е разлучит их.
   Насколько она помнит, она немного  поплакала,  потому  что  была  так
счастлива. Потом Лусия, ее  личная  служанка,  расчесала  и  уложила  ей
волосы, а еще по секрету рассказала, как вести себя в первую ночь. Когда
служанка ушла, она  лишь  в  своей  camisa  de  noche  с  блестящими  от
предвкушения предстоящего глазами выключила  свет  и  встала  на  колени
перед единственной свечой, горящей на crucifijo .
   И, стоя на коленях перед Святым Ликом, она молила Божью  Мать,  чтобы
ее муж счел ее тело приятным для глаза, просила, чтобы  она  помогла  ей
стать хорошей женой и благословила их союз  и  дом  столькими  малышами,
сколько Бог сочтет нужным.
   - Пусть эти священные узы, которые я возлагаю на  себя,  -  повторяла
она прекрасные слова свадебной мессы  и  благословения,  -  будут  узами
любви и мира.
   И, поцеловав свое  обручальное  кольцо,  которое  и  она  и  Родольфо
целовали перед алтарем в церкви, она воскликнула:
   - Сделай так, Боже, чтобы мы, любя Тебя, любили друг друга и жили  по
Твоим священным законам!
   Потом, перекрестившись на удачу, поднялась с колен,  стащила  рубашку
через голову и, забравшись на огромную кровать, улеглась  там,  чувствуя
себя совершенно голой, беззащитной и ужасно одинокой.
   Но не долго. Немного погодя  Родольфо  постучал  в  дверь  спальни  и
осведомился почти застенчиво:
   - Можно мне войти, querida mia ?
   - Входи, пожалуйста, любимый, - отозвалась она.
   И Бог услышал ее молитвы. Он послал им двух замечательных мальчиков и
трех красавиц дочерей. Девочки, хвала Святой Деве, счастливо вышли замуж
и жили теперь в Майами со своими детьми.
   Лицо доньи Марии почти перестало  гореть.  Держа  веер  в  руке,  она
перекрестилась. Но, видно, Богу было угодно, чтобы один из их  мальчиков
оставил их, не дожив до двенадцати  лет,  а  Винцента  они  потеряли  на
Пиг-Бей.
   Донья Мария снова принялась обмахивать лицо мужа. Теперь, по  крайней
мере, судя по тому, что они слышали в последний раз от  своих  друзей  в
subterraneo , какой-то  приехавший  русский  техник,  которому  нравится
развлекаться в кровати с малолетками, живет теперь в их доме с одной  из
внучек Лусии и, вероятно, занимается с  ней  любовью  в  их  с  Родольфо
постели.
   Еще труднее ей было понять то, что Родольфо,  лишенный  всего  своего
состояния, обобранный до последней нитки, у которого ничего не осталось,
кроме гордости, был теперь последним в своем роде. И как с  nino  Мозес,
их личная оскверненная честь, жирно вымазанная дегтем и  грязью,  довела
их до того, что они стали чужими в чужой стране.
   Донья Мария встала со стула, чтобы посмотреть, как  там  цыпленок,  и
замерла в напряжении, потому что в коридоре открылась  дверь  и  молодой
женский голос закричал:
   - О нет! Только  не  это!  Пожалуйста,  отпустите  меня!  О  Господи!
Пожалуйста, кто-нибудь! Помогите!
   Крик замолк, как ей показалось, от удара. Дверь захлопнулась.
   Донья Мария поспешно подошла к своей двери, приоткрыла ее и выглянула
в коридор. Если кто-нибудь из жильцов и услышал крик и просьбу о помощи,
то не отозвался. Тишина в коридоре была такой же глубокой  и  нерушимой,
как и несколько минут назад.
   Она подумала, будить Родольфо или нет. Но если разбудит, что она  ему
скажет? Она подошла к перилам и посмотрела вниз.
   Крик исходил не с их стороны здания. Она была  в  этом  убеждена.  Но
насколько она знала, ни одной из senoritas из 301-й, а также senorita из
303-й дома не было. А все остальные квартиры с этой стороны коридора, за
исключением 101-й, были заняты супружескими парами.
   Она вернулась к своей двери и постояла еще, глядя на  закрытые  двери
вдоль коридора. То, что она слышала, могло  быть  заключительной  сценой
семейной ссоры, возможно, между senor Адамовским и его женой. Это  могло
быть и отрывком телепередачи, если телевизор случайно включили на полную
громкость.
   Донья Мария закрыла за собой дверь и прошла на кухню. Но  не  слишком
похоже,  чтобы  без  рева  проигрывателя  девочка-подросток   из   303-й
развлекала своего приятеля, может, они поссорились. В этом случае совсем
нет необходимости волноваться или прерывать сон Родольфо. Ay Dios, после
того, что они с Родольфо видели на парковке,  когда  возвращались  домой
поздно из cinematografo всего  несколько  дней  назад,  то  с  маленькой
блондинкой из 303-й не может произойти ничего такого, чего  она  уже  не
испытала бы.
   Прямо на улице, на заднем сиденье в машине  мальчика,  как  кобель  с
сукой в охоте, или пьяный рубщик тростника со своей  negra  enamorada  ,
отмечающие Dia de Ano Nuevo под первым попавшимся кустом, не заботясь  о
том, что их могут увидеть.
   Донья Мария запила неприятный осадок стаканом шерри.
   Она ничего не имеет против занятий сексом. Ей это даже нравится. Даже
теперь, когда ей уже сорок три, она одобряет внимание Родольфо. Но всему
есть свое время и место.
   Она полагала, что все предопределено Богом. И не важно,  что  говорят
бородатые дикари, которые сейчас правят ее страной.
   Всегда были и будут высший и низший классы, с четко проведенной между
ними границей. И не важно, как хороша барышня Джоунс  или  как  искренен
senor Джоунс в своей, по крайней  мере  на  словах,  преданности  Иисусу
Христу, они оба из народа.
   "Это, - решила донья Мария, наливая себе  еще  один  стакан  вина,  -
часть  современной  моды,  часть  нового  Великого   Общества,   мировое
возрождение  немытых  масс,  к  которым  я  никогда  не  принадлежала  и
принадлежать не буду".
   Таковы люди. И даже если Марии Антуанетте это стоило головы, то она с
ней совершенно согласна. Если бедняки не могут больше  выносить  суп  из
garbanzo , пусть себе  едят  arroz  con  polio  .  Она  была  бы  совсем
довольна, если бы знала, как его готовить.
   Она допила вино, а потом долго стояла, глядя  из  кухонного  окна  на
послеполуденное небо, прежде чем поднять крышку с кастрюли  с  неприятно
пахнущей стряпней, кипящей на плите.
   Пока у нее есть вера, ее церковь и  Родольфо,  она  сумеет  перенести
потерю денег. Она переживет  конфискацию  своей  прекрасной  виллы.  Она
смирится  с  неприятным   известием,   что   какой-то   русский   техник
совокупляется с внучкой ее бывшей личной служанки на постели, где прошла
ее первая брачная ночь. Она даже смирится  с  мыслью,  что  ей  придется
провести оставшиеся годы жизни среди  extranjeros  в  Северной  Америке,
которые считают ее немного estupide.
   Но, пожалуйста, Dios, будь благоразумным. Если она просит не  слишком
много, не допусти, чтобы в новом доме, куда  они  с  Родольфо  переедут,
были   играющие   на   гитаре    исполнители    народных    песен    или
девочки-подростки, которые жить не могут без рок-н-ролла и без  интимных
связей при всем честном народе!
 
Глава 13 
 
   Термин "полиция"  обозначает  исполнительный  гражданский  орган,  на
который  возложена  обязанность  поддержания  общественного  порядка   и
которому вменено в правило расследование и предотвращение преступлений.
   В совершенной системе гражданского администрирования функцией полиции
должно  быть  сдерживание  свободы  граждан  только  тогда,  когда   она
превращается в злоупотребление, - и любое отклонение  от  принятых  норм
должно резко осуждаться как условно, так и принудительно...
   Энциклопедия
 
   Вызов из дома номер 196 по Ист-Уэстмор пришел в  полицейский  участок
на Ист-Чикаго-авеню в тот самый момент, когда Хэнсон, Гиннис,  Мейерс  и
Бротц, появившись за несколько минут  до  этого,  умывались  в  туалете,
примыкающем к общему помещению.
   Хэнсон, Гиннис и Мейерс были рады, что день закончился.
   Но Бротц, несмотря на то что отработал два  дежурства  сряду,  медлил
идти домой. Так с ним всегда бывало по праздникам.
   Подставив руки под воду и брызнув несколько капель в лицо,  он  уныло
размышлял о том, что в его случае мытье - напрасная трата времени.
   За время сдвоенного дежурства он вполне мог  бы  быть  покалечен  или
даже убит, но он не делал ничего  такого,  отчего  мог  бы  испачкаться.
Любой из его ослов сослуживцев скажет любому и каждому, что копы никогда
себя не утруждают.
   Кроме того, что он разъезжал в красивой дежурной полицейской машине с
радиосвязью, пижоня перед рядами  душевнобольных  слабоумных  воскресных
водителей, которые, по-видимому, твердо  вознамерились  убить  себя  или
любого другого на улице, он делал все,  что  мог,  чтобы  отработать  те
деньги, которые ему платят, а именно:
   -  помогал  загрузить  дюжину  пьяниц,  битников   и   полудурков   в
полицейский фургон;
   -  держал  под  прицелом  пару   условно   осужденных   преступников,
предпринявших попытку захватить автозаправку;
   - провел полдюжины допросов;
   - помог уладить три домашние ссоры;
   - вернул безутешным родителям пятерых потерявшихся ребятишек;
   - помог предотвратить начинавшуюся было драку на Оук-стрит;
   - был обруган сотни раз;
   - помог парням уговорить  в  любовном  гнездышке  недалеко  от  Дрейк
истеричную и тяжело раненную шлюшку отдать заряженный револьвер, а потом
оказывал первую помощь ей и тому мужчине,  в  которого  она  выстрелила,
пока не подоспели ребята из "Скорой";
   - и еще кучу всяких мелких заданий по охране  общественного  порядка,
которые радиодиспетчер передавал им.
   И во всем этом не  было  ничего  необычного.  Просто  часть  рутинной
каждодневной работы. Обыкновенные жестокие будни полицейского.
   Вытирая руки и лицо бумажным полотенцем и бросая его в  металлический
контейнер для мусора, Бротц уныло размышлял, что все праздники  проходят
одинаково.
   Он не мог бы любить Адель больше, даже если бы она воплощала  в  себе
Элизабет Тейлор, Сандру Ди и Джейн Фонду вместе  взятых,  упакованных  в
сорокашестилетнюю домохозяйку приятной полноты. Просто он не выносит  ее
родственников. Не важно, что отмечали, от Четвертого июля до  Рождества,
каждый из его языкастых родственничков по жениной линии, которые никогда
не имели, а если и имели, то не могли удержать приличную  работу,  готов
был хоть на четвереньках приползти, лишь бы  воспользоваться  счастливой
возможностью и любым поводом усесться за его стол и вылакать  его  запас
спиртного. И, несмотря  на  это,  они  вот  уже  двадцать  пять  лет  не
прекращают говорить Адели, какую она сделала глупость,  выйдя  замуж  за
полицейского.
   И вот сейчас  его  гостиная  просто  битком  набита  родственничками,
поджидающими,  когда  он  придет  домой,   чтобы   сообщить   ему,   как
замечательно они распланировали его время, когда он выйдет на пенсию.
   Уж он-то знает, что будет делать на пенсии. Как только  подойдет  его
срок, он намерен продать свою двухкомнатную  квартиру  и  перебраться  в
Питтсбург, штат Флорида, и купить небольшой домик на берегу. Только  для
себя и  Адели.  К  тому  же  он  собирается  купить  четырнадцатифутовую
пластиковую лодку и подвесной мотор в пятнадцать лошадиных сил, а  также
две удочки для морской  рыбалки,  два  спиннинга  и  большую  коробку  с
рыболовными снастями, включая острый как бритва  рыбный  нож.  И  каждый
день с восходом солнца Адель будет упаковывать хорошую закуску на двоих.
А потом они сядут в лодку и выйдут в море, только вдвоем, и будут сидеть
на солнце, ловить рыбу и разговаривать, чего они были  лишены  всю  свою
совместную жизнь. И если  только  какой-нибудь  родственничек  попробует
сунуться к ним, то он своим острым как бритва рыбным ножом  изрежет  его
на мелкие кусочки, а потом будет использовать их в качестве наживки.
   - И чему это ты так радуешься, Герман? - осведомился у него Мейерс. -
Мечтаешь о пенсионных денечках?
   - Возможно, - не отказался Бротц.
   Гиннис перестал причесывать волосы:
   - Эй, ребята, я вам рассказывал о том, что произошло у нас на днях за
завтраком?
   - Вероятно, это касается твоего мальца? - сказал  Хэнсон.  -  Поэтому
оставь на завтра, ага? Кроме того, нам  все  еще  придется  работать  на
Гитчи-Гюми.
   Мейерс натянул форменный пиджак:
   - "Светлые Воды Большого Моря". Вот  так-то!  Вы  никогда  не  видели
наших пляжей после того, как полмиллиона бездельников закончили  скакать
в воде и пользоваться озером, как ванной? Я  не  вошел  бы  в  воду  без
водолазного костюма. Да и тогда еще десять раз подумал бы.
   Гиннис добродушно снес издевку:
   - Завидуете. Вы все мне завидуете. Потому что у меня такой  смышленый
малец.
   - Может быть, - согласился Хэнсон. - К моим летам у моего старика уже
было нас шестеро. Но у него было полно  времени  для  домашних  дел.  Он
никогда не работал полный рабочий день  и  не  пытался  получить  диплом
юриста, учась на вечернем отделении.
   - Ты когда-нибудь думал о том, чтобы  жениться,  Элайджа?  -  спросил
Мейерс.
   - А кто не думал? - ответил Хэнсон. - Пару месяцев  назад  Фрэнчи  Ла
Тур даже познакомил меня с одной черноволосой  ирландской  учительницей,
которая... - Он замолк,  когда  в  умывальную  вошел  дежурный  с  узкой
полоской бумаги. - Еще чего?
   -  Послушайте,  ребята,  -  извиняющимся  тоном  сказал  дежурный.  -
Извините, что мне приходится валить это снова на вас.  Я  знаю,  вы  уже
отдежурили десять часов, но...
   - Ладно, - сказал Хэнсон. - Слышали мы твои извинения.
   Выкладывай.
   Капитан Хилей вручил ему полоску бумаги:
   - Ну, я только что отослал дежурную машину с новой сменой по  вызову,
а тут это. В запасе у меня нет никого. А дежурный на  телефоне  говорит,
что дама, которая звонила, в сильном Отчаянии...
   - Да все они в отчаянии! - сказал Гиннис.
   Хэнсон стал читать вызов вслух:
   - "Миссис Ламар Мейсон из квартиры 101 дома номер 196 по  Ист-Уэстмор
сообщила, что четверо подростков, вероятно  пьяные  и  под  воздействием
наркотиков, удерживают молодую женщину - жиличку того же дома - в  одной
из квартир и предположительно принуждают к вступлению с ними в  интимные
отношения. Вышеназванная  женщина  звала  на  помощь,  и,  пока  четверо
мужчин, живущих в доме, пытаются проникнуть в  квартиру,  миссис  Мейсон
обратилась за помощью в полицию".
   - Дом 196 по Ист-Уэстмор? - спросил Мейерс. - Да в  этом  доме  живет
Фрэнчи! Это тот самый дом, который собираются сносить.
   Хэнсон натянул пиджак:
   - Точно. Ладно, ребята, время - деньги. Пошли.
   - Ага, - с ехидцей сказал Гиннис. - Время -  деньги.  Сколько  мы  за
день-то загребем! Честно, ребята! Подумайте  только,  сколько  денег  на
жизнь может заработать себе коп за день!
   Довольный даже небольшой отсрочкой перед встречей со  словоохотливыми
родственничками-нахлебниками, Бротц первым двинулся к двери.
   - Ну, я не знаю, - сказал он выходя.
 
*** 
 
   Долгий полдень Дня поминовения,  как  никакой  другой,  оказался  для
Адамовского сколь приятным, столь и плодотворным.
   Алтея проспала в его объятиях  почти  целый  час.  Потом,  когда  она
проснулась, то была вся такая мягкая и теплая,  с  подернутым  поволокой
взглядом и пока все еще придерживалась того мнения,  что  настало  время
меньше уделять внимания проблемам конфронтации общества и  пора  строить
собственное будущее. Поэтому, знает Бог, он старался как мог.
   Теперь,  без  семи  минут  шесть,  его  мужское  "я"  мурлыкало,  как
довольный домашний кот, и он, встряхивая графин с сухим мартини,  решил,
что у этого дня был один-единственный недостаток.
   Обычно, когда девочка-блондинка, которая жила в  квартире  над  ними,
бывала дома, она включала либо проигрыватель, либо телевизор так громко,
что они с Алтеей не слышали, что говорят друг другу. Но, доказывая,  что
ничто не вечно в этом мире, сегодняшнее сборище у соседки наверху  (ведь
они слышали, как неоднократно открывались и закрывались входная дверь  и
дверь черного хода ее квартиры, и решили,  что  она  дает  не  столь  уж
редкую вечеринку) обошлось без стерео.
   Конечно, не обошлось и без других разнообразных звуков.
   За последние полтора часа, а может быть и дольше, их  с  Алтеей  слух
подвергался  испытанию  почти  непрерывных  стуков  и  журчания  воды  в
старинных трубах, вмурованных в стены, когда девчонка и  ее  гости  лили
воду в кухонную раковину и в  ванну  или  сливали  антикварный  бачок  в
туалете. В придачу к  ним  были  звуки  хлопающей  дверцы  холодильника,
многочисленные перешептывания (о чем, невозможно разобрать) плюс то, что
время от времени походило на  игру  в  футбол  стаи  молодых  резвящихся
слонов.
   Алтея вошла в гостиную, придерживая ворот платья для коктейля:
   - Застегни мне "молнию", милый. Пожалуйста.
   - Надо подумать, - ответил адвокат.
   - Ага, - усмехнулась Алтея. - Послушаешь  мужчину...  -  Она  подняла
лицо для поцелуя. -  Все  было  замечательно,  дорогой.  Только  большое
спасибо, сэр. Еще один раз в данный момент будет...
   Слова,  которые  она  хотела  было  произнести,  повисли  в  воздухе,
поскольку входная дверь квартиры над ними открылась и раздался умоляющий
голос девушки, который приглушали закрытая дверь их квартиры и потолок:
   - О нет! Только  не  это!  Пожалуйста,  отпустите  меня!  О  Господи!
Пожалуйста, кто-нибудь! Помогите!
   Крик о помощи был прерван, похоже, ударом. Дверь захлопнулась.
   Адамовский намеренно долго застегивал "молнию" на платье жены.
   - Возможно, они играют в какую-нибудь игру.
   - Возможно, - согласилась Алтея, избегая смотреть ему в Глаза.
   Адамовский поставил два стакана на стойку бара и  принялся  наполнять
их.
   - Пропади все пропадом! - тихонько ругнулся он. - Мы оба все  поняли.
Но почему всегда все происходит именно с нами?
   Почему именно мы всегда высовываемся, когда нас не просят?
   Уже не избегая его взгляда, Алтея сказала:
   - Думаю, просто потому, что  мы  с  тобой  такие.  Некоторым  на  все
плевать. Другим нет. Почему ты не открыл дверь и не  посмотрел,  сколько
других жильцов бросилось туда, чтобы выяснить, что там происходит?
   - Я не обязан этого делать, - сказал Адамовский. - С другой  стороны,
каждый в доме  знает,  что  девчонка  сверху  просто-напросто  маленькая
шлюшка. Рано или поздно нечто подобное должно было случиться.
   - Даже если и так, - возразила Алтея.
   - Даже если так, - согласился с  ней  Адамовский.  Он  выпил  налитый
мартини. - Ну вот, снова-здорово. Меня следовало бы назвать Георгием.  В
конце концов, ведь не святой Майкл сражался с драконами!
   Алтея встала на цыпочки и поцеловала его:
   - А мой святой Майкл сражается.
   Адамовский вернул ей поцелуй, а потом открыл входную дверь. В дальнем
конце коридора только что закрылась дверь Гарсии, но если кто-нибудь  из
жильцов и слышал крик о помощи,  никто  из  них  не  бежал  по  винтовой
лестнице, хотя мистер Роджерс из 202-й  стоял  в  дверном  проеме  своей
квартиры и смотрел вверх, задрав голову.
   Мужчина явно только что вышел из душа. С его волос и  груди  все  еще
капала вода. Единственное, что на нем  было,  -  это  банное  полотенце,
Обернутое вокруг обширного живота.
   - Что случилось? - спросил литературный агент.
   - Представления не имею, - признался Адамовский и стал подниматься по
лестнице на третий этаж. - Но  последние  полтора  часа  там  происходит
нечто странное.
   - Пойду надену брюки, а потом присоединюсь к вам, - сказал Роджерс.
   Слегка приободрившись  такой  перспективой,  Адамовский  поднялся  по
винтовой  лестнице  на  третий  этаж,  прошел  по  длинному  коридору  и
предупредительно постучал в закрытую дверь квартиры 303:
   - Эй, вы, там! Открывайте! Я хочу поговорить с Терри.
   Никто не откликнулся на его призыв, но по другую сторону  двери  двое
или больше молодых ребят (определить их точное количество было  трудно),
казалось, возбужденно советовались друг с другом.
   Адамовский снова постучал, на этот раз еще громче:
   - Я просил вас открыть дверь! Давайте! Или вы откроете, или я звоню в
полицию!
   Последовало еще одно короткое  совещание,  и  через  несколько  минут
дверь отворилась на ширину цепочки, и  какой-то  длинноволосый  юноша