что он не в Нью-Йорке.
   - Дружище!
   Нубиец посмотрел на руку, совершенно сбитый с толку этим жестом. Джек
улыбнулся и увидел, как лицо молодого  человека  расплылось  в  ответной
улыбке.
   Несколько женщин болтали между собой, затем  повернулись  к  Джоан  и
опять затарахтели.
   - О чем они говорят? - спросила она Алмаза.
   - Они хотят знать, женаты вы с Джеком или нет. Джоан опешила  от  его
слов. Почему бы им не спросить что-нибудь  попроще,  например,  где  она
купила  свой  комбинезон?  Осознав  всю  сложность  стоящего  перед  ней
вопроса, она поняла, что проблемы, которые не давали покоя, были  отнюдь
не в том, что она не могла дописать  роман.  Для  этого  не  нужно  было
чье-то покровительство  или  бурные  события.  Ущербность,  которую  она
ощущала, объяснялась тем, что в глубине своего сердца она уже давно была
замужем за Джеком. Она пыталась быть современной и казаться довольной их
неофициальным союзом, но в действительности это не удовлетворяло ее. Она
никогда не смогла бы уйти от Джека, потому что любит его и будет предана
ему до конца своих дней. Оказывается, подсознательно ей не давало  покоя
одно простое обстоятельство - их союз не был узаконен.
   Чем дольше длилась их связь, тем  более  она  становилась  для  Джека
необходимым, но привычным предметом, а этого ей было мало.  Ей  хотелось
быть с ним всегда. Это - справедливое требование, при условии,  конечно,
что он любит ее. В последнем она уверена не была.
   Джек сказал, что пришел сюда за алмазом и с желанием отомстить, а  не
ради нее. Джоан не очень верила этим словам.  Слишком  часто  он  моляще
смотрел на нее и казался беззащитным, позволяя заглянуть ему в душу.  Он
думал, что поступает очень мудро, не поддаваясь  Джоан  и  держа  ее  на
расстоянии.
   Теперь  Джоан  понимала,  почему   она   заключила   "сделку   века",
согласившись написать книгу для  Омара.  Ей  хотелось,  чтобы  Джек  сам
принял решение и  силой  уволок  ее  на  "Анджелину",  несмотря  на  все
протесты. Она хотела, чтобы он заявил о своих правах на  нее  и  дал  ей
свое имя. Она хотела принадлежать ему, и ей нужен был только он. Она  не
допускала мысли, что, проснувшись однажды утром, вдруг обнаружит, что он
уплыл - один, без нее.
   Джоан посмотрела на нубийскую женщину, ждавшую ответа,  и  с  грустью
отвела глаза: к сожалению, то,  чего  она  жаждала  всей  душой,  так  и
осталось неосуществленной мечтой.
   Она ответила едва слышно:
   - Нет, едва ли.
   Больше Джоан не произнесла ни слова, но тут самый высокий и  красивый
нубиец схватил ее за руку. Он улыбнулся, а Джоан охватила паника.
   - Подождите, что он делает?
   Нубиец говорил что-то Алмазу, и Джоан ждала, когда он  переведет  ей.
Когда беседа затянулась, она начала нервничать. Нубиец крепко держал  ее
за руку - как свою собственность. Алмаз снова заговорил.  Нубиец  кивнул
головой.  Алмаз  улыбнулся.  Все  это  напоминало  мирные  переговоры  о
сокращении стратегических ядерных вооружений.
   - Боюсь, если вы не женаты, то вождь племени - этот человек  -  может
претендовать на вас.
   Джек расхохотался, но  Джоан  было  не  до  смеха:  она  перепугалась
насмерть. Поделом ей; не надо было бросать  его  в  Монте-Карло.  Полные
ужаса глаза говорили ему, что она  отнеслась  к  этому  инциденту  более
серьезно.
   - Мы женаты, женаты! Джек, скажи им! Джек делал вид, что не  замечает
умоляющего взгляда ее зеленых глаз.
   - Ну, мы шесть месяцев плавали вместе...
   - Джек! - Джоан просто вышла из себя. Она ему припомнит это.
   Джек по-прежнему улыбался: он знал, что ей ничто не угрожает и ей  не
придется стать женой вождя, - но все-таки решил, что с нее хватит.
   - Мы женаты, - сказал он.
   Алмаз рассмеялся вместе с  Джеком.  Он  обратился  к  вождю,  который
смотрел на Джоан широко открытыми выразительными глазами. Алмаз  перевел
ему ответ, показывая на Джека. Нубиец удрученно отпустил  Джоан,  но  не
сводил с нее глаз. Он протянул руку и дотронулся до ее щеки. Джоан слабо
улыбнулась, вся дрожа.
   Она с раздражением посмотрела на Джека, который подсмеивался над не".
Она знала, что он любит шутки, но следует выбирать для этого  подходящее
время и место. Они совершенно не знали этих  людей  и  их  обычаи.  Одно
неосторожное движение или слово - и ей  придется  до  конца  дней  своих
пасти скот и плести корзины.
   Вдруг нубиец отвернулся от Джоан,  схватил  за  руку  Джека  и  резко
сказал что-то Алмазу.
   - В чем дело? - воскликнул Джек, поскольку поведение парня показалось
ему не очень дружелюбным.
   - Раз вы женаты, то у него остается единственная возможность получить
вашу женщину, - бороться с вами и свернуть вам  шею,  -  перевел  Алмаз,
улыбаясь.
   Джоан  тоже  улыбнулась,  с  удовольствием  наблюдая  замешательством
Джека. Они поменялись местами - это справедливая игра.
   - Вы, должно быть, шутите, - нервно произнес Джек, глядя снизу  вверх
на разрисованного нубийца, возвышающегося над ним на восемь  дюймов.  По
всему было видно, что парень не шутил.
   Алмаз пожал плечами, улыбнулся нубийцу, а затем наклонился к Джеку.
   - Они обожают борьбу.
   Нубиец потащил Джека за собой; Джоан крикнула вслед:
   - Удачи, дорогой!
   В центре деревни на сухой земле был нарисован ритуальный круг, внутри
которого размещался еще один круг, поменьше,  где  и  проходили  схватки
борцов.  Джек  подумал,  что  драться  следовало  бы,  соблюдая  правила
Федерации борьбы.
   Жители деревни бросились к борцовскому кругу и  окружили  соперников.
Они с нетерпением ждали, когда верховный жрец Макао даст сигнал к началу
поединка.
   - Хорошо, - сказал Джек, - но по лицу не бить.
   Издав протяжный, по-птичьи  высокий  крик,  Макао  ударил  украшенным
перьями копьем о землю. Поединок начался.
   Джек согнулся и обошел вокруг противника, но  тот  стоял  неподвижно,
выпрямившись в полный рост. Неожиданно нубиец набросился на него и,  дав
подножку, уложил на землю.
   Джоан стояла сбоку, и Джек упал прямо к ее ногам. Она  услышала,  как
воздух со свистом вырвался у него  из  легких.  Джек  упал  лицом  вниз,
поэтому в глаза ему попали грязь и песок. Он попытался протереть  глаза,
но нубиец схватил его за руки. Практически ничего не видя, Джек  не  мог
нанести хороший удар. Он попытался действовать лежа  на  земле,  но  все
приемы оказались неэффективными.  Джоан  не  знала,  куда  девать  руки,
которые она то скрещивала, то выпрямляла; потом она начала нервно кусать
ногти.
   С каждым движением Джек все больше закручивался, пока не  стал  похож
на крендель. Джоан не могла понять, то ли нубиец был хорошим борцом,  то
ли Джек - никудышным. Она слышала, как Джек стонал и  скрежетал  зубами,
стараясь вырваться из захвата, а когда, обхватив Джека  за  шею,  нубиец
резко рванул  его  голову  назад,  послышался  отчетливый  хруст.  Толпа
бесновалась, точно на чемпионате по борьбе.  Зрители  ликовали  и  пели,
потрясая в воздухе кулаками.
   Джек разбил себе губу, и кровь  струилась  у  него  изо  рта.  Нубиец
вцепился ему в волосы и несколько раз ударил  лицом  о  землю.  У  Джека
закружилась голова, и он не мог сообразить, что делать дальше. Он напряг
мышцы ног, пытаясь вывернуться и уйти от болевого приема, но  ничего  не
получалось. Он опять почувствовал, как его голова врезалась в землю и  в
ушах зазвенело.
   Джоан с трудом сдерживала слезы, впав в отчаяние.
   - Он убьет его, - сказала она Алмазу - Ну, думаю, ваш Джек  -  парень
что надо, не так ли?
   Джоан в недоумении посмотрела на него - ей было не до смеха.
   - Остановите их!
   - Именно это я и собираюсь сделать, глупая женщина.
   Алмаз взял за руку мальчика лет восьми, вытащил его из толпы,  и  они
вместе подошли к борцовскому кругу. Он поднял мальчика на руки  и  начал
подбрасывать его в воздухе,  крутя  вокруг  своих  плеч  и  корпуса.  Он
подкидывал его и ловил в самый последний  момент,  не  давая  упасть  на
землю. Джоан, да и вся толпа, словно завороженные, смотрели,  как  Алмаз
подкидывал  и  швырял  парнишку,  словно  резиновую   дубинку.   Мальчик
заливался хохотом, визжал от восторга.
   Зрители потеряли всякий интерес к борцам и от души смеялись над новым
представлением. Они всплескивали руками, когда юный акробат  пролетал  у
Алмаза между ног,  затем  взлетал  над  его  плечом,  после  чего  опять
устремлялся вниз.
   Нубиец  высоко  поднял  кричавшего  Джека,  развернулся  и  собирался
швырнуть его на землю, когда вдруг тоже увидел Алмаза.  Он  остановился,
замер и разразился хохотом.
   В эту минуту Джоан видела  только  испуганное  лицо  Джека.  Если  бы
нубиец не остановился, он запросто мог сломать ему  позвоночник.  Нубиец
трясся от смеха и уже больше не мог держать соперника, потому  и  бросил
его, как мешок с картошкой.
   Джек с глухим звуком ударился  о  землю,  но,  к  счастью,  серьезных
повреждений не получил. Пока его  противник  заливался  громким  смехом,
Коултон подошел к нему сзади и нанес удар в голову.  Нубиец  рухнул  как
подкошенный.
   С видом победителя Джек упал на одно колено, с трудом переводя дух, и
улыбнулся Джоан.
   - Я победил... Я победил.
   Убедившись,  что  Джеку  ничто  не  угрожает,  Алмаз  закончил   свое
представление. Он стал раскланиваться перед зрителями, которые бурно его
приветствовали.
   Джоан подбежала к Джеку и обняла его. Она обернулась и  посмотрела  с
благодарностью на Алмаза, который уже  не  первый  раз  спасал  их.  Она
никогда не забудет этот день и этого человека.

Глава 16

   Полночную  тишину  синей  ночи,  опустившейся  на  пустыню,  нарушали
далекие завывания шакалов, вышедших на охоту. Их жалостный плач  терялся
и замирал среди песчаных барханов.
   В ослепительно ярком костре трещали сухие ветки,  выбрасывая  в  небо
миллион искр. Один из дервишей подкинул в огонь  еще  полено,  загородил
лицо от нестерпимого жара, после чего отошел в сторону.
   Тарак стоял перед Ральфом с  серьезным  видом:  когда  дело  касается
ритуала, легкомыслие недопустимо. Стать дервишем - огромная честь.
   За всю свою жизнь Тарак только дважды столкнулся  с  тем,  что  семья
допустила  постороннего  к  испытанию  на  звание  дервиша.  В   течение
нескольких столетий о тех, кто прошел через это испытание и остался жив,
слагались красивые легенды. Те же, кто  не  выдержал,  в  былые  времена
осыпали  дервишей  проклятиями,   но,   как   правило,   эти   проклятия
оборачивались  против   самих   хулителей.   Дервиши   владели   тайнами
волшебства. Чужестранцы были неверующими, а пройти через этот обряд  мог
только сильный человек, сильный  душой  и  телом.  От  него  требовалось
огромное желание и вера в  то,  что  он  хочет  стать  дервишем.  Только
необыкновенный человек способен на такое.
   Ральф твердо высказал свое желание, но у Тарака были сомнения на  его
счет, и испытание должно было подтвердить или опровергнуть их.
   Он встал перед Ральфом.
   - Чтобы стать одним из нас, ты должен видеть не только глазами, но  и
сердцем.
   Ральф кивнул. Это было довольно просто.
   - Понял.
   Тарак повысил голос, чем напомнил Ральфу одного телепроповедника.
   - Твое сердце не будет знать страха или боли, если  ты  познаешь  наш
путь.
   "Ах, вот в чем дело", - подумал Ральф, По-видимому, под словом "путь"
Тарак подразумевал волшебство, о котором часто говорил. Ну, этого он уже
достаточно  насмотрелся,  видал,  какие  колдовские  штучки   откалывали
чокнутые кочевники. Неожиданно уверенность покинула его.
   Тарак выглядел очень довольным.
   - Ты должен научиться доверять только своему сердцу.
   Затем один из братьев запалил от костра факел и  пошел  в  темноту  к
тому месту, где собрались  остальные.  На  земле  они  сделали  дорожку,
сложив ее из дерева, камней, травы и веток.  Тарак  шепнул,  что  это  -
"огненный путь". Ральф  чуть  не  задохнулся  от  страха,  когда  дервиш
нагнулся  и  факелом   поджег   траву.   За   несколько   секунд   огонь
распространился по дорожке более чем на пятнадцать футов.
   - А это к чему? - требовательно спросил Ральф.
   - Ты смотришь глазами, - ответил Тарак.
   Братья впали в настоящий экстаз, распевая ритуальные песни  и  прыгая
через  охваченную  пламенем  дорожку.  Некоторые  из  них  бросились   к
верблюдам и вернулись со своим реквизитом. Они вопили и пели,  жонглируя
мечами и перебрасывая их через пламя,  затем  выхватили  сабли  и  стали
размахивать ими над головами, испуская крик дервишей.
   Ночь над пустыней  наполнилась  пением  и  торжественными  молитвами.
Шакалы прекратили свой плач и поспешно скрылись.
   Один из братьев подвязал свой бурнус и босиком  двинулся  по  горящей
дорожке, в то время как другие размахивали перед ним саблями.  Когда  он
прошел ее до конца,  они  радостно  приветствовали  его,  похлопывая  по
плечам и целуя в щеки. Он был настоящим дервишем.
   - Подавитесь вы  этим  чертовым  алмазом,  -  отвернувшись,  произнес
Ральф. Он не позволит им сделать из себя шиш-кебаб.
   Тарак выхватил кинжал, ярко сверкавший в свете  костра,  и  приставил
его к горлу Ральфа - ведь все это было устроено ради него.
   - Ты боишься?
   - Конечно боюсь! Я всегда боялся.
   - Ты веришь своим страхам. Если ты будешь верить, что что-то причинит
тебе боль, тебе действительно станет больно.
   Ральф посмотрел на огонь, потом на нож. Тарак вел с ним честную игру,
но Ральф был здравомыслящим городским жителем и не мог  верить  в  такую
чушь. Он не вчера родился и знал, что за всем этим кроется нечто еще.
   - Это трюк, да? Вы что-то надеваете на ноги? Что? В чем секрет?
   - Секрет? - Тарак склонился над Ральфом и зашептал заговорщически:
   - Не говори "ой".
   Ральф с трудом улыбнулся, видя, как Тарак острием  кинжала  указывает
на огонь и, положив свою сильную руку на спину Ральфу, слегка подтолкнул
его. Ральф неохотно двинулся за Тараком к горящей дорожке.
   Он слышал, как стучало его сердце. Если бы его колени  и  дальше  так
дрожали,  то  они,  наверняка,  покрылись  бы  синяками.  Ему  и  раньше
доводилось испытывать  чувство  страха,  но  такого  -  никогда.  Однако
внутренний голос подсказывал, что он выкарабкается.
   Братья выстроились по обе стороны дорожки. Их  лица  освещало  пламя;
глаза безумно блестели от предвкушения того, что должно  произойти;  они
пели. Четверо продолжали жонглировать. Неужели все  это  -  неотъемлемая
часть предстоящего испытания? И ему тоже придется учиться  жонглировать?
Почему бы, в таком случае, для начала  не  заняться  этим,  а  уж  потом
ходить по огню?
   Он посмотрел на Тарака.
   - Что самое худшее ждет тебя?
   - Справлю собственный кровавый юбилей.
   - А самое лучшее?
   - Останусь жив и найду алмаз. Тарак кивнул:
   - Так сделай свой выбор.
   Ральф посмотрел на огонь - его верную гибель. Он всегда  считал,  что
самая страшная смерть - сгореть в огне, а самая  легкая  -  утонуть.  Ну
почему он встретил  пустынных,  а  не  прибрежных  дервишей?  Он  сделал
глубокий вдох и занес ногу над горящими угольями, но тут же отдернул ее.
Жар был нестерпимым.
   Он снова посмотрел на Тарака и его сверкающий  нож.  Что  он  сказал?
Верь - и все получится. Смотри только своим сердцем.  Ральф  решил,  что
ничего не потеряет, если попробует.
   За всю свою жизнь Ральф ни во что не верил, и меньше всего - в  себя.
Отец всегда говорил ему, что он неудачник, и Ральф был согласен с  этим.
Его жизнь лишь  подтверждала  эти  слова,  но  теперь  Тарак  давал  ему
возможность изменить мнение о себе.
   Ральф  посмотрел  на  две  смертельные  опасности,  из  которых   ему
предстояло сделать выбор, - огонь или сталь. Он ничего не потеряет, если
попробует  пройти  путем  Тарака.   Он   закрыл   глаза   и   постарался
сосредоточиться на мысли, что ему надо жить. Если он умрет, то не найдет
алмаза и никогда не разбогатеет, а ему стать богатым очень хотелось.
   Ральф зажмурился и, думая о гигантском алмазе, прыгнул на раскаленные
угли. Он скакал по ним настолько быстро, насколько короткие  ноги  могли
донести его до конца дорожки.  Он  кричал  во  все  горло,  но  глаз  не
открывал. Он продолжал кричать, прыгать и верить, пока  не  добрался  до
конца своего "огненного  пути",  после  чего  сразу  нырнул  в  песок  и
завертелся - на тот случай, если загорелись брюки.
   Ральф обхватил свои ноги и стал дуть на них, как вдруг понял, что они
не пострадали. Ступни были красными, но на  них  не  было  ни  малейшего
признака ожога. Он остался жив. Он прошел испытание!
   - Я прошел испытание! - воскликнул он. Это  была  самая  незабываемая
ночь в его жизни. Он достиг  чего-то  невозможного,  и,  хотя  результат
нельзя было потрогать руками, это не могло уменьшить значимость события.
Он гордился собой - первый раз в жизни.
   - Я сделал это! Я верую! Верую!

Глава 17

   Джоан выяснила, что маагани - это знание секретов, с помощью  которых
нубийцы подчеркивают и усиливают свою красоту. Одни  племена  страшились
дара  маагани,  другие  жаждали  похитить  этот  могущественный  дар   у
нубийцев. Чудодейственные снадобья готовились из листьев дерева  ееди  и
семян роого. Одни из них могли вызывать  сумасшествие,  другие  отгоняли
злых духов.
   В ночь, когда  нубийцы  готовились  к  исполнению  ритуального  танца
любви, разговоры о злых духах не велись. Сидя в хижине, Джоан наблюдала,
как молодые девушки  посыпали  лица  бледно-желтой  пудрой,  чтобы  кожа
выглядела светлее. Они подвели глаза сурьмой, очертили контуры губ, дабы
зубы казались еще белее, от  лба  -  через  переносицу  -  к  подбородку
провели длинную желтую линию.
   Они надели  весьма  замысловатые  головные  уборы  и  много  серег  с
драгоценными камнями, натерли друг другу  грудь,  спину,  руки  и  плечи
различными благовониями. Все девушки были обнажены по пояс и одеты  лишь
в юбки, сплошь украшенные вышивкой и завязывающиеся низко на бедрах.
   Девушки  дали  Джоан  ритуальное  белое  запахивающееся   платье   из
тончайшей хлопчатобумажной кисеи. Облачая ее в новый наряд, они  крутили
Джоан из стороны в сторону. Платье подвязывалось под грудью  полосой  из
золотой  ткани,  очень   напоминавшей   шелк,   которая   была   расшита
темно-розовыми и темно-красными цветами. Более изящной и  восхитительной
работы Джоан в своей жизни не видела. Талию подчеркивал пояс, украшенный
древними символами, удивительно похожими на египетские иероглифы.
   Когда девушки закончили одевать  ее,  Джоан  выглянула  из  хижины  и
увидела,  что  празднество  уже  началось.  Трое  нубийцев  на   ходулях
танцевали у огромного костра. Они выкрикивали что-то и  распевали  песни
своего народа; их тела сверкали в  отблесках  огненно-красного  пламени.
Под ходулями развевалось море красных перьев, которые медленно двигались
волнами в такт музыке. Неожиданно  под  громкие  радостные  крики  перья
рассыпались, и всеобщему взору предстали  другие  танцоры,  в  роскошных
головных уборах из перьев, и начавших прыгать вокруг костра.
   Когда  музыка  достигла  наивысшего  напряжения,  нубийские   девушки
стремительно выбежали из хижины, увлекая за собой Джоан.  Исполняя  явно
эротический танец, они боком двинулись к танцорам на  ходулях.  В  свете
костра их раскрашенные лица изменили  цвет,  а  натертые  ароматическими
маслами тела блестели и, казалось, парили в воздухе.
   Джоан   видела,    что    мужчины,    сидевшие    полукругом,    были
загипнотизированы красотой своих девушек. Джоан с восхищением  смотрела,
как те соблазнительно крутили бедрами и грациозно  вскидывали  руки  над
головами. Эти люди практически ничего не знали  о  цивилизованном  мире.
Они перевозили воду на волах, обогревали жилища теплом  костров  и  сами
ткали. По всем меркам они были отсталым, неграмотным народом.  Но  Джоан
поняла, что они знали и понимали о жизни больше, чем она. Если нубийским
женщинам нужен был мужчина, они сами брали его, не  дожидаясь,  пока  он
созреет для этого. Они не играли в глупые, пустые игры,