й  крышкой  унитаз,  как  всегда  восхищаясь  тому  (когда  Алтея
оставалась обнаженной), как точно Господь  всемогущий  или  мать-природа
умудрились упаковать  такую  красоту,  огонь,  женственность  и  чувство
социальной справедливости в такую  хорошо  распределенную  сотню  фунтов
человеческой плоти.
   - Что ты делаешь? - спросила она у него.
   - Смотрю бейсбольный матч.
   - Нравится?
   - Видел и получше. А ты собираешься просидеть тут весь день?
   - Возможно.
   - Смотри, станешь русалкой.
   - А ты что, русалок не любишь?
   - Я просто с ума схожу от русалок!
   Одной рукой Алтея продолжала обливать  себя  водой,  а  другой  взяла
принесенный стакан:
   - Можно вам задать личный вопрос, мистер?
   - Почему бы нет?
   - Сколько времени прошло с тех пор, когда я говорила тебе, как сильно
я тебя люблю?
   Адамовский поразмыслил над ответом:
   - Ну, это наводящий вопрос. И я не думаю, что суд примет его. Но если
не для протокола, я полагаю, можно сказать  без  страха  за  последующие
противоречия, что это было около двух  часов  тому  назад.  Сразу  после
того, как мы решили отказаться от завтрака.
   - А что, ты предпочел бы яичницу с ветчиной?
   - Если честно, то нет.
   - В конце концов, любимый, - подчеркнула Алтея, - я  же  десять  дней
сидела в тюрьме.
   - Мне об этом прекрасно известно.
   Алтея продолжала лить воду себе на грудь:
   - Я не хочу заострять на этом  внимание,  но  все  же  ты  просто  не
представляешь, как становится одиноко  добродетельной  гетеросексуальной
женщине или какое напряжение она испытывает,  когда  вынуждена  провести
десять долгих ночей в камере на четырех  человек  с  двумя  лесбиянками,
одной бродяжкой и многочисленными тараканами.
   - Напомни мне, чтобы я переговорил с судьей Грином.
   - Может быть, стоит организовать пикет у здания суда?
   Адамовский встал и понес свою выпивку к двери:
   - Этого нам только и не хватает для полного счастья. А  теперь  давай
вылезай отсюда, слышишь?
   Алтея, сидящая в ванной, послушно кивнула:
   - Слушаю и повинуюсь, мой господин.
   Адамовский вернулся к бейсболу и столу со стулом  у  открытого  окна.
Алтея старалась относиться к случившемуся  легкомысленно  и  весело,  но
последние десять дней произвели на нее глубокое впечатление.  Не  считая
нескольких  случаев,  когда   в   качестве   одной   из   многочисленных
арестованных ей приходилось ждать освобождения в камере предварительного
заключения в полицейском участке или сидеть в женском отделении тюрьмы в
ожидании, когда ее возьмут на поруки, это был ее первый опыт  отсидки  в
тюремной камере. Совсем неважно ей стало, когда она узнала после  своего
освобождения, что стукачей повсюду полно, как  и  тараканов,  и  что  во
время ее заключения, повинуясь главному закону природы - самосохранению,
пара некапиталистических стукачей, пытаясь обелить себя, написала на нее
донос в обмен на то, чтобы им дали срок условно.
   Устав от матча, адвокат переключил телевизор на другой канал  и  стал
смотреть отрывок повтора прошлогодних гонок "Формулы-1" в Индианаполисе.
"Должно быть, интересно, - подумал он, - быть гонщиком и  участвовать  в
ралли". Хотя, если честно, ему не приходилось  еще  жаловаться  на  свою
профессию. Ему нравилось быть адвокатом. Ему  гораздо  больше  нравилось
стимулировать свои умственные способности выступлениями в  магистрате  и
уголовном  суде,  гораздо   больше,   чем   работать   в   корпоративной
юриспруденции.
   К несчастью, по крайней мере для  него,  между  этими  двумя  ветвями
юриспруденции была  несопоставимая  разница  в  финансовой  компенсации.
Когда он последний  раз  занимался  корпоративным  правом,  то  заплатил
федеральный годовой налог за тридцать пять тысяч долларов дохода. Теперь
же,  путешествуя  с  пестрой  толпой  друзей  Алтеи  -  профессиональных
агитаторов, идеалистов с горящими глазами,  подростков-эксгибиционистов,
возможных благотворителей и попутчиков с крепкой  сердцевидной,  он  был
счастлив, когда получал хоть какую-нибудь плату.
   Да и с чего бы им платить  ему?  Стоит  им  только  заявить,  что  их
гражданские  или  конституционные   права   нарушаются,   и   любая   из
многочисленных национальных организаций в этой  области  предоставит  им
бесплатного представителя в суде.
   Адамовский отпил из стакана,  размышляя,  что,  когда  дело  касается
хорошенькой девушки, даже не прилагая усилий, мужчина может оказаться  в
чертовски неприятной ситуации.
   Три года назад он был амбициозным тридцатиоднолетним опытным юристом,
типичным буржуа, выходцем из польской диаспоры  Чикаго  с  сортировочной
станции "Милуоки  энд  Сент-Пол-Гейлвуд",  мальчиком  из  бедной  семьи,
который  сам  себе  проложил  путь  в  школу  адвокатов  и  который  был
решительно настроен выйти в люди. И он достиг своей цели.  Теперь,  если
бы он захотел заниматься собственным делом, его с радостью приняли бы  в
качестве младшего партнера или по крайней мере в качестве  сотрудника  в
полдюжину местных юридических фирм высокого полета.
   Он стал известен как один из самых  горячих  и  самых  умных  молодых
юристов, преданных любому безнадежному делу, если только оно  достаточно
отклоняется  влево  от  центра,  а  также  достаточно   воинственным   и
красноречивым для того, чтобы привлечь к себе общественное внимание.
   Черт с ним, со всем этим! Он сам едва верил в одну четвертую из  всех
тех дел, которые в настоящее время вел. И то только побывав  в  объятиях
Алтеи.
   Гражданские права? Вот чем ему все время  приходится  заниматься.  Он
твердо верит, и  будет  бороться,  и,  если  необходимо,  умрет  за  тот
принцип, что, хотя люди и не созданы Творцом равными, вне зависимости от
того, какого цвета их кожа,  они  должны  иметь  равные  шансы  получить
образование, а также экономическую поддержку и социальный статус.
   Но это не означает, что люди должны любить  всякого,  кто  не  желает
знать границ между  различными  представителями  рода  человеческого.  С
начала  времен  люди  имеют  тенденцию   собираться   в   этнические   и
национальные группы. После ста восьмидесяти трех  лет  кипения  в  общем
котле  до  сих  пор  известны  те,  кто  хотят  оставаться  американцами
ирландского,  польского,  шведского,  немецкого  происхождения,   сынами
Финляндии и Литвы и дочерьми Американской революции.
   Но он не согласен ни с одной группой, деятельность которой направлена
на несоблюдение законов или замену  американского  образа  мыслей  любой
другой, чуждой идеологией.
   Несмотря на то что в этой системе присутствуют серьезные пороки,  она
- самая лучшая из того, что когда-либо было  задумано.  И  если  курицу,
несущую золотые яйца, убить, то результатом будет один лишь хаос.
   Удивительно,  однако,  что,  несмотря  на  отсутствие   основательных
гонораров, он никогда еще не  жил  так  хорошо.  Никогда  не  был  столь
экономически независим. Но это были деньги Алтеи, а не его.  Откуда  ему
было знать, когда он в  первый  раз  увидел  ее,  борющуюся  с  четырьмя
смущенными полицейскими,  что  ее  презрение  к  удобствам  и  пламенное
стремление  к  социальной  справедливости  было  обусловлено   насильным
кормлением с пятиграммовой золотой ложки, а также  тем  обстоятельствам,
что ей в кудрявом детстве в качестве подарка на день рождения дарили  то
двухколесный четырехместный ирландский экипаж, то пару шотландских пони.
И  это  в  том  возрасте,   когда   большинство   детей   считают   себя
счастливчиками, если получают куклу или бейсбольную биту.
   Однако состоятельный папаша Алтеи был умным. Узнав о чуждых  (для  ее
класса) тенденциях дочери и о ее преданности  угнетенным  сословиям,  он
как раз перед своей смертью основал нераздельный трастовый фонд, который
выплачивал ей жалкие четыре тысячи в месяц с тем условием, что  основной
капитал останется нетронутым до тех пор, пока она не  достигнет  зрелого
возраста тридцати лет и предположительно вырастет из своего  пристрастия
поделить причитающееся ей состояние на всех.
   Адамовский сомневался, смогут  ли  следующие  семь  лет  умерить  или
изменить убеждения Алтеи. Они могут убить его, но ее не изменят. Но  он,
по крайней мере, хоть умрет счастливым.
   Услышав подъезжающий автомобиль  на  дорожке  под  окном,  Адамовский
решил выглянуть. Это был длинный черный флитвудовский лимузин, за  рулем
которого сидел один из двух пожилых мужчин, которые  были  единственными
гостями старой миссис Ламар Мейсон из квартиры 101, каких только  они  с
Алтеей  могли  за  все  это  время  заметить.  На  эту  парочку   стоило
посмотреть! Обоим давно перевалило  за  шестьдесят  пять,  но  они  были
бодрыми и подвижными и всегда одеты в одежду, смахивающую  на  униформу.
Зимой они носили обтягивающие фигуру черные пальто с черными  бархатными
воротничками, гетры и пятидесятидолларовые коричневые касторовые шляпы с
полями, весело  сдвинутыми  на  один  глаз.  Летом  -  дорогие  шелковые
костюмы, сшитые на заказ, белые шелковые рубашки с  галстуками  "Графиня
Мара", двухцветные черно-белые полуботинки и соломенные шляпы с  пестрой
лентой и полями шириной в четыре дюйма, которые вот уже тридцать лет как
вышли из моды.
   Адамовский проследил, как мужчины припарковали  машину  и  прошли  по
подъездной  дорожке  назад.  Один  из  них  нес  коробку  из  цветочного
магазина, полную роз сорта "Американская красавица" с длинными стеблями,
а другой - пятифунтовую коробку конфет.  Интересно,  кем  они  были.  Их
вытянутые лица казались смутно знакомыми. У него было  чувство,  что  он
где-то видел их раньше или, по крайней мере, их фотографии,  но  адвокат
так и не мог вспомнить, кто они такие. Он решил, что, вероятно, эти  два
пожилых мужчины в свое время были какими-нибудь отставными политическими
лидерами. Судя по тому, как миссис Мейсон живет и одевается,  она  имеет
достаточно денег, чтобы водить дружбу с людьми такого круга.
   Устав  вдруг  от  рева  машин,  несущихся  по  знакомому   до   боли,
посыпанному битым  кирпичом  кольцу,  Адамовский  попытался  переключить
телевизор  на  другие  каналы.  Он  снова   поймал   бейсбол,   какую-то
рок-н-ролльную передачу и прямую трансляцию парада со Дня поминовения.
   Он  несколько  минут  смотрел  парад,  потом  выключил  телевизор   и
уставился в окно, на булыжные разметки, оставшиеся  на  том  месте,  где
стояло  уже  снесенное  здание  и  на  котором  скоро   будет   выстроен
многоэтажный   ультрамодный   кооперативный   многоквартирный   комплекс
стоимостью в несколько миллионов.
   Он был доволен, что новая  квартира,  куда  переедут  они  с  Алтеей,
выходит окнами  на  озеро.  Прошли  годы  с  тех  пор,  как  он  купался
где-нибудь еще, кроме бассейна в турецкой бане. Он никогда  в  жизни  не
катался на лодке. Но было бы здорово иметь возможность смотреть на воду,
особенно в такой день, как сейчас. Вода,  по  крайней  мере,  дает  хоть
иллюзию прохлады.
   При выключенном телевизоре он мог  слышать,  что  Стаффорды,  живущие
этажом выше, все еще репетируют  свое  выступление  вечером  в  среду  в
местном клубе. До того, как он  переключил  телевизор  на  бейсбол,  они
тянули "Тома Дули".
   Теперь же с энтузиазмом заканчивали "Синеносую муху". Если  репетиции
помогают совершенствоваться, а совершенство  приносит  признание,  пара,
живущая  этажом  выше,  наверняка  станет  сенсацией  в  избранной   ими
профессии.
   Адамовский хмыкнул.  Словоохотливый  старик  -  балаганный  зазывала,
который живет со своей невесткой с  квартире  рядом  со  Стаффордами,  -
вероятно, получает немалое удовольствие от их музыки. Но он  сомневался,
что чета Гарсия или мистер Роджерс придерживаются того же мнения.
   "Не то чтобы семейство Гарсия или Роджерс, - размышлял Адамовский,  -
помешаны  на   тишине.   Ведь   они   вынуждены   жить   под   квартирой
старшеклассницы, помешанной на проигрывателе".
   Он откинулся на спинку стула, когда Алтея вышла из ванной. Ее длинные
мокрые волосы были  замотаны  в  пучок  на  затылке,  а  стройное  тело,
тщательно  вытертое  и  припудренное,  виднелось  сквозь  полупрозрачный
пеньюар, который она набросила на плечи.
   - Чувствуешь себя получше? - осведомился он.
   - Гораздо лучше, - согласилась  она.  -  В  таких  местах  обрастаешь
коркой грязи. Даже если ее не видно, ее все равно чувствуешь.
   - Тогда тебе лучше прекратить выступать против судей.
   Алтея уселась ему на колени и поерзала, пристраиваясь поудобнее.
   - Знаешь, ты можешь извлечь из этого для себя  пользу,  Майк.  -  Она
легонько чмокнула его в щеку. - Во всяком случае, я обещаю,  что  больше
не буду участвовать ни в каких пикетах или акциях протеста,  по  крайней
мере до того, как мы переедем  на  новую  квартиру.  Мне  нисколечко  не
понравилась эта грязная старая тюрьма. Кроме того...
   - Кроме чего?
   - Мне так тебя не хватало. Я ужасно по тебе скучала!
   Адамовский обнял ее:
   - И я скучал.
   Алтея замотала головой, потом сдула прядь выбившихся из пучка волос:
   - Послушай-ка! Неужели от долгого пребывания в ванне  и  того  виски,
что ты влил в меня, мне захочется  спать?  Для  чего  ты  так  старался?
Накачал меня спиртным, чтобы навязать свою волю?
   Адамовский поднял руку на уровень плеча, словно приносил присягу:
   - Честью клянусь. Я только пытался помочь  тебе  расслабиться.  После
вчерашней ночи и сегодняшнего утра у меня совершенно нет никаких сил.
   - Ага, - с издевкой сказала Алтея. - Мне-то лучше знать!
   Я сижу у тебя на коленях. - Она пододвинулась еще  ближе  к  нему.  -
Кроме того, именно так ты и заполучил меня. Напоил и  соблазнил.  Именно
так вы все, большие поляки, обращаетесь с женщинами. Покоряете нас виски
и сексом.
   - Ты что же, жалуешься?
   - Нет. Просто констатирую факты. -  Алтея  прижалась  щекой  к  груди
мужа. - Май к?
   - Да?
   - Знаешь, о чем я думала, пока сидела в тюрьме?
   - И о чем же ты думала?
   - Ну,  мы  с  тобой  не  становимся  моложе.  Мне  на  следующий  год
исполнится двадцать четыре, а тебе - тридцать четыре.
   - Практически дожили до пенсии.
   - Я же серьезно! Мы с тобой женаты уже три года. Ну, мы же так  любим
друг друга! Может быть, нам пора стать настоящей семьей?
   Адамовский надолго замолчал. Ребенок был бы хорошим выходом  из  всех
проблем и открыл бы им дверь в новую жизнь. Если у Алтеи будет  ребенок,
о котором она должна будет заботиться, у нее не  хватит  времени,  чтобы
жалеть народ в целом.
   - Мне бы этого очень хотелось, - сказал он спокойно.
   Алтея подняла глаза и пристально посмотрела ему в лицо:
   - Ты уверен, Майк?
   - Абсолютно.
   Они поцеловались.
   - Решено, - сказала Алтея. - Больше никаких таблеток и посмотрим, что
получится. - Она снова прижалась щекой к его рубашке. - Но сейчас,  если
ты не возражаешь, боюсь, я хочу немножко вздремнуть.
   - Сколько угодно.
   Алтея начала  устраиваться  поудобнее.  Но  когда  какая-то  особенно
громкая  машина  въехала  на  подъездную  дорожку   прямо   под   окном,
любопытство пересилило сон, она встала и выглянула в окошко.
   - Только не говори мне, - сказал Адамовский, -  что  эти  два  старых
типчика, которые заходят к миссис Мейсон, убираются восвояси  так  рано.
Они обычно остаются минимум на час.
   Алтея снова уселась ему на колени:
   - Нет. Это не к нам.  Просто  четверо  странного  вида  подростков  в
старом автомобиле. Но они наверняка ошиблись.
   - Почему же?
   - Оглядев парковку, они уехали.
   - Вероятно, это дружки девчонки с верхнего этажа.
   Алтея закрыла глаза:
   - Может быть. Но у ее постоянного мальчика машина лучше. А  это  была
старая развалюха "шевроле".
 
Глава 10 
 
   Танцуй хоть до одури, хоть до утра,
   Но только не плюй на пол,
   Не пей, не кури и вообще не дури,
   Не то попадешь копу в лапы
   Бэт Хаус, Джон Колин. Ольдермен первой стражи
 
   Лу всегда была рада видеть Греко и Рейли. Когда  эти  двое  заходили,
громадная  гостиная  на  первом  этаже,  где  когда-то  ночь  за   ночью
собиралась "спортивная" элита города, казалось, снова оживала.
   На  короткий  иллюзорный  период  времени  она  наполнялась  мужскими
голосами и смехом, тонкой значительностью костюмов, сшитых на  заказ,  и
крепким  мускусным  запахом,  который  распространяют  вокруг  себя  все
удачливые мужчины вне зависимости от их профессии.
   В свое время Лу была знакома с ними со всеми - знаменитыми, слабыми и
мужественными  -  с  врачами,  адвокатами,   торговцами,   начальниками,
богачами, управленцами, судьями, ворами. Тогда каждый мужчина в  Чикаго,
с которым стоило бы быть знакомой, когда-нибудь да являлся с  визитом  в
заведение Лу Чандлер.  Если  придерживаться  мнения  ее  отца-угольщика,
которое он высказывал в те далекие дни в Хэррине, с кем  поведешься,  от
того и наберешься, то те, с кем она водилась,  были,  по  крайней  мере,
забавными. И именно они обеспечили ее состоянием, давшим независимость.
   Лу волновалась, потому что Пьетро не позвонил, но  осталась  довольна
тем, что Греко и Рейли предусмотрительно принесли ей  цветы  и  конфеты,
чтобы хоть как-то поднять ей настроение в праздник.
   Если не считать денег, которые лежали на ее имя в нескольких  банках,
недвижимости, которой она владела,  пакетов  акций  различных  известных
компаний, ее драгоценностей и воспоминаний о Ламаре, эти два  старика  -
единственное, что связывало ее с прошлым.
   К тому же они были большими почитателями ее мужа. И не  без  причины.
Ламар был для каждого парня, с которым имел дело, все равно что  Альберт
Эйнштейн для математиков или Вернер фон Браун для космических  проектов.
Ребята прозвали его Абракадабра за образ мышления. Потому что Ламар  был
способен лишь раз взглянуть  на  тотализатор  или  на  любую  программку
скачек и  сказать  до  последнего  доллара,  какую  максимальную  ставку
сделать так, чтобы избежать чрезмерного налогообложения. Или если парень
придерживался приличий, то он мог сказать, как надо  изменить  последние
три цифры в игровом автомате, чтобы избежать  необходимости  выплачивать
какому-нибудь болвану  игроку  состояние,  выпавшее  на  тот  счастливый
номер, который он увидел во сне.
   Лу не знала ни  одного  человека,  которому  бы  не  нравился  Ламар,
включая и ее. Но у нее-то было гораздо больше причин любить его,  чем  у
любого прохвоста, на которого тот работал.
   Даже зная, кто она такая, Ламар дал ей свою фамилию.
   - Я знаю, - сказал ее покойный муж в ночь, когда делал ей предложение
выйти замуж. - Я знаю о тебе все, Лу. Но  ведь  все  мы  так  или  иначе
торгуем талантами, с которыми родились. Мне было  предназначено  судьбой
стать профессором математики в каком-нибудь из  старейших  университетов
Новой Англии. А теперь посмотри, чем я  зарабатываю  себе  на  жизнь!  Я
полагаю, что до некоторой степени ты  можешь  сказать,  что  я  обслужил
столько же или даже  больше  болванов,  чем  ты.  Поэтому  давай  больше
никогда не будем говорить об этом.
   И он больше не говорил, да и она тоже. Ламар  отвез  ее  в  Париж  на
медовый месяц, и после того, как она вдоволь наохалась  и  наахалась  на
Эйфелеву башню и на Триумфальную арку и навосхищалась удобствами  ванной
комнаты их номера  в  отеле,  размышляя,  как  бы  ей  они  пригодились,
занимайся она своим прежним ремеслом, они, прежде чем  вернуться  домой,
отправились  в  одно  местечко  под  названием  "Цюрихское  озеро",  где
счастливо проводили время и потом. А поскольку ей было тогда всего  лишь
тридцать четыре года и Лу так хотела родить Ламару сына, то она не могла
нарадоваться, когда появился Пьетро.
   Лу ласково улыбнулась своим  гостям.  Поскольку  она  старалась  быть
верной памяти Ламара и быть хорошим примером для всех своих  детей,  она
слегка подозрительно отнеслась к  намерениям  этих  двух  мужчин,  когда
встретила  Греко  и  Рейли  на   собрании   акционеров   одной   местной
коммерческой фирмы. Но ей не стоило беспокоиться.