находится в каждом из  нас, и наша жизнь и смерть
имеют  смысл. Затем переживание сузилось и приобрело более  личный характер.
Смерть  была предметом моего путешествия. Я пережила несколько сцен похорон,
происходящих в пышно разукрашенном или обычном  церковном окружении,  иногда
на  кладбище,  иногда внутри церковного здания, где пел многоголосный хор. В
течение  нескольких  часов  я  часто  плакала.  Я также  задавала  множество
вопросов и отвечала на них.  Вопросы, однако, сводились к  вечным "проклятым
вопросам", и все начинало казаться странным.  Вначале  я помнила свою мысль:
"Все, что уродливо, на самом  деле -- прекрасно". С течением времени  другие
противоположности  приходили  мне на ум: добро  и зло,  победа  и поражение,
мудрость и невежество, жизнь и смерть.
     Мне кажется, я  вновь пережила детство,  но  не  какие-то  определенные
моменты, а просто чувствовала его тон,  и  довольно грустный. Во  многом это
относилось к очень ранним переживаниям разочарований и лишений, недоедания и
голода.  В  мозгу вспыхнула мысль о  возможно существующей связи между этими
переживаниями и язвой желудка, переродившейся  в рак.  Мне помнится ощущение
пребывания  на  улице  под  дождем, кажется, в  течение  долгого времени.  Я
вспоминаю, как  администратор прогнал  меня и братьев с какого-то не то шоу,
не то циркового представления, и грустные, мы шли не  очень-то понимая куда.
Скрытый намек на мое нынешнее состояние очевиден:  отторжение от дальнейшего
участия в зрелище жизни  и  предстояние  лицом  к  лицу с  неопределенностью
смерти.
     В  течение,  как мне  казалось,  долгого  времени  я воспринимала  свою
нынешнюю семью и, как бы  готовила  всех  к  моей смерти. Там была сцена,  в
которой  я,  наконец,  после  долгой  самоподготовки,  все  им  сказала.   В
последовательно  сменяющемся  ряду эпизодов я попрощалась с  детьми,  мужем,
отцом, другими родственниками, а также с друзьями и знакомыми. Я проделывала
все  строго  индивидуально,  учитывая личность  и  степень чувствитель-ности
каждого. Полились слезы,  но затем пришло тепло и утешение. В заключение все
собрались вокруг меня, чтобы заботиться обо мне. Помню,  как они расставляли
горячую и вкусную еду. Затем я провела некоторое время, прощаясь со всеми по
очереди и


     понимая, что  среди  них  были  внимательные люди,  которые  собирались
позаботиться  об  остающихся.  Попрощавшись  с  ними, я  почувствовала,  что
какая-то часть меня будет продолжать жить в них.
     Перед  концом путешествия была,  доставившая мне большое  удовольствие,
радостная  и теплая  сцена, которую я  лишь наблюдала. Там  были  взрослые и
дети, возившиеся на улице в снегу. Я чувствовала, что это происходило где-то
далеко на севере. Все  были закутаны в теплые одежды и разгорячены, несмотря
на холод и снег. Взрослые  радовались детям и заботились о них. Звучал смех,
шла  игра и  общая  атмосфера была веселой  и дружелюбной.  Затем,  помню, я
увидела целый ряд ботинок и поняла, что детские ноги обуты, им тепло.
     Вечером после сеанса  я чувствовала себя в определенном  смысле хорошо:
была рада видеть Дика и охотно говорила с ним, но всю остальную часть вечера
я рыдала. Я понимала, что трезво  видела себя  и  свое положение, что теперь
лучше  с ним справлюсь,  но все же мне  было очень  грустно. Я также ощущала
некую   незавершенность.  Мне  казалось,   что,   возможно,   я   могла   бы
пропутешествовать еще несколько  часов, и тогда,  быть может,  перешла бы от
горечи к радости".
     Второй сеанс оказался очень благотворным  для Джоанны. Она  примирилась
со  своим  положением и решила провести оставшиеся  дни в  духовном  поиске.
После отдыха  вместе с семьей на западном побережье, она решила распрощаться
с  мужем и  детьми. Джоанна считала, что  эта  разлука  спасет их от тяжелой
необходимости  видеть   прогрессирующее   ухудшение  состояния   и  позволит
запомнить  ее полной сил и энергии. В Калифорнии Джоанна находилась в тесном
контакте с отцом, который сам интересовался духовным развитием: он ввел ее в
группу, изучающую веданту.
     Летом Джоанна  захотела пройти еще одно ЛСД-переживание.  Она  написала
нам,  спрашивая о  возможности  организации третьего сеанса в Калифорнии. Мы
рекомендовали  доктора Сиднея Коэна,  обладавшего обширным опытом в  области
психодели-ческой терапии больных раковыми заболеваниями. Ниже  следует отчет
Джоанны  о третьем сеансе ЛСД, проведенном под  наблюдением д-ра Коэна. Доза
была 400 микрограммов.


     Третий сеанс ЛСД-mepanuu
     "Моей первой реакцией после начала действия препарата было ощущение все
большего и большего  холода. Казалось, как  ни  укрывайся, ничто  не ослабит
этот  пронизывающий  до  самых костей  колкий,  неослабевающий холод.  Позже
трудно было поверить, что на меня пришлось навалить такую гору теплых одеял,
так как в то время казалось: ничто не в состоянии осилить холод. Я попросила
горячего чаю, который посасывала через соломинку.
     Затем  в какой-то  момент я  погрузилась в очень яркое переживание, все
еще продолжая держать чашку с горячим чаем. Чашка превратилась во Вселенную,
и  все было  абсолютно четким  и  реальным. Зеленовато-коричневый  цвет  чая
растворился в  закручивающемся  водовороте.  Не  осталось никаких  вопросов.
Жизнь, смерть,  смысл -- все было здесь. Я всегда  была здесь, все  мы  были
здесь. Все было единым. Страх не существовал. Смерть, жизнь -- все одно и то
же.  Свивающаяся кольцеобразность всего. Главное сильное желание --  постичь
мир, находящийся во всем. В  слезе, скользящей по моей щеке, в чашке  --  во
всем! Что  за гармония,  -- думала  я,  -- таится за видимым хаосом.  Мне не
хотелось потерять видение, и  я мечтала разделить со всеми это знание. Тогда
не  сможет  больше существовать разлад. Я  чувствовала, что д-р Коэн сознает
это вместе со мной. Затем вошел отец, и  я попыталась поделиться с  ним, чем
могла  из  только  что  испытанного  яркого переживания,  стараясь  выразить
невыразимое. Что не существует страха и нечего бояться. Мы всегда  находимся
там,  куда  направляемся. Достаточно  просто быть.  Нет  нужды беспокоиться,
задавать  вопросы,  искать причины. Просто -- быть. Я сказала ему о важности
всех нас для поддержания движения в повседневном мире.
     Я  выпила горячий  бульон  и  чай,  стремясь к питанию  и  теплу. После
перерыва вновь ушла в себя. На этот раз воспринимала унылые и грустные сцены
из очень раннего  периода жизни, с  которыми уже была  знакома по предыдущим
сеансам. Картины приняли  форму маленьких скелетоподобных существ, парящих в
пустоте,  ищущих, но не находящих  пищи. Пустота -- но не  свершение.  Тощие
птицы  в  поисках  еды  в пустом гнезде.  Какое-то  ощущение себя и  братьев
одинокими, ищущими и не имеющими куда приткнуться.


     В  какой-то момент я  погрузилась  в грусть. Грусть как основную  тему,
тянущуюся  из  раннего детства через  всю мою жизнь. Я  осознала нарастающее
усилие скрыть  ее, проявить то,  что людям, видимо, хотелось  видеть  во мне
("улыбайся", "выгляди живой", "перестань грезить").
     Позднее, в ходе этого же сеанса, у меня возникло чувство, что некоторые
избраны ощущать печаль, присущую миру. Если я одна из них, что ж, прекрасно.
Я думала  о  всех  детях,  тянущихся  к  матерям,  которых  нет.  Думала  об
остановках Христа на крестном пути и  почувствовала Его страдания или,  быть
может, ту печаль, которую Ему пришлось испытать. Я поняла, что  карма других
людей -- ощущать довольство, или силу, или красоту -- что  угодно. Почему бы
радостно не принять печаль?
     В другой  момент я лежала  на  подушках,  на  мне было  много шерстяных
кашне, и  было тепло, уютно.  Я хотела  быть рожденной не как  личность,  а,
может,  как  радуга, яркая,  красная, желтая,  мягкая, прекрасная... Днем  в
какой-то момент  я  почувствовала центральное  положение своего желудка. Мне
явилось  множество  картин,  где  люди наслаждались  едой,  вспомнилась  моя
предшествующая тяга к чаю и бульону,  и всегда,  всегда что-то  поступает ко
мне  в  желудок...  Я поняла, что  сознаю это в  своей  повседневной  жизни,
постоянно  стремясь как бы  получить  грудь,  то есть  заменяющую ее  ложку,
соломинку, сигарету. И никогда не считаю, что полученного достаточно.
     Я осознала, что  вновь  стала ребенком:  зависимым, но зато  обладающим
матерью (второй женой отца), заботящейся обо мне, которой хочется и нравится
заботиться  обо  мне.  Мне доставляло  удовольствие получать то, чего я была
лишена  в детстве. Я переживала  мгновенья  радости  от  запаха  и  ощущенья
плодов: прекрасного манго, груши, персика, винограда. Глядя на них, я видела
движение   клеток.  Гораздо   позже   начала   наслаждаться  бутоном   розы:
бархатистым, благоухающим и прекрасным.
     К  концу  дня  я  неожиданно поняла,  что нашла  способ  узаконить свою
вековечную  грусть: для этого просто нужно стать  смертельно больной. Ирония
заключалась в том,  что  я  обрадовалась  и  ощутила  облегчение  от  такого
открытия.  Мне хотелось проникнуть в источник моей  грусти. Я видела, что  с
самого начала матери нечего было дать мне;  что на  деле  она ждала, чтобы я
дала что-то ей.  У меня действительно было больше чего дать ей, чем у нее --
мне, но я ощутила это, как тяжкую ношу.


     Я долго  беседовала  с отцом о печали,  не понимая, что плохого в ней и
почему она так нелюбима людьми. Я  писала ему, как много растратила энергии,
притворяясь довольной и счастливой  или улыбаясь. Я говорила о красе печали:
сладкая печаль, печальная  сладость. О разрешении -- и себе, и другим - быть
печальными,  когда та  приходит.  Печаль,  возможно, не так  популярна,  как
радость,  непосредственность или веселье. Играя в них, я растратила огромную
энергию. Теперь же  я --  просто есть:  не  есть то или это, но просто есть.
Иногда это грустно,  часто покойно, иногда чувствуешь гнев или  раздражение,
иногда - большое тепло и радость. Я теперь не грущу о том,  что мне придется
умереть. У меня гораздо больше приятных ощущений,  нежели когда-либо раньше.
Все тягостные надобности быть кем-то другим сняты. Я чувствую себя свободной
от  фальши   и   притворства.  Мою  жизнь  пронизывают  различные   духовные
переживания".
     Член  нашей  группы, посетивший Джоанну в  Калифорнии незадолго  до  ее
смерти,  привез  волнующее описание ее повседневной  жизни в оставшиеся дни.
Она  сохраняла интерес к духовному поиску и проводила несколько часов в день
в  медитации.  Несмотря  на быстро ухудшающееся  физическое  состояние, она,
по-видимому, пребывала в душевном  равновесии  и хорошем расположении  духа.
Весьма  примечательной была ее решимость не упустить ни малейшей возможности
полноценно  воспринимать  мир  до  тех   пор,  пока  это  возможно.  Джоанна
настаивала, чтобы ей подавали ту же еду, что и другим, хотя  к этому времени
проходимость желудка  была  полностью  блокирована,  и она не  могла  ничего
глотать. Джоанна медленно жевала еду,  смаковала  ее,  а  затем сплевывала в
ведро. В  последний  вечер  жизни  она была полностью поглощена  созерцанием
заходящего  солнца.  "Какой великолепный  закат", --  были  последние  перед
уходом в спальню слова. Той ночью она тихо скончалась во сне.
     После  смерти  Джоанны  ее  родные  и  близкие,  живущие  на  восточном
побережье, получили  приглашение присутствовать  на  поминках;  приглашения,
которые она еще при жизни написала каждому  лично. Когда в назначенное время
все  собрались, то были  поражены, услышав обращенный к  ним с магнитофонной
ленты  голос  Джоанны.  Это  было  нечто больше, чем  необычное и  волнующее
прощание.  Как рассказывают участники, содержание и тон речи  оказали мощное
умиротворяющее действие на тех, кто с чувством глубокого горя пришел сюда.




6. ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ ПРОЦЕССА СМЕРТИ



     Начиная работать с умирающими  от рака пациентами,  в простоте душевной
мы  полагали, что,  в отличие от  случаев с  душевнобольными,  нам  придется
вводить  ЛСД, в  основном, относительно "нормальным"  людям,  страдающим  от
тяжелой болезни и с  развитой, понятной и полностью  мотивированной реакцией
на создавшееся положение. Эта  иллюзия  быстро рассеялась, так как многие из
больных   продемонстрировали  широкий  диапазон  серьезных   психологических
затруднений  и  эмоциональных  проблем,   предшествовавших  возникновению  и
диагностированию  их  заболевания.  Как  оказалось,  в   нескольких  случаях
характер  этих   проблем   был  таков,   что  почти  предполагал  патогенную
зависимость.  В  целом  же  число  депрессивных состояний, ярко  выраженного
негативного  отношения   к   жизни   и   саморазрушительных  и  суицидальных
наклонностей у данных пациентов нам представляется более высоким,  чем можно
было ожидать,  исходя из  того,  что  они  представляют среднестатистическую
выборку  населения.  Хотя  приведенное  выше  мнение  базируется  только  на
впечатлениях  от   лечебной   работы   и  не  подвергалось  исследованию   в
контролируемых  условиях  на  основе  принципа  систематичности, мы  явились
свидетелями поразительно  частых случаев,  когда больной постоянно испытывал
острое чувство вины, ненависть к самому себе и стремление к самонаказанию за
годы или десятилетия до проявления клинической  картины рака. Нередко в ходе
сеансов  ЛСД-терапии  эти  пациенты  видели  прямую  связь  между  подобными
тенденциями в себе и возникновением злокачественной опухоли. Менее часто, но
и нередко проявлялась склонность  истолковывать уже существующую болезнь как
наказание.  Наблюдалось  также большое число людей, страдавших  в детстве от
эмоциональных или физических лишений. Иногда в ранние годы эти


     люди  прямо  подвергались  жестокому  физическому  обращению.  Одним из
постоянно  возникающих  у них  в  ходе  сеансов ЛСД-терапии  состояний  было
изживание  остро болезненных эпизодов, связанных с  тревогой,  одиночеством,
голодом   и   жестоким  обращением.  Иногда   умирающие   воспринимали   эту
заброшенность в детстве как возможную причину своего заболевания.
     Мы часто отмечали, что область, в первую очередь пораженная раком, была
объектом повышенного внимания  пациента  в  течение многих лет  до  развития
опухоли. Иногда  нам удавалось  проследить  существование, начиная с детства
или даже  раннего младенчества, разнообразной психосоматической симптоматики
в органе,  позже подвергшемся раковому заболеванию. В  ходе подготовительной
работы   или  психоделической  терапии   мы  выявили   существование  важных
психотравмирующих  обстоятельств,  связанных   с  такими  областями  тела  у
значительного  числа  больных. Некоторые из них указывали,  что  место,  где
находилась злокачественная  опухоль, всегда являлось самым слабым и уязвимым
звеном  в  системе  психосоматических  процессов,  а  также,  что орган  или
область,  пораженные  раком,  специфически  реагировали  на различного  рода
эмоциональные стрессы  в их жизни. Так, нередко обнаруживалось, что у женщин
развитию   злокачественного   новообразования   в   области,   связанной   с
гинекологией,  предшествовали   острая  психотравматизация  и  конфликты  на
сексуальной почве. Подобным же образом выраженная психопатология, включающая  в  тему бреда область  рта, прием пищи, пищеварение и  т.д.,  в
нескольких случаях предшествовала возникновению рака желудка. В одном случае
промежуточной  фазой  между  гастритом,   возникшим  на  нервной   почве,  и
появлением  карциномы  стала  язва желудка.  Мы также сталкивались с фактами
продолжительных нарушений в сфере гастроэнтерологии, предшествующих развитию
рака поджелудочной железы, и со случаями, когда серьезные  и продолжительные
расстройства  в   анальной   области  были  предвестниками  злокачественного
перерождения в толстой кишке. Хотя эти наблюдения не  систематизированы и не
подкреплены солидными статистическими выкладками, они  -  в ходе  проведения
глубинной  психологической  работы с  пациентами  в  рамках  психотерапии  с
применением ЛСД  -- показались нам настолько  поразительными,  что в будущем
требуют проведения более систематического исследования.

     _____________________________
     * В  этой связи уместно упомянуть статью Карла  и Стефании Саймонтон, в
которой они обозревают медицинскую литературу, касающуюся различных аспектов
взаимоотношений эмоциональных факторов и злокачественных  заболеваний. По их
данным, более  чем  в  двухстах проанализированных  работах  выражено  общее
согласие  с тем, что между этими двумя явлениями  есть связь. Вопрос,  таким
образом, заключается не в том, существует ли она, а в выяснении ее степени и
практического   смысла.  Личностные   данные   людей,   страдающих  раковыми
заболеваниями, и наиболее вероятные факторы предрасположенности к ним авторы
упомянутой статьи сводят к следующим: 1) выраженная склонность таить обиду и
заметная неспособность к прощению; 2) тенденция к  самосожалению;  3) слабая
способность к развитию и поддержанию долгих и  значимых отношений; 4) крайне
низкая  самооценка.  Саймонтоны предполагают,  что, возможно,  в основе всех
перечисленных  характеристик  лежит общая  единая  матрица, проявляющаяся  в
течение  всей  жизни:  фундаментальное  отрицание.  Согласно их  данным, эта
матрица максимально проявляется из-за утраты горячо любимого объекта за 6-18
месяцев до диагностирования  заболевания. люди прямо подвергались  жестокому
физическому  обращению. Одним  из постоянно возникающих у них в ходе сеансов
ЛСД-терапии состояний было изживание остро болезненных эпизодов, связанных с
тревогой,  одиночеством,  голодом  и жестоким  обращением.  Иногда умирающие
воспринимали  эту  заброшенность в  детстве  как  возможную  причину  своего
заболевания.


     Что  же касается собственно сеанса психоделической терапии, то, судя по
всему, многие из умирающих от рака обладали мощной психологической защитой и
испытывали  значительные трудности с  принятием переживания и  пребыванием в
нем.  Такие пациенты часто не проявляли желания  глубоко  заглянуть  в  свое
подсознание и, как правило, могли снять психологическое сопротивление в ходе
сеансов  лишь  в  случае  установления  хорошего  лечебного  контакта.  Хотя
проблема  капитуляции  перед   переживанием  вставала  весьма  часто,  были,
конечно, и заметные исключения.
     Характер психоделических  сеансов у  умирающих от  раковых  заболеваний
принципиально не  отличался от того,  что мы наблюдали, работая с различными
категориями  душевнобольных,  типа   страдающих   неврозами,   алкоголизмом,
наркоманией,  либо от того, что  происходило  с "нормальными" добровольцами,
проходившими через данные сеансы  с целью  обучения. Переживания умирающих и
лиц  иных  категорий  простирались в  широком  диапазоне  от  абстрактных  и
эстетических  эпизодов,  повторного переживания травматических  и позитивных
воспоминаний  детства,  а также эпизодов  смерти и возрождения  до глубинных
архетипических  и  трансцендентных  форм  сознания.  Несмотря  на   подобное
сходство,   сеансы   больных   раком    все   же   обладали   специфическими
характеристиками, отличавшими их от переживаний людей, относящихся  к другим
группам.


     Как этого  и  можно  было  ожидать,  у первых  в целом  чаще  возникала
неприятная соматическая симптоматика,  и  они  больше других  были озабочены
своим   физическим   существованием.   Различного   рода   психосоматические
проявления  типа тошноты,  рвоты,  тремора,  нарушения  сердечного  ритма  и
затруднении с дыханием характерны для психоделической терапии, независимо от
того,  кто  подвергается  ей.  Особенно часто они возникают  в  самом начале
действия препарата  и  в моменты  пиковых переживаний. Появление интенсивной
физической  симптоматики  может  указать на  выход глубоко  личной  и важной
информации  из  подсознания и, как правило,  соответствует попыткам человека
прорваться  сквозь  привычное сопрот