ь, на
них  и  охотились   вражеские  лазутчики,  подосланные  тайными  английскими
резидентами.  Мы  знали, что  за голову  Петра Майского, умело  и бесстрашно
боровшегося  с  басмачами,  английской разведкой было обещано  десять  тысяч
рублей  золотом или серебром.  Он этим даже  гордился, а  местное население,
очень его  любившее,  исподволь,  так, что он даже  не  знал, охраняло его в
горах от подбиравшихся к нему врагов, когда на коне или пешком он пробирался
дикими  козьими  тропинками  по своим делам вдвоем-втроем  с друзьями  или в
излюбленном им одиночестве...
     Так  вот, Дустдор-и-руси сказал  нам, что  на  Памире, он  слышал, есть
ляджуар.  И  дал нам зыбкие  сведения о том, в каких  именно неисследованных
горах надо искать месторождение этого полудрагоценного камня.
     Дустдор-и-руси  (что  в  переводе значит  "русский  охотник-любитель"),
коммунист,  член  тройки  ББ  (а  ББ--  это  "Борьба  с басмачами"),  был  и
этнографом,  и   партработником,  и  смелым  охотником,  отличным  стрелком,
которого на Памире знали все. Худощавый молодой  человек лет  двадцати пяти,
со  светлыми,  застенчиво  глядящими  на людей  глазами,  в  которых  иногда
отражалась  густая синь  памирского неба,--он встретился с нами в киргизской
юрте на  берегу  Ак-Байтала,  бешеной в летнее время реки -- можно  три раза
потонуть, прежде чем переправиться через нее. Он был в киргизском чапане и в
малахае. Он  разговаривал тихо, но,  может быть веселей, чем  всегда, потому
что с  двумя товарищами он ехал  туда,  где скрывалась банда басмачей, ехал,
чтобы взять в плен  ее главарей. Дустдор (как мы его называли для краткости,
отбросив вторую часть его прозвища) смущенно улыбался, он не знал, что троим
нападать на целую банду--очень смелое, почти безумное дело.
     Дустдор сказал, что на Памире, где-то в районе Хорога, у  реки Шах-Дары
есть ляджуар. Дустдор  обещал через  месяц вернуться  в  Хорог  и -- если мы
будем в Хороге--показать нам образчик, принесенный ему стариком шугнанцем, и
сделать все, чтобы мы разыскали месторождение.
     Мы поверили смелому человеку в том, что он вернется живым, и в том, что
на Памире есть ляджуар. Мы сказали себе: "Поедем в Хорог!"
     3
     После    восточнопамирских    каменных,    мертвых    пустынь,    после
четырехкилометровых  высот  перед  нами--Афганистан.  Знойные белые  домики,
статные  тополи,  арыки, шорох фруктовых садов.  В глубоком  ущелье, в устье
Гунта, свивающего с  Пянджем перекрученные, узловатые воды, уже не в мечтах,
а в обыденной простоте  -- шугнанскии  город  Хорог, столица Памира. Как  на
ладони, на маленькой площади держит он большой постамент, на котором лицом к
Афганистану--бронзовый Ленин.
     Женщина выходит из сада и протягивает мне, оборванному всаднику, спелое
яблоко.
     А па воротах крепости: "Добро пожаловать!"-- красный плакат, потому что
известно  здесь:  в  Хорог  въезжают  только  победители  долгих  и  трудных
пространств.
     Начальник Памир-отряда товарищ  Ф. Н.  Стариков, тот  человек, которому
вверено  спокойствие  этой  высокой страны,  пожимает мне  руку и, вынув  из
кармана большой двухбородый ключ, молча  передает  его мне. [Прим. авт.: Тот
самый Ф. Н.  Стариков, с  которым,  спустя двенадцать лет, в 1942 году, я, к
полной своей неожиданности, встретился  на Волховском фронте; он,  в  звании
генерал-майора,  принял  командование 8-й армией, оборонявшей  в  Приладожье
Ленинград. В 1944 году эта армия участвовала в штурме Нарвы, а затем под тем
же  командованием  прошла  славный  путь  наступления до полной  победы  над
гитлеровской Германией.]
     -- От крепости?--улыбаюсь я.
     --  От  моей квартиры,--серьезно отвечает мне  Стариков.--Я живу  один.
Располагайтесь. Я вернусь домой после службы...
     В Хороге нам рассказали:
     "Есть ляджуар. Но горы, в которых находится он, -- заповедны. С далеких
времен  неприступная скала охраняет его. В годы  владычества кызыл-башей  --
"красных  голов"  приходили  из  южных  ханств  кафиры,  "сиахпуши",  что  в
буквальном переводе на  русский  язык  означает "черная  одежда". Приходили,
чтобы добывать  ляджуар. Но скала с ляджуаром отвесна. Веревок  и лестниц не
было,  да и разве хватило бы  их? Тогда сиахпуши потребовали, чтобы шугнанцы
привели     с     Шах-Дары     "духтар-и-норасид"--невинную     девочку    и
"бача-и-ноборид"--необрезанного   мальчика,  а  еще--от  "замин-и-Бегимэ"--с
земли  женщины Бегимэ--принесли бы пшеничной  муки. Есть  кишлак  Рэджис  по
Шах-Даре--вот  там   земля   Бегимэ.  Шугнанцы,  мирный   народ,   исполнили
требование.  Сиахпуши заставили их принести еще  "эздум-и-голь-хор"--дров из
шиповника, разложили под скалою жертвенный костер, и молились своему богу, и
кричали,  и  пели,  и  сожгли  детей  на  костре.  А  потом  резали  скот  и
прикладывали  мясо  к скале. На такой высоте это место, что холод там вечно:
кровь скота замерзала, и мясо примораживалось к скале. Но не хватило  скота,
и  тогда  сиахпуши--проклятие  им!--стали  резать  людей,  наших  людей   --
шугнанцев.  И  хватило людей,  мясо примерзло, и по  этой лестнице  сиахпуши
достигли  наконец  ляджуара.  Но  потом--ну,  надоели  они!--собрались  наши
дехкане  и перерезали всех  сиахпушей,  и  больше  никто не пытался добывать
ляджуар.  Это--священное место, никто не знает его, а  кто узнает--погибнет.
Не надо его  искать,  не надо туда ходить. Только  безумец может искать свою
гибель".
     ...Дустдор  вернулся  в  Хорог.  И мы  перебрались  от  Старикова в его
маленький дом. Дустдор ничего не рассказывал нам о своей победе.
4
     Дустдор показал нам образец ляджуара. Камень был синь и чудесен, словно
вобрал в  себя все небо Памира.  Я положил его на ладонь, как холодное синее
пламя, и задумчиво смотрел на него.
     ...В Индии, в  древнем  Иране жгли  этот камень и  растирали  в тонкий,
порошок.  Смешивали порошок со смолой, воском  и маслом, промывали,  и тогда
оседала  краска  тончайшей  синей  пылью.  Лучшие  художники  покупали  этот
драгоценный  ультрамарин, Ибн-Хаукал, Шехабеддин, Абулфеда, Тейфаши, Эдризи,
Ибн-Батута--все  старые писатели Востока  говорят нам  об  этом.  Но  камень
побеждает  человека  и живет  второй жизнью--  и  "Мадонна Литта" с  грустью
жалуется  профессорам Эрмитажа, что синие цвета ее темнеют и блекнут, потому
что в них выкристаллизовывается ляджуар...
     Скифы  носили  бусы из  ляджуара.  О  хорошем  ляджуаре Скифии  говорят
Теофраст и Плиний. Древний мир резал из  ляджуара рельефы и выпуклые фигуры.
Ляджуар  был  излюбленным  и дорогим  камнем Китая.  Китай украшал  им чаши,
шкатулки, делал из него перстни, амулеты и статуэтки. В исторические времена
из ляджуара изготовлялись шарики на головные уборы мандаринов как эмблема их
власти.  Синий  цвет  его  ценился  так  высоко,   что  китайское  искусство
окрашивало в  этот же  цвет любимый китайцами камень агальматолит,  чтобы он
был похожим на  ляджуар. Монгольские караваны,  проходившие великую  пустыню
Гоби и Ургу, доставляли ляджуар в Кяхту. И, обменивая  фунт ляджуара на фунт
серебра, монголы рассказывали, что волны прибивают к берегу озера Далай-Нора
куски этого камня.
     Почти вовсе до  начала XIX века не знала употребления ляджуара Европа и
очень высоко ценила  его. Предметы из ляджуара насчитывались единицами.  Что
можно  припомнить?  Чашу  Франциска  I;   стол,   "блистающий   драгоценными
ляписами", который гости видели на свадьбе Марии  Медичи и Генриха IV в 1600
году;  четырнадцать предметов Людовика XIV: два кубка, три "гондолы", четыре
чашки и вазы  различной  формы; и самый крупный  кусок ляджуара  -- поднос в
девять с половиной дюймов--в коллекции Буало, в 1777 году.
     В  XVIII  веке ляджуар вытеснил  золото.  А  в XIX  веке,  с  открытием
прибайкальского месторождения, ляджуаром занялись "императорские" гранильные
фабрики   Екатеринбурга   и   Петергофа.   Тонкими   пластинками   ляджуара,
составленными  из  отдельных маленьких  кусочков, облицовывали  они ящички и
шкатулки, столовые часы и колонки для шкафов.
     Петергофская   гранильная   фабрика   облицевала   ляджуаром    колонны
Исаакиевского собора в семь аршин вышины и четырнадцать вершков  в диаметре,
и эта работа была произведена дважды: Монферан забраковал колонны, сделанные
из  прибайкальского ляджуара,  и поставил  их  у  себя в доме  на
Мойке,  а  для Исаакия  был  выписан  ляджуар  из  "страны  бухарской",  тот
афганский    ляджуар,   на   перепродаже    которого   наживались   эмирские
богатеи-купцы. Семьдесят восемь с половиной пудов камня ушло на эти колонны.
     Известна  также подаренная  в  1873  году  Александром  II  германскому
императору  модель   "Медного   всадника",  в   которой  скала  сделана   из
превосходного  куска  ляпис-лазури. Облицовка  Мраморного  зала  в Мраморном
дворце, облицовка Лионской комнаты "Сарскосельского"  дворца; вазы, столы  и
чаши  в Эрмитаже--ляджуар,  ставший  в наш век доступным  любому  посетителю
советских музеев.
     Центральная  Индия,  Тибет,  Южный Китай, Афганистан,  Иран--вот  круг,
который замыкает все указания  на источники вывоза ляджуара.  Расплывчатый в
древности, с течением времени все суживавшийся, круг этот теперь превратился
в точку, и эта точка -- копи бадахшанского месторождения в Афганистане...
     Да!.. Но мы ведь на Памире, а не в Афганистане!
     ...Я положил камень в папиросную коробку  Дустдора.  Свернул махорочную
цигарку и закурил.
     5
     Советский   ученый  Лабунцов,  совершивший  в   1928   году  поездку  в
Афганистан,  но  не получивший  разрешения падишаха  посетить копи ляджуара,
расположенные  в трех  километрах южнее небольшого кишлака  Горан на  крутом
обрыве западного  склона  реки Кокча (иначе  называемой  Джирм), мог  только
побеседовать с местными жителями, побывавшими на этих  копях. Они рассказали
ему,  что копи находятся на высоте в  пятьсот метров над дном ущелья: "Тропа
от реки к копям идет, круто вверх среди  крупных глыб и скал, очень трудна и
доступна только для человека. Главная  копь,  в виде  наклонной  галереи, по
которой может  идти, не сгибаясь, человек, проходит  в  глубь горы на восемь
километров.  Кроме главной копи, имеются еще несколько меньших выработок, но
последние давно  брошены, так  как лучший камень добывался только из главной
копи,  в  темном  известняке.  Копи не  работаются  уже  одиннадцать лет,  в
настоящее время  вход в главную копь заделан камнями  с  цементом, и на него
наложены печати  падишаха; подходить к  копям запрещено под страхом смертной
казни".
     И, сравнивая список  минералов афганского Бадахшана -- графит, шпинель,
лимонит,  малахит,  олигоплаз,  гранат, лазурит,  ортит,  черный турмалин  и
другие--со списком минералов Западного Памира, этот ученый говорит,  что "за
исключением лазурита и ортита, в Бадахшане встречены те же минералы".
     Значит, все-таки ляджуара--лазурита на Памире нет?
     -- ...Ваш начальник- всерьез решил отправиться на поиски ляджуара?
     В  серых глазах моего  собеседника  почти неуловима  ирония.  Его  щеки
втянуты, словно прилипли к челюстям. Он  желт. Тропическая малярия,  видимо,
измотала его. Я отвечаю ему:
     -- Совершенно всерьез.
     --  Я не  думал, что он  такой  легкомысленный  человек! -- уже открыто
улыбается собеседник.
     Что думаю я о моем молодом начальнике--об этом  объемистом, грубоватом,
порою нетерпимо резком, обычно молчаливом человеке, которого  зовут Георгием
Юдиным?   Его  здоровенное,  массивное  лицо   скуласто,  его   по-киргизски
прищуренные  глаза  скрывают  и хитрость  и ум; с  ним  вместе пришлось  мне
побывать в плену у басмачей и благодаря его хитрости и самообладанию, будучи
приговоренными  к смерти, удалось бежать  из плена... Я знаю, что он едва ли
не фанатически увлечен своей геологической работой,  что он обладает сильной
волей и почти невероятной выдержкой. Может быть, он и легкомыслен кое в чем,
как многие молодые люди. Но он умеет ставить перед собой цель и, ломая любые
барьеры,  даже иногда не заботясь  о мнении  и об  отношении  к себе  других
людей, идти к ней...
     А все-таки не брехня ли  наш ляджуар? Стоит ли  всерьез приниматься  за
его поиски? Но мы решили, и мы найдем ляджуар. Мы не можем его не найти!
     В лунную  ночь,  под  шум  многоводного  Гунта,  хорошо  погружаться  в
раздумье. В  ту пору, в тридцатом году, я любил углубляться  в геологические
раздумья.  Я знал, что ляджуар бывает  связан с мраморами. Я  стал  думать о
гигантской   гнейсово-мраморной  свите,  которою,   по  описаниям  индийских
геологов, сложен  хребет Гиндукуш.  Южная граница  этой  свиты  находится  в
пределах Индии и  Афганистана. Северная граница--на нашем, советском Памире.
Это--одна  и та  же свита,  мощная,  жесткая, плохо поддававшаяся сминанию в
период  горообразовательных процессов. Если  она плохо поддавалась сминанию,
значит--больше  разламывалась и растрескивалась. А по  разломам  и  трещинам
впоследствии поднимались изверженные породы. Они  обжигали и метаморфизовали
породы,  с  которыми  соприкасались. Так  в  "зоне  контактов"  образовались
различные  минералы.  Так  появились  на  Юго-Западном  Памире  бесчисленные
образования  гранатов;  так возникло  в  Куги-Ляле,  неподалеку  от  Хорога,
известное    с   глубокой    древности    месторождение   лалов--    рубина,
точней--благородной шпинели.  Так, не сомневаюсь,  образовался и  ляджуар  в
Афганистане.  От афганского  месторождения до  реки  Бадом-Дара, впадающей в
Шах-Дару, по  прямой линии  не  больше  ста  километров.  Для  геологических
масштабов это--ничтожная величина...
     Если мы найдем ляджуар, то точка,  до которой сузился  круг, замыкающий
все  указания  на  источники  вывоза  ляджуара, окажется  чуть  побольше. Мы
докажем  тогда, что  в  древности ляджуар вывозился и отсюда, где  находимся
мы,--с Памира!
     6
     Девятое  августа  1930  года.   Белый,   простой,   как   казарма,  дом
облисполкома.  Большой стол в маленькой  комнате.  Тесно.  В конце стола  --
председатель,  шугнанец.  В   комнате--люди   Шугнана:  пастухи,   охотники,
совработники.  Старики  и комсомольская  молодежь. Халаты,  майки,  пиджаки.
Чалмы, тюбетейки и кепки. Пехи,  сандалии, ичиги  и русские сапоги. Шугнанцы
ломают русскую речь, русские  ломают шугнанскую; Дустдор переводит, и голоса
плывут  в  табачном  дыму,  как  гул  Гунта,  катящего  валуны   за   стеною
облисполкома. На столе--великолепный образчик  афганского  ляджуара--зависть
наша и  зависть Шугнана.,  Заседание партбюро открывается. Я  пишу протокол.
Слушали:
     1. Сообщение  Дустдора, что ляджуар есть в районе реки Шах-Дара. Точное
местонахождение   ляджуара   известно   только   нескольким   горцам--старым
шахдаринским ишанам, но они держат его в секрете.
     2.  Сообщение  работника сельсовета Сафара,  что хотя  он  и  не  видал
здешнего  ляджуара, но знает:  ляджуар есть не только светлый,  но  и  очень
хороший, темно-синий.
     3. Сообщение председателя нижне-шахдаринского сельсовета Зикрака о том,
что есть гора ляджуара, очень высокая  и отвесная;  влезть на нее нельзя, но
если  подорвать  ее  динамитом  по  диагонали,--трудности восхождения  можно
преодолеть. Зикрак утверждает,  что видел  эту  гору в молодости,  когда был
пастухом.
     Сообщения обсуждаются, и шугнанцы горят энтузиазмом. В их взволнованных
речах--Шугнан, темный  и  ждущий  культуры, бедный,  бездорожный, скалистый,
отрезанный  от  всего  света  сотнями  непроходимых,  таинственных   снежных
хребтов; Шугнан, по тропам  и оврингам [прим.  авт.: Овринг--висячий карниз,
сделанный  из  ветвей и камней] которого, на невероятной высоте, люди ходят,
как  мухи  по стенам,  срываются, падают,  гибнут;  Шугнан, в котором  земля
мерится тюбетейками--так ничтожны в нагромождениях скал площадки, годные для
посева...
     Но не вечен этот Шугнан. Перед ним выросло  большое слово--советский. И
заседание партбюро бурлит, И я слышу обрывки речей:
     --  ...Наши горы богаты. Мы не знаем о них... Теперь  надо знать, у нас
своя  пятилетка,  надо  чинить  мосты,  строить  мосты,  чтобы  дехканин  не
проваливался на каждом шагу, надо  проводить  дороги, чтобы можно было легко
проехать верхом, каждый день у нас гибнут лошади...
     Врывается гордый старческий голос:
     --  ...Надо строить дома, у нас есть уже школы,  надо еще школы делать,
много надо, товары надо везти, землю взрывать, пшеницу сеять, скот умножать,
тутовник разводить, шелк продавать, все надо...
     Другой, полудетский голос перебивает его:
     -- ...К концу пятилетки ни один дехканин не будет есть патук, от патука
кривятся  ноги,--только   пшеницу   есть  будем...  (Да,  я  уже   знаю  это
дикорастущее  бобовое  растение,  которым,  вместо хлеба,  питаются горцы  в
труднодоступных скалистых ущельях.)
     И опять старческий, дребезжащий:
     -- ...А сначала дороги, мосты и дороги...
     Третьему,  охрипшему,  помогают взмахи руки, слышу, как хлопает широкий
рукав халата.
     ---- ...Откуда деньги  взять? Советская  власть помогает  нам.  Хорошо?
Нет, плохо.  Мы у московских дехкан берем зерно, и деньги, и грену. Мы берем
у них от их богатств. Спасибо им, ну, а мы сами что? Мы должны сами добывать
деньги, у нас есть деньги, сегодня  они валяются в горах, надо собрать их, у
нас есть большие богатства, позорно о них забывать!..
     Я  слышу обрывки речей. Они переплетаются, горят, складываются в мысль,
ясную и простую:
     --  Спасибо русским  товарищам. Поможем им найти ляджуар, у них хорошие
головы, скажут, какой он--богатый или плохой, если богатый, сделаем копи, за
ляджуар Шугнану большие деньги дадут.
     Все говорили разом, образчик афганского  ляджуара ходил по рукам, бился
в руках, как синяя птица.
     И  все же на  вопросы, поставленные в упор,  мы.  ее  добились  прямого
ответа:  "Нет, сам не видал... Слышал,  знаю, что  есть у нас ляджуар, а сам
места,  где он  лежит,  не  видал". Это  говорили  горцы,  вдоль  и  поперек
излазившие родную страну. Один Зикрак, видимо, знал больше других.
     И в графе "постановили" я записал:
     "Оказать   всемерное   содействие   экспедиции  тов.   Юдина.   Просить
предсельсовета  Нижней   Шах-Дары   тов.  Зикрака  проводить  экспедицию  до
месторождения и найти среди  населения Шах-Дары проводника, который бы точно
знал местонахождение  ляджуара. Просить предсельсовета Верхней Шах-Дары тов.
Хувак-бека присоединиться к экспедиции в кишлаке Тавдым и также сопровождать
ее до конца. Дать экспедиции подрывника для динамитных работ".
     Нам  подарили  образчик афганского  ляджуара.  Мы обещали  отдарить  их
ляджуаром шугнанским. Нам жали руки и нас проводили до дому.
7
     Из дневника:
     "...Выезжаем за ляджуаром:  Юдин,  Хабаков, Маслов, я и Зикрак.  Я взял
винтовку и маузер, Юдин, и Хабаков--маузеры. По всем имеющимся у нас данным,
Шах-Дара -- район абсолютно  спокойный. От подрывника  мы  отказались: пусть
продолжает  он  взрывами  строить  дорогу из  столицы Шугнана, мы как-нибудь
обойдемся и без динамита. Я с Е.  П.  Масловым  и единственной нашей вьючной
лошадью выезжаю вперед. Выбравшись  из Хорога и процокав дорогой и  тропами,
врезанными в  синюю  тень абрикосовых  садов, переправившись  на левый берег
Гунта  по   высокому,  неверному,  приплясывающему  мосту,  мы  подъехали  к
Шах-Даре,  немного  выше  устья.  Здесь  --  застывший  шабаш  покалеченных,
сорвавшихся  сверху  гранитных  скал.  Переправа по мосту  на  правый  берег
Шах-Дары; дорога истончилась в тропу, вихляющую  спусками и  подъемами. Река
мучительно  давится скалами и камнями, корчится в быстрых судорогах и хрипит
глухо  и  шумно,  так,  что  я не слышу  своего крика. Тропа местами  совсем
сужается,  норовя не пропустить  вьючную  лошадь. На горах--зеленые лоскутки
посевов. Их мало, потому что склоны изломаны и круты.  Подъезжаем к большому
кишлаку Рэджис. Перед ним волнисты