а--облепихи,  шиповника  разнообразили  густо-зеленый  цвет могучих
ветвей арчи.  Полевые цветы пестрели  на узких прогалинах, воздух был чист и
свеж. Река Талдык,  называемая  здесь  Гульчинкой, нетерпеливо  ворчала  под
нами,  скалы ущелья  становились  все  круче;  мы  подходили  к  мосту через
Бель-Аули. Приток Гульчинки
     Бель-Аули за тысячелетия прорезал взнесенную под облака громаду горного
хребта. Скалистые  стены  образованной водою  теснины отвесны, по ним вьется
тропа, уходящая за пределы СССР,--отсюда до  границы не больше тридцати пяти
километров  по прямой линии. Но эта граница проходит по недоступным снеговым
хребтам,  через  которые  зимой  вряд  ли  возможно  перевалить. Отсюда,  от
Бель-Аули, уже  виднеются далекие белоснежные шапки, впереди над горами тоже
видны   снега.   Это  снега   Алайского  хребта,  к  которому  мы   медленно
приближались.
     Тринадцатого мая мы пришли на пограничную заставу Суфи-Курган, на месте
которой в наши дни вырос большой поселок и которая тогда, в 1930 году, несла
ту службу,  какую  ныне  несут  другие  заставы,  поставленные  вдоль  самой
границы. Этой  заставе Суфи-Курган предстояло сыграть  большую роль  во всех
последующих событиях того, 1930 года.
     На следующее утро мы шли все по той же  тропе вдоль  реки  Гульчинки  к
долине  Ак-Босога  --  последнему  урочищу  перед  перевалом  через Алайский
хребет.
     Май.  Последний  "представитель" Тянь-Шаня -- Алайский хребет. Я говорю
"представитель"  потому, что основные  хребты  Тянь-Шаньской горной  системы
находятся далеко отсюда к северу.  В глубоком геологическом прошлом на месте
теперешней  Средней  Азии  было огромное море  Тетис,  протянутое в широтном
направлении. Это  море впоследствии,  по мере  постепенного поднятия  земной
коры,   исчезло.    Позднее   тектонические    движения   вспучили    земную
кору--громадные складки,  расположившиеся  дугообразно,  стали прародителями
современных   гор.   Понадобились  миллионы  лет,  чтобы   размытые  водами,
выветренные, эти складки приобрели современные формы рельефа.
     В  теперешней   Средней  Азии   есть  две   основные   горные  системы:
Тянь-Шаньская   и  Памиро-Алайская.  Хребты  Тянь-Шаньской  системы  высятся
дугами, выгнутым"  в сторону юга.  Хребты  Памиро-Алайской системы выгнуты в
противоположную сторону -- к северу. До нашего времени  границей между этими
системами многие геологи считают Алайскую долину, взнесенную на высоту в три
тысячи метров над уровнем  моря и протянутую  на сто тридцать километров. По
обе  ее стороны возвышаются два мощных горных хребта: с северной стороны  --
Алайский  хребет,  принадлежащий   к   Тянь-Шаньской  системе,  и   с  южной
стороны--Заалайский  хребет,  первый  колоссальный  барьер  Памира.  Средняя
высота Заалайского хребта--шесть километров над уровнем моря. Он ощеривается
в небо высочайшими пиками. Пик Ленина (7134 м), пик Пограничник, пик  Архар,
пик Якова Свердлова, пик Заря Востока, гора Дзержинского, гора Красина, гора
Цюрупы, хребет Баррикады-- все эти названия даны вершинам Заалайского хребта
только в  1928 году  Памирской экспедицией Академии наук СССР. Дикая  страна
вьюг, туманов, снега и льда;
     страна, в  которую даже птицы не  залетают; страна  грохочущих обвалов,
снежных   лавин,   ураганных  морозных  ветров,  разреженного  воздуха,--эта
безжизненная  страна в ясный солнечный день снизу, с холмов Алайской долины,
представляется человеку легкой и призрачной,  блистающей  и прекрасной.  Она
действительно великолепна.  Тот, кто раз побывал здесь,  вряд  ли забудет ее
непередаваемую красоту.
     Но  на  вершину  пика  Ленина--на  высшую  точку Заалайского  хребта--в
тридцатых годах удалось подняться только очень немногим  людям--альпинистам,
преодолевшим почти нечеловеческие трудности.
     Пики Заалайского хребта стоят длинной цепью, то ослепительно сверкающей
в  лучах восходящего солнца, то скрытой полчищами клубящихся облаков.  Снизу
даже трудно представить себе,  какие  дикие ураганы  и бури,  пурги и бураны
бесятся в этих облаках, как будто бы легких и прозрачных.
     Первым  из  исследователей,  кто  увидел  этот  хребет,  был  известный
талантливый ученый Алексей Павлович Федченко, проникший 20 июля 1871 года на
перевал Тенгиз-бай и на гору, возвышавшуюся над ним.
     "...Перед нами открылась панорама исполинских снеговых гор...--пишет А.
П. Федченко.--С этой горы я увидел еще больше снеговых масс на юге.  Крайние
из них,  направо, были видны под углом  198°,--это была целая  группа пиков,
вздымавшихся  гораздо выше снеговой линии, резко отделявшаяся от прилегающих
гор.  От них на восток  виднелась уже  целая линия снеговых громад, все-таки
местами прерывавшихся, потому что их заслоняли близкие горы. Под углом 115°,
т.  е.  почти на  востоке  уже, виднелся  пик,  который,  несмотря  на  свое
наибольшее отдаление, был все-таки выше других..."  Этот  пик ныне носит имя
Ленина. Алайскую долину, издавна населенную киргизами, в свое время завоевал
один  из кокандских ханов. Кокандское  ханство было присоединено  к России и
получило название Ферганской области. В 1876 году войска генерала Скобелева,
преодолев высокогорные  перевалы,  вступили  в Алайскую  долину,  и она была
включена   в   состав  Ферганской   области.   Первыми   русскими   учеными,
исследовавшими  Алайскую долину, были геолог  И. В. Мушкетов, зоолог  Н.  А.
Северцев, естествоиспытатель В. Ф. Ошанин и некоторые другие.
     Колонизаторские  устремления  мирового капитализма  в Центральную  Азию
нашли свое выражение и в путешествиях  различных  иностранцев, среди которых
было  мало  подлинных  ученых.  Гораздо  чаще  любители  дальних  странствий
оказывались  попросту авантюристами, агентами  иностранных разведок. Царское
правительство,   генерал-губернаторы    охотно   предоставляли   иностранным
путешественникам различные привилегии, каких  обычно не  могли  добиться  от
российского правительства русские  ученые. С помощью царской администрации и
под охраной казачьих конвоев  через Алайскую долину прошли: швед Свен Гедин,
датчанин Олуфсен, американцы  Пемпелли и Хеттингтон, француз Ив, немец Шульц
и другие.  Но  серьезными научными  исследованиями  занимались  здесь только
русские  ученые. Среди русских ученых,  посвятивших многие годы своей  жизни
исследованиям Алая, нужно  прежде всего назвать географа и  глациолога Н. Л.
Корженевского.
     В  первые  годы  Октябрьской  революции  Алай стал  ареной ожесточенной
классовой  борьбы.  Несколько  лет  здесь  продолжалась  гражданская  война.
Советская власть  была  установлена  здесь  в 1922  году,  после  ликвидации
бандитских шаек местного "временного правительства Ферганы", сформированного
на  деньги зарубежных империалистов  и  находившегося в пограничном с Китаем
укреплении Иркештаме. Первый революционный комитет был организован в Алае  9
декабря 1922 года.
     Планомерное научное изучение Алая началось с 1928 года, когда, участвуя
в Памирской экспедиции  Академии наук  СССР,  профессор  Н.  Л. Корженевский
составил  подробнейшее  географическое  описание  этого   района.  В   честь
Корженевского  его именем  был назван  большой,  спускающийся  с Заалайского
хребта (от истоков реки Джанайдар) ледник...
     В 1930  году,  когда  направлялась на  Памир наша  экспедиция,  научная
работа профессора Корженевского еще только печаталась, и мы не знали ее...

4
     Мы остановились лагерем  в урочище Ак-Босога,  перед Алайским  хребтом,
преградившим  нам  доступ в  долину  Алая. Алайский хребет значительно  ниже
хребта Заалайского,  но  и  его  высота над  уровнем  моря в  среднем четыре
километра. В мае месяце  он был  еще  покрыт непроходимыми снегами.  Местные
кочевники  киргизы сообщили  нам,  что с  караваном  перевалить  хребет  еще
невозможно.  Они сказали,  что  в  Алайской  долине даже  телеграфные столбы
скрыты под мощным покровом снега.
     Мы поставили  палатки в  Ак-Босоге и  решили  работать здесь  до начала
июня, когда стают снега и  откроются перевалы. Мы знали,  что июнь превратит
дикую  белую  Алайскую  долину  в  роскошное   зеленое  пастбище--богатейшее
джайляу,  протянутое на сто тридцать километров. Армия баранов, овец,  яков,
лошадей войдет в рай, ибо Алай в переводе--рай. Но сейчас--середина мая. Еще
очень холодно в Алайской долине сейчас!
     Урочище  Ак-Босога--небольшая долина. Ее высота над  уровнем моря--2500
метров. Вся она--зеленый, узкий и длинный луг. Он врезался в горы  десятками
лощин,  щелок,  ущелий. Щелки, ущелья, лощины сейчас  переполнены. В них  --
юрты  киргизов,  стада и  отары.  Скоро ли придет  день,  когда можно  будет
погнать скот через перевалы? Этот день будет  праздничным днем, Киргизы ждут
его с нетерпением.
     Сейчас--май, начало весны... Розовые, голубые солнечные пятна на горах.
Гора за горой, хребет  за хребтом--зубцы, купола, шапки и конусы поднимаются
словно   фантастическая   лестница   в    неведомый    мир.   Ниже   снежных
массивов--заросли арчи  и  рябины, образующие темные пятна.  Долина зеленеет
мелкой  молоденькой  травкой.  На  этом "транзитном" пастбище  еще не  может
отъесться изголодавшийся за зиму скот.
     Середина  долины  пуста и  открыта. Горные  киргизы  не  любят широких,
плоских пространств. В середине долины две белые точки. На десятки, на сотни
километров  уже разносится весть об этих  двух  белых точках.  Сотни глаз из
юрт, из ущелий, из-под арчи, с вершин, с деревянных седел -- со всех четырех
сторон, любопытствуя, наблюдают за ними. Белые точки в середине долины-- это
палатки  "урусов". Кто  они--эти  "урусы"?  Зачем  они здесь?  Куда  поедут?
Разговорам о них нет конца.
     Тишина.  Ослепительные  снега.  Никого  и ничего нет  среди великолепия
сверкающих гор. По вечерам дождь и холодные, серые ползучие туманы. По ночам
выпадает снег. Долина сбрасывает его в утренние часы, словно белую простыню,
окутывается  легким паром.  Пар  медленно всползает, отрывается от хребтов и
плывет, сворачиваясь, в прозрачное синее небо. Так образуются облака.
5
     "Дорогие мои!
     Вечер.  Сижу  в  палатке,  пишу  при  тусклом  свете   "летучей  мыши".
Температура минус  4°  С.  Мой  чай  в пиале замерз, но  мне  в  свитере,  в
одеяле--тепло.  А  воздух--  замечательный.  Завтра на  рассвете  отправляем
киргиза  со  служебным пакетом  на  заставу.  Дальше пакет пойдет с почтовой
оказией. Пользуюсь  случаем -- пишу.  Мы находимся  на  линии снега.  Высоту
переношу  отлично.  Перевалы  еще закрыты. Без вьюков,  без груза  можно  бы
попытаться пройти, но мы  ведь связаны экспедиционным имуществом. Живем пока
здесь. Низко над нами летают орлы, кругом  бродят  широкорогие  яки.  Каждую
ночь кричат улары (дикие индюки) и голгочут косули. В чащах  арчи по ущельям
есть кабаны,  мы  их не видали еще, но,  может быть,  соберемся поохотиться.
Здесь  еще  скверный  корм,  поэтому мы  отправили до  первого  июня  нашего
старшего конюха и рабочего Егора Петровича со всеми лошадьми на пастбище,  к
озеру  Капланкуль-- назад, за четыре перехода отсюда, а сами  остались здесь
вчетвером: Юдин, Бойс, Осман и я. Осман сторожит наш лагерь, а мы работаем в
окружающих горах:
     Здесь  много неисследованных  хребтов  -- высоких  и  снежных.  Я  веду
альтиметрические наблюдения [прим.  авт.:  Альтиметр--прибор, который служит
для  определения высоты  местности над уровнем моря,] и  занимаюсь с  Юдиным
геологией. Бойе практикуется  в топографической съемке.  Осман--превосходный
повар, а  продовольствия  у нас  на  полгода.  Едим  пловы,  шурпу  (суп  из
баранины)  и  кавардаки (варево из мяса и  овощей). К нам приезжают киргизы,
привозят кумыс,  угощаются и зовут в гости.  Превосходно живем: тихо, сытно,
дружно и весело.  Загорели, окрепли, полны  энергии.  Читаю дневники прошлых
памирских  экспедиций,  они есть у  Юдина.  Превосходные дневники!  Забавно:
стоим у самых  снегов, вплотную,  а  воды  нет, ближайший  снег не тает еще.
Осман ходит на реку--километра за два  отсюда. Ходит  он и в арчовый лес--за
дровами.
     Желаю Вам всего  наилучшего. Больше почтовых оказий не будет. Следующее
письмо получите с Поста Памирского--месяца через три.  Не  беспокойтесь,  мы
очень  счастливы. Странно  вспоминать  Ленинград. Каким  шумным  кажется  он
отсюда!
     Ваш..." (моя подпись)
Глава третья
ТРЕВОГА
1

     Из-под одеяла--и морозный воздух палатки... Но  Юдина вызывает какой-то
киргиз.  Стуча зубами  от холода, Юдин торопливо  сует ноги в сапоги, руки в
рукава  альпийской  куртки.  Выходит.  Я   еще   в  полусне.  Полог  палатки
откидывается, и Юдин спокойно, тихо и удивительно неожиданно:
     -- Никакой паники... Гульча разгромлена басмачами...
     Басмачи?
     В  Средней  Азии  это  слово  знает  каждый.   Басмачи--  это  активные
контрреволюционеры. Это те враги советской власти, которые с оружием в руках
выступали против нее.
     Неожиданное  известие,  принесенное  нам  заезжим  киргизом-кочевником,
означало, что зарубежные империалисты затевают новую авантюру. Мы знали, что
среди местных  жителей--киргизов Алая  и Памира-- мы найдем  друзей, готовых
отдать  жизнь за  советскую власть. В тишине долин  мы слышали смелые голоса
комсомольцев--киргизской  молодежи,  разоблачавшей  на  собраниях  всяческих
реакционеров.  Но  мы  знали  и то, что  многие муллы,  баи, бывшие басмачи,
готовые  мстить всему живому на свете, притаились до случая в здешних горах,
полны лицемерия  и показного смирения. Мы знали, что они  готовы примкнуть к
любой авантюре, какую задумают  их заграничные покровители. Мы понимали, что
в  слепой ненависти к  советскому строю они готовы опять вооружиться вырытым
из-под камней оружием и, забрав с собой родовые семьи, сбросить овечьи шкуры
и примкнуть к  той стае  бандитов,  что  кинется  на  нашу  территорию из-за
границы,  которая  тянется  в  почти  неисследованных  горах  и   еще  плохо
защищена...  Кинется,  чтобы  грабежом  возместить  былые  богатства,  чтобы
громить  мирные верблюжьи караваны, надоблачные аульные кооперативы, убивать
и  пытать  девушек-комсомолок,  изучающих  в  школах  грамоту,  резать  всех
советских  людей, которые  попадутся  им  в  руки,  стремясь  избавиться  от
свидетелей, рассчитывая,  что некому будет изобличать главарей. А при первой
же  неудаче   вразброд--через   висячие  ледники,  сквозь   ураганные  ветры
пустынь--бежать за  границу,  зная,  что  от  населения ничего, кроме пули в
затылок, уже  не  получишь;  бежать  туда,  где еще  можно--  и то  лишь  за
золото--найти укрывателей.
     Весть  о разгроме  Гульчи  басмачами была ошеломляющей. Однако  мы  еще
имели  время трезво  обо всем поразмыслить. Мы были в опасности,  но реально
еще не представляли ее себе.
     Мы оделись. Умылись. Велели Осману кипятить  чай. Солнце слепило долину
длинными праздничными лучами. Мы деловито обсуждали положение: Юдин, Осман и
я. Бойе спал, и  мы  не стали его будить. В свои девятнадцать  лет еще очень
неуравновешенный,   он   мог   бы   нарушить  размеренный   ход   обсуждения
действительных наших возможностей.
     Первая -- оставаться здесь.
     Но... ничем не обеспечены мы от внезапного нападения ни ночью, ни днем.
С малыми  силами никто на  нас  нападать  не  станет. А если явится  крупная
банда, что можем сделать мы, обладая лишь  двумя  карманными пистолетами  да
одним стареньким  карабином с полусотней  патронов? Что будет  здесь завтра?
Даже--сегодня? Даже-- через час?
     Вторая--укрыться   на   погранзаставе   Суфи-Курган--   тридцать   пять
километров отсюда.
     Это ближайшее и единственное место, где есть  вооруженная сила. Застава
находится  между Гульчой и нами, следовательно, басмачи--по ту ее сторону. И
если  даже  пастух,  поведавший  Юдину про  разгром  Гульчи,  солгал  нам  о
спокойствии в Суфи-Кургане  и о  свободном  пути туда,  все же  надо идти на
заставу, потому что, появившись там, банда неминуемо придет и сюда.  Идти на
заставу--есть  риск  наскочить на банду. Не  идти-- нет шансов  на  спасение
здесь.
     Третьей  возможности нет, ибо в Алай (даже если там спокойно, даже если
мы уверим  себя, что там не догонят нас,  даже если забудем и  о том, что из
Алая-то  нам  уж  вовсе некуда будет деться) уйти мы не можем: в  Алае снега
непроходимы для вьюков, и нет там ни пищи нам, ни корма для лошадей.
2
     На  картах  значится:  "Укрепление  Гульча". Но  первая половина  этого
обозначения  существует  только  на  картах.  Укрепление  исчезло  вместе  с
царизмом. Стены, башни, брустверы, крепостные ворота  Гульчи разрушены. А  в
казарменных зданиях  внутри разрушенных стен--ныне исполком, земотдел, склад
фуража, комната  уполномоченного  Особого  отдела  Тихонова.  Рядом-каменные
постройки  почты, ветпункта  и больницы. Дальше--квадрат зеленой травы.  Еще
дальше--кишлак:  одна улица, ряд  слипшихся  глинобитных  лачуг. В  них--два
кооператива, пекарня, отделение милиции и гульчинские жители. Кругом тополи,
кустарник, жидкий лесок... Гульча--ярко-зеленое  дно большой  чаши.  Долина.
Края чаши--горы,  снежные берега, омываемые голубым небом.  Почва на склонах
гор зябкая, набухшая, еще не сбросившая с себя оцепенение зимы. Летом склоны
зазеленеют  квадратами   богарных  посевов,  а   сейчас   горы  безжизненны,
неприютны. Только по лощинам чернеют киргизские юрты,  насквозь прокопченные
дымом очагов.
     Гульча--последний "город" в горах на пути из Оша  к  Памиру. Город--это
местное  преувеличение. На  деле,  Гульча тридцатого  года--крошечный, тихий
поселок.  В  нем  насчитывалось  всего  полтора  десятка  жителей--  доктор,
агрономы, работники кооператива, несколько милиционеров.
     Сведения  о  взятии  Гульчи мы получили  на рассвете  22  мая.  Никаких
подробностей  мы не знали.  Мы узнали их  много  позже, по читателю  я  могу
рассказать все  так, словно тот  трагический  для Гульчи день  встает  перед
моими глазами сейчас.
     Двадцать  первого мая в  Гульче был  базарный  день. На базар съехалось
несколько  сот окрестных  киргизов.  Почему  же  так  много? Никто не знает.
Почему  они без  скота? Никто не  задумывается. Должно быть, все покупатели.
Почему  среди  них  столько  никому  не  знакомых яиц?  Да просто  понаехали
издалека. Обычно в базарные дни приезжие отгоняют своих лошадей на пастбище.
А сегодня лошади привязаны  к молодым, в прошлом  году  посаженным деревьям.
Лошади объедают побеги, с корнем вырывают деревья.
     --  Разве  можно?--нахмурившись,  говорит  длинный  киргиз--  начальник
милиции.
     -- Можно. Тебе дело какое?--крутя жиденькую бородку, вызывающе отвечает
приехавший бай.
     Он спорит, он нещадно ругается. Начальник милиции подходит к другим.
     -- Отвяжите лошадей!
     Над ним издеваются, смеются в лицо.
     -- Хорошо,--отвечает начальник милиции.--Я оштрафую вас.
     Тогда  бородатый делает знак  остальным.  Они  бросаются скопом. Взмахи
ножей, вскрик, и начальник милиции мертвый лежит на земле.
     Так начался этот день.
     Съехавшаяся  "на базар" банда  вскакивает на  лошадей...  В  кооператив
влетает орава.
     -- Давай спички!
     За прилавком молодая киргизка, комсомолка.
     -- На, друг, бери! Давай две копейки!
     -- Э... Две копейки?..
     Женщина взвизгивает под ударом камчи.
     -- Что делаешь? Зачем бьешь?! -- кидается к при. лавку ее муж.
     Орава убивает киргизку и ее мужа.
     ...Десяток  приехавших входит  в комнату Тихонова  Тихонов  только  что
проснулся. Встает, шлепает к ним босиком.
     -- Здравствуйте, товарищи... Что хорошего скажете?
     Вместо  ответа из-за  спины других--пуля. Тихонов, не вскрикнув, падает
на пол...
     По Гульче--вой  и  стрельба. Жители бегут  в горы.  Басмачи  ловят  их,
расстреливают, режут. Над  Гульчой занимается  пламя. Местный судья бежит  в
горы.  В кобуре--наган, в кармане--маузер.  Басмач  подскакивает к судье,  в
упор наставляет винтовку.
     -- Д