жной  сумке,  которую  четверо  юношей,  подозреваемых  в
групповом изнасиловании, принесли  с  собой  в  квартиру.  Этот  предмет
одежды был опознан как миссис Ламар  Мейсон,  так  и  мистером  Роландом
(Фрэнчи) Ла Туром,  которые,  каждый  сам  по  себе,  видели  девочку  и
разговаривали с ней перед ее  отъездом.  Столь  же  пристальный  интерес
полиции был вызван и дорогой  медицинской  книжкой,  также  найденной  в
плетеной  пляжной  сумке,  с  загнутым  уголком  странички  на   цветной
иллюстрации с изображением человеческого эмбриона  в  различных  стадиях
развития, словно пропавшая девушка часто открывала книгу именно там.
   Однако на допросе, который  проводил  офицер,  специализирующийся  на
работе с подростками, трое задержанных несовершеннолетних отрицали,  что
встречались, или были знакомы, или даже просто  видели  мисс  Джоунс  до
того, как ее автомобиль чуть было  не  врезался  в  них  у  поворота  на
Тернбул-Вудс, а уж потом они познакомились и заговорили с ней  на  одном
из частных пляжей, прилегающем к нежилой усадьбе на Северном  побережье.
Все трое столь же категорично отрицали, что приставали к  блондинке  или
подвергали ее побоям, а также клялись, что она была живой и  здоровой  и
сидела за рулем своей машины, когда они видели ее в последний раз.
   Как  выразился  один  из  них,  Джерри  (Джо-Джо)  Мейсон:  "Мы  лишь
подурачились с ней да припугнули поколотить,  если  она  добровольно  не
согласится".
   Тем не менее при тщательном выяснении обстоятельств дела Гарри  Дэвис
признался, что четвертый юноша, Франклин  Делано  Хан,  снял  с  девушки
пляжный костюм и находился в процессе  совокупления  с  ней,  когда  она
вывернулась  и  бросилась  бежать  от  него  со  скоростью   реактивного
самолета. И единственное, что на ней было  надето,  -  это  босоножки  и
белые хлопковые трусики-бикини.
   По мнению репортера, написавшего эту статью, было ясно, что, несмотря
на свой неопрятный внешний вид, когда их забрали  в  участок,  подростки
были не из бедных семей, только лишены родительского присмотра.
   Подросток, которого мистер Ла Тур серьезно ранил, был приемным  сыном
одного  преуспевающего  работника  сети  прачечных.  Отец  другого   был
владельцем  процветающей  драпировочно-обивочной  мастерской.   Родитель
третьего был окружным школьным инспектором по наркотикам, в то время как
четвертый - управляющим большой местной текстильной компании.
   Все четверо были студентами-третьекурсниками технического колледжа на
Норт-Сайде. Все имели приводы в полицию, но никто из них до сих  пор  не
был замешан ни в чем серьезном.
   Родители, когда их разыскал и опросил репортер, как один  настаивали,
что у них хорошие сыновья.  Мать  раненого  юноши,  миссис  Хан,  бывшая
модель и завсегдатай одного из самых больших и известных универмагов  на
"Петле", особенно горячо отрицала предъявленные сыну обвинения полиции и
его приятелей. Репортер привел ее дословное высказывание:
   "Я знаю своего мальчика. Милее, добрее,  с  более  чистыми  помыслами
юноши просто быть не может. Мой  Фрэнки  и  внимания-то  на  девочек  не
обращал. И мне наплевать на то,  что  говорит  полиция  или  полицейский
хирург,    который     осматривал     эту     "очень     привлекательную
двадцатишестилетнюю   сотрудницу   чикагского   совета    по    вопросам
образования"! Если тут действительно имела место физическая близость, то
можете  быть  уверены,  инициатором  этого  была  она.   Вероятно,   она
какая-нибудь отчаявшаяся старая дева, которая никак не могла найти  себе
мужчину, потому и стала практиковаться на соблазнении мальчиков".
   Стаффорд подождал зеленого света на углу, а потом перешел  на  другую
сторону. Они с Ритой слышали все совершенно не так.
   И крики и мольба о помощи были совершенно искренними.
   Чтобы не думать об этом и о том, какую роль сыграла в этом деле Рита,
он принялся читать последние откровения, касающиеся миссис Ламар Мейсон.
Судя по образу жизни и внешнему виду жилички из 101-й  квартиры,  с  тех
пор, как она переехала в этот дом, единственное, чего она хотела, -  это
забвения. Теперь же, несмотря на то что ее участие в этом деле свелось к
звонку в полицию по просьбе мистера Адамовского, ранний вечерний  выпуск
не оставил и ее в покое.
   В конце концов, даже если она уже несколько лет не  занималась  своей
профессией,  а  была  лишь   вдовой   знаменитого   некогда   игрока   и
букмекерского посредника, тем не менее в свое время она держала один  из
самых блестящих приютов греха, какие только когда-либо знавал Чикаго. То
есть она была мадам в доме с пятнадцатью  девочками,  который  ничем  не
уступал  пользовавшимся  известностью   домом   с   плохой   репутацией,
содержавшимся покойными Адой и Минной Эверли.
   Чтобы дать своим читателям представление о том, какого рода  клиентов
развлекала Лу Чандлер, репортер украсил  свою  статью  именами  наиболее
колоритных политических деятелей и элиты криминального мира, такими, как
Дион О'Банион и Хайме Вайс, Фил Греко и Нейлс Мортон, Мэтт Ре или и Багз
Моран, а также Джек Макгерн по прозвищу Пулемет.
   Подойдя   к   предназначенному   на   снос   зданию   из   песчаника,
тридцатидвухлетний бородатый исполнитель народных песен свернул  газету,
положил ее в карман пиджака и перехватил  сумку  с  едой  другой  рукой.
Последние три года или около  того,  если  не  выдающиеся,  то  хотя  бы
добродетельные исполнители народных песен Джек и Рита Стаффорды  жили  в
бывшем доме терпимости. Так, значит,  каждый  раз,  когда  они  с  Ритой
занимались любовью, привидения одной из  барышень  мадам  Лу  Чандлер  и
одного из ее  клиентов  (а  может,  и  нескольких)  следили  за  ними  с
болезненным интересом.
   Стаффорд стал развивать эту мысль. Насколько ему известно и из  того,
что он читал по этому вопросу, после отмены "сухого закона" в Чикаго  не
было публичных домов как таковых. Два нелегальных  вида  деятельности  -
бутлегерство и содержание публичных домов и игорных притонов, по крайней
мере в больших масштабах,  -  несомненно,  были  тесно  связаны  друг  с
другом.  И  все  же  он  не  мог  не  считать,  что   организованная   и
изолированная  проституция  могла  бы  хоть  частично  решить   растущую
проблему  падения  нравов  и   неразборчивости   современного   молодого
поколения.
   Он всегда был заядлым любителем чтения. И если история - это  ключ  к
настоящему, то начиная с письменных хроник во всех обществах всегда было
определенное  количество  девушек  или  молодых   женщин,   которые   по
какой-либо причине предпочитали  торговлю  своим  телом  любому  другому
занятию. Как говорится в старой поговорке, у  вставшего  мужского  члена
совести нет. Но могла бы быть, если  бы  существовали  кварталы  красных
фонарей,  где  за  определенную  плату  четверо   молодых   людей,   что
изнасиловали мисс Дейли, могли бы утолить свои физические потребности. И
подобных случаев не происходило бы.
   Стаффорд обдумал эту мысль, но отказался от нее.  Все  зашло  слишком
далеко. Все слишком сложно. Девственность и добродетель стали архаизмом.
В широком смысле слова это мисс Дейли, а не мальчишки не  вписываются  в
установленные рамки. Теоретически ей следовало бы радоваться и  поощрять
их внимание.
   Насколько он мог судить, вся нация и,  если  уж  на  то  пошло,  весь
западный мир быстро катятся к псевдоориентированной культуре восхваления
фаллоса. В литературе, искусстве, в современных танцах,  даже  в  музыке
правит великий бог Секс.
   Вне зависимости от цвета кожи, убеждений, воспитания, слоя  общества,
в котором она рождена, со дня, когда современная девочка открывает  свои
глаза на мир, ее жизнь катится к одной цели. Детские игрушки, в  которые
она играет, детские праздники, которые она посещает еще до того, как  ей
исполнится десять  лет,  музыка,  которую  она  слушает  и  под  которую
танцует,  книги  и   журналы,   которые   она   читает,   кинофильмы   и
телепрограммы, которые она смотрит, постоянно, подсознательно и  открыто
внушают ей, что для того, чтобы девушка или женщина добилась  чего-то  в
жизни, чтобы была по-настоящему популярной и удачливой, важно лишь  одно
- быть желанной и хорошей партнершей по постели.
   И наоборот, главным стремлением большинства молодых людей, когда  они
не заняты активным  насилием  лишь  ради  стремления  к  разрушению  или
протестами  против  сдерживания  определенных  специальных   привилегий,
которые они  произвольно  считают  своим  богоданным  правом,  является,
похоже, расстегивать молнию на штанах и использовать  то,  что  дано  им
природой, чтобы помочь своим партнершам достичь успеха и популярности.
   Против этого типа санкционированного и субсидированного  соревнования
да еще случайных связей, вытекающих из  знакомств  в  барах  и  на  углу
улицы, выступают профессиональные матери, горящие желанием  внести  свою
лепту   в   виде   чека   в   благотворительные    организации    помощи
детям-иждивенцам, а также обычная доля нимфоманок, рождающихся в  каждом
поколении.
   В таких условиях и двудолларовый бордель, который когда-то процветал,
не сумеет оплатить даже своего счета в прачечной.
   У дома все еще был полицейский караул,  на  парковке  стояли  частные
автомобили с карточками прессы, заткнутыми за  "дворники",  но  основная
волна репортеров и фотографов уже схлынула.
   С тех пор, как Стаффорд отправился в  магазин,  охранник  у  парадной
двери сменился, и офицер в форме, заступивший на дежурство, настаивал на
предъявлении документов, удостоверяющих личность, прежде  чем  позволить
кому-либо войти в здание.
   - Стаффорд, говорите? - переспросил  какой-то  запоздавший  репортер,
стоявший рядом с полицейским. - Где-то я уже слышал это имя. - И добавил
с надеждой:
   - Вы,  случайно,  не  один  из  тех  жильцов,  что  взламывали  дверь
квартиры, где насиловали учительницу, мистер?
   - Нет, - ответил исполнитель народных песен.
   Он  хотел  было  добавить,  что  они  с  женой   Ритой   репетировали
выступление, когда услыхали крики мисс Дейли  о  помощи,  но  передумал.
Если он это скажет, то репортер наверняка спросит, почему они не  пришли
ей на помощь. А плохие отзывы в прессе еще хуже, чем никаких.
   Вздохнув,  Стаффорд  вошел  в  прохладный  вестибюль  и  поднялся  по
винтовой лестнице к своей квартире.
   Время от времени ему приходится читать самые печальные четыре слова в
жизни: "Это могло бы быть".
   А он возлагал на случай большие надежды.
   И большинство того, что "быть могло, но  не  сбылось",  начинается  с
двусложного слова "если". Если бы заяц не прилег соснуть,  он  легко  бы
обогнал черепаху. Если бы Марк Антоний не потратил слишком много энергии
на ухаживания за Клеопатрой, то наверняка  побил  бы  войска  Октавиана.
Если бы гончий пес не  остановился,  чтобы  облегчиться,  он  непременно
поймал бы кролика. Если бы Еве не стало скучно  и  она  не  изобрела  бы
занятий сексом, то никакой бы херувим с  пылающим  мечом  не  выгнал  бы
людей из райского сада. Если бы он не послушал Риту, то теперь они могли
бы купаться в славе. Они могли бы кататься как сыр в масле.
   Стаффорд, поднимаясь по лестнице, изобразил голос своей жены:
   "Не смей ходить туда, Джек. Там может быть драка. Ты же не хуже  меня
знаешь! Несмотря на то что папаша девчонки проповедник,  она  -  не  что
иное, как беспардонная шлюшка. И что с того, что она кричала и звала  на
помощь? С ней ничего такого не произойдет, чего она уже не  попробовала.
Кроме того, мы в четверг утром переезжаем отсюда, и то, что происходит в
квартире  303,  не  наше  дело.  Я  считаю,  мы  не  должны  ни  во  что
вмешиваться".
   Вот что сказала Рита. Вот что думала его любимая волоокая жена. И как
самый последний дурак, он ее послушал. Он позволил опередить себя  этому
сомнительному польскому стряпчему, этому толстому  еврею,  литературному
агенту, грязному кубинскому иммигранту и охрипшему балаганному зазывале,
которые никогда особенно не стремились, да и не  нуждались  получить  ту
известность, которая должна была бы принадлежать им с Ритой.
   А теперь Рита сердится на него за то, что он ее послушал.
   Если бы только он пошел и постучал в дверь и потребовал  ответа,  что
там происходит, то изнасилование мисс Дейли принесло  бы  ему  славу,  и
каждый проповедник, любой толкователь Библии и раввин, каждый  писатель,
открыто  осуждающий  растущую  нерешительность  граждан  протянуть  руку
помощи своему брату или сестре в беде, приводили бы его в пример. Он мог
бы стать сэром Галахадом в мире исполнителей народных песен под гитару.
   Такое событие - просто мечта  имиджмейкера.  Групповое  изнасилование
школьной учительницы, поданное человеком, знающим свое  дело  в  "паблик
рилейшн", могло бы обернуться золотой жилой. Их с Ритой имена  могли  бы
красоваться на передних полосах газет и звучать по радио по всей стране.
С  последующими  интервью  в  "Лайф",  "Тайм",  "Ньюсуик",  а  также   в
"Плейбое", "Эсквайре" и "Даун Бит". Плюс хорошо оплачиваемые выступления
в лучших радио- и телепрограммах.
   Они могли бы стать знаменитостями в мире фолк-музыки, К этому времени
их телефон уже надрывался бы от предложений выступать  по  всей  стране.
Если бы их имена были у всех на устах, как это могло случиться, их  даже
могли бы попросить выступить в шоу Эда Салливана  или  в  "Часе  прямого
эфира по телефону".
   Все, что ему надо было, лишь пройти по коридору,  постучать  в  дверь
303-й квартиры и спросить, что там происходит.
   Стаффорд  прошел  по  коридору  третьего  этажа,  отпер  дверь  своей
квартиры  и  протиснулся  между  упакованными   мешками   и   картонными
коробками,  загромождавшими  гостиную,  в  кухню.  Она   была   так   же
заставлена, как и гостиная, но Рита очистила небольшое  пространство  на
кухонном столе, достаточное для того, чтобы было где поесть.
   Когда Стаффорд открыл пакет и выложил батон,  масло,  банку  горошка,
картонку с картофельным  салатом,  запеченного  на  вертеле  цыпленка  и
бутылку вина на освобожденное женой место на столе, Рита  отвела  взгляд
от окна и, сощурившись, посмотрела на бутылку.
   - Роскошно, - сказала она. - Что празднуем?
   Стаффорд задумался над вопросом.
   - Ну, я бы мог оказаться в тюрьме.
   - Это еще за что?
   - Да за многое. Например, за то, что, когда выяснилось,  что  кричала
не Терри, а мисс Дейли, я мог бы сломать свою гитару о твою голову.
   - Ах так! - запальчиво сказала Рита. - Ладно, я была не права.  А  ты
бы меня не слушал! Что ты от  меня  хочешь?  Чтобы  я  напялила  бикини,
отправилась на пляж и соблазнила других четверых сопляков, притащила  их
сюда и расставила им ноги для развлечения, чтобы ты смог взломать  дверь
и освободить меня?
   - Неплохая мысль, - сказал Стаффорд.  -  Но  пока  ты  не  перешла  к
решительным действиям, знаешь что я тебе скажу?
   - Что?
   - Не поищешь ли открывалку и сковороду, чтобы разогреть этот горошек?
- Он взял бутылку с вином. - А еще пару бумажных стаканчиков и штопор.
 
Глава 19 
 
   Часы посещений: 14.00 - 16.00 и 1900 - 2100 Исключения  делаются  для
священников, раввинов, священнослужителей прочих  конфессий  и  офицеров
местного отделения полиции, которые ведут дело пациента...
   Из правил распорядка госпиталя
 
   Роджерс почувствовал облегчение, когда пробило девять часов  и  после
неоднократных попыток ночной дежурной удалось-таки убедить  его  родных,
полицейского и миссис Бротц с глазами газели, что он доживет до утра,  а
если в его состоянии произойдут какие-либо изменения, им дадут  об  этом
знать, но в любом случае, поскольку вечерние часы посещений закончились,
им придется уйти.
   Эмоциональная возбудимость близких родственников, а также их излишняя
разговорчивость всегда смущала его. Чету Бротц можно было отнести к  той
же категории. Всю предыдущую ночь полицейский и его  жена  ждали,  когда
его привезут из операционной. Миссис Бротц  пробыла  в  госпитале  целый
день. А сам Бротц присоединился к ее бдению, как только закончилось  его
дежурство.
   Единственное отличие между его семейством и четой  Бротц  состояло  в
том, что последние не были столь  громогласны.  Они  просто  сидели  или
стояли и смотрели  на  него  благодарным  взглядом,  сверкающим  слезой,
словно  пара  старых  кокер-спаниелей,  которых  только  что  спасло  от
усыпления общество защиты животных.
   Как хорошо побыть в одиночестве! Весь этот долгий жаркий день и почти
нескончаемый вечер он чувствовал себя выставочным экспонатом - слабым, с
парой пластиковых трубок, торчавших  из  носа,  с  еще  одной  дренажной
трубкой в боку и иглой для внутривенного вливания, приклеенной пластырем
к руке, в одной только до  смехотворного  короткой  больничной  рубашке,
едва прикрывающей его мужские достоинства.
   Поскольку правила распорядка, даже для  платных  палат,  ограничивали
количество  посетителей  до  двух  одновременно,   а   медсестра   имела
возможность контролировать эти правила, два  стула  в  его  палате  были
заняты постоянно, и постоянно  две  пары  глаз  и  больше  на  различном
расстоянии от пола восхищенно глядели на него через  слегка  приоткрытую
дверь.
   То же самое относилось и к его отцу и матери Мать до сих пор  говорит
на ломаном английском, часто переходя  на  идиш,  несмотря  на  то,  что
прожила в этой стране уже шестьдесят пять лет. Что же до  братьев  и  их
громкоголосых жен  и  их  еще  более  громкоголосых  отпрысков,  то  они
сообщали друг другу и всем проходящим мимо о том, какой  храбрый  у  них
сын, брат, шурин и дядя Лео. А полицейский и миссис Бротц кивали в немом
согласии.
   Теперь он стал героем Лео.
   Хотя все, что он сделал, - это пара  приемов  дзюдо,  чтобы  не  дать
подонку всадить нож в спину Бротца. Если бы он был в форме, если  бы  не
замешкался и был бы попроворней на ногу, скорее всего, он не получил  бы
ранения.
   Пока Роджерс  лежал,  блаженно  радуясь  прохладному  ночному  бризу,
дующему в больничное окно, ему неожиданно  пришла  в  голову  совершенно
неуместная мысль. Если бы все это произошло в Корее во  время  сражения,
его взводный сержант, вероятно, проел бы ему всю плешь  за  то,  что  он
позволил себе  так  близко  подойти  к  смерти.  У  сержанта  был  своей
неколебимый кодекс чести, который сводился к тому, что долгом солдата не
является смерть за родину. Ему платили за то,  чтобы  враги  клали  свои
жизни за свою родную страну.
   Проводя небольшие  исследования  для  рассказа,  который  писал,  Лео
наткнулся на один интересный факт: в наш век, когда космические  корабли
облетают вокруг Земли, Чикаго был самым большим железнодорожным  центром
в Соединенных Штатах, если не во всем мире. В статье, которую он прочел,
говорилось, что город обслуживается  двадцать  одной  железной  дорогой,
соединяющей различные города, и  пятнадцатью  маневровыми  и  отдельными
линиями.
   Лежа  в  полутемной  палате,  он  размышлял  об  этом.   Как   только
трехдневный праздник подошел к концу, сотни тысяч семей и семейных  пар,
усталых, загорелых и сонных, возвращаются в  город,  отчего  на  улицах,
бульварах   и   надземных   автострадах   стоит   непрекращающийся   шум
автотранспорта.
   Но сквозь этот шум он мог расслышать отдаленные,  несколько  одинокие
гудки  по  крайней  мере  трех  поездов,  отправляющихся  в  Бостон  или
Нью-Йорк, либо в Омаху или Канзас-Сити, либо в Луисвилл или Мемфис.
   Еще ближе он слышал  пыхтение  и  сопение  локомотива  на  маневровой
линии, потом вдруг звук выпускаемого пара и скрежет тормозных  башмаков,
а также металлическое позвякивание  сцепляемых  вагонов,  когда  команда
сцепщиков отводила груженые товарные вагоны и цистерны  на  какую-нибудь
промышленную ветку.
   Это были здоровые, вселяющие уверенность звуки.  Роджерс  сомневался,
что поезда когда-нибудь выйдут из моды. Квартеты брадобреев  и  фанатики
паровозного пара будут петь про храброго Кейси Джонса и два