, и Богом ваших миссионеров, что их дети и
британское  правительство  запомнят меня надолго и будут помнить дважды по
двенадцать  сотен  лет.  Ахи,  сахиб Тарвин, вы и знать не знаете, какой у
меня  сыночек умный. Я не разрешаю ему ходить к миссионеру. Все, что ему в
жизни  понадобится  -  а  управлять  государством это не шутка, - всему он
научится  от  меня,  потому что я многое повидала в жизни и многое знаю. И
пока  вы не приехали сюда, все шло так гладко, так тихо. Мальчишка умер бы
-  ну и что? И больше не было бы никаких неприятностей. И никогда никто во
дворце  -  ни  мужчина,  ни  женщина  -  не  осмелился бы шепнуть королю и
словечко  из  того,  что  вы  прокричали  ему,  стоя  во дворе под палящим
солнцем.  А  теперь  подозрение  поселилось в душе короля и будет жить там
всегда, и я не знаю... не знаю... вы об этом знали раньше?
   Тарвин хранил молчание. Она положила руку ему на колено.
   - И никто бы ничего не заподозрил.  Когда в прошлом году сюда приезжали
белые женщины от  вице-короля,  я  дала им из своих сокровищ двадцать пять
тысяч рупий на детскую больницу,  и сахиб леди поцеловала меня в обе щеки,
и  я говорила по-английски и показала им,  как я вяжу,  -  а ведь на самом
деле я связываю и развязываю души людей.
   В этот раз Тарвин ухе не присвистнул от удивления, а только улыбнулся и
пробормотал что-то сочувственное. Длинный перечень ее злодеяний, так ловко
подстроенных,  и хладнокровие, с которым она признавалась в них, придавали
ей известную оригинальность.  Мало того, он даже уважал ее за то, чего она
сумела добиться (а из всех подвигов людям с  Запада более всего импонирует
именно этот),  - она его умыла! Правда, ее планы не осуществились в полной
мере,  но  зато она приводила их  в  исполнение так,  что он  ни о  чем не
догадывался! Он был готов почти преклоняться перед ней за это.
   - Теперь вы начинаете понимать,  что в этом деле есть и другая сторона.
Вы все еще не передумали идти к полковнику Нолану, сахиб, и рассказать ему
все обо мне?
   - Если вы не оставите в покое махараджу Кунвара - да, непременно пойду,
- сказал Тарвин: он не мог допустить, чтобы его чувства мешали делу.
   - Очень  глупо  с  вашей  стороны,  -  сказала королева,  -  потому что
полковник Нолан  доставит много беспокойства королю,  а  король перевернет
вверх дном весь дворец,  и  все мои служанки,  за  исключением одной-двух,
будут  свидетельствовать против  меня,  и,  наверное,  меня  станут сильно
подозревать.  И тогда,  сахиб Тарвин,  вы решите,  что сумели помешать мне
совершить преступление.  Но  вы  же  не  сможете жить здесь вечно.  Вы  не
сможете жить здесь до тех пор, пока я не умру. И как только вы уедете... -
Она прищелкнула пальцами.
   - Не надейтесь -  у вас не будет такой возможности, - проговорил Тарвин
твердо. - Я все устрою, как надо. За кого вы меня принимаете?
   Королева с видимым замешательством покусывала палец.  Никак нельзя было
предусмотреть все,  что  сделает и  чего  не  сможет сделать этот человек,
вышедший живым и  невредимым из  всех подстроенных ею ловушек.  Если бы ей
пришлось иметь дело с кем-нибудь из своих соплеменников,  то шансы были бы
равны:  на угрозу извне последовала бы угроза с  ее стороны.  Но абсолютно
спокойный  и  невозмутимый человек,  сидевший  рядом  с  ней  и,  подперев
подбородок  рукой,  наблюдавший  за  каждым  ее  движением,  этот  ловкий,
подвижный,  уверенный в  себе  мужчина  представлял собой  некую  загадку,
неизвестную величину, которая сбивала ее с толку, мучила и беспокоила.
   Послышался чей-то осторожный кашель, и к ним приблизился, переваливаясь
с боку на бок,  Джуггут Сингх.  Он раболепно склонился перед королевой,  а
потом,   выпрямившись,  прошептал  ей  что-то  на  ухо.  Она  презрительно
засмеялась и жестом приказала ему вернуться на свое место.
   - Он говорит,  что ночь близится к концу,  -  пояснила она,  - и что ни
мне, ни ему не миновать смерти, если утро застанет нас вне стен дворца.
   - Позвольте мне не задерживать вас более,  -  сказал Тарвин, вставая. -
Мне кажется,  мы отлично понимаем друг друга.  - Он еще раз посмотрел ей в
глаза. - Оставьте его, слышите?
   - Значит,  теперь я не могу делать все, что захочу? - спросила она. - А
завтра вы пойдете к полковнику Нолану?
   - Все зависит от обстоятельств,  - ответил Тарвин, твердо сжав губы. Он
засунул руки в карманы и стоял, глядя на нее сверху вниз.
   - Присядьте еще на минуту,  сахиб Тарвин,  - сказала Ситабхаи и, словно
приглашая его,  похлопала маленькой ладошкой  по  могильной плите.  Тарвин
послушно сел.  -  Ну ладно,  а  если балки больше не будут падать на вас с
лесов и серые обезьяны будут сидеть на привязи...
   -  ...И  если  вы  высушите  все  плывуны  на Амете, - подхватил Тарвин
мрачно.  -  Все ясно. Нет, моя милая маленькая злючка, вы вольны поступать
так, как вам заблагорассудится. Я в ваши игры не играю.
   -  Я ошибалась. Я должна была догадаться, что вас ничем не испугаешь, -
сказала  она  задумчиво,  искоса поглядывая на него. - И, кроме вас, сахиб
Тарвин,  я  тоже  никого не боюсь. Если бы вы были королем, а я королевой,
весь  Хиндустан*  был  бы в наших руках... Неужели нет ничего такого, ради
чего  вы оставили бы меня в покое, сахиб Тарвин? Что для вас действительно
важно?  Ведь  не  затем  же  вы  приехали  сюда,  чтобы защищать махараджу
Кунвара?
   - Откуда вы знаете, что не затем?
   - Вы  очень  умны,  -  сказала она  с  легким  смехом.  -  Но  не  надо
притворяться слишком умным. Хотите, я скажу вам, за чем вы приехали?
   - Ну, так за чем же? Говорите.
   - Вы приехали сюда за тем же,  за чем вы ходили в  храм Ишвары -  чтобы
найти то, чего вам никогда не найти, - она прильнула к нему, - разве что я
помогу вам. Что, очень холодно вам было в Коровьей Пасти, сахиб Тарвин?
   Тарвин отпрянул от нее, нахмурив брови, но больше ничем не выдал себя.
   - Я боялась, что вас там змеи съедят.
   - Неужели и вправду боялись?
   - Да, - мягко сказала она. - А еще я боялась, что вы не сойдете вовремя
с вращающегося камня в храме.
   Тарвин взглянул на нее.
   - Ах, так?
   - Да-да.  Ах, я знала, что у вас на уме, даже раньше, чем вы заговорили
об этом с королем - в тот день, когда на вас напал его конвой.
   - Послушайте, молодая особа, у вас что, есть свое сыскное бюро?
   Она засмеялась.
   - Во дворце сложили песню о  вашей храбрости.  Но вашим самым отчаянным
подвигом был разговор с королем о Наулаке. Он пересказал мне все, о чем вы
говорили.  Но он -  даже он -  я  сообразить не мог,  что какой-то феринги
осмелится домогаться этого ожерелья.  А я была так добра,  что ни слова не
сказала ему об этом.  Но я всегда знала,  что люди,  подобные вам, созданы
для больших дел.  Сахиб Тарвин,  -  проговорила она, прижимаясь к нему, и,
высвободив одну руку из его ладоней,  положила ее нежно ему на плечо, - мы
с  вами  родственные души!  Говорю вам,  что  намного проще управлять этим
государством -  да-да,  а  потом и  отвоевать весь Хиндустан у  этих белых
собак-англичан,  -  чем сделать то,  что вы задумали. А между тем отважное
сердце не знает преград.  Вы хотели добыть Наулаку для себя, сахиб Тарвин,
или  еще для кого-то  -  как я  мечтаю заполучить Гокрал Ситарун для моего
сына?  Мы ведь с  вами люди недюжинные.  Так что,  Наулака предназначалась
кому-то еще?
   - Послушайте,  -  произнес Тарвин  почтительно-благоговейно,  снимая ее
руку со  своего плеча и  опять сжимая обе ее руки в  своей,  -  много ли в
Индии таких, как вы?
   - Нет,  таких,  как я, больше нет - я одна-единственная. - Она опустила
голову ему на плечо и смотрела на него снизу вверх,  глазами темными,  как
озеро,  ее алый рот и трепещущие ноздри были так близко, что он чувствовал
на своей щеке ее благоуханное дыхание.
   - Вы  стремитесь управлять государством,  как  я,  сахиб  Тарвин?  Нет,
конечно же,  вы  это делали ради женщины.  Ваше государство существует для
вас,  и  вы делаете то,  что оно вам приказывает.  Я  же отвела в  сторону
канал,  который правительство хотело проложить через мой апельсиновый сад,
и точно так же я заставлю короля повиноваться моей воле,  и точно так же я
убью мальчика,  и  точно так же я  буду править Гокрал Ситаруном с помощью
моего сына, который станет королем. Но вам, сахиб Тарвин, вам нужна только
женщина -  и больше ничего.  Разве это не так?  А она слишком мала,  чтобы
принять на себя бремя "Счастья Державы".  Она бледнеет день ото дня. - Она
почувствовала, что Тарвин затрепетал, но не сказал ни слова.
   На дальнем конце озера, за густыми зарослями кустарника, сквозь которые
невозможно  было  продраться из-за  завалов  валежника,  раздался  хриплый
лающий кашель,  и  казалось,  этот странный звук наполнил горы отчаянием и
одиночеством,  как вода наполняет до  краев чашу.  Тарвин вскочил на ноги.
Впервые в жизни он услышал сердитую жалобу тигра, возвращающегося домой, в
свое логово, после бесплодной ночной охоты.
   - Это пустяки,  -  сказала королева,  не трогаясь с места. - Это просто
тигр,  живущий в  Дунгар Талао.  Я  много раз слышала его рев,  когда была
цыганкой,  но ведь если он придет сюда,  вы же застрелите его, правда, как
застрелили мою обезьяну?
   Она прильнула к нему,  и он снова опустился на камень рядом с ней,  при
этом невольно обняв се за талию одной рукой.
   Тень  зверя  бесшумно  скользила  по  открытому пространству на  берегу
водоема -  так же тихо летят по воздуху пушинки чертополоха в летний день,
и  рука  Тарвина еще  крепче  обняла стан  цыганки:  сквозь многочисленные
складки муслина он  почувствовал холодное прикосновение усеянного твердыми
шишечками и выпуклостями пояса на ее талии.
   - Она такая маленькая и  хрупкая -  каково же  ей  будет носить его?  -
повторила королева.
   Она чуть-чуть развернулась в его объятиях, и рука Тарвина слегка задела
при  этом сначала одну,  потом другую,  а  потом и  третью нить пояса,  на
которую,  как  и  на  первую,  были нанизаны камни неправильной формы,  и,
наконец, под локтем он почувствовал огромный квадратный камень.
   Он вздрогнул и еще крепче обнял ее за талию. Губы его побелели.
   - А мы с вами вдвоем,  - продолжала королева тихим голосом, мечтательно
глядя на Тарвина,  -  могли бы перевернуть все королевство:  у  нас бы все
стали  биться,  как  буйволы  весной.  Вы  хотели  бы  стать  моим  первым
министром, сахиб Тарвин, и давать мне тайком советы из-за занавеси?
   - Не знаю, смог бы я доверять вам, - ответил Тарвин коротко.
   - И я не знаю,  смогла бы я доверять самой себе, - ответила королева, -
потому что через некоторое время могло бы случиться так,  что я сама стала
бы чьей-то служанкой,  - я, которая всегда была королевой. Я была на грани
того,  чтобы швырнуть свое сердце под копыта лошади -  и  не раз,  а много
раз.
   Она обняла его шею руками и  смотрела ему в глаза,  наклоняя к себе его
голову.
   - Разве это  пустяк,  -  ворковала она,  -  что я  прошу вас стать моим
королем?  Бывало,  еще до  воцарения англичан,  некоторые белые без роду и
племени покоряли сердца бегум* и командовали их армиями. Они были королями
по всем статьям,  кроме имени.  Нам не дано знать,  когда вернутся прежние
времена, и мы можем вместе командовать нашими армиями.
   - Очень хорошо. Попридержите для меня это местечко. Не исключено, что я
вернусь и попрошу его у вас,  после того, как проверну у себя дома два-три
крупных дела.
   - Значит, вы уезжаете? Вы нас скоро покинете?
   - Я покину вас тогда, когда получу, что мне нужно, моя милая, - ответил
он, крепче прижимая ее к своей груди.
   Она закусила губу.
   - Мне надо было самой догадаться,  -  произнесла она кротко. - Я и сама
никогда не  сворачивала с  избранного пути и  не  отрекалась от желанного.
Итак, чего же вы хотите?
   Уголки ее губ немного опустились, а голова упала ему на плечо. Взглянув
вниз,  он увидел усеянную рубинами ручку маленького кинжала, спрятанного у
нее на груди.
   Он  быстрым движением освободился из  ее объятий и  встал на ноги.  Она
была  очень хороша в  тот  момент,  когда с  мольбой простирала к  нему  в
полумраке руки. Но он пришел сюда с другой целью.
   Тарвин посмотрел ей прямо в лицо, и она опустила глаза.
   - Я возьму то, что вы носите на талии, если можно.
   - Я  должна была помнить о  том,  что  белый думает лишь о  деньгах!  -
вскричала она с презрением.
   Она  сняла с  талии серебряный пояс и  швырнула его на  мраморную плиту
гробницы.
   Тарвин даже не посмотрел в ту сторону,
   - Вы меня слишком хорошо знаете для этого,  -  сказал он тихо. - Полно,
поднимайте руки и сдавайтесь. Ваша игра проиграна.
   - Я не понимаю,  -  сказала она. - Мне что, дать вам несколько рупий? -
спросила она презрительно. - Говорите быстрей, что вам надо, Джуггут Сингх
ведет сюда лошадей.
   - О, я скажу вам очень быстро. Отдайте мне Наулаку.
   - Наулаку?
   - Да,  именно.  Мне  надоели  непрочные  мосты,  лошади  с  ослабленной
подпругой,  арки,  с  которых падают бревна,  и вязкие плывуны.  Мне нужно
ожерелье.
   - А я взамен получу мальчишку?
   - Нет, ни мальчика, ни ожерелья вы не получите.
   - А вы пойдете завтра утром к полковнику Нолану?
   - Утро уже наступило. Поспешите - вам пора возвращаться.
   - Пойдете ли вы к полковнику Нолану?  -  повторила она, вставая и глядя
на него.
   - Да, если вы не отдадите мне ожерелье.
   - А если отдам?
   -  Тогда  не  пойду.  Сделка состоялась? - тот же самый вопрос он задал
когда-то миссис Матри.
   Королева  с  отчаянием  взглянула  на утреннюю звезду, которая начинала
бледнеть  на  востоке.  Всей  ее  власти  над королем не хватило бы, чтобы
спасти  себя  от  смерти  в том случае, если рассвет застал бы ее вне стен
дворца.
   Тарвин  говорил  так,  как  будто  держал ее жизнь в своих руках; и она
понимала,  что  он прав. Если у него есть доказательства, он без колебаний
предоставит  их  в распоряжение махараджи, а если махараджа поверит ему...
Ситабхаи уже чувствовала, как меч рассекает ее шею. Она не сможет положить
начало  новой династии, а просто бесследно исчезнет во дворце. Слава богу,
король во время их последней встречи с американцем был не в том состоянии,
чтобы  понять,  какие  обвинения  бросал  ей  Тарвин.  Но  сейчас она была
беззащитна   перед   всем,  что  вздумается  сделать  этому  отчаянному  и
непреклонному иностранцу. В самом лучшем случае он мог бы настроить против
нее  индийский  двор,  возбудив в нем некое неопределенное подозрение, что
было  бы  равнозначно  крушению  всех  ее  надежд  и  планов,  а благодаря
вмешательству  полковника  Нолана махараджу Кунвара удалили бы из сферы ее
влияния.  В  худшем  же  случае... но она страшилась додумать эту мысль до
конца.
   Она  проклинала  свою  жалкую  слабость,  свою  любовь  к этому белому,
которая  только  что помешала ей убить его, когда она была в его объятиях.
Она  хотела  убить  его  с  первых  минут  их разговора; она слишком долго
позволяла  себе  наслаждаться  сладостностью  момента, ощущая, что над ней
властвует  воля более сильная, чем ее собственная. Но ей казалось, что еще
не все потеряно и есть еще время.
   - А если я все-таки не отдам Наулаку? - спросила Она.
   - Мне кажется, вы лучше меня знаете, что произойдет в таком случае.
   Она  окинула взглядом равнину и  заметила,  что  сияние звезд померкло,
черная вода  в  озере  стала серой,  а  в  камышах завозились проснувшиеся
птицы. Приближался рассвет - безжалостный, как этот человек. Джуггут Сингх
подводил лошадей и  жестами,  выражавшими ужас и  нетерпение,  призывал ее
отправиться в обратный путь.  Небеса были против нее,  но и на земле ей не
от кого было ждать помощи.
   Она занесла руки за спину.  Тарвин услышал щелчок застежки -  и Наулака
лежала у ее ног, пламенея в неверном свете рассвета.
   И  даже не  взглянув ни  на  него,  ни  на ожерелье,  она направилась к
лошадям.  Тарвин  быстро  наклонился и  поднял  сокровище.  Джуггут  Сингх
отвязал его лошадь.  Тарвин шагнул вперед и  взялся за  уздечку,  запихнув
ожерелье в нагрудный карман.
   Он  нагнулся,  чтобы  удостовериться  в  том,  что  подпруга  натянута.
Королева, стоя рядом с лошадью, медлила и не садилась в седло.
   - До  свидания,  сахиб Тарвин,  и  помните цыганку,  -  сказала она,  и
внезапно  ее  рука,  лежавшая  на  лошадиной  холке,  метнулась в  сторону
Тарвина.
   Огненная искра промелькнула у него перед глазами.  Сделанная из жадеита
рукоятка кинжала торчала из подседельника и еще дрожала -  кинжал пролетел
всего в  полудюйме от плеча Тарвина.  Лошадь захрапела от боли и  скакнула
вперед, к жеребцу королевы.
   -  Убей  его,  Джуггут Сингх! - закричала королева, указывая на Тарвина
своему евнуху, карабкавшемуся в седло. - Убей его!
   Тарвин перехватил ее крохотный кулачок и крепко держал его.
   -  Потише,  девочка  моя! Потише! - Она растерянно поглядела на него. -
Позвольте мне помочь вам, - сказал он.
   Он обхватил ее руками и подсадил в седло.
   - А теперь поцелуемся, - сказал он, когда она взглянула на него сверху.
   Она наклонилась.
   - Нет, это делается не так! Дайте-ка мне ваши руки! - он схватил обе ее
руки в свои и поцеловал ее прямо в губы. Потом звонко шлепнул ее лошадь по
крупу, и та, спотыкаясь, побежала по тропинке, которая вела к равнине.
   Он увидел,  как королева и  Джуггут Сингх исчезли в облаке пыли и вслед
им летели камни, сорвавшиеся с горы, а потом с глубоким вздохом облегчения
повернулся к  озеру.  Достав  Наулаку  из  укромного  местечка,  он  нежно
расправил ожерелье в своих ладонях и, любуясь, разглядывал его.
   Камни  заблестели при  свете  утренней зари  и  затмили  своим  сиянием
постоянно  меняющиеся цвета  окрестных  гор.  Сверкающие нити  драгоценных
камней  словно пригасили красные лучи  солнца,  всходившего за  камышами и
казавшегося  тусклым:   точно  так  потускнели  факелы  в  ночь  свадебной
церемонии   принца.   Нежная   зелень   камышей,   яркая   синева   озера,
голубовато-зеленые молнии  носившихся по  небу  зимородков и  ослепительно
заблестевшая в  первых  лучах  солнца  рябь,  поднятая хлопающими по  воде
крыльями стаи лысух,  - все казалось бледным в сравнении с сиянием и игрой
камней ожерелья. И только черного алмаза не коснулась свежая радость утра:
он  лежал  среди своих блистательных собратьев,  яростно-мрачный,  как  та
тревожная ночь, в которую Тарвин добыл его.
   Тарвин перебрал камни один за другим - он насчитал их сорок пять, и все
они были безупречны;  а чтобы,  не дай бог, не спрятать их красоту, а лишь
оттенить ее,  каждый камень имел  крохотную золотую застежку,  позволявшую
ему свободно свисать с золотой нити, на которую он был нанизан, и за любой
из них можно было выкупить из плена короля или купить доброе имя королевы.
   Это   было   счастливое  мгновение   для   Тарвина.   Вся   его   жизнь
сконцентрировалась в нем. Топаз был спасен!
   Оторвав взгляд от  ожерелья,  Тарвин поднял голову.  Нож с  драгоценной
рукояткой лежал неподалеку на земле.  Он подобрал изящное оружие и  бросил
его в озеро.
   - А теперь осталась только Кейт, - произнес он.



XVII

   Дворец  на  красной  скале, казалось, все еще спал, когда Тарвин легким
галопом  скакал  по  пустынной  равнине.  Человек  на  верблюде  выехал из
городских ворот и направился ему наперерез. Тарвин не без интереса отметил
про  себя,  как быстро может двигаться это длинноногое животное. И хотя он
уже  успел привыкнуть к этим странным созданиям с шеей, как у страуса, но,
видя  их,  он  каждый  раз  вспоминал цирк Барнума и свое детство. Человек
подъехал  ближе  и  пересек  дорогу  прямо  под  носом  у Тарвина. И тут в
утренней  тишине  раздался сухой щелчок, так хорошо знакомый Нику: это был
звук  взводимого  курка магазинной винтовки. Он инстинктивно соскользнул с
седла и оказался прикрыт корпусом лошади, когда раздался выстрел и голубой
дымок поднялся вверх, неподвижно повиснув над верблюдом.
   - Я и не подумал о том, что он