всего
того, что она видела и делала, та единственная неделя в Хэррине осталась
лучшим событием в ее жизни.
   А потом, несмотря на то что она цеплялась за него из  последних  сил,
что с ума сходила от человека, ради которого была готова  на  все  -  от
катания детской коляски  до  зарабатывания  ему  денег  любым  известным
способом, - он поцеловал ее  на  прощанье  и  пожелал  удачи,  поскольку
искренне верил, что ей будет лучше без него, чем с ним.  Но  прежде  чем
уйти, не  ожидая  увидеть  ее  снова,  он  сунул  три  четвертых  своего
недельного заработка ей в сумочку. Не за развлечение. Он расплатился  за
это сполна. Просто потому, что он такой человек.
   "Интересно было бы узнать, - размышляла Лу, - как все повернулось бы,
если бы Фрэнчи взял меня с собой или если бы я осталась в Хэррине".
   Но этого ей не суждено было узнать.
   Она подняла унизанную кольцами руку, чтобы помахать на прощанье Греко
и Рейли, когда те выезжали на улицу, а потом повернулась, чтобы пойти  в
дом, но остановилась, прижав одну ладонь  к  стеклу  вращающейся  двери,
когда молодой человек, идущий по тротуару со стороны озера, спросил:
   - Извините, леди. Можно вас спросить?
   Лу с отвращением пристально рассматривала парня. Он слишком давно  не
пользовался услугами парикмахера. Ноги у него были босыми,  а  на  голое
тело был надет  сильно  помятый  синий  блейзер,  от  которого  даже  на
расстоянии несло виски. Вдобавок ко всему он нес смутно знакомое пляжное
одеяло и женскую пляжную сумку, которые она уже явно где-то видела.
   - И о чем ты хочешь меня спросить? - осведомилась Лу.
   - Скажите, пожалуйста, не в этом ли доме живет Терри Джоунс?
   - Да, в этом, - подтвердила Лу.
   - Вы, случайно, не знаете, она сейчас дома?
   - Нет, не знаю. Я видела, как она уезжала сегодня утром.
   Около десяти, я полагаю. Но не знаю, вернулась ли она назад или  нет.
А что?
   Фрэнки Борода показал на свернутое одеяло и пляжную сумку:
   - Дело в том, леди, что она поехала на свидание с одним моим другом и
оставила все это на пляже.  А  потом  попросила  меня  по  дороге  домой
завезти эти вещи ей на  квартиру.  Я  подумал,  может,  вы  сможете  мне
помочь.
   - Мне жаль, но у меня нет ключей от ее квартиры.
   Бородатый юноша покопался в  одном  из  карманов  синего  блейзера  и
вытащил кожаный чехол для ключей:
   - Мне не нужен ключ, леди. Терри  дала  мне  ключи,  когда  попросила
занести ее вещи. Я только не знаю, какая у нее квартира.
   Лу толкнула дверь, вошла в вестибюль и указала на винтовую лестницу:
   - Как поднимешься по лестнице, сразу направо. Квартира номер 303.
   - Спасибо. Большое спасибо, леди.
   Фрэнки Борода с ухмылочкой стал подниматься по лестнице.
   - Я только занесу ей вещи и уйду.
   Лу проследила  за  ним  до  второго  этажа,  потом  вошла  к  себе  и
удостоверилась, что ее дверь надежно закрыта и заперта.
   Чем там занимается эта Терри, ее не касается. Но такой хорошенькой  и
фигуристой  блондинке  из  303-й  квартиры  следовало  бы   быть   более
разборчивой в выборе компании. Лу  надеялась,  что  девочка  и  ее  отец
отдают себе отчет в своих поступках.
 
Глава 11 
 
   Бензедрин (бензол -эфедрин) -  амфетамин  формулы  C6H5CH2CH(NH2)CH3,
производный от эфедрина, используется в качестве средства для  ингаляции
с  целью  облегчения  назальной  гиперимии  и  в  качестве   стимулятора
центральной нервной системы. Товарный знак Benzedrine.
   Новый толковый словарь Вебстера
 
   Ощущение было слегка интригующее. Фрэнки слышал шлепанье своих  босых
ног по металлическим ступеням винтовой лестницы, но у  него  было  такое
чувство, будто он парит в нескольких дюймах  над  ними,  идет  прямо  по
воздуху.
   "Должно быть, - размышлял он, -  именно  так  передвигаются  суда  на
подводных крыльях. Здорово было бы заиметь судно на  подводных  крыльях.
Скажем, тридцати- или сорокафутовое с парящим капитанским мостиком?"
   Т