рстие  в  досках  пола.  Должно
быть, Джекстроу не  рассчитал,  и  пулей  пробило  рант  на  обуви  сенатора
Брустера. Однако эффект превзошел все ожидания. Сенатор,  пятясь,  с  трудом
сел на койку. Он настолько перепугался, что забыл положить руки на  затылок.
Но я не придал этому значения: теперь государственный муж будет смирным.
   - 0'кей, вижу, вы не шутите. Мы в этом  убедились,  -  растягивая  слоги,
произнес Зейгеро, однако руки на затылок положил. - Мы знаем, вы не  станете
бросать слов на ветер, док. Стряслось что-нибудь?
   - Стряслось, - жестко ответил я. - Двое из вас убийцы. У обоих пистолеты.
Сдайте ваше оружие.
   - Коротко и ясно, милый юноша, - проговорила Мария Легард.  -  Короче  не
скажешь. Вы что, рехнулись?
   - Опустите руки, мисс Легард. В число подозреваемых вы не входите. Нет, я
не рехнулся. Как и вы, я в здравом уме и твердой памяти. Если же  вам  нужны
доказательства, вы их найдете на борту самолета или в  вырубленной  во  льду
могиле. У командира самолета пулей пробит позвоночник, у пассажира на заднем
кресле прострелено сердце, второй пилот был  задушен.  Да,  задушен.  Смерть
наступила от удушья, а не от кровоизлияния в мозг, как вам сообщили. Задушен
во сне. Вы мне верите, мисс Легард?  Или  желаете  прогуляться  к  самолету,
чтобы убедиться в истинности моих слов?
   Она не сразу ответила. Никто не произнес ни слова. Все были ошеломлены  и
не успели прийти в себя от услышанного. Все, кроме  двух  преступников.  Но,
как ни старался, я не смог заметить в лицах присутствующих ничего, что могло
бы обнаружить среди них убийц  -  ни  единого  ложного  жеста,  ни  малейших
признаков вины. В  глубине  души  я  надеялся,  что  преступники  обменяются
взглядами.  Но  надежда  не  оправдалась.  Убийцы  умели  владеть  собой.  Я
испытывал горечь поражения.
   - Приходится верить вам, - так же медленно произнесла Мария Легард.
   Правда, в голосе ее звучала неуверенность, а в лице не было ни кровинки.
   Взглянув на стюардессу, старая актриса спросила:
   - Вы знали об этом, милая?
   - Узнала всего полчаса назад. Доктор Мейсон подозревал меня.
   - Боже мой! Какой... какой кошмар! Какой ужас! Двое из нас убийцы! Сидя у
камелька, Мария Легард оглядела остальных  восемь  человек,  потом  поспешно
отвела взор. - Может быть... Может  быть,  вы  нам  все  расскажете,  доктор
Мейсон?
   Я так и сделал. Возвращаясь из похода к самолету, я размышлял, следует ли
сохранять свое открытие в  тайне.  И  решил,  что  не  следует.  Если  бы  я
промолчал, то все равно не сумел бы обмануть убийц, ведь они уже знали,  что
мне известно об их существовании. Теперь же пассажиры глаз друг с  друга  не
будут сводить. Мне это будет на руку, а убийцам  станет  труднее  заниматься
своими черными делами.
   - Вставайте по очереди, - добавил я,  закончив  свой  рассказ.  -  Мистер
Лондон обыщет каждого из вас. Прошу не забывать: я знаю, с кем имею дело.  И
церемониться не стану. Когда подойдет  ваша  очередь,  стойте  спокойно,  не
делайте резких движений. Стрелок я аховый, поэтому целиться буду в туловище.
   - Я так и подумал, - заметил Корадзини.
   - Что вы подумали, неважно, -  отрезал  я.  -  Но  испытывать  судьбу  не
советую.
   Джосс начал с Зейгеро. Обыскивал он  его  старательно.  На  лице  боксера
появилось злое выражение; он не спускал глаз с  моего  пистолета.  Не  найдя
ничего, Джосс занялся Солли Левином.
   - Нельзя ли  узнать,  почему  я  оказалась  вне  подозрений?  -  внезапно
спросила Мария Легард.
   - Вы? - отозвался я, не сводя глаз  с  Солли.  -  Мария  Легард?  Бросьте
ерунду нести!
   - Ваш лексикон и тон оставляют желать много  лучшего.  -  Старая  актриса
была, видимо, тронута,  но  голос  ее  все  еще  дрожал.  -  Однако  лучшего
комплимента мне не доводилось слышать. И все же я настаиваю  на  том,  чтобы
обыскали и меня. Не желаю, чтобы на меня пала  хоть  тень  подозрения,  если
оружие не будет найдено.
   Оружие действительно не удалось найти. Джосс  обыскал  мужчин,  Маргарита
Росс - женщин, причем высокомерная миссис Дансби-Грегг  возмутилась.  Но  ни
тот, ни другая ничего не обнаружили. Джосс невозмутимо посмотрел на меня.
   - Принеси их багаж, - приказал я. -  Чемоданчики,  которые  они  с  собой
приготовили.
   - Вы только зря тратите время, доктор Мейсон, - заметил Ник Корадзини.
   - Даже малому ребенку, а не то что преступнику, было бы понятно,  что  вы
станете нас  обыскивать.  Пистолеты,  о  которых  вы  толкуете,  можно  было
спрятать в кузове трактора, в нартах или под тонким слоем снега, чтобы можно
было в любой момент достать их. Какой дурак станет держать оружие при себе?
   Ставлю тысячу против одного, что вы ничего не найдете.
   - Может, вы и правы, - медленно проговорил я. - Но, если б я был одним из
убийц и спрятал оружие в чемодан, то заговорил бы так же, как вы.
   - Говоря вашими же  словами,  бросьте  ерунду  нести!  -  воскликнул  он,
вскочив  на  йоги.  Под  нашими  с  Джекстроу  внимательными  взглядами   он
направился в угол, сгреб в охапку груду "дипломатов" и сумок  и  швырнул  их
мне под ноги. - С какого начнете? Вот  это  мой  чемодан,  вот  саквояж  его
преподобия. Это... - Он посмотрел на  бирку.  -Это  портфель  сенатора.  Чей
последний чемодан, не знаю.
   - Мой... - холодно заметила миссис Дансби-Грегг.
   - Ах, наряды от Баленсьяги, - усмехнулся Корадзини. -  Ну,  так  кто  же,
док... - Замолчав, он выпрямился и посмотрел  на  световой  люк.  -  Что  за
чертовщина? Что там происходит?
   - Номер не пройдет, Корадзини, -  поспешил  предупредить  я.  -  Винтовка
Джекстроу...
   - Плевать мне на его винтовку! - отрезал он. - Сами посмотрите.
   Знаком велев ему посторониться, я взглянул наверх. Спустя две  секунды  я
кинул пистолет Джоссу, поймавшему его на лету, и устремился к выходу.
   Во мраке ночи самолет походил на горящий факел. Несмотря  на  то  что  до
него было полмили и ветер дул в сторону авиалайнера, отчетливо слышался  рев
и треск пламени. Огонь, охвативший  крылья  и  центральную  часть  фюзеляжа,
поднимался столбом на высоту двухсот футов, освещая ночное  небо  и  заливая
кроваво-красным заревом снежную пустыню  на  сотни  ярдов  вокруг.  Покрытый
ледяным  панцирем  фюзеляж,  не  успевший  загореться,   сверкал   мириадами
переливавшихся белых, алых, синих и зеленых искр, словно невиданной  красоты
бриллиант. Это было фантастическое зрелище. Не прошло и десяти  секунд,  как
радужные краски слились воедино, образуя язык белого огня вдвое, втрое  выше
прежнего. Спустя две или три секунды до меня донесся  рев,  пронесшийся  над
белым безмолвием снежной пустыни. Это взорвались баки с горючим.
   Почти в то же мгновение пламя почти  погасло,  алое  зарево  превратилось
чуть ли не в точку. Не теряя больше времени я нырнул в барак.  Захлопнув  за
собой люк, первым делом обратился к Джекстроу:
   - Можно ли установить, кто из наших новых знакомых находился в  помещении
в течение последних тридцати минут?
   - Едва ли, доктор Мейсон. Все суетились, одни заканчивали монтаж  кузова,
другие грузили продовольствие или горючее, привязывали их к саням.  Заглянув
в световой люк, Джекстроу поинтересовался:
   - Это был самолет, да?
   - Вот именно: был. - Посмотрев на стюардессу, я сказал:
   - Примите мои извинения, мисс Росс. Вы были правы, вы не ослышались.
   - Хотите сказать... Хотите сказать, что это не было несчастным случаем?
   - поинтересовался Зейгеро.
   "Какой к черту несчастный случай, и тебе, Очевидно, это известно не  хуже
меня", - злобно подумал я, но вслух произнес:
   - Нет, это не несчастный случай.
   - Выходит, и улик не осталось, а? - спросил Корадзини. - Я  имею  в  виду
трупы пилота и полковника Гаррисона.
   - Ничего подобного, - возразил я. - Нос  и  хвостовая  часть  авиалайнера
уцелели. Не знаю, какова причина  пожара,  но,  уверен,  она  существует,  и
весьма убедительная. Можете убрать эти вещи, мистер Корадзини. Вы  правильно
отметили: тут действуют не новички.
   В наступившей тишине Корадзини отнес личные вещи пассажиров в угол.
   Джосс вскинул на меня глаза.
   - Во всяком случае, одно обстоятельство стало ясным.
   - Ты имеешь в виду взрывчатку? - спросил я, досадуя на себя за то, что не
обратил должного внимания на громкое шипение возле корпуса авиалайнера.
   Какой-то умник установил взрывное устройство близ  топливной  магистрали,
баков с горючим или карбюраторов. - Совершенно верно.
   - О какой это взрывчатке вы толкуете? - вмешался сенатор Брустер.  Он  до
сих пор не успел прийти в себя: так его напугал Джекстроу.
   -  Кто-то  похитил  детонаторы,  чтобы  сжечь  самолет.  Кто  именно,  не
известно. Может, даже вы.  -  Видя,  что  государственный  муж  готов  шумно
возмутиться, я предостерегающе поднял руку. - Возможно, любой  из  остальных
семерых. Не  знаю.  Я  знаю  одно:  лицо  или  лица,  совершившие  убийства,
совершили и кражу. Они же разбили радиолампы, украли конденсаторы.
   -  И  сахар  сперли,  -  добавил  Джосс.  -  Только  на  кой  бес  он  им
понадобился?
   - Сахар! - воскликнул я. Слова застряли у .меня в горле. Я  посмотрел  на
низенького еврея, Теодора Малера,  и  заметил,  как  тот  вздрогнул,  бросив
нервный взгляд на Джосса. Ошибиться я не мог. Прежде чем он увидел выражение
моего лица, я отвел глаза в сторону.
   - Последний мешок, - посетовал Джосс. - В нем фунтов тридцать было.
   Было да сплыло. На полу туннеля я обнаружил лишь горсть сахару, да и  тот
смешан с битым стеклом от ламп.
   Я покачал головой, но промолчал. Зачем кому-то понадобился сахар, этого я
не мог понять.
   Ужин в тот вечер был скудным: суп, кофе и  пара  бисквитов.  Суп  жидкий,
бисквиты на один укус, а кофе без сахара, по крайней мере, я пил через силу.
   Трапеза прошла почти в полном молчании. Время  от  времени  то  один,  то
другой пассажир поворачивался к соседу, чтобы что-то сказать,  но  мгновение
спустя закрывал открытый рот, так и не произнеся ни звука.  Каждый  думал  о
том, что его сосед или соседка может оказаться убийцей, или, что  ничуть  не
лучше, считает тебя  убийцей.  Царившая  за  столом  атмосфера  была  просто
невыносимой. Особенно в  начале  ужина.  Потом  меня  стали  заботить  более
серьезные проблемы, чем умение вести себя за столом.
   Поужинав, я поднялся  из-за  стола.  Надел  парку  и  рукавицы,  захватил
фару-искатель. Велев Джекстроу  и  Джоссу  следовать  за  мной,  двинулся  к
выходному люку.
   - Куда направляетесь, док? - раздался голос Зейгеро.
   - Не ваше дело. Вы что-то хотите сказать, миссис Дансби-Грегг?
   - А разве... вы не возьмете с собой винтовку?
   - Не беспокойтесь, - усмехнулся я. - Все будут следить  друг  за  другом,
как наседка за цыплятами. Так что винтовку никто не тронет.
   - Но ведь... А вдруг кто-нибудь схватит ее? - занервничала  леди.  Будете
спускаться по лестнице, вас и застрелят...
   - Вряд ли кому-то придет в голову застрелить нас с мистером Нильсеном.
   Без нас никому и мили не пройти. Наиболее вероятной мишенью станет кто-то
из вас. Для убийц вы не представляете никакого интереса. Вы для них - лишние
рты.
   Подкинув своим гостям столь  утешительную  мысль,  я  оставил  их.  Пусть
исподтишка наблюдают друг за другом.
   Ветер стих, и чашки анемометра  почти  не  вращались.  На  северо-востоке
виднелись догорающие останки самолета, похожие на груду тлеющих углей.
   Снегопад прекратился, сквозь редеющие облака проглядывали первые звезды.
   Такова Гренландия. Погода здесь меняется в одночасье. Утром или уже ночью
термометр начнет падать. А часов через двенадцать похолодает не на шутку.
   При свете фары-искателя и фонарей сверху и снизу мы осмотрели каждый дюйм
трактора, волокуш. Будь там спрятана  даже  булавка,  мы  бы  ее  непременно
нашли. А уж пару пистолетов и подавно. Поиски оказались безрезультатными.
   Выпрямившись, я повернулся в сторону зарева, осветившего восточную  часть
неба. Моему примеру последовали Джосс и Джекстроу.  Над  далеким  горизонтом
поднималась  огромная  луна  в   третьей   четверти,   заливая   плоскогорье
мертвенно-бледным светом. К нашим ногам легла прямая как стрела,  выложенная
тусклым серебром дорожка. Не произнося ни слова, целую минуту  мы  наблюдали
это зрелище, затем Джекстроу сделал нетерпеливое движение. Не успел он и рта
открыть, как я понял, что он хочет сказать.
   - Уплавник, - произнес он. - Завтра отправляемся в Уплавник. Но  сначала,
как вы сказали, надо хорошенько выспаться.
   - Вот именно, - отозвался я. - При луне и ехать веселей.
   - Веселей, - согласился Джекстроу.
   Конечно, он был прав. В  арктических  широтах  во  время  зимних  походов
поводырем служит не солнце, а луна. В  такую  лунную  ночь,  какая  выдалась
сегодня, путешествовать одно удовольствие: чистое небо, ветер стих, снегопад
прекратился. Повернувшись к Джоссу, я его спросил:
   - Не возражаешь, если мы тебя одного оставим?
   - Нет проблем, - ответил он хладнокровно. - А может, с собой возьмете?
   - Лучше оставайся здесь и не болей, - возразил я. - Спасибо, Джосс.
   Ведь надо же кому-то присмотреть за станцией. Буду выходить на  связь  по
расписанию. Возможно, ты наладишь рацию. Бывают же чудеса.
   - На сей раз чуда не будет. - Круто повернувшись, Джосс стал спускаться в
нашу берлогу. Джекстроу направился к трактору: мы понимали  друг  друга  без
слов. Я последовал за Джоссом. Насколько я мог судить, никто  из  гостей  не
сдвинулся с места ни на дюйм, но при моем появлении все подняли глаза.
   - Вот и прекрасно, - резко проговорил я. - Забирайте свои вещи,  наденьте
на себя все, что сможете надеть. Мы сейчас отправляемся.
   Мы тронулись в путь лишь через час с лишним. Больше недели трактор  стоял
без движения, завести его оказалось чертовски  трудным  делом.  Но  в  конце
концов завести "Ситроен" удалось. Раздался оглушительный треск и грохот. Все
даже вздрогнули, будто подпрыгнули, и переглянулись с убитым видом. Я  легко
угадал мысли своих пассажиров: неизвестно сколько дней им  придется  слушать
эту адскую музыку. Однако сочувствовать им не стал: сами-то они  укроются  в
кузове, а я окажусь без всякой защиты.
   Мы попрощались с Джоссом. Он протянул руку  нам  с  Джекстроу,  Маргарите
Росс и Марии Легард. И больше никому. Причем демонстративно. Он стоял  возле
люка. На фоне освещенного бледным светом  восходящей  луны  неба  еще  долго
вырисовывался его одинокий силуэт. Мы двинулись курсом вест-тень-зюйд.
   Пунктом назначения был Уплавник.  Нам  предстояло  пройти  триста  долгих
стылых миль пути. Доведется ли нам увидеться с Джоссом? О том  же  наверняка
думал и наш товарищ.
   Я задал себе вопрос: вправе ли я подвергать Джекстроу опасностям  похода?
Он сидел рядом со мной на сиденье. Искоса поглядывая на своего  спутника,  я
поймал себя на мысли, что, несмотря на широкие скулы,  он  с  его  худощавым
волевым лицом походит больше на средневекового викинга, и опасаюсь я за него
напрасно. Официально Джекстроу был моим подчиненным,  датское  правительство
любезно откомандировало его в числе других гренландцев для участия в  работе
станций, выполняющих программу  МГГ,  в  качестве  научного  сотрудника.  Он
окончил геологический факультет Копенгагенского университета и  давно  забыл
то, что мне когда-либо удастся узнать об условиях жизни  на  ледовом  плато.
Однако  в  экстремальных  условиях,  особенно  когда  будет  затронуто   его
самолюбие (а он чрезвычайно самолюбив), Джекстроу поступит так,  как  сочтет
нужным, вопреки моему мнению или словам. Если бы я даже велел  ему  остаться
на станции, он бы меня не послушался. Признаюсь, в душе я был  рад,  что  он
таков, что он рядом - друг, союзник, готовый  подстраховать  невнимательного
или неопытного товарища,  которого  на  каждом  шагу  подстерегают  ловушки.
Однако хотя я всячески пытался успокоить свою совесть, из памяти у  меня  не
выходила его  молоденькая  жена-учительница,  смуглая,  живая;  их  дочурка,
сложенный из красного и белого кирпича дом, в котором я две недели гостил  у
них летом. О чем думал сам Джекстроу, не знаю.  Лицо  его  было  неподвижно,
словно изваяно из камня. Жили лишь глаза. Они не упускали  из  виду  ничего.
Мой спутник замечал и неожиданные уклоны, и внезапные  изменения  в  снежном
покрове - словом, все, что может сулить беду.  Действовал  он  как  автомат,
повинуясь  интуиции,  и  не  случайно  -  иссеченная  трещинами  поверхность
ледового щита тянулась на добрых две с половиной сотни миль.  А  там  ледник
круто сбегал  к  морю.  Правда,  Джекстроу  утверждал,  будто  Балто,  вожак
упряжки, чутьем угадывает, где проходит трещина. Куда до него человеку.
   Температура, достигнув минус тридцать, опускалась  еще  ниже.  Зато  ночь
выдалась  превосходная  -  лунная,  безветренная;  небо  чистое,   усыпанное
звездами. Условия для перехода  были  идеальными.  Видимость  феноменальная,
поверхность ледового плато гладкая как  зеркало.  Мотор  стучал  ровно,  без
перебоев. Если бы не стужа,  беспрестанный  рев  и  вибрация  двигателя,  от
которой немело тело, то путешествие можно  было  бы  назвать  увеселительной
прогулкой.
   Деревянный кузов, установленный на шасси трактора, мешал мне наблюдать за
тем, что происходит сзади. Правда, каждые десять минут  Джекстроу  спрыгивал
на наст и бежал рядом с прицепом. За трактором,  в  кузове  которого  сидели
дрожащие от холода пассажиры (внизу находился топливный бак, а сзади - бочки
с горючим, поэтому камелек так и не разожгли), двигались сани, на которых мы
везли свое имущество:  120  галлонов  горючего,  продовольствие,  постельные
принадлежности и спальные мешки, палатки, связки  веревок,  топоры,  лопаты,
фляжки, кухонную утварь, тюленину для  собак,  четыре  дощатых  щита,  куски
брезента, паяльные лампы,  фонари,  медицинское  оборудование,  шары-пилоты,
фальшфейеры и кучу других предметов.
   Сначала я не решался брать  с  собой  шары-пилоты:  баллоны  с  водородом
весьма тяжелы. Однако они были  упакованы  вместе  с  палатками,  веревками,
топорами и лопатами и, самое главное, про них было известно, что, по крайней
мере однажды,  они  спасли  людей,  заблудившихся  во  время  вылазки  из-за
неисправности  компаса.  Несколько  шаров-пилотов,  запущенные   в   краткий
промежуток времени, когда светло, дали возможность персоналу базы обнаружить
пропавших и сообщить по радио их точный пеленг.
   К груженым саням были прицеплены порожние нарты, за которыми  на  привязи
бежали собаки. Один лишь Балто  был,  как  всегда,  без  поводка.  Всю  ночь
напролет он носился взад и вперед, то обгоняя  поезд,  то  мчась  сбоку,  то
отставая. Так эсминец охраняет  растянувшийся  в  темноте  конвой,  курсируя
вокруг своих подопечных. После того как последняя из собак,  пробегала  мимо
него, Джекстроу бежал вперед, догонял трактор и вновь  усаживался  рядом  со
мной. Подобно Балто, он был неутомим и не знал усталости.
   Первые двадцать миль прошли легко. Четыре месяца назад, двигаясь вверх со
стороны побережья, через каждые полмили  мы  укрепили  вехи  с  флажками.  В
лунную ночь нам не составило никакого труда обнаружить эти вехи. Выкрашенные
в ярко-оранжевый цвет флаги, привязанные к алюминиевым шестам,  воткнутым  в
снег, были видны издалека. Одновременно можно было разглядеть два,  а  то  и
три таких знака, на которых образовалась сверкающая  инеем  бахрома,  иногда
вдвое превышающая длину самих флагов. Всего  мы  насчитали  двадцать  восемь
флагов. С дюжину флагов отсутствовало. Затем начался крутой спуск, и  мы  не
обнаружили ни одной вехи; не то их вырвало ветром, не то занесло снегом.
   - Начинаются неприятности, Джекстроу, - уныло произнес  я.  -  Вот  когда
одному из нас придется дрогнуть, и здорово.
   - Не привыкать, доктор  Мейсон.  Начнем  с  меня.  -  Сняв  с  кронштейна
магнитный компас, он принялся разматывать  накрученный  на  катушку  кабель,
спрятанный под приборной доской. Затем спрыгнул с трактора, про