?  Прикажете  закрыть аптеку или, может быть, желаете проверить
счета за лекарства?
   Кейт слабым движением руки отмахнулась от него.
   - Нет-нет!  Только не сейчас.  Я  должна подумать.  Мне нужно время.  Я
пришлю за вами. Пойдемте, милая моя, - обратилась она на местном наречии к
женщине пустыни, и рука об руку они вышли из больницы. Когда они оказались
на  улице,  крепкая телом женщина схватила Кейт  на  руки,  точно ребенка,
подсадила на лошадь и упрямо зашагала рядом с ней к дому миссии.
   - И куда ты теперь пойдешь? - спросила у нее Кейт на ее родном языке.
   - Я  пришла  первой,  -  отвечала  та,  -  значит,  мне  подобает  уйти
последней. Куда пойдешь ты, туда пойду и я, а потом будь что будет.
   Кейт наклонилась, взяла женщину за руку и с благодарностью пожала ее.
   У ворот миссии ей пришлось призвать на помощь все свое мужество,  чтобы
выстоять.  Она  так  часто и  так много рассказывала миссис Эстес о  своих
надеждах и  планах,  с  такой любовью описывала все,  чему  она  хотела бы
научить этих бедолаг, и так гордилась плодами своих ежедневных трудов, что
теперь было невыразимо горько признаться в том, что дело ее жизни рухнуло.
Мысль о Тарвине тоже мучила ее, и она старательно отгоняла ее от себя.
   Но,  к  счастью,  оказалось,  что миссис Эстес нет дома,  зато их  ждал
посыльный от  королевы-матери  с  просьбой  прибыть  во  дворец  вместе  с
махарадхей Кунваром.
   Женщина пустыни попыталась удержать Кейт,  положив руку ей на плечо, но
Кейт оттолкнула ее.
   - Нет-нет!  Я  должна пойти туда.  Я  должна делать хоть что-нибудь!  -
воскликнула она горячо. - Это мое единственное спасение, добрая вы моя. Вы
идите, а я догоню вас.
   Женщина молча повиновалась ей и устало потащилась по пыльной дороге,  а
Кейт бросилась в дом, в ту комнату, где лежал юный принц.
   - Лальи,  -  сказала она, наклоняясь над ним, - как вы себя чувствуете?
Сможете ли вы сесть в экипаж и поехать к матери?
   - Я бы лучше съездил к отцу,  - ответил мальчик, сидя на софе, куда его
перенесли,  так как со вчерашнего дня его состояние заметно улучшилось.  -
Мне надо поговорить с отцом о крайне важном деле.
   - Но ваша мать так давно не видела вас, дорогой мой!
   - Очень хорошо, я поеду.
   - Тогда я скажу, чтобы вам приготовили карету.
   Кейт хотела выйти из комнаты.
   - Нет, я поеду в своей коляске. Кто там стоит на посту?
   - Это я, высокорожденный, - раздался низкий голос часового.
   - Аччха!  Быстро отправляйся во дворец и  скажи,  чтоб за мной прислали
мою коляску и  охрану.  Если через десять минут их  здесь не будет,  скажи
Сирупу Сингху, что я урежу ему жалованье и при всех вымажу ему лицо сажей.
Сегодня я опять еду кататься.
   - Да  будет  милость божия  над  высокорожденным десять  тысяч  лет,  -
проговорил солдат, стоящий на улице; слышно было, как он вскочил в седло и
ускакал.
   К тому времени, когда принц оделся и был готов отправиться во дворец, к
двери  миссии  подкатил  неуклюжий  тяжеловесный  экипаж,  битком  набитый
мягкими подушками.  Кейт и миссис Эстес общими усилиями усадили мальчика в
коляску,  чуть ли  не на руках вынеся его из дома.  Принц пытался обойтись
без их помощи и  непременно хотел встать на ноги на веранде и  ответить на
салют своей охраны, как и п подобает мужчине.
   - Ахи!  Я очень ослаб,  - сказал он по дороге во дворец. - Что-то мне и
самому начинает казаться, что я никогда не сумею выздороветь в Раторе.
   Кейт притянула его к себе и обняла.
   - Кейт, - продолжал он, - если я о чем-то попрошу отца, вы скажете ему,
что это очень полезно для меня?
   Кейт,  чьи печальные мысли были далеко отсюда, подняв заплаканные глаза
и взглянув на багровую скалу, на которой стоял дворец, рассеянно похлопала
его по плечу.
   - Как я могу выполнить вашу просьбу,  Лальи?  - она с улыбкой взглянула
ему в глаза.
   - Но то, о чем я собираюсь просить его, очень разумно.
   - В самом деле? - спросила она нежно.
   - Да,  это я сам придумал.  Я ведь Радж Кумар и хотел бы поехать в Радж
Кумар Колледж,  где  сыновья здешних князей учатся,  как  стать настоящими
королями.  Это недалеко отсюда -  в Аджмере.  Я должен поехать туда, чтобы
учиться наукам,  и  фехтовать,  и  ездить верхом вместе с другими принцами
Раджпутаны,  и  тогда я сделаюсь настоящим мужчиной.  Я хочу поехать в эту
школу в Аджмере, чтобы узнать больше о мире. Но вы сами увидите, как я все
это замечательно придумал.  С тех пор как я заболел, мир кажется мне таким
огромным.  Кейт,  скажите, мир и вправду такой большой, - вы ведь приехали
сюда по  Черной Воде и  ехали очень долго?  А  где  сахиб Тарвин?  Мне  бы
хотелось и с ним повидаться. Сахиб Тарвин сердится на меня или на вас?
   Он  всю дорогу мучил ее вопросами,  которым не было числа,  пока они не
остановились перед  воротами дворца,  которые вели  к  покоям его  матери.
Женщина пустыни сидела на  земле  подле  ворот и  при  приближении коляски
встала и протянула руки им навстречу.
   - Я слышала,  что говорил посыльный, и я поняла, что надо делать. Дайте
мне ребенка,  я  внесу его сама.  Нет,  мой принц,  не надо бояться,  я из
хорошего рода.
   - Женщины из хорошего рода ходят под покрывалами и  не разговаривают ни
с кем на улице, - с сомнением произнес мальчик.
   - Нет,  принц,  один закон существует для тебя и твоих единокровных,  а
другой -  для меня и моих единокровных,  -  ответила женщина, смеясь. - Мы
зарабатываем хлеб свой трудом и потому не можем ходить под покрывалами, но
наши  отцы  жили  за   многие  сотни  лет  до  нас,   как  и   твои  отцы,
высокорожденный. Пойдем же, Белая Фея не сможет внести тебя так ловко, как
я.
   Она обвила его руками,  подняла и  прижала к груди,  да так легко,  как
будто ему было всего три года. Он с удовольствием прильнул к ней и помахал
свободной рукой.  Мрачные ворота заскрипели,  отворяясь,  и  они  вошли во
дворец втроем: женщина, ребенок и девушка.
   Кейт подняла тяжелый занавес, когда принц позвал свою мать, и королева,
встав  с  горы  белых  подушек,  на  которых лежала  у  окна,  воскликнула
нетерпеливо:
   - Здоров ли мой сыночек?
   Принц вырвался из рук женщины,  и  королева,  рыдая,  бросилась к нему,
называя его  тысячью ласковых нежных имен и  осыпая поцелуями с  головы до
ног.  Принц растаял;  если в  первое мгновение их  встречи он  еще пытался
вести  себя,   как  подобает  раджпуту,  что  означает  выказывать  полное
презрение к  такому  открытому изъявлению чувств на  людях,  то  сейчас он
смеялся и плакал на руках у матери.  Женщина пустыни прикрыла глаза рукой,
бормоча что-то про себя, а Кейт отвернулась и смотрела в окно.
   - Как мне отблагодарить вас?  -  спросила,  наконец, королева. - О, мой
сын,  мой сынок,  дитя моего сердца,  боги и она вылечили тебя. Но кто это
там рядом с вами?
   Она  впервые уронила взгляд на  женщину пустыни,  застывшую у  дверей в
своем одеянии темно-красного цвета.
   -  Она принесла меня сюда из кареты, - сказал принц. - Она говорит, что
она из хорошего рода.
   - Я из рода Шоханов,  мои родители раджпуты, и сама я - мать раджпутов,
- ответила женщина спокойно,  продолжая стоять,  где стояла.  -  Белая Фея
сотворила чудо с моим мужем.  Он долго болел и не узнавал меня. Правда, он
умер,  но перед тем, как издать последний вздох, он узнал меня и назвал по
имени.
   - И она несла тебя!  -  сказала королева, вздрогнув, и прижала принца к
себе,  потому  что,  как  все  индийские женщины,  она  считала  взгляд  и
прикосновение вдовы дурным предзнаменованием.
   Женщина упала к ногам королевы.
   -  Прости  меня, прости меня! - кричала она. - Я родила трех сыновей, и
боги  забрали  их  всех, а напоследок и моего мужа. Мне было так радостно,
так  радостно  снова  держать  в  руках малыша! Ты можешь простить меня, -
причитала  она,  -  ведь  ты  богата  - у тебя есть сын, а я всего-навсего
вдова.
   - А  я  живу,  как  вдова,  -  отвечала королева почти неслышно.  -  По
справедливости надо простить тебя. Встань.
   Женщина продолжала лежать, обхватив босые ноги королевы.
   - Поднимись же, сестра моя, - прошептала королева.
   - Мы,  люди полей,  -  пробормотала женщина пустыни, - мы не знаем, как
разговаривать с  сильными мира сего.  И  если мои слова грубы,  прощает ли
меня королева?
   - Конечно,  прощаю. Твоя речь звучит мягче и нежнее, чем у женщин с гор
Кулу, и я не всегда понимаю тебя.
   - Я из пустыни -  я пасла верблюдов и доила коз.  Откуда мне знать, как
говорят при дворе? Пусть за меня говорит Белая Фея.
   Кейт  слушала  и  не  слышала  их разговор. Теперь, когда она больше не
могла  исполнять  своих  врачебных  обязанностей,  ее  голова  была занята
мыслями  о  той опасности, которая грозила Тарвину, и о пережитом позоре и
поражении.  Она  вспомнила,  как  одна  за  другой  убегали из больницы ее
пациентки,  думала  о  том, что идет насмарку труд долгих месяцев и гибнут
все  ее  надежды  на  лучшее;  она  представляла  себе, что Тарвин умирает
ужасной отвратительной смертью и, как ей казалось, по ее вине.
   - А?  Что?  -  спросила она устало, когда женщина пустыни дернула ее за
юбку.   А  потом,   обратившись  к  королеве,  пояснила:  -  Эта  женщина,
одна-единственная из всех,  кому я старалась помочь, осталась со мной и не
бросила меня.
   - Да,  во дворце сегодня ходили слухи,  -  сказала королева,  продолжая
обнимать принца, - о том, что в вашу больницу пришла беда, сахиба.
   - Больницы больше нет, - ответила Кейт мрачно.
   - А вы обещали,  Кейт,  что когда-нибудь покажете мне вашу больницу,  -
сказал принц по-английски.
   - Эти женщины просто дуры,  -  спокойно произнесла женщина пустыни, все
еще не поднимаясь с пола.  -  А сумасшедший жрец наврал им,  что лекарства
заколдованы...
   - О,  Господи,  упаси нас  от  злых  духов и  колдовских заклинаний,  -
прошептала королева.
   - Понимаете,  заколдованы - те лекарства, которые она сама приготовила,
своими собственными руками, сахиба! И вот они уже бегут в разные стороны и
вопят,  что у  них родятся дети,  похожие на обезьян,  а их трусливые души
заберет дьявол!  Ахо!  Уже через неделю, не позже, они узнают, куда пойдут
их души -  все узнают,  не одна-две,  а все!  Они умрут,  вот что! Умрут и
колосья, и зерна в колосьях! И мать, и дитя!
   Кейт содрогнулась.  Она  слишком хорошо понимала,  что  женщина говорит
правду.
   - Да,  но как же это?  - начала королева. - Кто знает, какая сила может
быть заключена в  лекарстве?  -  и  она нервно рассмеялась и  взглянула на
Кейт.
   - Дехо!  Только посмотрите на нее!  - сказала женщина насмешливо. - Она
же  простая девчонка и  ничего больше.  Разве ей дана сила затворять Врата
Жизни?
   - Она поставила на ноги моего сына,  значит, она моя сестра, - отвечала
королева.
   - Она  сумела сделать так,  что  до  наступления смертного часа мой муж
заговорил со мной;  значит,  я буду ей слугой -  и тебе, сахиба, - сказала
женщина.
   Принц с любопытством заглянул в лицо матери.
   - Она говорит тебе "ты",  -  сказал он, не обращая внимания на женщину,
как  будто ее  и  не  было рядом.  -  Чтобы какая-то  деревенщина говорила
королеве "ты"! Это неприлично!
   - Мы обе женщины,  сынок. Сиди тихо, не вертись. Ах, какая радость, что
я снова могу обнимать тебя, бесценный мой.
   - Высокорожденный такой слабенький с виду,  как сухой стебель маиса,  -
быстро проговорила женщина.
   - Скорее как сухая обезьянка,  -  подхватила королева,  покрывая голову
принца  поцелуями.  Обе  матери  говорили  нарочито  громко,  чтобы  боги,
завидующие человеческому счастью,  могли  услышать их  и  принять на  веру
нелестные отзывы, которые призваны были скрыть нежную любовь.
   - Ахо, моя маленькая обезьянка умерла, - сказал принц, беспокойно ерзая
в  руках королевы.  -  Мне нужна другая.  Можно я пойду во дворец и выберу
себе другую?
   - Ему нельзя уходить из этой комнаты и бродить по дворцу,  -  вскричала
королева,  обращаясь к Кейт.  -  Ты еще слишком слаб,  любимый мой. О мисс
сахиб,  ведь  он  не  должен уходить,  правда?  -  Она  давно убедилась на
собственном опыте, что запрещать что-нибудь принцу бесполезно.
   - Такова моя воля,  -  заявил принц,  не повернув головы.  -  И я пойду
туда!
   - Останьтесь с нами,  возлюбленный наш!  -  попросила Кейт. Но мысли ее
были  далеко:  она  гадала,  можно ли  будет снова открыть больницу месяца
через три, и надеялась, что переоценила опасность, грозившую Нику.
   - Все равно пойду,  -  сказал принц, вырываясь из рук матери. - Я устал
от ваших разговоров.
   - Королева  позволит мне?..  -  спросила женщина  пустыни  еле  слышно.
Королева кивнула, и принц оказался в смуглых руках, сопротивляться которым
было бесполезно.
   - Пусти меня, вдова! - закричал он в бешенстве.
   - Мой король, истинному раджпуту не подобает неуважительно относиться к
матери  раджпутов, - последовал хладнокровный ответ. - Когда молодой бычок
не слушается корову, то послушанию его учит ярмо. Божественнорожденный еще
слаб.  Он  может  упасть,  бегая  по этим коридорам и лестницам. Он должен
остаться  здесь. Когда гнев оставит его, он станет еще слабее, чем прежде.
И  вот  уже  сейчас,  -  ее  большие блестящие глаза не отрывались от лица
ребенка, - уже сейчас, - повторила она спокойным тоном, - гнев проходит. И
еще  минуточка,  высокорожденный, и ты больше не будешь принцем, а станешь
маленьким-маленьким мальчиком, таким, каких рожала и я. Ахи, я уже никогда
не рожу себе такого.
   При  этих  последних словах голова принца упала на  ее  плечо.  Приступ
гнева миновал,  и,  как она и предполагала,  он так обессилел, что чуть не
уснул.
   - Стыдно -  о,  как стыдно! - пробормотал он сквозь дрему заплетающимся
языком. - Я и в самом деле никуда не хочу идти. Я хочу спать.
   Она  начала  тихонько  похлопывать  его  по  спине,  пока  королева  не
протянула к нему жадные руки. Мать схватила его и уложила на подушки рядом
с  собой,  прикрыла малыша  складкам" своего длинного муслинового платья и
долго смотрела, не отрываясь, на свое сокровище.
   - Он  уснул,  -  сказала она наконец.  -  А  что это он сказал про свою
обезьяну, мисс сахиб?
   - Она умерла,  - ответила Кейт и заставила себя солгать. - Мне кажется,
она наелась гнилых фруктов, которые насобирала в саду.
   - В саду? - быстро переспросила королева.
   - Да, в саду.
   Женщина пустыни переводила взгляд с  одной на  другую.  Они  говорили о
чем-то недоступном для нее, и она начала робко поглаживать ноги королевы.
   - С  обезьянами такое  часто случается,  -  заметила она.  -  Однажды я
видела, как в Бансваре среди них начался просто настоящий мор.
   - А как она умерла? - допытывалась королева.
   - Я...  я не знаю...  -  Кейт запнулась, и последовало долгое молчание.
День клонился к вечеру; становилось все жарче.
   - Мисс Кейт,  что вы  думаете о  моем сыне?  -  прошептала королева.  -
Здоров он или нет?
   -  Он  не  совсем здоров. Конечно, со временем он окрепнет, но для него
было бы лучше, если бы он мог ненадолго уехать отсюда.
   Королева медленно склонила голову в знак согласия.
   -  Сидя  здесь одна, я тоже часто думала об этом, и эти мысли разрывали
мне  сердце.  Да,  для  него  было  бы  лучше уехать. Но, - она в отчаянии
протянула руки к солнцу, - что я знаю о том мире, куда он поедет, и откуда
мне  знать,  будет  ли  он  там в безопасности? Даже здесь, здесь... - Она
внезапно  остановилась.  -  С  тех  пор как вы приехали, мисс Кейт, у меня
стало  спокойнее  на сердце, но я не могу представить, что будет, когда вы
уедете.
   - Я  не могу уберечь ребенка от всех невзгод и опасностей,  -  ответила
Кейт,  закрывая лицо руками,  -  но прошу вас -  отправьте его куда-нибудь
отсюда как можно скорее. Именем Господа заклинаю вас, пусть он уедет.
   - Суч  хай!  Суч хай!  Это правда!  -  королева повернулась к  женщине,
сидевшей у ее ног. - Ты родила троих? - спросила она.
   - Угу,  троих и еще одного родила мертвого.  И все мальчики,  - сказала
женщина пустыни.
   - И Всемогущий забрал их всех?
   - Один умер от оспы, а два других - от лихорадки.
   - И ты уверена, что такова была воля богов?
   - Я была с ними до последней минуты.
   - А твой муж - он принадлежал только тебе и больше никому?
   - Да,  нас было только двое -  он и я.  В наших селах народ бедный, и в
жены берут только по одной жене.
   - Арре! Вы и сами не знаете, как вы богаты. Послушай-ка! А что, если бы
вторая жена задумала погубить трех твоих сыновей...
   - Я  бы  убила ее.  А  как  же?  -  ноздри у  нее расширились,  и  рука
скользнула за вырез платья.
   - А если бы у тебя было не три ребенка, а один-единственный, свет твоих
очей, и если бы ты знала, что тебе уже никогда не родить другого, а вторая
жена тайно посягает на его жизнь? Что тогда?
   - Я бы убила ее,  но легкой смерти она не удостоилась бы. Я бы убила ее
в постели, рядом с мужем, в его объятиях. А если бы она умерла раньше, чем
свершилась бы моя месть, то я и в аду разыскала бы ее.
   - Да, тебе легко говорить - ты можешь ходить по улицам при свете дня, и
ни один мужчина не повернет головы в  твою сторону,  -  сказала королева с
горечью.  -  Твои руки свободны,  а лицо открыто.  А если бы ты была рабой
среди рабов,  чужестранкой в чужой земле,  и если бы,  -  голос ее упал, -
твой господин лишил тебя своей милости?
   Женщина нагнулась и поцеловала босые ноги королевы, которые она все еще
обнимала.
   -  Тогда  я  не стала бы изнурять себя борьбой, но, всегда помня о том,
что  мой  мальчик  вырастет  и станет королем, отослала бы его куда-нибудь
подальше, куда не дотянется рука второй жены.
   - Ты  думаешь,  так  просто  отрезать себе  руку?  -  сказала королева,
всхлипывая.
   - Лучше  руку,  чем  сердце,  сахиба.  Кто  сумеет уберечь здесь такого
ребенка?
   Королева указала на Кейт.
   - Она приехала издалека и однажды уже спасла его от смерти.
   - Да,  ее лекарства хороши,  и ее искусство велико, но... ты же знаешь,
что  она всего лишь девушка:  она не  знала ни  потерь,  ни  приобретений.
Может, я и невезучая, и глаз у меня дурной (правда, прошлой осенью мой муж
не  говорил мне  этого),  пусть будет так.  И  все же  я  знаю,  что такое
душевная боль,  знаю острую радость при крике новорожденного - знаю, как и
ты.
   - Как и я...
   - Мой дом пуст,  я  вдова,  я  бездетна,  и  никогда ни один мужчина не
позовет меня в жены.
   - Как в меня... Как и меня...
   - Нет,  хоть ты  и  утратила все остальное,  у  тебя есть твой мальчик,
поэтому его  надо  охранять как  следует.  Если  кто-то  питает к  ребенку
ревность, его нельзя оставить здесь, в самом опасном для него месте. Пусть
он уедет.
   - Но куда?  Мисс Кейт,  ты знаешь,  куда?  Мир темен для тех, кто сидит
взаперти за занавесями.
   - Я  знаю,  что  мальчик сам  надумал поехать в  Аджмер,  в  школу  для
принцев.  Он  мне говорил об  этом,  -  сказала Кейт,  слушавшая со своего
места,  где сидела на  подушках,  подперев подбородок рукой,  каждое слово
этого разговора. - Ведь это всего на год-другой.
   Королева засмеялась сквозь слезы.
   - Всего год-другой,  мисс Кейт.  Знаешь ли  ты,  как долго тянется даже
одна ночь, когда его нет со мной?
   - И потом, он может вернуться по первому зову. Но зови - не зови, а мои
дети ко мне не вернутся никогда.  Всего год-другой.  Мир темен и  для тех,
кто не сидит взаперти за занавесями,  сахиба.  Не сердитесь на нее, она не
виновата. Откуда ей знать? - шепотом сказала королеве женщина пустыни.
   Кейт  против  воли  начинала чувствовать раздражение от  того,  что  ее
постоянно исключают из разговора.  Эти две женщины,  кажется,  думали, что
хоть она и  сама уже хлебнула горя и не раз облегчала страдания других,  а
все же  она им  не  ровня,  и  для нее не оставалось места в  их горестных
беседах.
   - Почему же вы думаете,  что я  не знаю?  -  пылко воскликнула Кейт.  -
Разве я  не знаю,  что такое боль?  Разве я  живу не для того,  чтобы было
меньше горя?
   - Пока  нет,  -