риоткрывшись на три-четыре дюйма. Одновременно  послышался  крик
боли.
   - Осторожней! - воскликнул я, но Джекстроу  уже  ослабил  напор.  Повысив
голос, я произнес:
   - Попрошу вас отойти в сторону. Мы хотим проникнуть в салон.
   Из-за двери послышалось невнятное бормотание, тихий стон и шарканье  ног.
Дверь отворилась, и мы вошли.
   В лицо мне ударила струя  теплого  воздуха.  Разевая  рот,  как  рыба,  я
пошатнулся, с трудом устояв на ногах. Затем спохватился и захлопнул за собой
дверь. Двигатели не работали, за тонким фюзеляжем арктический холод.
   Поэтому, несмотря на надежную изоляцию салона,  тепло,  которое  жизненно
необходимо тем, кто уцелел, может быстро улетучиться. Не обращая внимания на
человека, стоявшего, пошатываясь, передо мной, который держался одной  рукой
за спинку кресла, а другой потирал разбитый в  кровь  лоб,  я  повернулся  к
Джекстроу.
   - Тащи сюда стюардессу. Используем шанс, хотя  он  и  невелик.  Уж  лучше
лежать со сломанной ногой в теплом салоне, чем с шишкой на голове в холодном
буфете. Кинь одеяло на бортрадиста, но не вздумай его трогать.
   Кивнув, Джекстроу вышел из салона  и  мигом  закрыл  за  собой  дверь.  Я
повернулся к мужчине, стоявшему в  тамбуре.  Он  все  еще  прижимал  большую
смуглую руку, обросшую черной шерстью, к кровоточащему лбу. Задержав на  мне
на какое-то мгновение взгляд, он стал растерянно смотреть, как капает  кровь
на его красный галстук и голубую  сорочку,  которые  так  не  сочетались  со
светло-серым габардиновым  костюмом.  Мужчина  зажмурил  глаза  и  встряхнул
головой, словно прогоняя наваждение.
   - Прошу прощения за неуместный вопрос, - произнес  он  спокойным,  низким
голосом. - Но... что случилось?
   - Произошла авиакатастрофа, - односложно ответил я. - Что вы помните?
   - Ничего. Вернее, помню удар, потом громкий скрежет рвущегося металла...
   - А потом вы ударились о дверь. - Я показал на пятна крови позади себя.
   - Присядьте. С вами будет все  в  порядке.  -  Утратив  интерес  к  этому
пассажиру, я оглядел салон. Я ожидал увидеть сорванные  со  своих  оснований
сиденья, но оказалось, что все они целы - по три кресла слева  от  меня,  по
два - справа. Сиденья в передней части салона были обращены назад, в  задней
части - вперед. Более  того,  я  предполагал,  что  глазам  моим  предстанут
изувеченные, раненые, стонущие люди, валяющиеся  в  проходах,  тамбурах.  Но
просторный пассажирский салон был почти пуст, не слышно было ни звука.
   Однако, кроме человека, находившегося рядом, я  обнаружил  в  салоне  еще
девятерых. Двое лежали в передней части  прохода.  Приподнявшись  на  локте,
растерянно озирался крупный, плечистый мужчина с кудрявыми темными волосами.
   Рядом лежал пожилой  человечек,  видны  были  лишь  пряди  черных  волос,
прилипших к лысине. На нем был  не  по  росту  большой  клетчатый  пиджак  и
безвкусный галстук в клетку.  Создавалось  впечатление,  что  оба  сидели  в
креслах слева, прежде чем ударом их сбросило на пол.
   Сзади, тоже в левой части салона, сидел  еще  один  пассажир.  Сначала  я
удивился тому, что человек этот не  упал,  но  потом  увидел:  он  в  полном
сознании. Сидел он в напряженной позе, упершись спиной в иллюминатор, ногами
- в пол и крепко - так, что надулись жилы и  побелели  костяшки  пальцев  на
худых руках, - держась за подлокотники. Направив луч  фонаря  выше,  на  его
лицо, я разглядел белый стоячий воротничок.
   - Расслабьтесь, ваше преподобие, - обратился я к священнику. - Под ногами
у вас terra firma <Земля (лат.)>, прилетели.
   Священник ничего не ответил, лишь посмотрел на меня  через  стекла  очков
без оправы. Поняв, что он цел и невредим, я двинулся дальше.
   В правой передней части салона, каждый у иллюминатора, сидели еще четверо
- две женщины и двое мужчин. Одна из дам была  довольно  пожилая,  но  такая
накрашенная и с такой немыслимой прической, что,  вздумай  я  определить  ее
возраст, я бы ошибся лет на десять. Правда, лицо ее мне показалось знакомым.
Она была в сознании,  только  растерянно  оглядывалась.  То  же  можно  было
сказать и об ее соседке, судя по внешности, даме еще более состоятельной: на
плечах накидка из норки, из-под  нее  выглядывает  простого  покроя  зеленое
шерстяное платье, которое,  похоже,  стоит  целое  состояние.  Ей  было  лет
двадцать пять. Эту белокурую, сероглазую  женщину  с  классическими  чертами
лица можно было бы назвать писаной красавицей, если бы не  чересчур  полные,
капризные губы. Возможно, когда она очнется, подумал я  неприязненно,  то  с
помощью помады наведет марафет. Однако в тот момент она, как и остальные, не
успев прийти в себя окончательно, еще только стремилась вырваться из  глубин
оглушившей их дремы.
   Двое пассажиров, сидевшие впереди, также не успели оклематься. Одному  из
них, крупному, тучному, краснолицему господину с густыми белыми  волосами  и
такими же усами, смахивающему на полковника  армии  конфедератов,  было  лет
пятьдесят пять. Второй -  худой  мужчина  с  изборожденным  морщинами  лицом
смахивал на еврея.
   Пока все обстоит благополучно, подумал я с облегчением. Лишь у одного  из
восьми кровоподтек на лбу. Чем не аргумент в пользу размещения кресел спиной
к передней части самолета? Несомненно, все люди обязаны если не  жизнью,  то
по крайней мере отсутствием травм тому обстоятельству, что кресла с высокими
спинками почти полностью самортизировали удар.
   Две  пассажирки  в  задний  части   салона   наглядно   ..   подтверждали
необходимость располагать кресла таким образом, чтобы  пассажиры  не  сидели
лицом по направлению полета. Девушка  с  каштановыми  волосами,  в  плаще  с
поясом, на вид лет восемнадцати-девятнадцати  лежала  на  полу  между  двумя
креслами. Она шевельнулась, но, когда я схватил ее под мышки,  чтобы  помочь
подняться на ноги, вскрикнула от боли. Тогда я бережно посадил ее в кресло.
   - Плечо, - произнесла она сдавленным голосом. - Очень болит плечо.
   - Чему тут удивляться? - отогнув ворот ее блузки, я снова поправил его.
   - У вас ключица сломана.  Сидите  смирно  и  поддерживайте  правой  рукой
левую...
   Ага, вот так. Я наложу  вам  повязку  позднее.  Ничего  не  почувствуете,
обещаю.
   Девушка робко и благодарно улыбнулась, но ничего не сказала. Оставив  ее,
я направился в хвостовую часть салона. Наклонился над пассажиром, сидевшим в
кресле, но тотчас же выпрямился: голова его  была  неестественно  вывернута,
так что осмотр оказался излишним.
   Пассажиры, находившиеся в передней части салона, успели прийти в себя.
   Одни из них продолжали сидеть  в  креслах,  другие  с  растерянным  видом
поднимались, недоуменно оглядываясь. Мне было не  до  них.  Я  вопросительно
посмотрел на Джекстроу, вошедшего в салон в сопровождении Джосса.
   - Не хочет идти, - ткнул большим пальцем назад Джекстроу. - Очнулась,  но
не желает покидать радиста.
   - С ней все в порядке?
   - По-моему, у нее на спине ушибы. Однако молчит, признаваться не хочет.
   Ничего не ответив, я пошел к главному входу, который мы не сумели открыть
снаружи. Я решил, что это дело стюардессы, чем ей заниматься членом  экипажа
или же находящимися под ее опекой пассажирами. И все-таки обстоятельство это
мне показалось чрезвычайно странным. Почти столь же странным, как и то, что,
хотя минут за пятнадцать до катастрофы неизбежность ее  была  очевидной,  ни
один из десяти пассажиров, находящихся в салоне,  не  пристегнулся  ремнями.
Что же касается стюардессы, бортрадиста и  члена  экипажа  в  помещении  для
отдыха, то событие это, по-видимому, застигло врасплох и их.
   Ручку двери повернуть было невозможно. Я позвал Джекстроу,  но  и  вдвоем
нам не удалось сдвинуть ее даже самую  малость.  По-видимому,  при  ударе  о
торос произошла деформация всего фюзеляжа самолета. Если дверь, находившаяся
сзади кабины  управления,  перекошена  в  такой  же  степени  -  а  подобное
непременно должно было произойти, поскольку она расположена  ближе  к  месту
удара, - то всех этих людей придется извлекать через окна кабины летчиков.
   Вспомнив о страшной ране на голове бортрадиста, я подумал,  что  вряд  ли
имеет смысл тревожить его.
   Когда я отвернулся от двери, дорогу мне преградила какая-то  фигура.  Это
был  седовласый,  с  сивыми  усами  "полковник-южанин".  На  багровом   лице
выделялись выпученные голубые глаза.  Разозли  такого  хорошенько,  мигом  в
святцы угодишь. Именно в подобного рода состоянии господин этот и находился.
   - Что случилось? Какого черта? - гремел он голосом,  который  как  нельзя
больше подходил к его полковничьей внешности. - На кой ляд мы приземлились?
   Что мы тут забыли? Что это за шум снаружи? И кто вы такие,  черт  бы  вас
побрал?
   "Похоже, большая шишка", - подумал я. Денег и влияния  ему  не  занимать,
так что можно без  стеснения  дать  волю  справедливому  гневу.  Зато,  если
возникнут неприятности, нетрудно догадаться,  с  какой  стороны  их  следует
ожидать. Правда, его возмущение было в какой-то мере  оправдано.  Каково  бы
почувствовал я сам себя, если  бы,  задремав  на  борту  трансатлантического
авиалайнера, проснулся  среди  стылой  ледяной  пустыни  и  увидел,  как  по
самолету расхаживают три типа в меховой одежде, да еще в  защитных  очках  и
снежных масках!
   - Вы совершили аварийную посадку, - ответил я, не вдаваясь в подробности.
- Почему, не знаю. Откуда мне знать, черт  побери.  Шум,  который  доносится
снаружи, - это стук ледяных иголок, ударяющихся  об  обшивку  самолета.  Что
касается нас,  то  мы  ученые,  обслуживающие  станцию,  созданную  согласно
программе Международного геофизического года.  Она  в  полумиле  отсюда.  Мы
увидели и услышали ваш самолет незадолго до аварии.
   Я хотел было пройти мимо, но старик преградил мне путь.
   - Извольте подождать, - повелительно произнес  он,  уперев  мне  в  грудь
мускулистую руку. - Полагаю, мы вправе узнать...
   - Потом, - оборвал я его и  отстранил  от  себя  его  руку,  а  Джекстроу
завершил начатое дело, толкнув "полковника" так, что тот плюхнулся в кресло.
   - Не мешайте, черт бы вас побрал.  Тут  имеется  тяжелораненый,  которому
следует оказать экстренную помощь. Мы отправим его  в  безопасное  место,  а
потом вернемся за вами. Пусть двери будут плотно закрыты, - обратился  я  ко
всем присутствующим, но разгневанный седовласый  господин  снова  привлек  к
себе мое внимание. -  Если  вы  не  заткнетесь  и  будете  рыпаться,  можете
оставаться здесь. Если бы не мы, часа через два вы окоченели бы от холода.
   Возможно, все еще у вас впереди.
   Я  двинулся  по  проходу,  сопровождаемый  Джекстроу.  Молодой   человек,
лежавший до того на полу, уже сел  в  кресло.  Когда  я  проходил  мимо,  он
улыбнулся.
   - Вот как надо приобретать друзей и оказывать на людей  влияние.  -  Речь
его была грамотной, слоги несколько растянутыми. - Боюсь, вы обидели  нашего
досточтимого друга.
   - Я тоже этого боюсь, - улыбнулся  я  в  ответ  и,  вовремя  догадавшись,
остановился. Эти широкие плечи и большие ловкие руки как нельзя кстати.  Как
себя чувствуете?
   - В темпе прихожу в себя.
   - И то верно. Еще минуту назад выглядели вы гораздо хуже, чем сейчас.
   - Веду чикагский счет после нокаута, - охотно ответил молодой человек.
   - Не могу ли быть чем-то полезен?
   - Потому-то я вас и спрашиваю, - кивнул я.
   - Рад услужить. - С этими словами молодой  человек  поднялся.  Оказалось,
что он на несколько дюймов  выше  меня.  Человечек  в  кричащем  галстуке  и
клетчатом пиджаке обиженно заворчал (так тявкает щенок,  которому  причинили
боль):
   -  Будь  осмотрителен,  Джонни!  -  Громкий,  гнусавый  голос  выдавал  в
говорившем обитателя нью-йоркских трущоб. - На  нас  лежит  ответственность,
мой мальчик. Не растянуть бы нам связки.
   - Не переживай, Солли.  -  Джонни  покровительственно  потрепал  того  по
лысине. - Я только проветрюсь.
   - Но сначала наденьте эту парку и штаны. - Мне некогда было думать о том,
что заботит маленьких человечков в пестрых  пиджаках  и  еще  более  пестрых
галстуках. - Они вам пригодятся.
   - Холод мне не страшен, приятель.
   - Такой холод  страшен.  Температура  наружного  воздуха  на  сто  десять
градусов по Фаренгейту ниже той; что в салоне.
   Послышались удивленные  восклицания  кого-то  из  пассажиров,  и  молодой
человек, сразу посерьезнев, взял у Джекстроу  одежду.  Не  став  дожидаться,
когда он оденется, вместе с Джоссом я вышел из салона.
   Стюардесса склонилась к  раненому  бортрадисту.  Осторожным  движением  я
поставил ее на ноги. Она не стала сопротивляться, лишь  молча  взглянула  на
меня. В больших карих глазах, выделявшихся на  белом  как  мел  лице,  стоял
ужас. Ее бил озноб, руки были холодны как лед.
   - Хотите замерзнуть насмерть, мисс? - Подыскивать  слова  сочувствия  мне
было некогда, к тому же я знал, что этих девушек  учат,  как  вести  себя  в
чрезвычайных обстоятельствах. - Разве у вас нет  шапки,  пальто,  сапог  или
чего там еще?
   - Есть, - произнесла стюардесса глухим, почти безжизненным  голосом.  Она
стояла у двери. Слышно было, как выбивает по ней дробь ее  локоть.  -  Схожу
оденусь.
   Выбравшись из разбитого окна, Джосс пошел за  носилками.  Пока  мы  ждали
его, я приблизился к аварийной двери, расположенной сзади летной  палубы,  и
ударами пожарного топора попытался открыть ее. Но дверь не поддавалась.
   Подняв носилки, мы принялись привязывать  к  ним  бортрадиста,  стараясь,
несмотря  на  тесноту,  не  причинить  ему  боли.  В  эту  минуту  вернулась
стюардесса. На ней было теплое форменное пальто и сапоги. Я бросил ей  брюки
из меха карибу.
   - Так-то лучше, но не вполне. Наденьте вот эти штаны. - Она заколебалась,
и я грубо добавил:
   - Мы отвернемся.
   - Я... мне нужно проведать пассажиров.
   - С ними все в порядке. Поздненько вы о них вспомнили, а?
   - Знаю. Прошу прощенья. Но я не могла оставить его одного.  -  Стюардесса
взглянула на молодого человека, лежавшего у ее ног. - Как  вы  думаете...  я
хочу сказать... - Она замолчала на полуслове, и вдруг у нее вырвалось:
   - Он умрет?
   -  Вероятно.  -  При  этих  словах  девушка  вздрогнула,  словно  получив
пощечину. Я не хотел причинить ей боль, а лишь констатировал факт. - Сделаем
все, что в наших силах. Но, боюсь; этого окажется недостаточно.
   Наконец мы надежно привязали раненого  к  носилкам,  обложив  его  голову
мягкими вещами. Когда я поднялся на ноги, стюардесса поправляла полы пальто,
из-под которого выглядывали меховые штаны.
   - Отвезем его к себе в барак, - объяснил я. - Внизу  стоят  нарты.  Места
хватит и вам. Можете поддерживать ему голову. Хотите поехать?
   - Но пассажиры... - нерешительно проронила она.
   - О них не беспокойтесь.
   Плотно затворив за  собой  дверь,  я  вернулся  в  пассажирский  салон  и
протянул свой фонарь мужчине с рассеченной бровью: в салоне горели лишь  два
крохотных огонька - не то ночного, не то аварийного освещения. Проку от  них
не было никакого, лишь тоску наводили.
   - Мы увозим с собой бортрадиста и  стюардессу,  -  объяснил  я.  -  Через
двадцать минут вернемся. Если хотите жить, держите дверь плотно закрытой.
   - Удивительно бесцеремонный молодой человек, - проворчала пожилая дама.
   Голос у нее оказался низкий, звучный, и в нем была необычайная энергия.
   - Лишь в силу необходимости, мадам, - заметил я сухо. - Или вы  предпочли
бы,  чтобы  я  произносил  длинные  цветистые  речи,  а  вы   тем   временем
превращались в сосульку?
   - Пожалуй, нет, - ответила дама отчасти шутливо, отчасти серьезно.
   Когда я стал закрывать за собой дверь, мне показалось, что дама фыркнула.
   Иного определения не подобрать.
   Пробравшись через тесную, изуродованную кабину  пилотов  почти  в  полной
темноте, под  свист  ураганного  ледяного  ветра  мы  с  невероятным  трудом
опустили раненого на сани. Если бы не рослый незнакомец, нам бы ни за что не
справиться с этой задачей. Сначала мы с ним подали  носилки,  их  подхватили
снизу Джекстроу  и  Джосс,  привязали  к  саням.  Затем  помогли  спуститься
стюардессе. Когда она повисла  у  нас  на  руках,  мне  послышался  крик.  Я
вспомнил слова Джекстроу о том, что у нее повреждена спина, но деликатничать
было некогда.
   Я спрыгнул вниз, следом за мной - наш  новый  знакомый.  Я  не  собирался
приглашать его с собой, но раз уж ему  хочется  прогуляться,  пусть  подышит
свежим воздухом, только пешком, а не на собачьей упряжке.
   Ветер чуть поутих, зато стужа стала еще злее. Даже собаки искали  укрытия
с подветренной стороны  самолета.  Время  от  времени  то  одна,  то  другая
вытягивала шею и издавала протяжный жуткий,  похожий  на  волчий,  вой.  Тем
лучше, считает Джекстроу: побегут резвее.
   Так оно и вышло. К тому же упряжку подгоняли пурга  и  ветер.  Сначала  я
бежал впереди, освещая дорогу фонарем. Но вожак  упряжки,  Балто,  оттолкнул
меня в сторону и исчез во мраке. У меня хватило здравого  смысла  не  мешать
ему. Пес бежал по борозде, проведенной фюзеляжем самолета,  мимо  бамбуковых
шестов, вдоль веревки и радиоантенны быстро и уверенно,  словно  средь  бела
дня. Слышен был лишь свист отполированных стальных полозьев,  скользящих  по
насту, твердому и гладкому, словно лед на реке. Ни одна карета скорой помощи
не смогла бы доставить второго офицера  в  лагерь  с  таким  комфортом,  как
собачья упряжка.
   До барака добрались за какие-то пять  минут,  а  три  минуты  спустя  уже
возвращались. Но это были напряженные три минуты. Джекстроу затопил камелек,
зажег керосиновую лампу и фонарь Кольмана. Мы с Джоссом поместили офицера на
раскладушку возле камелька, предварительно засунув раненого в мой спальник и
положив туда с полдюжины химических таблеток, которые при соприкосновении  с
водой выделяют тепло, я скатал одеяло, подложил его под  голову  раненого  и
застегнул спальный мешок. У меня был необходимый инструмент для операции, но
спешить с ней не следовало.  И  не  столько  потому,  что  надлежало  срочно
спасать  остальных  пассажиров,  сколько  по  той  причине,   что   малейшее
прикосновение к  лежавшему  у  наших  ног  человеку  с  посеревшим  от  боли
обмороженным лицом означало бы гибель. Удивительно, что он был все еще жив.
   Велев стюардессе сварить кофе, я дал  ей  необходимые  инструкции,  после
чего мы  оставили  ее  в  компании  рослого  молодого  человека.  Стюардесса
принялась  кипятить  воду  на  сухом  спирту,  а  ее  спутник,   недоверчиво
разглядывая себя в зеркале, стал одной рукой растирать обмороженную щеку,  а
второй прикладывать компресс к распухшему  уху.  Мы  забрали  у  них  теплую
одежду, захватили бинты и отправились в обратный путь.
   Через  десять  минут  мы  снова  были  на  борту  самолета.  Несмотря  на
теплоизоляцию фюзеляжа,  температура  в  пассажирском  салоне  снизилась  по
крайней мере на 30ё F. Почти все дрожали от холода, кое-кто похлопывал  себя
по бокам, чтобы согреться. Даже седовласый  "полковник"  присмирел.  Пожилая
дама, кутаясь в меховую шубу, с улыбкой взглянула на часы.
   - Прошло ровно двадцать минут. Вы весьма пунктуальны, молодой человек.
   - Стараемся. - Я вывалил привезенную с собой груду одежды на кресло, туда
же высыпали содержимое своего мешка Джекстроу и Джосс. Кивнув  на  груду,  я
произнес:
   - Распределите между собой эти вещи, только поживее. Хочу, чтобы  вы  обе
отправились с двумя моими друзьями. Возможно, одна из  вас  будет  настолько
любезна, что останется. - Посмотрев на кресло, в котором сидела, поддерживая
правой рукой левое предплечье, молоденькая девушка, я прибавил:
   - Мне понадобится ассистент, чтобы оказать помощь этой юной леди.
   - Помощь? - впервые за все время открыла рот роскошная  молодая  особа  в
мехах. Услышав ее не менее роскошный голос, я  тотчас  захотел  причесаться,
чтобы выглядеть поприличнее. - А в чем дело? Что с ней, скажите ради Бога?
   - Сломана ключица, - ответил я лаконично.
   -  С