к как, ребята! Весь день тут  собираетесь  торчать?  А  ну,  живо
поднимайтесь!
   Нечего и пытаться описать чувства, охватившие меня в те  полторы  минуты,
которые нам с Джекстроу понадобились, чтобы очутиться наверху. Нам  даже  не
верилось, что мы спасены. Я испытал целую гамму чувств, начиная от надежды и
растерянности и кончая облегчением, а  затем  и  убежденностью  в  том,  что
Корадзини играет с нами в кошки-мышки. Даже очутившись в безопасности, я все
еще не знал, как расценивать то, что  произошло.  Но  радость  и  облегчение
заглушали все остальные чувства. Меня била крупная дрожь,  однако  Корадзини
не подал и виду, что заметил,  в  каком  я  состоянии.  Шагнув  ко  мне,  он
протянул "беретту" рукояткой вперед.
   - Не разбрасывайте повсюду свое оружие, док. Мне давно известно, куда  вы
его прячете. Но, думаю, ваша пушка оказалась весьма кстати.
   - Что вы имеете в виду?
   -  Черт  побери,  в  Глазго  меня  ждет  превосходная  работа  и   кресло
вице-президента компании, - резко ответил он. - И мне  не  хочется  упустить
возможность снова занять это кресло. - С этими словами он отвернулся.
   Хотел, видно, сказать, что мы обязаны ему жизнью. Как и я, Корадзини  был
уверен, что инцидент кем-то подстроен. Кем именно, догадаться нетрудно.
   Из-за сломанной руки Джекстроу хлопот у меня прибавилось. Однако, сняв  с
него парку, я заметил, что рука просто неестественно вывернута.
   Неудивительно, что мой друг решил, что это  перелом.  В  действительности
это был вывих локтевого сустава. Когда я вправлял ему  локоть,  он  даже  не
поморщился. А улыбка, появившаяся в  следующую  минуту  на  лице  Джекстроу,
красноречивее слов говорила о его чувствах.
   Я подошел к нартам, на которых сидела, дрожа от пережитого страха,  Елена
Флеминг. Миссис Дансби-Грегг и Маргарита Росс старались  как  могли  утешить
девушку. Мне пришла в голову недобрая мысль: очевидно,  миссис  Дансби-Грегг
впервые в жизни утешает кого-то. Но в следующее же мгновение  я  этой  мысли
устыдился.
   - Вы были на волосок от гибели, юная леди, - обратился я к  Елене.  -  Но
теперь все позади... Ничего больше не сломали? - Я  попытался  пошутить,  но
шутка вышла неуклюжей.
   - Нет, доктор Мейсон, - судорожно вздохнула  немка.  -  Не  знаю,  как  и
благодарить вас и мистера Нильсена...
   - И не надо, - отозвался я. - Кто вас столкнул?
   - Что? - испуганно уставилась она на меня.
   - То, что слышали, Елена. Кто это сделал?
   - Да, меня... меня толкнули, - произнесла она не очень уверенно. - Но это
получилось случайно. Я убеждена.
   - Кто? - продолжал я настаивать.
   - Я, - вмешался Солли Левин, нервно ломая пальцы. - Мисс  права,  док.  У
меня это получилось случайно. По-моему, я споткнулся. Кто-то наступил мне на
пятку.
   - Да неужто! - недоверчиво воскликнул я. - И кому это вдруг  понадобилось
наступать вам на пятку? - добавил я и пошагал прочь, провожаемый  удивленным
взглядом импресарио. Зейгеро загородил было мне дорогу, но я грубо оттолкнул
его, направляясь к трактору. Прижимая руку к разбитым губам, на санях  сидел
преподобный Смоллвуд. Рядом с ним стоял Корадзини.
   - Прошу прощения, ваше преподобие, - говорил он. - Честное слово, я очень
сожалею, что так получилось. Я и на мгновение не допускал мысли, что вы один
из преступников, но тогда я не мог рисковать. Надеюсь, вы понимаете,  мистер
Смоллвуд.
   Как истинный христианин, мистер Смоллвуд все понял и  простил.  Конца  их
диалога я не стал слушать. Надо было не теряя времени преодолеть перевал.
   Лучше всего до наступления темноты.  Я  знал,  что  надо  теперь  делать.
Причем как можно скорее. Но прежде всего следовало убраться подальше от этой
проклятой пропасти.
   Перевал мы преодолели без приключений. Очутившись  на  вершине  Нунатака,
где начинался длинный пологий склон, спускавшийся к голым скалам  побережья,
я остановил трактор. Дневной  полусвет  еще  не  успел  смениться  вечерними
сумерками. Обменявшись несколькими словами с Джекстроу,  я  велел  Маргарите
Росс подогреть к позднему обеду мясные консервы. И едва  я  уложил  в  кузов
полуживого Малера и Марию Легард, как она подошла ко мне.
   В ее карих глазах я увидел тревогу.
   - А где банки с консервами, доктор Мейсон? Я не нашла их.
   - Невероятно! Никуда они не могли запропаститься, Маргарита. - Я  впервые
назвал ее по имени. Хотя мысли мои были заняты другим, я  заметил  на  губах
девушки улыбку,  отчего  ее  измученное  лицо  тотчас  похорошело.  Пойдемте
посмотрим.
   Мы  проверили  еще  раз,  но  консервов  не  нашли.  Банки   с   тушенкой
действительно  исчезли.  Отчасти  нам  это  было  даже  на  руку.  Появилась
возможность,  которой  я  так   долго   ждал.   Стоявший   рядом   Джекстроу
вопросительно взглянул на меня. Я кивнул.
   - Следуй за ним, - проронил я.
   Приблизившись к пассажирам, сгрудившимся  у  задней  стенки  трактора,  я
встал так, чтобы можно было видеть  всех  сразу,  в  особенности  Зейгеро  и
Левина.
   - Вы слышали? - произнес я. - Исчезли последние банки с консервами. И  не
просто исчезли. Их украли. Пусть тот, кто это сделал, вернет их. Все равно я
узнаю правду.
   Наступила  тишина,  нарушаемая  лишь  скрипом  поводков,  которыми   были
привязаны ездовые собаки.  Никто  не  произносил  ни  слова,  опасаясь  даже
взглянуть на соседа. Молчание становилось  тягостным.  Щелкнул  затвор,  все
разом обернулись в сторону Джекстроу. Ствол его винтовки  был  направлен  на
голову Зейгеро.
   - Это не случайное совпадение, Зейгеро, - мрачно проговорил  я,  доставая
из кармана пистолет. - Винтовка  направлена  куда  следует.  Принесите  свой
саквояж.
   Он пристально взглянул на меня и выругался.
   - Принесите, - повторил я, тоже направляя на него "беретту".  -  Иначе  я
вас пристрелю, уж поверьте.
   Он поверил. Принес саквояж и швырнул его к моим ногам.
   - Откройте, - приказал я.
   - Но он заперт.
   - Отоприте.
   Тупо посмотрев на меня, боксер принялся шарить по карманам.
   - Не моту найти ключи.
   - Я так и полагал. Джекстроу... - начал было я, но тотчас передумал: имея
дело  с  таким  матерым  преступником,   одного   ствола,   пожалуй,   будет
недостаточно. Оглядев собравшихся, я принял другое решение:
   - Мистер Смоллвуд, может, сделаете одолжение...
   - Нет, нет, - поспешно ответил тот, все еще прижимая к губам платок.
   Затем, криво усмехнувшись, добавил извиняющимся тоном:
   - Я прежде и не подозревал, насколько я мирный человек. Возможно,  мистер
Корадзини...
   Я посмотрел на предпринимателя, тот равнодушно пожал  плечами.  Я  понял,
почему он не проявляет особого рвения. Он, видно,  знал,  что  до  недавнего
времени я более остальных подозревал его, и из деликатности не желал  теперь
выслуживаться. Но деликатничать было  не  время.  Я  мотнул  головой,  и  он
направился к Зейгеро.
   Он тщательно обыскал  подозреваемого,  но  ничего  не  обнаружил.  Минуту
спустя отступил и, посмотрев на меня, перевел  взгляд  на  Солли  Левина.  Я
согласно кивнул, и Корадзини тотчас начал обыск. Через  несколько  секунд  в
руках его оказалась связка ключей.
   - Все это подстроено! - взвизгнул Левин.  -  Мне  их  подсунули.  Сам  же
Корадзини и подсунул!.. Не было у меня ключей!..
   - Молчать! - презрительно оборвал я его. - Ключи ваши, Зейгеро?
   Тот едва кивнул, но не проронил ни слова.
   - Превосходно, Корадзини, - произнес я. - Посмотрим, что там у нас.
   Второй же ключ подошел к замку кожаного саквояжа. Сунув руку под  одежду,
лежавшую сверху, Корадзини достал со дна три банки с мясной тушенкой.
   - Благодарю, - сказал я. - Неприкосновенный запас нашего друга,  готового
удрать. Вот где наш обед, мисс Росс. Признайтесь, Зейгеро, разве я не вправе
пристрелить вас на месте?
   - С тех пор как мы с вами познакомились, вы  совершаете  одну  ошибку  за
другой. Но эта ошибка, приятель, будет самой большой.  Неужели  я  похож  на
дурака, способного так подставить себя? Неужели  бы  я  так  бездарно  выдал
себя?
   - Очевидно, вы рассчитывали, что я стану рассуждать  именно  так,  устало
проговорил я. -  Но  я  кое-чему  научился.  Сделайте  еще  одно  одолжение,
Корадзини. Свяжите им ноги.
   - Что это вы собираетесь делать? - сердито спросил боксер.
   - Не волнуйтесь. Хлеб у палача я отбирать не стану. Вы с Левином  поедете
на санях. Со связанными ногами и под конвоем... В чем дело, мисс Легард?
   - Вы уверены  в  своей  правоте,  Питер?  -  произнесла  она  впервые  за
несколько часов. Видно было, что даже эти несколько слов утомили  ее.  -  Он
совсем не похож на убийцу. - Судя по голосу, старая дама  испытывала  те  же
чувства,  что  и   полдюжины   оцепеневших   пассажиров,   недоброжелательно
смотревших на меня: Зейгеро успел всех расположить к себе.
   - Ну а кто из присутствующих похож на убийцу? - спросил я. - Да  матерого
преступника ни за что не узнаешь по внешнему виду.  -  И  я  выложил  старой
актрисе и остальным своим спутникам все, что знал и о чем  догадывался.  Все
были потрясены услышанным. Особенно тем, что в бензин подсыпан сахар  и  что
Хиллкрест одно время был совсем рядом. Когда же я закончил свой рассказ,  то
понял, что присутствующие так же убеждены в виновности Зейгеро, как и я.
   Через два часа, спустившись вниз по склону, я остановил трактор и  достал
радиоаппаратуру. Полагая, что  мы  находимся  менее  чем  в  сотне  миль  от
побережья, я целых полчаса пытался связаться с базой в Уплавнике. Но тщетно.
   Да я и не рассчитывал на успех: на базе был всего один радист. Не мог  же
он дежурить круглосуточно. Да и  звуковой  сигнал  был  настроен  на  другую
частоту.
   Ровно в четыре я вышел на связь с Хиллкрестом. На  этот  раз  я  даже  не
позаботился о том, чтобы унести рацию в сторону.  Переговоры  с  Хиллкрестом
вел, прислонясь к кузову трактора, так что каждое слово - мое и  собеседника
- слышали все. Но теперь это не имело никакого значения.
   Разумеется, первым делом я сообщил ему о том, что обнаружил преступников.
Но говорил я об этом скорее уныло,  чем  радостно.  А  все  потому,  что  за
последние несколько дней я страшно измотался и к тому же сознавал,  что  еще
не все позади. Но более всего меня заботили жизнь и здоровье Марии Легард  и
Малера. Странное дело, я не радовался успеху  и  потому,  что  привязался  к
Зейгеро. Поэтому,  поняв  истинную  сущность  преступника,  был  потрясен  в
большей степени, чем мог себе в этом признаться.
   Правда, Хиллкрест отреагировал на мое  сообщение  так,  как  и  следовало
ожидать. Когда же я поинтересовался их  успехами,  приятель  мой  сник.  Они
почти не продвинулись. Ни списка пассажиров, ни сведений о грузе авиалайнера
- самого главного - они тоже  не  получили.  На  борту  авианосца  "Трайтон"
инсулин  имеется,  его  по  воздуху  доставят  в   Уплавник.   По   полынье,
образовавшейся во льдах, держа курс на Уплавник, движется десантный корабль,
который должен завтра прибыть на базу. На борту его  вездеход.  Сразу  после
выгрузки он направится навстречу нам. Нас искали  два  самолета,  оснащенные
лыжами, и два разведчика. Но обнаружить не смогли. Очевидно, в это время  мы
шли через перевал... Хиллкрест продолжал  рассказывать,  но  я  его  уже  не
слушал. В  сознании  моем  всплыл  факт,  который  мне  давно  бы  следовало
вспомнить.
   - Подожди минуту, - оборвал я приятеля. - Я вспомнил кое-что.
   Забравшись в кузов вездехода, я потряс Малера за  плечо.  К  счастью,  он
просто дремал. Еще часа два назад я решил, что ему вот-вот конец.
   - Мистер Малер, - торопливо начал  я;  -  Вы  говорили,  что  работали  в
нефтяной компании?
   - Совершенно верно, - удивленно произнес старик. - Компания "Сокони Мобил
Ойл" в штате Ныо-Джерси.
   - В качестве кого? - Существует уйма должностей, до которых сейчас мне не
было никакого дела.
   - В качестве химика-исследователя. А что произошло?
   Облегченно вздохнув, я объяснил. Рассказав о бедах Хиллкреста  и  о  том,
как он пытается выйти из положения, я спросил у старика, что  он  думает  по
этому поводу.
   - То, чем он занимается, похоже  на  самоубийство,  -  угрюмо  проговорил
Малер. - Он что, хочет взлететь на воздух? А это случится,  стоит  появиться
хоть ничтожной течи в  бочке,  которую  он  пытается  нагреть.  Кроме  того,
температура испарения бензина имеет широкий диапазон. От 30ё по  Цельсию  до
температуры, вдвое превышающей температуру кипения воды. Он может  стараться
целый день и выпарит бензину на одну зажигалку.
   - В том-то и беда, - согласился я. - А какой же выход?
   - Выход один - промывка. Какая емкость ваших бочек?
   - Десять галлонов.
   - Пусть он отольет пару галлонов и нальет в  бочку  столько  же  галлонов
воды. Ее надо хорошенько перемешать.  Оставить  на  десять  минут,  а  затем
верхние семь литров слить. Он получит практически чистый бензин.
   - Как просто! - поразился я, вспомнив о мучениях Хиллкреста,  добывавшего
бензин в час по чайной ложке. - Вы уверены,  что  у  них  что-то  получится,
мистер Малер?
   - Должно получиться, - заверил меня старик.  Даже  столь  краткий  диалог
совершенно обессилил больного, голос его превратился в хриплый шепот.  Сахар
растворяется не в бензине, а в том небольшом количестве воды, которое всегда
в нем находится. При этом образуется взвесь. Если воды много, она  опустится
на дно вместе с сахаром.
   - Будь моя воля, я бы присудил  вам  Нобелевскую  премию,  мистер  Малер,
произнес я, вставая. - Если у вас  появятся  еще  какие-нибудь  идеи,  дайте
знать.
   - Могу дать еще один совет, - старик с  трудом  улыбнулся  и,  ловя  ртом
воздух, добавил:
   -  На  то,  чтобы  получить  нужное  количество  бензина,  вашему   другу
понадобится  много  времени.  -  Кивнув  в  сторону  тракторных  саней,   он
проговорил:
   - У нас много лишнего бензина. Почему бы вам не оставить несколько  бочек
для капитана Хиллкреста? Кстати, почему вы не  сделали  это  вчера  вечером,
когда узнали о том, что с ним случилось?
   Я долго смотрел на старика, потом с усилием повернулся к двери.
   - Сейчас я вам отвечу, мистер Малер, - раздельно произнес я. - Потому что
таких дураков, как я, свет не видывал.
   Выбравшись из кузова, я сообщил Хиллкресту, какой я болван.

Глава 10

ЧЕТВЕРГ

С ЧЕТЫРЕХ ЧАСОВ ПОПОЛУДНИ ДО ШЕСТИ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ПЯТНИЦЫ

   Мы двигались весь вечер и ночь. За рулем  "Ситроена"  мы  с  Джекстроу  и
Корадзини сидели по очереди. В работе двигателя появились сбои, звук выхлопа
становился все более странным, с каждым разом все труднее включалась  вторая
передача. Но я не мог, не смел останавливаться. От скорости  зависела  жизнь
человека.
   В начале десятого вечера Малер впал в коллапс, который стал переходить  в
коматозное состояние. Видит Бог, я сделал все, что в моих  силах,  но  этого
было недостаточно. Ему нужна была теплая постель, обильное питье,  средства,
стимулирующие  жизнедеятельность,  глюкоза  орально  или   внутривенно.   Ни
стимулирующих средств, ни теплой постели не было, а узкая,  жесткая  кровать
не могла заменить ее. Все труднее было получить воду, чтобы  утолить  жажду,
мучившую Малера; возможности сделать ему внутривенную инъекцию я не имел. На
старика жалко было смотреть, мучительно слушать  его  затрудненное,  хриплое
дыхание - предвестник диабетической  комы.  Если  не  достанем  своевременно
инсулин, то самое позднее через три дня больной умрет.
   Мария Легард тоже таяла на глазах. Старая актриса теряла  силы  с  каждым
часом. Почти все время она спала тревожным, беспокойным сном. Мне, видевшему
артистку на сцене и восхищавшемуся ее удивительным жизнелюбием, не  хотелось
верить, что  она  сдастся  так  легко..  Но  жизнелюбие  это  было  попросту
проявлением ее нервной энергии. Физических же  сил,  необходимых  для  того,
чтобы справиться с нынешней ситуацией, у нее почти не осталось.  Приходилось
то и дело напоминать себе, что передо мною женщина далеко не молодая. В этом
я убеждался, видя ее измученное, изрезанное морщинами лицо.
   Если меня заботили пациенты, то моего друга Джекстроу беспокоила  погода.
Вот уже несколько  часов  столбик  термометра  поднимался.  С  каждым  часом
усиливаясь, завывал ветер, совсем было стихший за последние два дня.
   Небо обложило темными тучами, из которых шел обильный снег.  Сразу  после
полуночи скорость ветра превышала пятнадцать узлов,  вихрь  взметал  секущую
поземку.
   Я знал, чего  опасается  Джекстроу,  хотя  самому  подобное  явление  мне
наблюдать не приходилось. О катабатических ветрах Гренландии, которые сродни
грозным  "вилливау",  возникающим  на  Аляске,  мне   известно   было   лишь
понаслышке.  Когда  скопившиеся  в  центре  плато  большие   массы   воздуха
охлаждаются  под  воздействием  чрезвычайно  низких  температур,   как   это
происходило в продолжение двух последних  суток,  то  возникает  градиентный
ветер. Увлекаемые им воздушные массы,  словно  гигантский  водопад  -  иного
определения не подобрать, - устремляются вниз по склону. Развивая вследствие
их большого веса  значительную  скорость,  эти  воздушные  массы  постепенно
нагреваются за счет сил трения и  сжатия.  Скорость  такого  гравитационного
ветра может стать ураганной. На пути его не способна уцелеть ни  одна  живая
душа.
   Судя по всем признакам, условия  для  возникновения  гравитационной  бури
были  налицо.  Недавние  сильные  холода,   усилившийся   ветер,   повышение
температуры,  изменившееся  направление  движения  воздушных  масс,  плотная
облачность - все, по словам Джекстроу, свидетельствовало об  этом.  Не  было
случая, чтобы он ошибался, когда речь шла о прогнозе погоды, поэтому у  меня
были все основания полагать, что он не ошибется  и  на  этот  раз.  Если  же
Джекстроу  нервничал,  то   даже   самому   большому   оптимисту   следовало
встревожиться в наших обстоятельствах. Ну, а обо мне и говорить нечего.
   Двигались мы на полной скорости, да еще и под уклон. Мы успели  повернуть
и шли точно на зюйд-вест в  сторону  Уплавиика.  К  четырем  утра,  по  моим
расчетам, мы были всего в шестидесяти милях от базы. Но  тут  нас  поджидали
заструги.
   Заструги - наметенные ветром снежные гряды - сущий бич для  тракторов,  в
особенности старой конструкции, вроде нашего "Ситроена". Эти снежные  наносы
похожи на волны, какими их изображают на гравюрах восемнадцатого века.
   Верхушки их твердые, а подошвы мягкие. Чтобы преодолеть  их,  приходилось
двигаться по-черепашьи медленно. И все равно трактор  и  прицепленные  сзади
сани раскачивались, словно суда  в  штормовую  погоду.  Лучи,  отбрасываемые
фарами, то светили в темнеющее небо, то упирались в передние заструги. Порой
перед нами расстилались ровные участки. Но впечатление было обманчиво.
   Двигаться по свежевыпавшему или принесенному ветром с  плато  снегу  было
неимоверно трудно.
   В самом начале девятого часа утра Джекстроу остановил машину.
   Непрестанный рев огромного двигателя умолк, но его тотчас  сменил  жуткий
вой и стон ветра. На нас надвигалась стена льда и снега. Джекстроу подставил
ей борт вездехода.  Выпрыгнув  из  кузова,  я  принялся  сооружать  нехитрое
укрытие.
   Это был треугольный кусок плотного брезента, вертикальный  край  которого
был прикреплен к крыше кабины и треку. Натянув брезент, вершину треугольника
я привязал к крюку, вбитому в ледник. Во время еды внутри кузова  всем  было
не  разместиться.  Кроме  того,  необходимо   было   где-то   укрываться   с
радиоаппаратурой: в восемь утра предстоял  сеанс  связи  с  Хиллкрестом.  Но
главное, хотелось как-то облегчить участь Зейгеро и  Левина.  Всю  ночь  они
ехали на тракторных санях, охраняемые Джекстроу или мною, и хотя температура
составляла всего несколько градусов ниже нуля, да и закутаны оба были тепло,
арестованным, похоже, крепко досталось.
   Нас уже ждал скудный завтрак, но мне было не до еды. Почти трое  суток  я
не смыкал глаз и, кажется, уже начинал забывать, что такое  сон.  Измученный
ф