енно сказал Вяча.
     - Не  что-то,  а  такая жердь на носу корабля,  - сказал Егор.  -
Вроде мачты,  только она не стоит,  а лежит и,  будто пушка,  нацелена
вперед. И от нее идут кривые паруса.
     - Не кривые,  а  косые,  -  поправил  боцман.  -  Они  называются
кливерами.
     Когда они вернулись к ялу, Антон и Ян уже отремонтировали мачту и
примеряли ее к гнезду в килевом брусе.
     - Молодцы! - похвалил боцман.
     Он вытащил  из  рюкзака  журнал и показал Вяче и Егору фотографию
парусного судна.
     - Где бушприт?
     Егор и  Вяча  одновременно  ткнули  пальцами  в   носовую   часть
парусника.
     - Теперь знаете,  какой бушприт.  Вот и приступайте к  работе.  А
Антона и Яна назначаю вашими помощниками!
     Антоша улыбнулся, а Вяча заявил:
     - Мы и без них справимся. Правда, Егор?
     - Попробуем, - без большого энтузиазма отозвался Егор.
     Они работали  долго,  по  очереди  орудуя  топором и рубанком,  и
наконец доложили боцману:
     - Степан Иванович, бушприт можно ставить!
     Докладывал, конечно, Вяча. А Егор лишь довольно улыбался.
     Устанавливали бушприт всей командой после обеда,  приготовленного
на костре Антоном и Яном.
     - Теперь приступим к окраске, - сказал боцман.
     Четыре матроса - четыре  шкрабки,  четыре  щетки,  четыре  кисти,
бочонок красной краски да две банки белил.
     Яхтсмену Яну красить  борта  было  не  впервой.  Ловко  орудовали
кистями  и  Антон  и Егор-Беломор.  Зато Вяча к каждому мазку добавлял
пару глубоких вздохов и по крайней мере полторы дюжины капель  пота  -
на лбу, на носу и на шее.
     А каким красавцем выглядел ял после старательной окраски!
     И только боцман чуть хмурился, глядя на обновленное суденышко:
     - Ял с  бушпритом...  гибрид  на  удивление.  А  может,  на  смех
морякам?  Но ничего,  вместо яла-шестерки будет наш шлюп.  Так и будем
его называть.
     Наступило время дать шлюпу достойное имя.
     - "Адмирал Нахимов", - раньше всех предложил Вяча.
     - Очень уж громко для маленького шлюпа, - заметил Антон.
     - Давайте назовем шлюп  "Юный  спортсмен"  или  "Старт".  -  Яну,
заядлому яхтсмену, хотелось, чтобы шлюпу дали спортивное название.
     - "Стартом" назовем,  а какой еще финиш будет, - рассмеялся Вяча.
- А вот название: "Стрела"!
     - Наш шлюп как стрела не полетит, - уныло заметил Егор.
     - С парусом он хорошо пойдет, - оживился Ян.
     - А  меня,  старого  морячину,  что-то  на  лирику  потянуло,   -
включился  в спор Степан Иванович,  выбивая о каблук сапога трубку.  -
Вот смотрите, кто над нами кружит.
     Мальчики подняли головы.
     - Ласточки.
     - Ну и как? Плохое название?
     - "Ласточка"... - Антоша вопросительно оглядел ребят. - По-моему,
хорошее название.
     - Я согласен, - сказал Вяча.
     - Отличное название! - согласился и Ян.
     На том и порешили: назвать шлюп "Ласточка".
     - А теперь нам еще свой вымпел нужно придумать, - заявил Вяча.
     - Это верно!  поддержали его ребята.  - Вымпел обязательно нужен.
Только какой?
     - А если такой, сказал Ян, который перевидал вымпелов столько же,
сколько яхтенных парусов.  - На удлиненном голубом треугольнике, как в
небе, - белая ласточка. Белая, потому что она освещена солнцем.
     - Что  же,  хороший будет вымпел,  - одобрил боцман.  - Мы его на
грот-мачту  повесим.  А  на  корме  -  красный  с  серном  и   молотом
государственный  советский  флаг.  Сегодня  дома  с Егором да с Ириной
Григорьевной и соорудим.  - Помолчав,  он заговорил  снова,  начав  со
своей  любимой  прибаутки:  -  На пеньковом конце четыре узла - четыре
матроса, боцман один, капитан в уме. Итак, "Ласточка" - на добрые дела
для людей. Мое правило: ни дня без доброго дела. И веселое, ободряющее
слово - тоже доброе дело.  Якорь поднят.  Отдать швартовы! Антон, пиши
на борту шлюпа название "Ласточка".

                       При дворе Петра Первого

     Задорно насвистывая  "Юного  барабанщика" и как будто ни о чем не
думая,  Вяча Полянкин неторопливо шагал по набережной Северной  Двины.
Нет,  конечно,  ни о чем не думать Вяча не мог. Он думал о предстоящей
завтрашней поездке к Новодвинской крепости.  К той крепости, под огонь
пушек которой Иван Рябов посадил на мель вражеские шведские корабли. В
воображении мальчика Новодвинская крепость представлялась неприступной
твердыней.
     Казалось бы,  когда,  как не теперь,  наслаждаться щедро  палящим
солнцем,  которое  в  Архангельске  и греет-то как следует месяц-два в
году,  любоваться простором сверкающих  вод  Северной  Двины,  которая
скоро  опять  забушует  штормами,  а  потом  покроется шугой и надолго
застынет,  коварно   заполненная   ледяными   заставами,   восхищаться
великолепными океанскими теплоходами,  стоящими у причалов и на рейде!
Но Вяча сейчас не видел перед собой ни реки,  ни солнца.  Ему чудились
картины  парадов "потешных" петровских полков,  приезд Петра Первого в
деревянный Архангельск, закладка корабельной верфи в Соломбале и спуск
на воду первого русского корабля.
     Неожиданно его внимание привлекла  стоящая  неподалеку  необычная
автомашина-фургон.  Из  машины  выгружали  какие-то  ящики и аппараты,
похожие на киносъемочные.
     "А вдруг?! - насторожился Вяча. - Как бы узнать?.."
     Набравшись смелости,  он решительно подошел к машине и спросил  у
мужчины, который показался ему главным:
     - Скажите, пожалуйста, это киноаппарат?
     - Киноаппарат, - мельком взглянув на мальчика, ответил мужчина.
     - А вы кинооператор?
     - Главный кинооператор.
     - И будете снимать картину? А можно узнать - какую?
     Главный кинооператор теперь уже внимательно смотрел на Вячу.
     - Очень ты любопытный!  Ну,  будем  снимать  "Сказание  об  Иване
Рябове". Ты слышал об Иване Рябове?
     Вяча был в восторге: с ним разговаривал, уже не просто отвечал на
вопросы,  а именно разговаривал кинооператор, и не простой, а главный.
И Вяча поспешил его заверить:
     - Да  я,  товарищ  главный  кинооператор,  знаю  даже,  когда  он
совершил свой подвиг,  спас от шведов наш Архангельск. Двадцать пятого
июня тысяча семьсот первого года.
     Кинооператор смотрел на Вячу уже с удивлением.
     - Правильно? - спросил Вяча.
     - Правильно, - подтвердил кинооператор, хотя точно не помнил даты
подвига лодейного кормщика.
     - А где вы будете снимать? - поинтересовался Вяча.
     - Есть тут такое Заостровье. Натура подходящая. Вот туда сейчас и
поедем.  Это для  начала.  А  потом  будем  снимать  у  крепости.  Там
декоративное подобие возводится.
     Попрощавшись со своим новым знакомым,  Вяча стремглав  понесся  к
Антоше Прилучному.
     Эврика, Антон! Они приехали!
     Ничего объяснять Антоше,  разумеется,  не требовалось. Антоша все
понял по возбужденному виду приятеля.
     - Где они? - спросил Антоша.
     - Поехали  сначала  в  Заостровье.  А  потом  будут   снимать   у
Новодвинской крепости.
     - Если они поехали в Заостровье, - сказал Антоша, - то и наш курс
меняется.  К  крепости  мы  пойдем тоже вслед за ними.  А сейчас нужно
готовить "Ласточку" и известить Яна и Егора.
     Отправляться было решено на следующий день в семь ноль-ноль.  Все
матросы экипажа боцмана  Рябова  собрались  аккуратно.  Напевая  "Были
сборы  недолги...",  они  действовали  точно  и ловко.  Поднимали они,
конечно, не коней, как поется в песне, а паруса - грот и стаксель.
     Ветер был   свежий  и  почти  попутный.  Легкий  шлюп  "Ласточка"
устремился к левому берегу реки,  но  не  наперерез,  а,  как  вел  ее
рулевой Ян Эрмуш, чуть вверх.
     Ошвартовались в Заостровье у лодочной и катерной пристани. Но где
их искать, этих кинематографистов?..
     Встречная колхозница на вопрос ребят затараторила:
     Вон там,  в двух домах, у Котловых да у Варакиных им председатель
ночлег отвел.  А сейчас-то они уехали,  да-да, милые, уехали они. Едва
обутрело,  они,  значит, и уехали. Да не далече тут. Я вам, голубчики,
все единым мигом разъясню и обскажу...
     И она  обстоятельно и с явным удовольствием долго объясняла,  как
попасть в то место, куда уехали артисты.
     Пользуясь ее  указаниями,  ребята,  хоть  и  не без труда,  нашли
стоянку  съемочной  группы.  Это  была   веселая,   просторная,   ярко
зеленеющая  поляна.  Низкорослые развесистые ивовые кусты и сухощавые,
но жизнестойкие ольхи плотно обступали ее.  Только на берег сверкающей
солнечными блестками Северной Двины выход оставался открытым.
     На поляне  были  разбиты  четыре  огромные  палатки.  По  шуму  и
пестроте  стоянка  съемочной группы походила на большой табор.  Съемки
еще не начинались.
     До поры до времени ребята притаились в кустах и,  затаив дыхание,
наблюдали.
     Высокий, косая  сажень  в плечах,  артист в мундире,  треуголке и
ботфортах, с тяжелой тростью в руках удивительно походил на бронзового
Петра   работы  скульптора  Антокольского,  что  стоит  на  набережной
Северной Двины в Архангельске.
     - Похож,  да?  -  Вяча  толкнул  в  плечо Антона.  - Прямо как на
пьедестале. Только ходит да разговаривает.
     Чуть ли  не  по  пояс  Петру,  пожилой  человек  в костюме самого
модного современного покроя что-то сердито выговаривал "царю".
     Ребята прислушались.
     - А я,  товарищ Мелкишев,  не позволю...  не  позволю  заниматься
отсебятиной. Не позволю вам, Иван Харитонович, того, что вы творили на
студийных съемках в Москве.  Вы хотя и должны быть простым с  народом,
но вы все-таки царь, вы - Ваше величество!
     - Вот-вот,  я и говорю,  - басовито отшучивался Петр.  - Я - Ваше
величество, а вы ко мне с "товарищем".
     - Такой здоровый,  а фамилия - Мелкишев, - опять зашептал Вяча. -
Он ведь Романов, Петр Алексеевич Романов, царь всея Руси.
     - Молчи. Лучше смотри и слушай, - отмахнулся Антон.
     - Вот  и ты смотри.  Видишь Ивана Рябова?  Вот тот,  в холстинной
рубахе почти по колено.  А это кто с ним под ручку гуляет?..  Стой, да
ведь это... - Вяча чуть не закричал от удивления и обиды.
     - Тише ты! - Антоша сжал руку приятеля.
     - Да   ведь  с  Иваном  под  ручку  гуляет  командующий  шведской
вражеской эскадрой Шееблад.
     - Ну и что?
     - Как это что? Ведь они враги!
     - Они артисты. Это в истории они враги. Тише!
     Воевода Прозоровский, высокомерный вельможа и изверг, беседовал с
простыми  крестьянами  и  рядовыми  стрельцами.  Но  ребята знали:  на
съемках этот именитый боярин-самодур даст им нещадного  жару.  Это  он
будет  в  приказной избе вершить суд над Иваном Рябовым - бросит его в
темницу. А сейчас он мирно сидел на траве.
     На другом конце поляны престарелый архиепископ в полном облачении
под лихие выверты гармони старался переплясать молоденькую монахиню.
     - Поп танцует! - забывшись, закричал в восторге Егор и захохотал.
     А поблизости стояла какая-то актриса,  которая то что-то шептала,
то  вытягивала  вперед  руки  - репетировала.  Услышав в кустах крик и
хохот Егорушки,  она взвизгнула и побежала в сторону  Петра.  Стрельцы
вскочили как но боевой тревоге.
     Перепуганная актриса пальцем показывала на кусты,  где скрывались
ребята.
     Антона, Егора и Яна как рукой сняло.  Лишь Вяча остался на месте.
Он даже встал в полный рост,  чтобы его увидели.  И не возражал, когда
вооруженные стрельцы  повели  его  к  режиссеру-постановщику,  который
разговаривал с исполнителем роли Петра.
     - Ты что здесь делаешь? - грозно спросил режиссер.
     - Смотрю.
     - А почему в кустах прятался?
     - Боялся, что прогоните.
     - Гм!..
     Режиссер даже  не  нашелся,  что  ответить  на  столь откровенное
признание. А артист Мелкишев, вероятно любивший пошутить, торжественно
провозгласил:
     - Как ты смел,  дрянной мальчишка,  чернь недостойная,  появиться
при дворе царя Петра Первого?!
     Но Вяча не испугался и неожиданно заявил:
     - А мне бы главного кинооператора увидеть.
     - Это зачем же? - удивился режиссер.
     - Я с ним знаком. Мы вчера в городе познакомились.
     - Гм!.. Савва Кириллович! - позвал режиссер.
     Появился тот  человек,  с  которым  Вяча  разговаривал  вчера  на
набережной.
     - Вы,  Савва  Кириллович,  оказывается,  знакомы  с  этим молодым
человеком, - сказал режиссер.
     - Да-да,  вчера мы с ним,  кажется,  виделись в городе! - И Савва
Кириллович обратился к Вяче:  - А ты как оказался здесь? Я запамятовал
твое имя.
     Главный кинооператор и не знал имени Вячи,  но Вяча не  стал  ему
напоминать об этом.
     - Вяч меня зовут.
     - Ну и почему ты, Вяч, здесь? У нас же съемки.
     - Вот я...  мы... хотим посмотреть, как вы будете снимать картину
об  Иване  Рябове.  Нас  четверо ребят.  Мы тоже интересуемся историей
Ивана Рябова. Мы ищем кафтан, который ему Петр Первый подарил.
     - Кафтан? - изумился режиссер.
     - Кафтан Ивана Рябова? - переспросил главный кинооператор.
     Пришлось Вяче все рассказывать по порядку. А в конце он добавил:
     - И кажется,  наш боцман Рябов прямой потомок лодейного кормщика.
А какой у него трехмачтовый парусник!  "Буревестником" называется. Вот
бы его тоже снять для кинокартины.
     Кинематографисты слушали   Вячу   и   удивлялись:   мальчик   был
необычайно силен в истории.
     - А  ведь  парусник-то  нам  следует посмотреть,  - заметил Савва
Кириллович.  -  Ничего  не  потеряем,  а,  может  быть,  что-нибудь  и
приобретем. Как вы думаете, Яков Наумович?
     - Хорошо,  поедем,  посмотрим этого "Буревестника",  - согласился
режиссер.
     Вяча позвал своих друзей, и они перегнали "Ласточку" к месту, где
размещались кинематографисты.
     - Эге, - воскликнул Савва Кириллович, увидев маленькое суденышко,
- при некоторой гримировке оно может пригодиться!
     - Я буду управлять этой бригантиной,  - сказал "царь Петр".  -  А
мальчиков   переоденем   в   "потешных".  И  ты,  Саввушка,  сотворишь
гениальные кадры!

                          В гостях у боцмана

     Ей бы,  как всегда,  под парусом самоходно скользить  по  речному
простору,  а  ее унизительно тащили на буксире.  Со снятой мачтой,  со
сложенными под банки  веслами  "Ласточка"  как-то  сразу  сникла.  Она
зарывалась носом в волну, словно сопротивляясь и стараясь освободиться
от буксирного троса.
     Все объяснялось   тем,   что   в   распоряжении   режиссера   был
быстроходный портовый катер.  Он и тащил "Ласточку"  туда,  где  стоял
"Буревестник".
     На катере вместе с режиссером и главным кинооператором были  Егор
и  Вяча  Полянкин.  На  "Ласточке"  для управления остались Антон и Ян
Эрмут.
     Радушно встретил гостей Степан Иванович.
     За многолетние плавания в дальних морях на  борту  "Буревестника"
побывали и многие прославленные капитаны, и ученые с мировыми именами.
Однажды советский парусник посетил даже король -  его  величество.  Но
кинорежиссеры и кинооператоры еще никогда не ступали на его палубу.
     - Прошу  в  кают-компанию!   Братцы-матросы,   что   же   вы   не
предупредили о приезде?  Ну ничего,  на пеньковом конце четыре узла...
Егор,  Антон,  занимайте гостей.  А я приведу себя в порядок и кое-что
приготовлю.
     Савва Кириллович,  как  увидел  боцмана,  так  и  впился  в  него
взглядом:   как   будто  внешне  Степан  Иванович  ничем  особенно  не
примечателен,  а ходит,  говорит,  улыбается так,  что тут же  хочется
нацелить на него объектив кинокамеры.
     Боцман Рябов явился для Саввы Кирилловича той  желанной  натурой,
какой перед этим предстала Северная Двина, потом "Ласточка", а потом и
"Буревестник" с его мачтами, палубными надстройками, трапами, леерами,
кнехтами.
     - Колорит! - восторгался Савва Кириллович. - Подлинный колорит, а
не дешевая экзотика. Натура!
     - Из вашей натуры я согласен только на парусник.  Но придется его
переделать,  замаскировав под шведский фрегат.  Поговорим с директором
картины и купим "Буревестник", - сказал режиссер.
     Все четверо матросов "Ласточки" переглянулись. Как так - русский,
советский парусник  превратится  во  вражеский  фрегат?  Конечно,  это
временно, и он даже появится в кинокартине, но все-таки обидно.
     - Нужно попросить режиссера,  - тихо предложил  друзьям  Егор,  -
чтобы  в  картине  перед началом написали:  в роли шведского фрегата -
советский парусник "Буревестник". Ведь будет же написано: в роли Петра
Первого артист Мелкишев.
     - Не напишут.  Скажут:  "Неодушевленный предмет..." - охладил его
пыл Вяча.
     - Пусть снимают, - решительно заявил Антон. - Мы-то будем знать и
другим  будем  рассказывать  про  наш  "Буревестник".  А  я кинокамеру
непременно сделаю. Тогда еще сами поснимаем.
     Степан Иванович  возвратился  в  новеньком  кителе  с  якорями на
блестящих пуговицах и принес столбик вставленных друг в друга стаканов
и стопку тарелок.
     - Егор и Ян, на камбуз! Антон, со мной в кладовую! Вяч, развлекай
гостей. Боцман на баке. Якорь чист.
     Он снова исчез и вскоре появился с подносом.  За  ним  -  Егор  с
огромным,  чисто  надраенным  чайником  и  Ян  - со сковородой жареных
сигов. А Антон принес две буханки хлеба.
     - Спиртного вообще-то не держу, - сказал боцман, открывая бутылку
портвейна.  - Но представительские для  гостей  храню.  Пар  на  марке
должен  быть.  И  ветер  в  парусах!  Братцы-матросы,  разливайте чай!
Дорогие гости, сиги своего улова.
     При этих   словах   Яков   Наумович   вдруг  привстал,  лицо  его
вытянулось, но так же моментально округлилось в блаженной улыбке.
     - Так вы, Степан Иванович, и рыболов еще?
     - Да как же у моря и на реке жить - и не рыбачить?
     - О, это моя страсть - рыбная ловля! - загорелся Яков Наумович. -
И что же вы ловите?
     - Ловил и семгу, и кету, и треску, и морского окуня, и палтуса, и
зубатку.  Гарпунировал и белуху - это уже зверь.  На забаву и  морской
черт  попадался.  А  на Двине ясно что - сиг и камбала,  щука и окунь,
подъязок и сорожка. Это плотву у нас сорогой называют. А для ухи самое
лучшее - ерш сопливый. Да это вы знаете.
     Оказалось, Якова Наумовича хлебом не корми  -  дай  поговорить  о
рыбной ловле.  Он засыпал боцмана вопросами. Его интересовало все - от
тралов и становых неводов,  от рюж,  мережек,  бродней  и  поездов  до
продольников-переметов, жерлиц и мормышек. В теории рыболовства он был
академиком.
     - У  меня целая библиотека по рыболовству,  - признался он.  - Но
ведь все это теория.  А куда интереснее получить сведения от  опытного
рыболова.  И  потом  посмотреть  на практике.  Вот здесь я вас,  Савва
Кириллович,  поддержу.  Рыбную ловлю будем снимать  в  натуре.  Степан
Иванович,  надеюсь,  поможет  нам.  Я сегодня же сделаю в режиссерском
сценарии некоторые поправки и дополнения. Ведь Иван Рябов, наш главный
герой, - рыбак. Ах, как это будет интересно - рыбная ловля на экране.
     - У нас вот еще заядлый рыбак, - сказал боцман, кивая на Егора. -
Мой племянник.  Мал-мал,  а на рыбалке ох как удал! И счастье рыбацкое
имеет.  А если рыбы нет,  говорит: "Ничего, надоест ей - и поймается".
Настойчивый рыбак, с характером.
     - Отметим,  - сказал Яков Наумович.  - А может быть,  включим и в
сценарий. Мальчишки оживляют съемки. Вот видите, Савва Кириллович, для
вас чистая натура.

                          Аграфена Петровна

     Киностудия согласилась  купить  списанный  на  слом  парусник.  С
судоверфи   приехали   корабельные   мастера.  И  начались  работы  по
маскировке парусника под шведский фрегат.
     Киносъемки развернулись  полным  ходом.  Снимали побережье Белого
моря,  бутафорские  стены  Новодвинской  крепости,  Гостиный  двор   и
старинные строения в Архангельске и Соломбале,  Северную Двину и речку
Соломбалку - в прошлом, при Петре, испытательную канавку.
     Ребят, к  беспредельному  огорчению  Вячи,  так  "потешными" и не
сделали.  В сценарий такие кадры почему-то  "не  влезли",  как  сказал
режиссер.   Но  боцман  Рябов  участвовал  во  многих  сценах  в  роли
посадского старш