новился податливым, как воск. Она дотронулась до его головы, в глазах
появилась тревога. На сей раз Джек не смог удержаться: он заключил ее  в
свои объятия и крепко поцеловал.

***

   Джоан стояла, прижавшись к Джеку. Ими по-прежнему владела страсть,  и
этого нельзя было отрицать. Неожиданно она пожалела, что им надо идти на
вечер. Она  хотела,  чтобы  он  обнимал  ее,  хотела  принадлежать  ему.
Интересно, догадывался ли он, как на нее действовали его поцелуи?
   Голова Джоан покоилась на его плече, и она с  наслаждением  лежала  в
его объятиях, чувствуя себя в полной безопасности. Наконец, они покинули
яхту  и  прошли  в  конец  пирса,  где   одиноко   стояло   единственное
транспортное средства - мотоцикл.
   Джоан в растерянности посмотрела на свое платье от Сен-Лорана,  потом
на Джека.
   - Я думала, ты возьмешь машину.
   - Извини, дорогая, я упустил это из виду.  Джоан  покорно  вздохнула,
смирившись с судьбой. Джек был неисправим.
   - Ладно.
   Джек сел на мотоцикл.
   - Это как машина, только места меньше. Джоан не так представляла себе
свое прибытие в отель сегодня  вечером.  Она  игриво  села  на  мотоцикл
боком, как в дамское седло, чтобы не испортить дорогое платье.
   - Я же сказала, что все в порядке.
   Джек завел мотоцикл, но не сразу, поскольку мотор глох трижды, прежде
чем они тронулись с места. С оглушительным  ревом  мотоцикл  понесся  по
улице.
   На пристани, всего в двадцати пяти футах от  стоянки  "Анджелины",  в
три ряда возвышались  контейнеры  с  провизией  и  другими  необходимыми
вещами. В первом ряду стояли коробки с пивом и закусками. Во втором ряду
хранились новые пеньковые канаты, моторное  масло  и  запасные  части  к
"Анджелине". В третьем ряду размещался один большой деревянный контейнер
без какой-либо маркировки.
   В тот момент, когда Джек и Джоан скрылись из виду на своем мотоцикле,
со стороны контейнеров донеслось негромкое рычание. Это было по  меньшей
мере странно - на территорию пирса не допускались никакие животные, да и
тех, что обитали в окрестностях,  можно  было  пересчитать  по  пальцам.
Раздавшийся затем кашель дал недвусмысленно понять, что необычные  звуки
принадлежали  человеку.  "Анджелина"   мерно   покачивалась   на   воде,
прокалывая ночное небо высокой мачтой. Минуты шли,  но  больше  ни  один
странный звук не нарушил ночной тишины.

Глава 4

   Темно-синее небо над Монте-Карло  было  усеяно  мерцающими  звездами.
Вечерний воздух дышал теплом, был  наполнен  шелестом  листвы  и  напоен
ароматом  множества  благоухающих  цветов.  Море  замерло  в   спокойном
ожидании,  а  все  улицы  города  были  запружены  дорогими  спортивными
машинами, седанами и лимузинами, направляющимися к казино и  отелям.  Их
фары заливали  ослепительным  светом  деревья,  цветы,  парки,  отели  и
рестораны.
   Проезжая мимо казино Монте-Карло, Джоан подумала, что оно высечено из
золотого монолита. Как вдовствующая  королева,  казино  возвышалось  над
своими подданными, поскольку ни одно здание в городе не выглядело  столь
величественно и царственно. Между двумя изысканными  куполами  на  крыше
второго этажа красовались часы, украшенные затейливой резьбой. Три  пары
стеклянных дверей были распахнуты настежь,  и  роскошный  красный  ковер
устилал лестницу до самого тротуара.
   Расположенный рядом Отель-де-Пари являл собой не  менее  впечатляющее
зрелище.  Его  архитектура  в  стиле  "belle  Epoque"  заставила   Джоан
совершить путешествие во времени. "Он просто подавляет своей  красотой",
- подумала она, глядя на  позолоченные  зеркала,  хрустальные  люстры  и
богато отделанные стены. И повсюду  -  в  садах  и  игорных  комнатах  -
виднелись  потрясающе  одетые  женщины,  шедшие  под  руку  с   богатыми
американцами, дипломатами, иностранными  знаменитостями  и  французскими
военными при полном параде.
   Никогда ранее Джоан не доводилось видеть такого количества изысканных
туалетов от знаменитых кутюрье и великолепных драгоценностей. Здесь  она
поняла, что как нельзя кстати купила себе это платье  -  ведь  на  своем
вечере она должна быть неотразима. Ее поглотило море шифона,  крепдешина
и органди всех цветов радуги. По одежде гостей - по  мундирам  почтенных
чиновников и послов, сверкавших и переливавшихся, как драгоценные камни,
и новомодным тканям лилово-фиолетовых оттенков, в которые были  облачены
их дочери (неужели  это  их  дочери?)  -  Джоан  научилась  распознавать
авторство некоторых дизайнеров. Вот это шелковое, лимонного цвета платье
- от  Оскара  де  ла  Ренты,  гладкое,  черно-белое,  ниспадающее  -  от
Валентине, а малиновое с широкими плечами - явно от Нолан Миллер.
   Посещение магазинов оказалось для Джоан более поучительным,  чем  она
думала.
   Дружески обняв Глорию, Джоан напустила на  себя  светский  вид.  Джек
обвел взглядом толпу, чувствуя себя явно не в своей тарелке. Здесь  были
герцоги, лорды и леди, маркиз и махараджа с махарани. Все были  разодеты
в пух и прах. Джек засунул палец за тугой воротник  в  надежде  ослабить
его. Галстук-то он надел, но все присутствующие - в отличие  от  него  -
были в смокингах. Он посмотрел на Глорию, которая наблюдала за ним. Было
видно, с каким злорадством она следила за его тайными мучениями.
   Джек хотел ответить  ей  злым  взглядом,  но  единственной  причиной,
которая мирила его с Глорией и со всем происходящим, была Джоан,  а  для
нее этот вечер имел огромное значение.
   Он посмотрел на Джоан. Она была ослепительна. Ее атаковали  читатели,
и она всем улыбалась, надписывала книги и отвечала на вопросы.
   Появились официанты с подносами, уставленными бокалами с  шампанским.
Взяв один из них,  Джек  сразу  же  осушил  его.  Официант,  стоявший  с
бутылкой, вновь наполнил бокал. Внимание Джека привлек седовласый барон,
который поднял бокал, призывая к тишине.
   - Предлагаю тост за здоровье женщины, которая не перестает  наполнять
нашу жизнь романтикой и любовью, особенно мою нудную,  никчемную  жизнь.
Пожелаем Джоан Уайлдер написать еще тысячу романов!
   Джоан охнула.
   - Тысячу... - пробормотала она про себя, надеясь, что до  этого  дело
не дойдет. - Большое спасибо.
   Джек поднял бокал и тоже выпил за Джоан. Он гордился ею,  хотя  давно
не говорил ей об этом. Может быть, у Джоан сложилось впечатление, что он
не ценит  ее  творчество?  Конечно,  она  нуждалась  в  гораздо  большей
поддержке с его стороны. Подумать только, он прочел всего один ее роман,
хотя за это время должен был прочитать все,  что  она  написала.  Вместо
этого он почти все  свободное  время  уделял  "Анджелине"  и  предавался
развлечениям - взять хотя бы этот прием.
   "Я обязан загладить свою вину перед ней", - подумал он и направился к
Джоан. Неожиданно  в  комнату  ворвалась  новая  группа  людей,  которые
окружили Джоан. Джеку показалось, что они ее просто поглотили. Умом Джек
понимал, что это не та публика, с которой Джоан привыкла  иметь  дело  в
Нью-Йорке. По натуре она была  замкнутым  человеком  и,  скорее,  любила
одиночество.
   В то же время он чувствовал, что с этими людьми  у  нее  было  больше
общего, чем у него. Вокруг нее была особая атмосфера. В ней было  что-то
загадочное: она  казалась  окутанной  тайной,  которую  ему  никогда  не
разгадать. Такой уж, она уродилась. "Это - порода",  -  всегда  говорила
его мать, а Джек только смеялся над ее словами. Теперь ему  было  не  до
смеха. Всем сердцем желая стать частью происходящего  торжества  -  ради
Джоан, конечно, - он все больше  чувствовал  себя  чужим  здесь,  отчего
становилось скверно на душе. Подошел официант и наполнил его бокал  -  в
очередной раз.
   Через час Джоан  уже  казалось,  что  ее  улыбка  стала  натянутой  и
постепенно сползала с лица. По словам Глории, она поздоровалась с  более
чем тремястами гостями и потому чувствовала себя, как выжатый лимон.
   - Ты получила столько комплиментов, дорогая, - обняла ее Глория.
   - Ты задала им жару, мой ангел, - пробормотал Джек невнятно.
   Джоан присмотрелась - его галстук был перекошен.  Она  пожалела,  что
они не успели поесть перед отходом.
   Слева от Джоан стоял итальянский виконт, рассказывающий  о  том,  что
читает ее книги исключительно во время продолжительных переездов с одной
виллы на другую. Его особняки, в количестве шести штук, были  разбросаны
по всему миру. Справа ее осаждала матрона из Нью-Йорка, которая приехала
в  Европу  на  праздник,  чтобы  навестить  свою  дочь,  маркизу.  Джоан
понимала, что они ждут, когда их представят Глории и Джеку.
   - Это - мой издатель Глория Хори.., а это - Джек Коултон.
   - Ах, издатель, очень приятно... - Виконт повернулся к Джеку и  пожал
ему руку. - А вы - чем вы занимаетесь?
   - Завсегдатай казино. -  Джеку  не  понравилось,  как  итальянец,  не
отрываясь, смотрел на грудь Джоан. Он устал от этих  неискренних  людей.
Джек засунул руку в карман пиджака, куда  положил  несколько  фишек  для
рулетки, купленных ранее.
   - Пойду отмечусь за столом, - сказал он Джоан.
   Не надо портить ей праздник, если он в плохом настроении.
   - Джек... - Джоан попыталась удержать его, но  было  уже  поздно.  Он
вышел из бальной залы и направился в игорные комнаты.
   Матрона повернулась к виконту.
   - Чем он занимается?
   - Думаю, играет в рулетку, - ответил тот напыщенно.
   Джоан  это  задело,  ей  захотелось  глотнуть  свежего  воздуха.  Она
поспешно направилась к дверям, ведущим на террасу, прошла мимо скрипача,
буфетной стойки, заставленной всякой всячиной, но ей казалось, что двери
все время удалялись от нее. Что с ней творилось в эти дни? Между  нею  и
Джеком все изменилось, но почему? Она во всем винила себя.  В  последнее
время она слишком  дала  волю  своим  эмоциям,  и  ей  явно  не  хватало
уравновешенности, бросало из одной крайности  в  другую.  Вот  почему-то
охватила необъяснимая тоска, когда она смотрела на бриллиантовые кольца.
Теперь, думая об этом, она решила, что просто  подвержена  депрессии.  И
хуже всего было то, что это сказывалось на работе.
   Она подбежала к балконному ограждению и вздохнула полной грудью.
   С балкона открывался великолепный вид. Огни Монте-Карло  представляли
собой эффектное зрелище. Почему теперь Джек был не с ней? Ведь он  знал,
как этот вечер важен для нее. Сколько людей  пришли  сюда  исключительно
ради Джоан Уайлдер, так почему же он не хочет быть  вежливым  и  учтивым
хотя бы сегодня? Ей одновременно хотелось и расплакаться, и вправить ему
мозги.
   Следом за Джоан, запыхавшись, на террасу быстрым шагом вышла Глория.
   - Не паникуй, Джоан. Он не виноват.  Эти  сумасшедшие  читатели...  Я
хочу сказать, что любимый писатель Джека -  тот,  что  обычно  пишет  на
упаковках:
   "Потяните, чтобы открыть".
   Голос Джоан дрожал от напряжения.
   - Да будет тебе известно,  Глория,  его  любимый  писатель  -  я.  По
крайней мере, была.
   - До сих пор? -  спросила  Глория,  заметив,  что  лицо  Джоан  стало
мертвенно-бледным, а голос звучал уже не так уверенно.
   Даже Глория сообразила, что у них с Джеком  нелады.  Ей  не  хотелось
ничего объяснять Глории, главным образом потому, что Джоан  сама  ничего
не понимала.
   К ним подошел официант.
   - Что желаете выпить, сударыни?
   Джоан в недоумении посмотрела на него. Она никак не  ожидала  увидеть
официанта-араба.  Чувствовалось,  что  униформа  мешает  ему,   сковывая
движения. Он выглядел почти комично, но Джоан отметила, как  почтительно
он поклонился ей.
   - Водку с тоником, - сказала Глория.
   - Текилу <Текила (исп.) - водка из агавы.> , - ответила Джоан. Глория
ошеломленно выслушала заказ Джоан. Официант еще раз поклонился и ушел.
   - Текилу? Она же очень крепкая.
   - Да нет, просто хочется вспомнить вкус, с которым я познакомилась  в
Колумбии. Вот были дни, - ответила Джоан, вспоминая, как  они  с  Джеком
впервые встретились. Неужели то волшебство ушло, и в этом все дело?
   - Если тебя мучают ностальгические  воспоминания  о  днях,  когда  ты
находилась на волосок от смерти и тебя чуть не съел крокодил, то я  могу
себе представить,  чем  ты  занималась  последнее  время.  -  Глория  на
мгновение умолкла, вспомнив, какими  "любезностями"  обменялись  Джек  и
виконт. Было очевидно, что дела у  счастливой  пары  обстоят  неважно  и
ничем не напоминают блаженство в Раю.
   Глория продолжала:
   - В самом деле, чем ты занималась? Неужели ты думаешь, что я проехала
три тысячи миль, чтобы спорить с тобой? Я здесь потому, что ты  уже  три
месяца задерживаешь книгу.
   Джоан ненавидела  начальственный  тон  Глории,  который  звучал  так,
словно она читала приговор.
   - Я на последней главе, - Джоан попыталась улыбнуться.
   Глория покачала головой.
   - Какая-то жалкая у тебя улыбка. Что ты делала? Предавалась  любовным
утехам с Питером Пэном на сказочном леденцовом корабле?
   Джоан кусала губы, но молчала. Появился араб-официант с напитками. Он
протянул неразбавленную текилу Глории. Джоан обратила внимание,  как  он
окидывал глазами террасу. Было видно, что его голова занята чем  угодно,
но только не работой,  -  Нет,  это  не  мое,  -  сказала  Глория.  -  Я
заказывала водку с тоником.
   - О, извините, - сказал он с поклоном. Затем взял напиток  у  Глории,
поставил его на серебряный поднос, после чего легким движением подбросил
в воздух; поднос перевернулся вверх дном и снова очутился у него в  руке
в прежнем положении.
   Джоан дважды зажмурилась, думая, что этого не может быть. Но бокалы с
напитками действительно поменялись  местами.  Она  предположила,  уж  не
джинн ли это, но любезно приняла из его рук свой бокал.
   Вдруг официант опять занервничал, ища глазами кого-то.
   - Благодарю вас, - сказал  он,  затем  отступил  назад  и  неожиданно
исчез. Логика подсказывала Джоан, что он был где-то рядом, среди  толпы,
но если верить глазам, человек испарился, растаял в воздухе, как  маг  и
чародей.
   Джоан и  Глория  чокнулись.  Они  не  обратили  внимания  на  пятерых
арабов-телохранителей, которые прокладывали себе дорогу через толпу,  не
увидели огромного человека с широким багровым шрамом, пересекавшим лицо.
   - Хорошо, вернемся к последней главе, - улыбнулась Глория.
   - Глория... - Джоан собрала все свое мужество. - Я не закончу ее.
   Глаза Глории стали  размером  с  блюдце.  Пораженная,  она  спросила,
заикаясь:
   - Что.., что? Почему не закончишь?
   - По одной простой причине: написав семнадцать книг, я вдруг  поняла,
что не знаю, где и как закончить восемнадцатую.
   Джоан собралась  было  продолжить  объяснения,  как  вдруг  перед  ее
глазами возникла белая роза.
   - Тогда позвольте мне подсказать вам, как это сделать.
   Джоан подняла глаза и  увидела  самого  красивого  араба,  какого  ей
приходилось встречать в жизни. Он был со свитой, включая  посыльного  со
шрамом на лице, которого она видела сегодня днем.  Высокий,  в  красивых
шелковых одеждах и тюрбане, он был похож на видение из "Тысячи  и  одной
ночи". Джоан легко представила, как он  несется  по  Сахаре  на  вороном
жеребце, размахивая ятаганом и врезаясь в ряды противника.
   У него был мелодичный завораживающий голос.
   - Ваша книга не заканчивается.., а  только  начинается  заново  вашим
путешествием на Нил... - Он замолчал, глядя на нее пытливым взглядом,  в
котором читалось желание, - ..вместе со мной.
   Джоан, остолбенев, смотрела, как он протягивает ей розу.
   - Омар Халифа, не сойти мне с этого места, - выдохнула Глория.
   Джоан посмотрела на Глорию, которая не сводила восторженного  взгляда
с удивительно красивого Омара, и не поверила своим глазам:  она  никогда
не видела Глорию такой. Эта холодная,  рассудительная  деловая  женщина,
которая с ходу вычисляла своего собеседника и менее чем за  три  секунды
(иногда она укладывалась в две) приклеивала ему  ярлык,  лучшая  подруга
Джоан, была ослеплена.
   - Это вы послали цветы?
   - Они бледнеют рядом с вашей красотой.
   - Мне нравится этот парень, - прошептала Глория, склоняясь  к  самому
уху Джоан.
   - Я читала все, что написано о вас, - сказала Джоан, думая,  что  еще
никому не удалось передать словами обаяние этого человека.  Вокруг  него
была аура, обладающая непреодолимой силой. В  одно  мгновение  он  выбил
Глорию из привычной колеи.  Джоан  чувствовала,  как  попадает  под  его
влияние, словно ее затягивает в мощный водоворот.
   - Да, - ответил он ей. - Но обо  мне  редко  писали  правду.  Я  могу
рассказать историю невиданную и неслыханную. И вы, Джоан Уайлдер, должны
последовать за мной и записать ее.
   - Вы знакомы с моими книгами, моим творчеством?
   - Я знаю о вас все, - ответил он бархатным голосом, убедившим  Джоан,
что  он  знает  даже  размер  ее  нижнего  белья.   Она   не   осмелится
противоречить ему, что бы он ни сказал. Он взял ее руку и нежно погладил
большим пальцем. В глазах  недвусмысленно  читалась  затаенная  страсть.
Джоан удивилась: неужели все арабские мужчины смотрели на женщин  такими
глазами? Может быть, в этом - их вторая натура? Она была  уверена,  что,
если бы Джек посмотрел на нее вот так, они оказались бы в постели  через
десять секунд.
   Когда разговор вновь зашел  о  книгоиздании,  расчетливый  ум  Глории
вернулся к реальности.
   - Тогда вы должны знать, что  Джоан  -  не  сочти  это  за  обиду,  -
обратилась она к подруге, - не журналист.
   Джоан отпарировала:
   - А я и не собираюсь становиться журналистом. Омар улыбнулся.
   - Вот именно. Мисс Уайлдер понимает меня.
   - В самом деле?
   - Никто не сделает это лучше вас. По вашим талантливым  произведениям
чувствуется, что вы любите людей и видите в них самые  лучшие  качества.
Обо мне распространяют  слишком  много  лжи,  и  мне  просто  необходима
ясность вашей мысли.
   Деловой ум Глории подсказывал, что ситуация выходит из-под контроля.
   Омар сразу же уловил ее скептический взгляд.
   -  Моя  жизнь  сопряжена  с  немалым  риском,  что  требует  большого
мужества, и все это - ради удивительной цели. И я даю шанс  вашей  очень
популярной писательнице записать мою историю.
   Его слова ласкали слух Джоан, как музыка. Вот,  наконец,  возможность
развить свои  способности  и  найти  им  новое  применение.  Теперь  она
действительно сможет что-то сделать. Джоан была уверена, что мучившее ее
недовольство жизнью,  которую  они  ведут,  творческие  неудачи  и  даже
сомнения относительно  Джека,  -  все  это  было  как  будто  специально
подстроено, чтобы подвести ее к встрече с Омаром, готовым перевернуть  и
ее жизнь, и творчество. Она не упустит этой возможности. "Мы  сами  куем
свое счастье", - сказал однажды ее агент.  Может  быть,  счастье  -  это
готовность встречаться  с  возможностью?  Она  помнила,  что  эти  слова
принадлежат Бенджамену Франклину, многие изречения  которого  стоило  бы
выучить наизусть.
   Джоан приняла руку, предложенную ей Омаром, и повернулась к Глории.
   - Ты не возражаешь?
   - Поступай как знаешь, Джоан, а что будет с книгой?  -  голос  Глории
звучал напряженно, и Джоан видела, как та стиснула зубы.
   Джоан была слишком возбуждена новым поворотом судьбы, чтобы думать  о
чем-то еще. Когда у Глории будет время поразмыслить, она согласится, что
Джоан приняла правильное решение.
   Джоан посмотрела на нее через плечо.
   - Я позвоню тебе.

Глава 5

   Пробка вылетела из бутылки шампанского, на которой красовалось гордое
имя "Дом Периньон".  Джек  знал,  что  казино  гудело  новостями  о  его
сегодняшних подвигах за игорным столом. Всего  за  час  с  небольшим  он
выиграл шестьдесят тысяч франков, но надеялся, что до Джоан еще не дошел
слух, как он тут же спустил их за десять минут. Да, сегодня судьба  была
на редкость переменчива к нему. Хоть убей, но он не понимал,  почему  не
бросает играть. Может быть, острые ощущения? Нет! После того как  колесо
рулетки завершило свой последний круг, Он был рад, что начинал со ставки
менее  ста  долларов.  Подсчитав  деньги  и  дав  на  чай