ько попрощавшись  с  жизнью.  Охранник
шел по проходу к дверям.
   Джек повернулся и вошел в следующий вагон. Это был специальный салон,
весь белый, богато отделанный; стены были обиты полотном, окна закрывали
бархатные портьеры, а в конце, по всей видимости,  оборудовано  спальное
место.  Работал  кондиционер,  звучала  стерео-музыка,   горел   мягкий,
приглушенный свет.  Позолоченная  французская  мебель  некогда  украшала
дворцовые интерьеры. Вагон был  украшен  композициями  из  искусственных
цветов;  здесь  имелся  бар  с  богатым  выбором  напитков  и   картина,
написанная маслом.
   Джек почувствовал, как кровь застыла в жилах.  Он  знал  лишь  одного
человека в Судане, который мог позволить себе такую роскошь.
   Джоан и Алмаз испуганно посмотрели на  него.  В  следующий  момент  в
вагон вошли двое охранников. Они встали за спиной у Джека и наставили на
него винтовки.
   Из-за белых бархатных портьер вышел Омар. - Спасибо, что вернули  мне
Алмаза, Жемчужину Нила.

Глава 20

   Высокими колоннами, сохранившимися от прошлых времен,  древний  город
Хадир, как руками, тянулся к заходящему солнцу. Последние  золотые  лучи
солнечного света уступали место серебристой луне, отбрасывающей на руины
таинственный холодный отблеск. В течение двух  тысячелетий  город  Хадир
был средоточием знания, культуры, искусства и торговли.  Когда-то  здесь
размещались резиденции Рамзеса II, Нефертити, Александра Македонского  и
римских императоров. Город  достиг  наивысшего  расцвета  при  правлении
арабов в шестьсот тридцать девятом году. Именно в этот период  исламская
культура распространилась по всему  Судану.  Шли  века,  арабы  покинули
Судан, на смену им пришли турки, затем  французы,  англичане.  Ученые  и
мыслители перебрались в Хартум, покинув Хадир, постепенно приходивший  в
упадок.
   Омар неспроста избрал этот город для сотворения своего "чуда".  Хадир
был известен как духовный центр, как место, куда стекались представители
всех верований и культур с целью обрести здесь мир и  покой.  В  прежние
времена, впрочем, как и сегодня, Судан избрал путь осмысления и  синтеза
исламской и  африканской  традиций.  Омар  решил  использовать  Хадир  в
качестве мистической декорации, на фоне которой докажет своему народу  и
убедит своих соотечественников, что он - истинный духовный лидер.
   В центре города возвышались руины некогда величественного храма.  Его
стены до сих пор сохранились, но золотой купол больше не  отражал  лучей
солнца. Синие стекла окон, расположенных на высоте около  сорока  футов,
были выбиты. Гобелены, над созданием которых  на  протяжении  нескольких
поколений трудились тысячи искусных мастеров, разграблены,  сожжены  или
уничтожены, и от них остались лишь отдельные фрагменты. Инкрустированные
драгоценными камнями светильники, хрустальные люстры  и  золотые  стулья
были проданы на аукционах для покрытия расходов на содержание нескольких
праведников в  период  правления  турков.  Храм  постепенно  приходил  в
упадок, в основном - из-за непочтения и неуважения.
   Народные предания сохранили рассказы о праведниках,  живших  здесь  в
старые времена, а некоторые из них по-прежнему бродили по городу, моля о
возвращении Спасителя. Их души не могли обрести покой, пока город  Хадир
покинут и заброшен. Поэтому находились люди, которые  верили,  что  если
Создатель вернется к ним,  то  стены  Хадира  больше  не  будут  плакать
душными ночами о заблудших.
   В эту ночь тысячи паломников собрались в Хадире, чтобы присутствовать
на провозглашении Омара  своим  духовным  лидером.  Они  пришли  сюда  с
берегов Белого Нила, Конго и холмов Красного моря. Они пришли пешком или
прибыли на верблюдах,  совершив  неблизкий  переход  с  плато  Дарфур  и
Эфиопского нагорья. Здесь было семь племен земледельцев, приехавших сюда
со склонов вулкана  Джабал-Маррах  со  всеми  своими  женами,  детьми  и
домашними  животными.  Из  современных  больших  городов  и   отдаленных
деревень паломники добирались  в  Хадир  по  железной  дороге.  Все  они
говорили на разных языках и жили, придерживаясь разных традиций.  Внешне
они  мало  походили  друг  на  друга.  Более  разнородную  нацию  трудно
представить себе и найти во всем мире. Но  всех  их  объединяла  вера  в
Спасителя.
   За пределами города каждое племя разбило небольшой лагерь, состоявший
из нескольких шатров,  расположенных  вокруг  общего  костра.  Некоторые
шатры  были  особенно  красиво  и  искусно  отделаны,  напоминая  о  тех
временах, когда Суданом правили воинственные шейхи.
   В город стекались дервиши, в том числе Тарак, Сарак, Барак  и  Ральф,
одетые так же, как остальные паломники. Ральф с любопытством озирался по
сторонам, разглядывая толпу, монотонно и нараспев  повторяющую  молитвы.
Проходя мимо охранников Омара, Ральф прикрыл лицо  свободно  болтавшимся
концом своего тюрбана, боясь быть узнанным. Он не желал попасться в  тот
момент, когда вплотную приблизился к алмазу. Минуя арку, которая вела во
дворец, он  обратил  внимание,  что  солдаты  распределяли  между  собой
оружие.  И,  возможно,  впервые  за  все  время,  это  заставило  Ральфа
призадуматься о том, что же действительно представляет собой этот алмаз.
   Он видел изумруд "Эль-Корасон" и даже держал его в руках, но  этот  -
он еще раз посмотрел на автоматические винтовки - должен быть  величиной
с целую тарелку! Или с огромный  рубин.  А,  может  быть,  -  не  меньше
автомобильной фары?! Ральф чуть не  задохнулся  от  волнения.  Если  это
действительно так, то ему придется изрядно  попотеть,  чтобы  заполучить
камень.
   Войдя в храм, Тарак резко остановился, и Ральф чуть  не  сбил  его  с
ног. Дервиш посмотрел на него сверху вниз и погрозил пальцем.
   Ральф прикинул, что в храме собралось более пяти тысяч свирепого вида
воинов, которые стояли, повернувшись лицом к огромной сцене, возведенной
между разрушающимися колоннами и пыльными развалинами -  свидетельствами
исчезнувших цивилизаций. Над их головами висело  гигантское  изображение
регалий Омара. Ральф нахмурился. Он и не подозревал, что  у  Омара  было
просто воспаленное самолюбие. У него даже  руки  зачесались  от  желания
немного сбить с того спесь.
   По мере того как солнце все ниже опускалось за горы  и  догорали  его
последние лучи, в толпе  нарастало  напряжение.  Паломники  пустились  в
ожесточенные  споры  и  перебранку,  грозившую  перерасти  в  потасовку.
Мужчины подняли оружие, потрясая им над  головами  и  демонстрируя  этим
свою силу. Юноши то и дело подбрасывали кинжалы,  жонглируя  и  бравируя
своим мастерством в желании запугать противников.
   Несмотря на то, что всех этих людей  объединяла  мечта  о  Спасителе,
азарт и ожесточенность минувших войн, многие  годы  вражды  и  недоверия
сделали их очень воинственными.
   Взошла луна и осветила зеленовато-серебристым  светом  высокую  стену
храма, на которой работали двое мужчин.
   Один из  них,  одетый  в  бурнус,  достал  бинокль  и  навел  его  на
колыхавшуюся внизу толпу. Другой посмотрел  на  часы  и  нервно  затопал
ногой.
   Первый мужчина отложил в сторону бинокль, задрал бурнус, сунул руку в
карман комбинезона и достал пачку сигарет и зажигалку.
   Прикурив, Дж. Т,  глубоко  затянулся  и  еще  раз  проверил  провода,
лежавшие у ног. Бросив последний взгляд на луну, они с Коултом поспешили
скрыться из виду.

***

   По многочисленным проходам сырого, мрачного подземелья храма  шныряли
крысы, постоянно занятые поисками добычи.
   Черноту кромешной тьмы, царившей здесь,  нарушило  появление  желтого
огненного шара. Освещая крыс и останки узников  минувших  столетий,  для
которых эти катакомбы стали могилой, в подземелье поспешно вошел Рашид с
факелом  в  руках.  Он  направился  к  камере,  в   которой   находились
американцы.

***

   Джоан смотрела на веревку, которой были связаны ее руки,  морщась  от
удушливого, гнилостного запаха, накопившегося здесь, по всей  видимости,
не менее чем за пять тысяч лет. Руки, вытянутые над головой, крепились к
потолочной балке. Веревка глубоко  врезалась  в  кожу,  причиняя  жгучую
боль. Джоан старалась не шевелиться,  но  всякий  раз,  когда  очередная
крыса с красными глазами  начинала  обнюхивать  ее  ноги,  непроизвольно
вздрагивала.
   При свете факела, укрепленного в стене, Джоан сумела разглядеть,  что
балка, к  которой  их  привязали,  достаточно  крепкая,  поэтому  нечего
надеяться, что она сломается. Она посмотрела  на  Джека,  который  висел
рядом.
   Джек следил за крысой размером с котенка, крадущейся к ним. Он тщетно
сражался со своей веревкой, пытаясь развязать или ослабить ее,  но  лишь
порезал кожу на руках. Не имея никакого оружия, Джек плюнул  в  крысу  и
попал точно в цель. Тварь поспешно скрылась.
   Джоан была подавлена и испугана. Все произошло  исключительно  по  ее
вине. Она погубила  и  себя,  и  мужчин,  а  всего  этого  могло  бы  не
случиться. В который раз она упрекала себя за то, что поддалась льстивым
похвалам  Омара,   который   воспользовался   ее   минутной   слабостью,
порожденной сомнениями в любви  Джека.  Омар  сыграл  на  ее  тщеславии,
заставив поверить, что она может стать журналистом. Ей, конечно  же,  не
следовало так уничижительно относиться к своему писательскому труду. Она
хорошо знала дело, преуспевала в нем, поэтому не стоило ничего менять  и
пробовать себя на новом поприще. За  свою  жизнь  она  совершила  немало
ошибок, но никогда не сможет простить себе, что подвергла Джека (в  этот
момент она  стукнула  крысу,  которая  пыталась  схватить  ее  за  ногу)
смертельной опасности.
   Джоан посмотрела в его глаза, светящиеся любовью. Чего бы она  только
ни отдала сейчас, чтобы обнять его, утешить и вновь  почувствовать  себя
сильной. Джоан попыталась улыбнуться.
   - Вот тебе и Греция, - проговорила она сквозь слезы. - Прости меня.
   - Не надо. Ты приехала сюда, чтобы описать  происходящие  события,  и
чуть было не изменила историю этой страны.
   Железная решетка, загораживающая вход в камеру,  медленно  открылась.
Вошел Рашид; в свете факелов его уродливый шрам  казался  багровым.  Под
злобным взглядом Джоан содрогнулась.
   - Простите, - сказал Джек, -  с  кем  можно  обсудить  вопрос  нашего
комфорта?
   Рашид оставил  его  вопрос  без  внимания  и  забрался  на  площадку,
расположенную над их головами. Джоан изогнулась, пытаясь увидеть, что он
делает, но было слишком темно. Ей хотелось думать,  что  он  развязывает
веревки.
   - Что он делает?
   В камеру вошел Омар, и вместе с ним ворвался могильный холод. На  его
губах  играла  зловещая  усмешка.  Теперь  Джоан   казалось   совершенно
невероятным, что  этого  чудовищного  человека,  скорее  походившего  на
умалишенного, она когда-то считала красивым. Теперь, узнав его  получше,
она видела, что скулы у него слишком высоки и это придает  ему  зловещий
вид, что улыбка - слишком натянута, и глаза не черные, а налитые  кровью
и потемневшие от ненависти к людям. Он был воплощением дьявола.
   - Рашид смачивает веревку господина  Коултона  овечьей  кровью.  Этот
запах очень любят обитатели подземелья.
   Джоан ужаснули его слова, убивающие всякую надежду на спасение.
   Отовсюду доносился отвратительный звук жующих челюстей. Слышался писк
крыс, которые дружно устремились по всем проходам к камере.
   - Крысы... - произнес Джек, глядя на Джоан.
   - Они съедят веревку и...
   Омар саркастически улыбнулся  Джоан,  наслаждаясь  безвыходностью  ее
положения.  Он  нагнулся  к  полу,  раскидал  ногой  гравий  и   сдвинул
деревянную крышку. Джоан посмотрела вниз  и  увидела  под  собой  черную
зияющую пропасть. Затаив дыхание, она следила за Омаром, который  поднял
камень и бросил его в яму. Все  ждали,  когда  он  упадет,  ждали  целую
минуту,  а  камень  все  летел.  Джоан  посмотрела  на  Джека,   который
по-прежнему вел себя так, словно  ему  на  все  наплевать.  Он  хмыкнул,
выражая таким образом свое явное пренебрежение.
   - О, Джек... - горько вздохнула Джоан.
   - Не волнуйся, - бодро ответил Джек, - я приземлюсь на ноги.
   - Ну что вы, господин  Коултон,  вы  будете  не  один.  Сейчас  Рашид
установит банку с кислотой, которая будет  медленно  капать  на  веревку
мисс Уайлдер.
   - Только больной человек с извращенным воображением мог додуматься до
этого, Омар. Почему бы тебе просто не застрелить нас?
   - Джек... - прервала его Джоан. Но Джек не мог остановиться.
   - Каким же нужно быть законченным психопатом, чтобы придумать это?
   Лицо Омара расплылось в  злобной  усмешке.  Он  театрально  кивнул  в
сторону Джоан.
   Она вздохнула и умоляюще посмотрела на Джека.
   - "Жесткий  секрет"...  -  Джоан  чуть  не  плакала  от  мучивших  ее
угрызений совести. Она кляла себя не только за  то,  что  они  оказались
здесь, но и за то, что сама придумала когда-то этот способ  убийства.  -
Мой бестселлер.
   Ее слова заставили Джека содрогнуться.
   - Ну и что, они оба остались живы? Джоан отвела взгляд.
   - Только она.
   Наклонив сосуд над веревкой Джоан, Рашид  закончил  выполнение  своей
страшной миссии, слез с  площадки  и  встал  рядом  с  Омаром.  У  Джоан
перехватило дыхание от ужаса перед бездной, зиявшей у ног. Они так и  не
услышали звука упавшего камня. Ей хотелось надеяться, что  он  зацепился
за какой-нибудь выступ. Она, не отрываясь, смотрела в черную дыру, когда
Омар заговорил:
   - Еще никому не  удалось  услышать  звук  удара  камня  о  дно  этого
колодца.
   Рашид закивал головой.
   - Это будет ваше последнее  приключение.  Прощайте.  Мой  народ  ждет
меня.
   Омар развернулся, чтобы уйти; послышалось шуршание, и раздался шелест
белого шелка и золота его одеяний.
   - Омар.., подожди! - крикнул Джек, но Омар не остановился.
   - Обвенчай нас! - потребовал Джек.
   Потрясенная  Джоан  открыла  рот.  Никогда  еще  она  не   была   так
взволнована. Она не могла сдержать слез, оплакивая их союз,  заключенный
перед смертью. Ей было  жаль  себя,  своей  молодости,  своей  житейской
неопытности. Она мечтала о свадьбе с белым  платьем  и  цветами.  А  еще
хотелось испечь свой лучший творожно-тыквенный торт для Джека,  заняться
аэробикой, написать не меньше шестидесяти новых книг; ей хотелось  иметь
ребенка, а может быть, двоих; она хотела увидеть, как Джек  будет  учить
их кататься на лыжах; ей хотелось прожить долгую жизнь  с  Джеком..,  до
глубокой старости.
   Джек смотрел на свою любимую, на рыдающую Джоан. Она могла ничего  не
говорить, потому что и так ясно, что творится у нее на  душе.  Он  знал,
что она любит его. Ему следовало давно понять, что в вопросах любви  она
была такой же старомодной, как и он. Будучи романтической натурой, Джоан
никогда бы не сделала первого шага. Ему следовало быть более решительным
и давно сделать ей предложение. Он ждал хоть какого-нибудь намека  с  ее
стороны, а она - с его. Если бы он вовремя  сказал  подобающие  в  таких
случаях слова, они бы избежали всех этих  мучений.  Он  чувствовал,  что
Джоан ругала себя за то, что они оказались в такой страшной ситуации, но
был уверен, что ее вины в том нет. Виноват он. Если бы он до  конца  был
откровенен с ней и с самим собой, он не довел бы Джоан до  необходимости
бросить его. Джоан была сто раз права, когда ушла - ему  следовало  дать
хорошую встряску.
   Джек повернулся к уходящему Омару.
   - Пусть Алмаз обвенчает нас! - крикнул он в темноту.
   Звуки шагов Омара неожиданно стихли. Джек почти не различал в темноте
его белую фигуру. Омар шагнул на пространство, освещенное светом факела,
но видна была только его голова и отвратительная циничная улыбка.
   - Но ведь вы вот-вот умрете, и вы хотите обвенчаться?
   Джек посмотрел на Джоан, отметая последние сомнения.
   - Если она согласна.
   Джоан не отрываясь смотрела на Джека. Даже при этом  слабом  свете  в
его голубых глазах  читались  любовь  и  искренность.  Сколько  раз  она
смотрела ему в лицо и видела это, но его напускное  нежелание  связывать
себя узами брака, его слова, произнесенные тоном человека,  пресыщенного
жизнью, вводили ее в заблуждение. Сердце подсказывало ей, что  он  любит
ее, может быть, даже больше, чем она его; но ум - та часть, что  мыслила
о мире с позиций бесстрастной науки, -  убеждал,  что  Джек  никогда  не
захочет жениться. У него была натура холостяка,  он  избегал  каких-либо
обязательств  и  ответственности,  а  ей  нужен  был  совершенно  другой
человек. Неужели теперь он сказал это - перед лицом смерти?
   Лицо Джека покрылось лихорадочным потом, пока он упрашивал Омара.
   - Ради Бога.., пусть Алмаз обвенчает нас. Какая тебе разница?
   Омар  медлил,  обдумывая  слова  Джека.  Он  посмотрел  на  дымящуюся
веревку, разъедаемую кислотой.  Пенька  быстро  разрушалась.  Он  громко
отдал приказание Рашиду, после чего тот скрылся в  темноте.  Омар  снова
повернулся к Джеку и Джоан.
   - Достойный конец для мисс  Уайлдер.  Сожалею,  что  не  смогу  лично
присутствовать и передать невесту жениху.
   Он поклонился им.
   - Омар благословляет вас. - Он злобно улыбнулся и ушел.
   Джоан видела, что запах крови привлекает все большее количество крыс.
Их красные, как у Омара, глаза угрожающе сверкали в  свете  факела.  Они
бежали к балке, утыкаясь в нее  носом  и  устремляясь  к  веревке.  Звук
перегрызаемых волокон сводил Джоан с ума. Когда она увидела, как веревка
Джека ослабевает, не выдерживая острых зубов, ей хотелось закричать.
   Джоан с ужасом подумала, что они могут не дожить до того  счастливого
момента, когда она сможет сказать:
   "Я согласна".

Глава 21

   Когда сгустились сумерки и  Хадир  почти  погрузился  в  синюю  ночь,
стражники Омара зажгли множество факелов и укрепили их на древних стенах
храма. Несмотря на то, что  руины  постепенно  превратились  в  пыль,  а
резной орнамент на стенах, оставшийся в наследство от людей,  населявших
царства Нижнего Нила, почти  стерся,  паломники  воздали  должное  своим
предкам. Они рассказывали друг другу истории о былом  величии  и  славе,
наследниками которых они могут вновь стать под руководством  Омара.  Они
говорили о дворцах из золота и серебра, которые построят  для  Омара,  о
том, что голоду и болезням будет положен конец, и о кадиллаках", которые
они будут привозить себе из Америки. Омар создаст для них настоящий рай.
   По мере того, как  эти  истории  передавались  от  одного  племени  к
другому, толпа начала волноваться  и  все  больше  возбуждалась.  Они  с
нетерпением ждали провозглашения нового  порядка,  поскольку  устали  от
прошлого с его ошибками и неудачами.
   Люди Омара, переодетые в наряды различных племен, сновали в  толпе  и
нашептывали вождям слова, которые Омар заранее тщательно отобрал,  зная,
как разжечь страсть своих подданных.
   Низкими монотонными голосами они нараспев повторяли имя  Омара.  Этот
напев подхватывало одно племя за  другим,  и  он  звучал  все  громче  и
громче. Люди Омара срывали  голоса  в  воинственных  выкриках,  чем  еще
больше разжигали страсти в толпе.
   - Омар! Омар! Омар!
   Народ требовал своего Спасителя.

***

   Путь в подземелье напомнил Ральфу лабиринт. В храм  набилось  столько
людей, что он видел только море халатов и бурнусов. Наконец он  добрался
до входа, в гробницы.
   Ральф заглянул в  овальный  зияющий  проем,  за  которым  открывались
подземные галереи, проложенные под городом. Он слышал отголоски странных
звуков  и  отчетливо  различал  шум  текущей  воды.  Чем   дальше   ходы
простирались, тем невыносимее становилось зловоние,  от  которого  можно
было потерять сознание. "Никакой санитарии", - подумал Ральф.
   Тарак  окинул  взглядом  возбужденную  толпу.  Из-под  всех  бурнусов
выглядывало различное воинское снаряжение. В храме сосредоточено столько
оружия, что с его помощью можно уничтожить пол-Судана.
   Это был печальный день для народа Тарака, поскольку он знал, что если
авантюра Омара удастся, то его власть будет безгранично