рке творилось что-то очень интересное.
     Вот инспектор манежа металлическим голосом полтинника объявил:
     - Выступает единственный в своем универсальном  жанре  знаменитый
иллюзионист,   жонглер   и   дрессировщик  Герман  Пинетти  со  своими
ассистентами.
     Зрители бурно аплодировали и кричали.
     - Хоть бы одним глазком взглянуть,  что там происходит,  - сказал
Динь-Даг  и  обратился  к  мудрому  Двугривенному:  -  Скажите,  а  вы
когда-нибудь видели цирковое представление?
     - Нет,  - ответил старший собрат.  - И я думаю, ни одна монета не
видела,  потому что если мы и  попадем  в  цирк,  то  всегда  сидим  в
карманах,   кошельках   или   дамских  сумочках.  Я  считаю,  что  это
несправедливо...
     Но только  успел  он  это  сказать,  как  Динь-Даг услышал совсем
близко голос женщины.
     - Молодой человек,  у вас найдется какая-нибудь монета? Граждане,
у кого есть серебряные монеты?
     Произошло невероятное.  Алеша  вытащил Динь-Дага и отдал женщине.
Ничего не соображая,  Динь-Даг,  ослепленный  ярчайшим  светом,  вдруг
очутился в самом центре цирковой арены. Столько света, блеска, красоты
Динь-Даг,  кажется,  еще никогда и нигде не видел.  И весь цирк вокруг
арены был заполнен народом.
     Лилась нежная музыка.  Со всех сторон на арену смотрели  огромные
глаза  юпитеров.  Люди  на арене были в самых разнообразных костюмах -
красных, голубых, зеленых, черных, белых, золотистых и серебристых. И,
кроме людей, тут прыгали собаки, разгуливали кошки, хлопали и свистели
крыльями голуби, поднимая хохолки, что-то бормотали попугаи. Странное,
пестрое, невиданное было это зрелище.
     Женщина протянула горсть монет высокому,  красивому, но несколько
мрачноватому мужчине в черном фраке и в цилиндре. Это и был знаменитый
артист цирка Герман Пинетти.
     Герман Пинетти  поиграл  горстью  серебра  на  ладони,  показывая
монеты  публике.  Монеты  подпрыгивали  и   звенели.   Подпрыгивал   и
позвякивал и Динь-Даг.
     И вдруг фокусник,  сжав кулак,  быстро опустил  руку  и  с  силой
швырнул  горсть монет вверх к куполу.  На глазах у зрителей серебряная
мелочь брызнула во все стороны высоким фонтаном.  В эту секунду  мощно
грянула  музыка  и  погас  свет.  Только в двух лучах блестели летящие
серебряные монеты.  Свет сразу же вспыхнул.  Музыка,  как  обрезанная,
умолкла. И все монеты с мелодичным звоном покорно опустились на ладонь
фокусника.  Пинетти снова поиграл монетами,  показывая их  публике,  и
передал своей помощнице.
     Цирк взорвался аплодисментами,  а женщина пошла в ряды зрителей и
стала раздавать монеты их владельцам.
     - У вас,  молодой человек, было пятнадцать копеек, - сказала она,
останавливаясь перед Алешей. - Пожалуйста, получите свою монету!
     Но она отдала Алеше не Динь-Дага,  а совсем другой  пятиалтынный.
Возмущенный Динь-Даг пискнул:
     - Меня нужно отдать, меня!
     Но на  его  протест никто не обратил внимания.  А Алеша положил в
свой карман "чужака".  Он,  должно быть, и в самом деле думал, что ему
вернули именно ту монету, какую он отправлял фокуснику на арену.
     - Спасибо,  - сказал Алеша.  - Я сохраню эту монетку на память  о
замечательном искусстве Германа Пинетти.
     Алеша был в  восторге,  а  Динь-Даг  при  его  этих  словах  даже
задрожал  от  горя  и  гнева.  Ведь  это  его,  Динь-Дага,  должен был
сохранить добрый и наивный Алеша.  Кроме того,  ведь монеты никуда  не
взлетали.  Просто  они  ловко  и незаметно для зрителей были опущены в
потайной карман фокусника,  а потом так же ловко и незаметно извлечены
оттуда.  В  воздухе  же  сверкал  световой  фонтан  из несуществующего
серебра.
     И Динь-Даг  никуда  не  взлетал.  Иначе он упал бы куда-нибудь на
ковер.  Он,  как и другие монетки,  только побывал в потайном  кармане
ловкого фокусника. Но как об этом рассказать зрителям?
     А удовольствие Динь-Даг все-таки имел - он посмотрел цирк,  народ
и чуточку представления.
     Помощница чародея   передала    Динь-Дага    какой-то    нарядной
зрительнице,  а  та  равнодушно  сунула  его  в  лакированную сумочку,
насквозь пропахшую духами.  Динь-Даг,  должно  быть,  устал  и  потому
преспокойно уснул на батистовом платочке.
     Проснулся он только в трамвае,  небрежно переброшенный с  мягкого
батистового   платочка   в   жесткую,   переполненную  деньгами  сумку
кондуктора.
     А Алеша  в это время уже сладко спал и в восхитительном сне видел
построенный им могучий межпланетный корабль.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

     Жил в этом северном портовом городе доктор Степан  Ермолаевич.  В
городе  он  был  известен,  даже знаменит.  Стоило Степану Ермолаевичу
появиться на улице,  как его немножко старомодная касторовая шляпа уже
почти не опускалась на большую плешивую голову. Его все приветствовали
- дети,  пожилые люди и старики. Он раскланивался, держа шляпу в руке.
Старый доктор жил здесь много лет, и его в лицо знал весь город.
     Степан Ермолаевич был человеком строгим и в  то  же  время  очень
добрым и приветливым.  Как-то странно уживались в его душе жесткость и
нежность.  Он был главным хирургом больницы.  И работая с ним, молодые
врачи, сестры и сиделки-нянюшки знали и слезы и радости.
     Было уже  заполночь.  Степан  Ермолаевич  и  его  ближайший  друг
молодой  профессор  в  домашнем  кабинете  доктора  играли  в шахматы.
Выиграв друг у друга по одной партии,  противники уже  играли  третью,
решающую.   Они  вошли  в  азарт,  и  у  каждого  в  голове  строились
грандиозные планы.
     - Вот  сейчас-то  я  вам  устрою Сталинград!  - воскликнул Степан
Ермолаевич и  далеко  передвинул  свою  ладью.  Он  весело,  по-детски
улыбался.
     - А я вам шах объявляю,  коллега,  - ответил профессор и рванулся
буйногривым конем к докторскому королю.
     Степан Ермолаевич задумался,  и в  это  время  зазвонил  телефон.
Доктор знал: в такой поздний час могут звонить только из клиники. И он
не ошибся.  В больницу поступил в  тяжелом  состоянии  новый  больной.
Требуется срочная операция.
     - Присылайте машину,  - сказал Степан Ермолаевич в трубку.  - Как
нет машины? Ах, шофер заболел? Ну, ладно, приду пешком. Такси не надо,
наждешься вашего такси.
     Он положил трубку и встал.
     - Завтра доиграем.  Или,  может быть,  сейчас сдадитесь? - лукаво
спросил доктор.
     - Нет,  - не согласился профессор.  - Все  преимущества  на  моей
стороне.  Сталинград-то  вам,  коллега,  будет.  Значит,  оперировать?
Возьмите меня с собой ассистентом.
     - Куда  вы?  -  изумился  доктор.  - Пешком идти надо,  наш шофер
заболел.  Шоферы имеют право болеть,  а мы,  лекари,  болеть не  имеем
права.  Это уж совсем плохо, когда врач болеет. Парадокс! Ну пойдемте,
если хотите.  Только, может быть, надолго застрянем. Человек в тяжелом
состоянии! Человек!
     Они вышли на улицу,  притихшую  и  пустынную.  Степан  Ермолаевич
рассказывал  молодому  профессору,  как  он  в  давние времена работал
земским врачом и пешком исходил весь уезд.
     В городе   была   тишина,  и  два  друга  спокойно  шли  и  мирно
беседовали...
     Но вдруг...
     - Доктор, - радостно крикнул профессор, - трамвай идет!
     И в самом деле, их нагнал трамвай.
     - Вот это удача!  - восхитился Степан Ермолаевич,  в рассеянности
подавая кондуктору рубль. - Трамвай словно специально для нас подошел.
     Сонная кондукторша не обратила внимания на слова доктора и вместе
с билетами подала ему сдачу. Она ведь и не подозревала, куда торопятся
эти два человека.  Она была молодая,  здоровая и никогда не ходила  по
врачам.   Должно   быть,   потому   кондукторша  и  не  знала  Степана
Ермолаевича.
     А доктор  положил  билеты  и  сдачу  в  карман,  сел на лавочку и
продолжал рассказывать молодому профессору о своей врачебной  практике
в молодости. Он тоже, например, не знал, что в кармане его плаща сидит
Динь-Даг.
     Из обрывков  разговора  доктора и профессора Динь-Даг понял,  что
эти двое людей едут спасать человека.  "Значит,  и я  увижу,  как  они
будут делать операцию", - подумал Динь-Даг с восторгом.
     Но, конечно,  он ничего не увидел,  потому что остался в  кармане
плаща доктора, а плащ был отнесен гардеробщицей в раздевалку.
     Операция продолжалась так долго,  что Динь-Даг устал ждать. А ему
очень хотелось узнать,  сумеют ли врачи спасти жизнь человека, хотя он
не знал,  кто этот человек.  Может быть,  это был пожилой рабочий  или
служащий, может быть, старик или юноша, а может быть, совсем маленький
мальчик или девочка. Главное - был человек, и его нужно было спасти, а
потом вылечить. Это понял Динь-Даг из разговора доктора с профессором.
     Только через два часа доктор и профессор вышли  из  операционной.
Степан Ермолаевич смертельно устал, на его побледневшем лице выступили
мелкие капельки пота.
     - Вам плохо? - встревоженно спросил профессор.
     - Нет, ничего, - ответил доктор, надевая плащ. - Что-то сердце...
но  ничего,  ничего...  А  этому крановщику еще жить и жить.  Здоровый
организм - это важно!  Обратили внимание?  Он сам,  словно новый кран,
высокий, крепкий. Такой нелегко согнуть.
     "Операцию делали какому-то  рабочему,  крановщику",  -  догадался
Динь-Даг.
     Вскоре доктор и профессор  в  автомашине  ехали  домой.  Одна  из
сестер   хотела   проводить  доктора,  но  Степан  Ермолаевич  наотрез
отказался от ее услуг.
     - Вам  за  больными  нужно ухаживать,  а не за врачами,  - строго
сказал он и отправил сестру в больницу.
     Дом, где жил молодой профессор, находился на половине пути к дому
доктора Степана Ермолаевича.
     - Я довезу вас, - предложил профессор.
     - Нет,  нет, - запротестовал Степан Ермолаевич. - Уже поздно. Вам
завтра  нужно  рано в свою клинику.  Спасибо!  Я хорошо доеду один.  А
завтра вечерком заходите, доиграем партию.
     - Это  уже  будет  сегодня.  Сейчас  три часа ночи.  До свидания,
коллега!
     - Да,  это уже сегодня, - вспомнил Степан Ермолаевич. - Все равно
приходите! - и он помахал слабеющей рукой своему другу.
     У своего дома он вышел из машины,  и машина моменталыно умчалась.
А доктор так и остался стоять на тротуаре.  Он вдруг почувствовал, что
не  может  сделать  и  одного шага.  Казалось,  чьи-то холодные пальцы
вцепились в сердце.
     Доктор закрыл  глаза и покачнулся,  но устоял.  Он вынул платок и
осторожно вытер лоб.  И он не заметил,  как с платком из кармана вылез
Динь-Даг, упал на мостовую и откатился в сторону.
     Крошечными шагами,  не поднимая ног,  Степан  Ермолаевич  кое-как
дотащился до подъезда и присел на ступеньку. "Врач не может болеть", -
вспомнил он и снова закрыл глаза. Голова его вдруг наклонилась, словно
доктор  кому-то  поклонился,  а  тело  повело в сторону,  и он упал на
ступени, не издав ни звука.
     Накрапывал тихий   ночной   дождь.  На  мокрой  мостовой  валялся
одинокий Динь-Даг.  Уже уснул в своей квартире  молодой  профессор.  В
больнице, к радости дежурных, врача и нянюшек, пришел в сознание после
операции крановщик.  В квартире доктора застыли на доске в  прерванной
партии шахматные фигуры. Они так и не дождались своего хозяина.
     А жизнь на земле продолжалась.

ПРАЗДНИК

     Всю ночь до утра Динь-Даг пролежал  на  голой,  мокрой  от  дождя
мостовой.  Лежать было тоскливо и холодно. Было жалко старого доктора,
который ночью бросился спасать человека,  совсем не думая  о  себе,  и
умер от жестокого сердечного приступа.
     Редко-редко проходили по улице люди.  Но никто не видел Динь-Дага
и никому до него не было дела.
     Забыв о дожде,  медленно шли,  обнявшись,  юноша и девушка. Юноша
говорил о вечной любви, а девушка спрашивала, что такое вечная любовь,
и смеялась.  Юноша уговаривал свою подругу поехать с ним в  Сибирь  на
большое строительство,  где они будут работать и учиться, а девушка не
соглашалась.  Ей нравился родной город - здесь тоже можно  работать  и
учиться.
     Благодушно настроенному,  подвыпившему  старику  было  тесно   на
тротуаре. Он шел по мостовой и рассуждал сам с собой.
     - Ну вот,  выпил я,  значит,  на три рубля,  - бормотал старик  и
посмеивался.  - На три рубля! Да! А Сашка мой... это сын, значит, мой,
- объяснял кому-то старик,  - Сашка сто  раз  по  три  получает.  Это,
значит,   триста.  Арифметика!  Сашка  пришлет...  Да  Веруха,  дочка,
пришлет... да пенсия. Вот я и сыт, старый...
     Старик остановился.  Он увидел Динь-Дага.  Хотел нагнуться, потом
раздумал и засмеялся:
     - А на что ты мне,  пятиалтынный? Мелочь ты! Ничего я не куплю на
тебя. Не могу же я тащить тебя в милицию, как находку. Некогда мне...
     Старик перешагнул через Динь-Дага и пошел своей дорогой.
     А Динь-Даг обиделся. Он даже чуть позеленел от злости и с горечью
подумал: "Быть бы мне хоть рублем, тогда старик не перешагнул бы через
меня!"
     Мчалась на бешеной скорости машина, закрутила Динь-Дага колесом и
подбросила высоко вверх.  Динь-Даг больно ударился об асфальт, жалобно
звякнул и остался лежать.
     Вышла под утро близорукая дворничиха,  взмахнула метлой  и,  сама
того не заметив, загнала Динь-Дага на край мостовой.
     Давно Динь-Даг не чувствовал себя таким одиноким,  заброшенным  и
беспомощным.  А город уже проснулся.  Люди вышли на улицы и спешили по
своим  делам.  На  стройке  многоэтажного  дома  подъемный  кран   уже
разворачивал   свой   длинный  хобот.  Со  стороны  гавани  доносились
призывные гудки пароходов.
     Дождь кончился,   и   асфальт   мостовых  посверкивал  солнечными
блестками.
     Неизвестно, сколько  бы  времени  пролежал  Динь-Даг на мостовой,
если бы его не заметил и не подобрал  двенадцатилетний  школьник  Вася
Чижиков.
     Шел Вася по улице, а ходить он предпочитал больше не по тротуару,
а по мостовой и то не по прямой, а замысловатыми зигзагами. Торопиться
Васе было некуда.  Он шел и зевал по сторонам.  И вдруг видит: лежит и
сверкает дождевой капелькой монетка.
     Конечно, Вася поднял ее и принес домой.
     Когда пришел с работы отец, мальчик показал ему монету и сказал:
     - Папа, смотри, какой я счастливый!
     Отец пришел  с  товарищами по работе.  Он принес множество разных
свертков. Тут были колбаса, консервы, рыба, печенье, конфеты.
     - Счастливый,  - подтвердил отец.  - И мы счастливые. Скажи маме,
чтобы накрывала на стол. У нас сегодня праздник!
     - Какой? - полюбопытствовал сын.
     - Нашей бригаде присвоили звание бригады коммунистического труда!
Вот какой у нас праздник!
     Вася слышал о таких бригадах. Но он никогда не думал, что бригада
строителей, в которой работал папа, будет носить это высокое звание.
     Он был горд за своего отца и  его  товарищей.  Они  теперь  будут
работать  в бригаде коммунистического груда!  Вася хотел расспросить о
том,  как работают в  таких  бригадах.  Но  тут  он  увидел  на  столе
найденного Динь-Дата и спросил:
     - Пала, а при коммунизме денег не будет?
     - При  полном коммунизме денег не будет,  - сказал отец.  - Тогда
они будут ни к чему.
     Услыхав слова Васиного отца,  Динь-Даг страшно удивился. Не будет
денег, значит, не будет и его, Динь-Дага.
     Отец словно  почувствовал  это  удивление  Динь-Дага.  Он взял со
стола монетку и громко оказал:
     - Вас   тогда   не   будет.  Будете  вы  только  в  музеях  да  у
коллекционеров.
     Все сели  за праздничный стол.  Вася вместе со всеми пил чай,  ел
бутерброды и слушал разговор отца с  гостями  о  работе  бригады  и  о
будущей счастливой жизни, которая называется коммунизмом.

ПОДАРОК

     Стоял в  порту  большой  и красивый теплоход "Волга".  Работал на
этом теплоходе молодой штурман по имени Петр, по фамилии Ершов.
     В субботний  вечер Петр Ершов решил отдохнуть в городе.  Он очень
любил танцевать.  А так как морякам танцевать приходится не  часто,  а
"Волга"  через  два дня должна была выходить в море,  то Петр никак не
мог отказать себе в этом удовольствии.  В  кармане  у  Петра  уже  был
пригласительный билет.
     Надев плащ и шляпу,  он осмотрел себя в зеркало и  остался  собой
доволен.  С таким молодым штурманом,  будущим капитаном, любая девушка
согласится на тур вальса.
     Пошарив в карманах,  Петр вдруг обнаружил,  что у него нет мелких
денег. Он зашел в соседнюю каюту к товарищу.
     - Одолжи мне пятьдесят копеек, - попросил он.
     - Сумма солидная, - усмехнулся товарищ. - Вот на столе, возьми. А
куда это ты собрался?
     - На свидание.
     - И  на  пятьдесят копеек думаешь преподнести подарок девушке?  -
ехидничал товарищ, которому, конечно, тоже хотелось побывать в городе.
Но ему нужно было заступать на вахту.
     - Мне некогда с тобой болтать,  - серьезно сказал Петр Ершов. - Я
еду в интерклуб. Счастливо оставаться!
     - Желаю познакомиться с доброй феей! - крикнул вдогонку товарищ.
     Падая в  глубокий  карман  и сталкиваясь с другими монетами,  наш
знакомый Пятиалтынный вежливо им представился:
     - Динь-Даг!
     Сейчас, упав в карман плаща Петра Ершова,  Динь-Даг  почувствовал
прикосновение к себе какого-то листка плотной бумаги. Если бы Динь-Даг
был грамотным,  то он прочитал бы,  что написано  на  этом  листке.  А
написано там было вот что:

ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ
                        Дорогой товарищ Ершов!
                 Клуб моряков приглашает Вас на вечер
                   встречи с иностранными моряками.
                      В программе вечера лекция,
                           концерт, танцы.
                          Начало в 19 часов.

     Впрочем, если бы Динь-Даг и был грамотным, то в темноте все равно
читать было невозможно.  Когда в веселом настроении Петр Ершов,  минуя
трап,  прыгнул с борта на причал,  Динь-Даг отрекомендовался и билету,
звонко назвав свое  имя.  Пригласительный  билет  чуть  слышно  что-то
прошелестел.  Однако  Динь-Даг  не  знал  бумажного языка и,  конечно,
ничего не понял.
     Пассажиров в  автобусе было мало,  и Петр сел на свободное место.
Но на следующей остановке пассажиров оказалось так много,  что автобус
моментально  заполнился.  К карману Петра плотно прижалась клеенчатая,
разбухшая от провизии сумка.  Монетам в кармане стало очень  тесно,  и
они перессорились. Каждой хотелось захватить удобное местечко.
     Динь-Даг отчаянно отбивался  от  наседавших  на  него  пятаков  и
двугривенных. Но тут он услышал голос Ершова:
     - Садитесь, гражданка, пожалуйста!
     Петр встал,  уступив  свое  место  женщине.  Вежливость  молодого
моряка устыдила Динь-Дага.  Он отодвинулся, тоже уступив место старшей
монете.
     - Спасибо! - сказала женщина Ершову.
     - Спасибо! - звякнула двугривенная монета Динь-Дагу.
     Ярко освещенный и украшенный флагами разных наций,  клуб  моряков
походил  на  сказочный  дворец.  В  клубе было шумно,  но вечер еще не
начинался.  Кроме русских,  здесь было много иностранцев  -  англичан,
немцев,  норвежцев, шведов, датчан. В ожидании Петр Ершов отправился в
буфет выпить бутылку лимонада.
     Едва он  успел  наполнить стакан шипучим напитком,  как к нему за
столик подсел пожилой иностранец.  Он что-то сказал Ершову, но тот, не
зная  никаких  языков,  кроме  русского,  ничего  не понял.  Тут Петру
пришлось пожалеть, что и в школе и в мореходном он всегда плохо учился
по английскому языку.
     На помощь пришла переводчица, миловидная девушка Лида.
     - Он  англичанин,  его  зовут  Питер Питт,  - сказала Лида.  - Он
спрашивает, плаваете ли вы и кем. Бывали ли вы в Англии?
     - Я  плаваю  штурманом  на теплоходе "Волга",  - смущенно ответил
Петр. - Зовут меня Петр Ершов. В Англии я не бывал.
     Лида перевела слава Петра. Англичанин заулыбался.
     - Вы, Петр, а он Питер, - Лида тоже улыбнулась. - Он говорит, что
рад познакомиться с тезкой. Он удивлен тем, что вы такой молодой и уже
штурман.
     С помощью  переводчицы  Петр  Ершов  и  Питер  Питт  еще  немного
поговорили, а тут послышался звонок, приглашающий в зал.
     Англичанин вытащил