еселый Роджер с жадностью скупца ловил каждое слово,
срывавшееся с ее губ вперемешку со всхлипываниями. И внезапно буря  в  его
сердце улеглась,  колебания  кончились,  на  смену  им  пришли  радость  и
счастливое,  гордое  сознание  новой  ответственности.  Обняв  Нейду,   он
повернул к себе ее лицо и в первый раз поцеловал нежные алые губы, которые
по какой-то непонятной причине судьба вверила ему с этого дня.
   Все еще не разжимая объятий, все еще чувствуя на шее ее руки, он сказал
негромко:
   - Ты пойдешь с нами, девочка. Пойдешь со мной и с  Питером  и  навсегда
останешься с нами. А уйдем мы сегодня же вечером.
   Когда Питер вернулся на полянку, его хозяин стоял там один, а Нейда уже
шла по золотящемуся в закатном свете большому лугу к  расселине  в  Гребне
Крэгга, которая вела к хижине Джеда Хокинса. Однако Питер нашел на  поляне
совсем не того Веселого Роджера, которого оставил там всего полчаса назад,
с которым прятался среди скал. Роджер Мак-Кей, стоявший перед ним на  фоне
оранжевого неба, больше не был нарушителем закона и отщепенцем. Он молчал,
но все его существо пело от счастья, так  гармонировавшего  с  бесконечной
прелестью этого летнего вечера. На всей земле не нашлось  бы  человека,  с
которым он согласился бы поменяться местами,  и  он  не  отдал  бы  своего
счастья за  счастье  всех  остальных  людей  в  мире,  вместе  взятых.  Он
заговорил, а Питер, высунув красный язык, свернулся у его ног  и  принялся
слушать.
   - Она меня любит, любит, любит, - повторял  Роджер,  так  что  в  конце
концов Питер насторожил уши, силясь понять,  что  могло  бы  означать  это
слово.
   Тут Веселый Роджер заметил Питера, рассмеялся и нагнулся к нему,  а  на
его лице блаженное выражение боролось с недоумением.
   - Она пойдет  со  мной...  с  нами!  -  воскликнул  он  с  мальчишеским
восторгом. - Вмешалась судьба, Хромуля, и она  пойдет  с  нами.  Мы  уйдем
сегодня вечером, как взойдет луна. И... Питер, Питер! Мы  сразу  пойдем  к
миссионеру, и он нас обвенчает, а потом мы  отправимся  на  поиски  такого
места, где нас никто и никогда не разыщет. Пусть за нами гонится  полиция,
но нас любят, Хромуля. И мы постараемся быть  достойными  этого.  Слышишь,
Питер?
   Он расправил плечи и повернулся к западу. Потом подхватил узелок  Нейды
и нырнул в ельник, а Питер затрусил за ним. Они быстро прошли по темнеющим
лугам и, добравшись до Духовки,  вскоре  были  уже  в  своем  убежище  под
плечами  двух  сказочных  великанов.  Там  еще  чуть  брезжил   свет,   и,
воспользовавшись этим, Роджер Мак-Кей быстро собрал свои пожитки, а  потом
благоговейно развязал узел Нейды и с  нежностью  уложил  ее  вещи  в  свой
заплечный мешок. Все это  время  он  что-то  негромко  говорил,  и  Питеру
казалось, что его хозяин напевает какую-то песню.
   Когда совсем смерклось, они выбрались из скал на луга и  через  полчаса
уже миновали расселину и укрылись в чернильно-черной тени большой скалы  в
нескольких десятках шагов от хижины Джеда Хокинса. Тут после восхода  луны
к ним должна была присоединиться Нейда.
   Кругом стояла глубокая тишина, и Питер, понимавший, что нарушать ее  не
следует, улегся на землю, поглядывая то на освещенное окно хижины,  то  на
смутный силуэт своего хозяина.  Он  чувствовал,  что  где-то  в  отдалении
собирается гроза. Ее дыхание уже ощущалось в воздухе, хотя в небе  еще  не
было ни единого облачка и только  чуть  заметная  сизая  дымка  заставляла
тускнеть сияние звезд. Веселый Роджер считал про себя  минуты,  оставшиеся
до восхода луны. Ему чудилось, что прошли часы, но вот наконец на  востоке
показался ее  золотистый  край.  Вскоре  все  кругом  наполнилось  тенями.
Предметы обретали странные,  непривычные  формы.  Как  далекие  сигнальные
огни, замерцали вершины скал. Черные сосны, ели и  кедры  теперь  отливали
серебром. А луна поднималась все выше, ее бледные лучи лились в  долины  и
на луга,  танцевали  на  верхушках  деревьев,  преображая  давно  знакомый
пейзаж, превращая его в сказочную страну.
   Веселый Роджер не спускал глаз с огонька  в  хижине  и  напрягал  слух,
ожидая, что вот-вот раздадутся легкие шаги.
   Но по-прежнему все было тихо. Лампа продолжала спокойно  гореть.  Дверь
оставалась закрытой. Он слышал только  шелест  поднявшегося  ветра,  крики
ночных птиц да завывание старого волка,  который  всегда  выл  на  луну  в
болотной чаще за лачугой индейца Тома.
   Веселого Роджера охватила тревога. Луна давно взошла, а он  по-прежнему
ждал - полчаса, три четверти часа, час... Нейда все не  шла.  Его  тревога
росла, и он начал осторожно пробираться ближе к  хижине,  прячась  в  тени
Гребня, пока не оказался в кедровнике у заднего крыльца. Питер шел за  ним
по пятам, бдительно следя за тем, чтобы ненароком не  наступить  на  сухую
ветку. Они приблизились к хижине, и  тут  Роджер  Мак-Кей  ясно  расслышал
тихие протяжные стоны.
   Он прокрался к окну и заглянул внутрь.
   На полу возле  стула  сидела,  скорчившись,  жена  Джеда  Хокинса.  Она
стонала, раскачиваясь из стороны в сторону, прижав к худой груди костлявые
руки, и смотрела на открытую дверь. И вдруг  Веселый  Роджер  понял,  что,
кроме плачущей старухи, в хижине никого нет. Его  оледенил  страх,  и  еще
прежде, чем страх этот  принял  конкретную  форму,  Роджер  уже  вбежал  в
хижину.  Женщина  уставилась  на  него  покрасневшими  от  слез  безумными
глазами, но стонать перестала и  медленно  разжала  руки.  Веселый  Роджер
нагнулся к ней и невольно вздрогнул, заметив  дикий  ужас,  исказивший  ее
морщинистое лицо.
   - Где Нейда? - спросил он зло. - Скажи мне, где она?
   - Нет ее, нет, нет, - забормотала  старуха,  снова  стискивая  руки  на
груди. - Джед увел ее... за железную дорогу...  к  Муни.  О  господи!..  Я
хотела ему помешать, да где там... Он поволок ее за собой и сегодня выдаст
ее за Муни, поставщика шпал... продаст этому злобному дьяволу, зверю...
   Она захлебнулась от рыдания, застонала и снова принялась раскачиваться.
Мак-Кей схватил ее за плечо.
   - Где живет Муни? - крикнул он. - Говори скорее!
   - Тысячу... тысячу долларов он обещал, если получит ее в жены, -  глухо
и нараспев сказала она. - Вот та тропа ведет прямо к его дому. За железной
дорогой. В миле отсюда. А может, в  двух.  Я  его  отговаривала,  а  он  и
слушать не стал... не стал...
   Веселый Роджер больше не слышал ее голоса.  Он  стремглав  бежал  через
вырубку, и Питер мчался за ним. Они выбрались на тропу, и  Веселый  Роджер
побежал еще быстрее. Он  напрягал  память,  вспоминая,  что  именно  Нейда
говорила ему про Джеда Хокинса  и  поставщика  шпал.  Два  часа  назад  на
полянке среди елей он не обратил внимания на ее слова, решил,  что  вечный
страх перед Джедом Хокинсом внушил ей мысль, будто тот задумал  выдать  ее
замуж насильно - слишком уж это  было  бы  чудовищно...  У  него  вырвался
хриплый крик: Хокинс и Нейда уже давно должны были дойти до жилища Муни  -
Нейда во власти этих негодяев, в уединенной хижине, где никто не придет  к
ней на помощь...
   Питер, бежавший позади, заскулил, услышав хриплый  стон  Роджера.  А  в
небе над ними по-прежнему светила луна, но теперь все чаще по ее  бледному
диску проносились темные облака и время от времени раздавался глухой рокот
далекого грома. Внезапно луну заволокла черная туча, и  Роджер  с  Питером
продолжали бежать в полной тьме. Потом так  же  внезапно  мрак  рассеялся,
луна вновь выплыла из-за тучи, озарив дорогу... и Роджер вдруг  встал  как
вкопанный, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
   К ним навстречу, пошатываясь и рыдая, шла Нейда. Ее волосы растрепались
и рассыпались по плечам и груди, платье было разорвано, и в  ярком  лунном
свете там, где рукав был оторван, белело  обнаженное  плечо.  Она  увидела
Роджера, который протягивал к ней руки, и с криком - никогда еще Питер  не
слышал, чтобы подобный крик срывался с ее губ, - кинулась  к  нему.  В  ее
глазах, сухих, горящих, огромных, Роджер прочел трагический ужас,  но  это
было не то, чего он ждал. Он прижал ее к груди, почувствовал прикосновение
ее горячих губ.
   - Он... он отвел тебя к Муни?
   Роджер почувствовал, как по ее телу прошла дрожь.
   - Нет! - задыхаясь, сказала она. - Я отбивалась... всю дорогу. Он тащил
меня, бил, порвал мне  платье,  а  я  все  отбивалась.  Там  дальше...  на
дороге... он решил, что я обессилела, и  повернулся...  а  я  ударила  его
камнем. И он упал, и лежит теперь там... на спине...
   Она не договорила. Веселый Роджер отодвинул ее от себя на  длину  руки.
Луну опять закрыла туча, и Нейда не видела его лица.  Он  сказал  глухо  и
яростно:
   - Нейда, иди скорее  к  миссионеру.  -  Он  сделал  над  собой  усилие,
стараясь говорить спокойно. - Возьми с собой  Питера  и  иди.  Ты  успеешь
добраться туда до грозы. А я пойду поговорить с Джедом Хокинсом с глазу на
глаз. Потом я приду за тобой, и миссионер нас обвенчает.
   Луна выплыла из-за тучи, и он увидел на лице  Нейды  радостную  улыбку.
Страх исчез, в глазах играли золотые огоньки. Он снова привлек ее к себе и
поцеловал, а ее пальцы гладили его лицо, и она тихо и счастливо смеялась.
   Но Роджер настойчиво повторил, что ей надо идти.
   - Поторопись, девочка,  -  сказал  он.  -  Поторопись,  а  не  то  тебя
застигнет гроза.
   Нейда ушла, негромко кликнув Питера, а Мак-Кей быстро зашагал дальше по
тропе, ни разу не оглянувшись и думая только о том, как он рассчитается  в
эту ночь с двумя гнуснейшими негодяями. Он испытывал незнакомое ему прежде
желание убивать. Еще немного - и он разделается с  Хокинсом  и  Муни,  как
Хокинс разделался с Питером. Нет, убивать он их не  станет,  но  искалечит
их, переломает им все кости, чтобы они надолго запомнили этот урок!
   И  тут  во  вновь  наступившей  тьме  он  обо  что-то  споткнулся.   Он
остановился и, когда облако пронеслось, увидел на земле у своих  ног  лицо
Джеда Хокинса. Оно было страшно искажено, единственный  глаз  был  закрыт.
Хокинс не шевелился, а возле его затылка лежал камень, брошенный Нейдой.
   Веселый Роджер угрюмо усмехнулся - волей  судьбы  первая  половина  его
работы была ему облегчена. Но бить человека, лежащего без сознания, он  не
мог. Роджер пнул неподвижное тело.
   - Вставай, мерзавец! - сказал он. - Я  переломаю  тебе  кости,  как  ты
переломал их Питеру и этой бедной старухе! Вставай!..
   Джед Хокинс не пошевелился. Его тело казалось обмякшим. Роджер стоял  и
смотрел на него, и с каждой  секундой  его  глаза  расширялись,  а  взгляд
делался все более растерянным.  Снова  стало  темно.  Но  теперь  это  был
чернильный, непроницаемый мрак, словно над миром  захлопнулась  подвальная
дверь. С запада донесся сильный раскат грома. Верхушки деревьев  испуганно
зашептались. Но Веселый Роджер слышал только стук собственного сердца.  Он
опустился на колени и начал ощупывать тело Джеда Хокинса.  Даже  Питер  не
уловил бы в эту минуту звука его дыхания.
   Он выпрямился, и ночная тьма, в это мгновение  застывшая  в  безмолвии,
услышала единственное хриплое слово, сорвавшееся с его губ:
   - Мертв!
   Жаркая ярость в его душе сменилась леденящим  ужасом,  сердце  налилось
свинцовой тяжестью, он задыхался. Джед Хокинс был мертв! Тело его стыло на
темной тропе. Он превратился в  бездыханный  труп,  и  ветер,  предвестник
бури, стенал и причитал над ним, а одинокий волк на  болоте  выл  особенно
тоскливо, будто чуял мертвеца.
   Ногти Роджера Мак-Кея впились в ладони. Если бы он убил  эту  гадину  в
человеческом облике, если бы мстителем был он  сам,  он  не  испытывал  бы
этого жуткого всепроникающего страха, который теперь сковал его во  мраке.
Но он опоздал. Джеда Хокинса убила Нейда. Нейда,  чья  душа  в  этот  день
распустилась  от  дуновения  счастья,  как  цветок,  лишила  жизни  своего
приемного  отца.  А  закон  Канады   не   признавал   никаких   смягчающих
обстоятельств, когда дело касалось убийства.
   Холодная дрожь пробежала по  телу  Роджера,  оледенила  его  пальцы,  и
бессознательно он всхлипнул сквозь стиснутые зубы,  как  ребенок.  Раскаты
грома становились все громче и ближе, в них чудилась  угроза,  беспощадное
обещание неотвратимой и тяжкой расплаты. Роджер почувствовал удар ветра, и
в тот же миг что-то мягко ткнулось в  его  ногу  и  раздалось  недоуменное
повизгивание. Это был Питер - Питер вернулся к нему в ту минуту, когда  он
больше всего нуждался в ободрении. Застонав, Мак-Кей  снова  опустился  на
колени и притянул Питера к себе.
   - Господи! - прошептал он хрипло. - Питер, она убила  его.  Но  нельзя,
чтобы она об этом узнала. Мы должны скрыть это от всех...
   Он умолк, и Питер почувствовал, что тело его вдруг  окаменело.  Веселый
Роджер долго казался таким же безжизненным, как человек, лежавший навзничь
на тропе возле него. Потом он,  порывшись  в  кармане,  нашел  карандаш  и
старый конверт. На конверте в темноте,  такой  густой,  что  он  не  видел
собственной руки, он написал: "Джеда Хокинса убил я",  а  потом  полностью
подписался: "Веселый Роджер Мак-Кей".
   Затем он подсунул конверт под тело Джеда Хокинса так, чтобы на него  не
попал дождь и чтобы в уликах не  было  недостатка,  накрыл  лицо  мертвеца
своей курткой.
   - Мы должны это сделать, Питер, - сказал он новым, незнакомым голосом и
встал на ноги. - Мы должны это сделать... ради  нее.  Мы  скажем  ей,  что
догнали Джеда Хокинса и прикончили его.
   К нему вернулись обычный ум, хитрость и осторожность. Он  оттащил  труп
бутлегера на другое место, повернул  его  лицом  вниз,  отбросил  подальше
роковой камень и взрыхлил ногами землю, чтобы создать видимость драки.
   Когда он кончил и вернулся к Питеру, то, "а-к-ни черно было у  него  на
душе, в голосе его звучало-торжество.
   - Возможно, мы не всегда поступали хорошо, Хромуля, - сказал он,  -  но
сегодня мы, пожалуй, искупили некоторые свои грехи. И  если  нас  повесят,
что, возможно, рано или поздно случится, нам думается, будет легче оттого,
что сделали мы это ради нее. А, Хромуля?
   На несколько мгновений из-за туч показалась луна и осветила  смертельно
бледное лицо Веселого Роджера.  На  его  губах  играла  странная  холодная
улыбка, а глаза глядели прямо перед собой - глаза человека, который принес
себя в жертву ради той, которая была ему дороже всего на свете.
   Когда Роджер, пройдя три мили, добрался до вырубки, на краю  которой  у
самого леса  стояла  хижина  миссионера,  луна  по-прежнему  лишь  изредка
выглядывала  из-за  черных  туч.  Гроза  еще  не  разразилась   и   словно
накапливала силы, чтобы с бешенством обрушиться на мир. Гром глухо ворчал,
и редкие вспышки молний  свидетельствовали  о  том,  что  небесные  стихии
притаились в засаде.
   Вырубка скрывалась под покровом непроницаемой тьмы, в которой светилось
единственное желтое пятно  -  окно  в  хижине  миссионера.  Застыв,  точно
каменное изваяние, Веселый Роджер несколько минут смотрел на этот  светлый
квадрат. Его сердце было мертво, дух сломлен, мечты развеялись,  как  дым.
Теперь ему остался только рассудок, твердая решимость выполнить задуманное
и любовь, которая из источника радости стала источником смертной муки.  Он
глядел прямо перед собой, сознавая, что у него  нет  выбора.  Никакого.  И
никакой надежды. Ничто не  могло  изменить  случившегося.  Перед  ним  был
только один путь.
   Когда человек жертвует жизнью ради родины или во имя великой  любви,  в
этом есть непередаваемое величие и мощь. Вот  почему  у  Веселого  Роджера
нашлись силы  пересечь  темную  вырубку,  постучать  в  дверь  и  войти  в
освещенную комнату, где его ждали Нейда и седенький старичок миссионер.
   Тревога и страх на лице Нейды тотчас сменились счастливой  улыбкой,  и,
не замечая странной перемены в своем любимом, она бросилась  к  нему,  как
тогда на тропе. Веселый Роджер обнял ее, но на этот раз нежно  и  бережно,
точно ребенка, которому он боялся  причинить  боль.  Губы,  коснувшись  ее
щеки, были холодны, как лед, и Нейда испуганно посмотрела ему в  глаза.  И
опять, как тогда на тропе, Веселый Роджер  отстранил  ее  и  повернулся  к
миссионеру. Холодно и сурово он рассказал  ему  о  том,  что  произошло  с
Нейдой в этот вечер, о том, как Джед  Хокинс  попытался  осуществить  свой
жестокий план и продать ее Муни. Потом он вытащил из  внутреннего  кармана
маленький кожаный бумажник и протянул его старичку.
   - Тут почти тысяча долларов, - сказал он. - Это мои деньги.  Я  даю  их
вам для Нейды. Оставьте ее у себя, позаботьтесь  о  ней,  и,  может  быть,
потом...
   Нейда обеими руками вцепилась в его локоть. Ее глаза  стали  огромными.
По лицу разлилась бледность, и она прерывающимся голосом сказала:
   - Я пойду с вами. Я пойду с вами... и с Питером!
   - Нет, - сказал он. - Теперь это невозможно.  Я  уйду  один,  Нейда.  Я
догнал Джеда Хокинса... и убил его.
   Над хижиной раздался оглушительный удар грома,  и  пол  под  их  ногами
задрожал. Веселый Роджер указал на дверь в перегородке и попросил:
   - Отец Джон, оставьте нас с ней вдвоем... на одну минуту...
   Старичок миссионер, сжимая в руке бумажник, кивнул и вышел  в  соседнюю
комнату. Закрывая за собой дверь, он увидел, что Роджер  Мак-Кей  протянул
руки к Нейде, и она бросилась в его объятия. И тут  разразилась  буря.  На
крышу обрушились потоки дождя. Стихии сорвались с  узды,  гром  гремел  не
переставая,  и  ночь  казалась  еще  чернее  от  белесых  вспышек  молний.
Миссионер стоял в темноте, прислушиваясь к реву бури,  -  маленький  седой
старик, видевший на своем веку много человеческих трагедий, умевший только
жалеть и молиться. И сейчас он просил бога  просветить  его.  Минуты  шли.
Пять... Десять... Вдруг рев бури на мгновение сделался еще  оглушительнее,
но тут же стал прежним, и старичок понял, что входная  дверь  открылась  и
закрылась.
   Он заглянул в соседнюю комнату. Нейда  лежала,  скорчившись,  на  полу,
рассыпавшиеся каштановые пряди скрывали от его взгляда  ее  лицо  и  руки.
Питер стоял у двери. Миссионер подошел к  девушке,  наклонился  к  ней  и,
ласково обняв за плечи, попробовал утешить ее: он  говорил  ей,  что  надо
уповать на милосердие божье, а вокруг хижины гремела гроза...
   Веселый Роджер Мак-Кей, наклонив голову навстречу ударам  бури,  уходил
все дальше от хижины, где осталось его сердце. Он шел на Север.



8

   Дверь, за которой исчез его хозяин, захлопнулась перед носом Питера,  и
он напрасно ждал, не раздадутся ли за ней снова знакомые шаги,  -  до  его
слуха доносился лишь шум дождя да грохот грома.  Незнакомое  чувство  жгло
его, заставляло дрожать,  разливалось  огнем  по  жилам.  Говорят,  собака
иногда распознает неслышное приближение смерти, и тот  же  самый  инстинкт
подсказывал Питеру, что в эту ночь случилось нечто страшное, и теперь  оно
пряталось в ночной буре, мучило его; Питер заскулил и повернулся к Нейде.
   Обхватив голову руками, рыдая безудержно, как ребенок, она лежала  там,
где упала, когда Веселый Роджер поцеловал ее в последний раз  и  исчез  за
дверью. Рядом с ней на коленях стоял старик миссионер, гладил худой  рукой
ее волосы, шептал ей слова ободрения  и  утешения,  а  за  стенами  хижины
бушевали дождь и ветер, оконные рамы стучали, откликаясь на жуткие голоса,
которые выли и стонали среди древесных вершин.
   Рыдания Нейды терзали Питера, и все же у него было только одно  желание
- догнать того, кто ушел. Он не умел рассуждать, и ему представлялось, что
это Джед Хокинс трясет окна невидимыми руками, что это он стучит  в  дверь
порывами ветра и наполняет ночной мрак ужасом  и  угрозами.  Он  ненавидел
человека, который остался лежать на тропе,  подставляя  безжизненное  лицо
потокам дождя. Питер не только ненавидел его, но и боялся,  а  потому  ему
казалось, что Нейда плачет на полу из-за этого же страха. Отец Джон гладил
ее по плечу и  говорил  ей  какие-то  непонятные  слова.  Питеру  хотелось
подойти к ней. Ему хотелось, чтобы Нейда опять крепко обняла его, как в