Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
ут
деньги за час, и деньги немалые.
- Мы с женой украли немного денег, но теперь они уже почти кончились.
Инфляция сожрала их, да и мы себе ни в чем не отказывали. Пойдем, я хочу
вас познакомить. Она красива и предана мне, как святая. Ее зовут Изабель
Леме.
Шикиниу неуклюже махнул рукой поперек груди, показывая на поношенную
рубашку. Рубашка была белая с короткими рукавами - из тех, которые носят
инженеры. Даже пластмассовая пластинка в карман вшита, чтобы не
перепачкаться чернилами, ручки у него не было, а уголки воротничка
обтрепались.
- Мне стыдно встречаться с ней в таком виде. Вы должны приехать к нам в
гости. У меня тоже есть жена. Ее зовут Полидора. Вот тебе адрес, дорогой
Тристан. На нашей улице уже есть электричество, и город обещает провести
канализацию. Доедешь на автобусе до Белема, а оттуда пойдешь к югу в
Мооку, по этой схеме.
Он торопливо начертил карту и предложил завтрашний вечер, добавив:
- В Сан-Паулу есть работа, но сюда приезжает много народу с
северо-востока, из-за них уменьшаются заработки, но они не задумываясь
перережут глотку всякому, кто попытается им угрожать. Но для тебя я наведу
справки. Как поживает наша благословенная мать?
- Как всегда, проклиная все на свете.
Шикиниу позволил себе улыбнуться и еле заметно кивнул. По спокойному
выражению его стальных глаз Тристан догадался, что это для него не новость
и спросил он только из вежливости.
- Мы с Полидорой будем ждать вас обоих, - горячо заверил Тристана
Шикиниу, когда они расставались. - Не оставляй жену дома.
Было очень странно, что они так удачно встретились в районе Кампус
Элисеус, куда Шикиниу наверняка редко наведывался. Тем не менее Тристан с
благодарностью встретил новый поворот судьбы и вернулся в отель, чтобы
сообщить Изабель о начале настоящей совместной жизни, жизни в реальном
мире, а не в этих роскошных апартаментах. От безделья Изабель увлеклась
мыльными операми, которые в дневные часы передавали по радио, и
дублированными телевизионными передачами вроде "Я люблю Люси". Как и
Тристан, она тоже стала прибавлять в весе.
РАНЧО
На последние деньги они взяли такси и, следуя указаниям Шикиниу,
отправились к нему по плоскогорью, которое еще совсем недавно было
плантацией кофе, а теперь было утыкано столбами с электрической проводкой
и дорожными указателями. Улицы здесь по-прежнему оставались немощеными,
повсюду валялся блестящий металлолом и промышленные отходы, а небо
затягивала пелена дыма, однако домики под красными черепичными крышами
имели по несколько комнат и веранду, выходившую в собственный дворик. У
своего порога Шикиниу выглядел как никогда хрупким. Приветливая улыбка
походила на глубокую рану, а голова, казалось, вот-вот упадет с тонкой
шеи. Его жена Полидора напоминала свежеиспеченный пышный каравай с
золотистой поджаристой корочкой. Волосы свои она покрасила хной, взбила и
уложила в большой пучок. Свои большие глаза она, словно стараясь
соответствовать прищуру Шикиниу, держала полуприкрытыми. Ее пухлое личико,
похожее на пончик, лоснилось от пота - Тристан объяснил это впечатлением,
произведенным красотой и высоким положением ее гостьи. Полидора с
преувеличенной дружелюбностью обняла Изабель, а затем, крепко вцепившись в
ее тонкую белую руку, потащила за собой в большую комнату позади прихожей.
Тристан последовал за ней, его крепко держал под руку Шикиниу. В этой
комнате двое мужчин в серебристо-серых костюмах поднялись со стульев и
направили на гостей пистолеты.
Тристан вспомнил было о своей бритве, но тут же сообразил, что бритву
он с собой не взял. Обычно он держал ее в маленьком кармашке расклешенных
джинсов, которые они с Изабель купили в магазине "Полихром", однако
сегодня, одеваясь, они решили, что повседневные штаны могут оскорбить
мелкобуржуазный вкус брата, и Тристан облачился в свободную шелковую
рубашку с накладными манжетами на светло-желтых рукавах, полотняные брюки
цвета сливок и ботинки с кисточками на шнурках. Так что бритвы у него не
было. Да и как может противостоять бритва против двух пистолетов?
Старший из двоих пистолетчиков, грузный красивый меланхоличный мужчина,
который поседел на службе у богачей, махнул вороненым стволом, предлагая
им присесть на обитый клетчатой тканью диван у желтой стены, украшенной
двумя аляповато раскрашенными гипсовыми попугаями, составляющими одно
целое с круглыми гипсовыми рамами. По капризу художника хвосты и клювы
попугаев располагались за пределами рамы, как бы спрашивая зрителя: где
здесь искусство, а где реальность?
На диване Тристан почувствовал, что Изабель дрожит, словно в горячке
любви, когда женщина ставит на кон свою жизнь в момент сексуального
самозабвения. Тристан отогнал мысль о том, что из-за этого тела он с
самого начала то и дело попадал в трудное и даже опасное положение, и
обхватил плечи Изабель, готовый закрыть ее собой, если понадобится. Хотя
он тоже дрожал, голова его оставалась необычайно ясной и мысли, словно
электрические импульсы, рожденные опасностью, исследовали варианты
возможного развития событий. Он сразу понял, что сейчас будут говорить
вооруженные люди.
- Не тревожьтесь, друзья мои, - сказал мужчина с благородной сединой в
висках и аккуратными седыми усиками. - Мы прибыли сюда только для того,
чтобы проводить молодую госпожу в Бразилиа, к ее отцу. Около десяти вечера
из Конгоньяса отправляется самолет, у нас еще много времени. Мы уж думали,
что вы опоздаете, как того требует нынешняя мода. Давайте выпьем.
- Я плюну в бокал, который предложит мне Иуда, называвшийся моим
братом, - сказал Тристан. Обращаясь к Шикиниу, он спросил: - Чем ты можешь
оправдать свое предательство?
Шикиниу пошевелил сложенными на груди руками, будто прогонял мух.
- Эта любовная связь унижает тебя, брат. Ты потерял твердость
характера, ты стал изнеженным и лощеным, как мужчина, которого содержит
женщина. Лучше предать тебя, чем эту платиновую девочку. Богачи всегда в
конце концов возвращаются в свое убежище. Небольшой суммы, обещанной ее
семьей за мое сотрудничество, хватит, чтобы оплатить мое образование. Я
стану дипломированным инженером-электриком!
Милое обезьянье личико Изабель сморщилось, возмущение и слезы боролись
в ней, и все же ее тело рядом с Тристаном неожиданно обмякло. Сокровенные
глубины нашего существа рады нашим катастрофам. Ее собственное образование
начинало выходить за рамки сексуальных трюков и мыльных опер для
домохозяек.
- Как ты узнал о нас? - тихо спросила она Шикиниу. - От Урсулы?
Тристану стало горько за нее: он понял, что, решившись полюбить его
совсем не милую мать, Изабель поставила перед собой невероятную по своей
извращенности задачу. Любовь к его матери была ее собственным изобретением
и первым уязвимым плодом их женитьбы.
- Ах нет, госпожа, - ответил Шикиниу, словно сжалившись над ней. - Наша
благословенная мать живет на таком дне, что ей недоступны электроника и
средства общения с невидимыми людьми. С тех пор как четырнадцатилетней она
догадалась выставить на продажу собственное тело, других дельных мыслей у
нее не возникало. Меня предупредил Эвклид, воспользовавшись услугами нашей
не слишком надежной почты. Он сообщил, что Тристан прибудет в Сан-Паулу со
своим сокровищем. Сначала я ждал, когда же он найдет меня, но перед
просторами города он оказался бессильным. Поэтому я сам нашел его. Мне
подсказали, что искать нужно в "Отон Паласе", и тамошний клерк с радостью
мне помог. Он запомнил вас обоих и просил заверить тебя, что выставил вас
не из-за расовых предрассудков, а из уважения к чувствам других гостей,
многие из которых приезжают из-за границы, где общество не столь терпимо,
как в нашей стране.
- Что будет с Тристаном? - спросила Изабель, затаив от ужаса дыхание.
Рот ее приоткрылся, обнажив жемчужные зубы и бархатный язычок. Ее ум,
привычный к логике богатства и власти, быстрее Тристана ухватил главную
проблему, возникшую его присутствием: если оставить его на свободе, он
причинит беспокойство. Тристан может отыскать жену в столице, может
попытаться похитить ее или даже - что за чудовищная мысль - обратиться в
полицию. Почуяв ее ужас, Тристан понял, что самый надежный способ
разлучить их с Изабель - это убить его. Казалось, будто в комнате включили
электричество или вдруг разразилась одна из тех страшных бурь, во время
которых Сан-Паулу погружается во мрак и все вещи превращаются в
собственное негативное изображение: тени становятся белыми, а стены -
черными. Он увидел вдруг, насколько неслышное присутствие двух пистолетов
изменило атмосферу в комнате. Смерть, обычно находившаяся в немыслимой
дали, вдруг оказалась совсем рядом, в паре шагов, придавая всей обстановке
хрупкость и непрочность бумаги. Контуры комнаты, начиная с темных углов и
кончая швами на обивке дивана и шестигранными плитками пола того же цвета,
что и кожа Шикиниу, словно стали видны под другим углом зрения. В
атмосфере появилась торжественность, разговоры стали мягкими, а самые
обычные жесты приобрели величавость движений лунатиков. Полидора принесла
поднос с напитками - высокие полупрозрачные бокалы с соком для тех, кто не
хотел спиртного, и коктейли из кашасы с соком лайма, сахаром и дробленым
льдом для остальных. Изабель взяла коктейль, чтобы утихомирить
разбушевавшиеся чувства, а Тристан решил пить сок на тот случай, если
вдруг появится возможность принять быстрое решение. Из кухни потянуло
запахом тушеной говядины.
Бандит помоложе, у которого не было усов, а виски еще не поседели,
успокоил Изабель:
- Он станет моим другом. Сезар проводит молодую госпожу в столицу, а я
останусь здесь с молодым человеком, который, естественно, поначалу будет
во власти мыслей о мести и спасении возлюбленной. Дом здесь просторный,
нам всем здесь будет хорошо - мы останемся на недельку-другую, пока
молодая госпожа в целости и сохранности будет водворена под присмотр
своего отца. Меня зовут Виргилиу, - с легким поклоном добавил он,
обращаясь к парочке на диване, впрочем, не опуская при этом пистолет.
- Господин, у нас двое детей, им же нужно где-то спать, -
запротестовала Полидора.
- Мадам, вам заплатят.
- Я никогда не вернусь под надзор отца! Я уже взрослая женщина, у меня
есть свое место в мире. Вся моя жизнь, с того дня, когда умерла моя мать,
прошла без отца: он оставил меня на попечение своего братца! - на одном
дыхании выпалила Изабель.
Почуяв скандал, Сезар - старший из бандитов - был вынужден защитить
своего нанимателя, а возможно, и всех тех людей, которые, как и он,
поседели к середине жизни и по понятным причинам не могли выполнить все
то, что требовали от них окружающие.
- Госпожа Изабель, ваш отец - влиятельный человек, который отдал всю
свою жизнь управлению страной.
- Так почему же не видно результатов этого управления? Бедняки остаются
бедными, а богатые правят с помощью оружия. - Как бы оправдывая
предсказания дяди относительно ее радикальных взглядов, Изабель дерзко
вскочила и бросила вызов бандитам: - Почему я должна делать то, что вы мне
говорите? Вы не посмеете причинить мне вреда - отец с вас шкуру спустит.
- Это правда, - вежливо согласился Сезар с ней. - Но это не относится к
вашему черному другу, вашему мужу, если угодно. Мир не заметит его
исчезновения. Его будет не хватать только вам. Смерть вашего мужа
останется незамеченной даже во время переписи населения, поскольку он, без
сомнения, не зарегистрировался для призыва в армию. А если его вам мало в
качестве заложника, подумайте о наших хозяевах, - он показал стволом
пистолета на Шикиниу и Полидору, которые готовились подать им обед, - и их
детях. Ведь они могут вернуться с прогулки и найти своих родителей
мертвыми, и, хотя эти смерти будут замечены, наша полиция не найдет убийц
- у нее и так слишком много работы. Не думайте, что эти угрозы - пустая
бравада. Реальность все чаще и чаще сводится к статистике, а в такой
большой стране, как Бразилия, все мы, здесь присутствующие, для статистики
мало что значим.
На этот раз запротестовал Шикиниу:
- Я добровольно предоставил вам сведения, которые вывели вас на след, а
вы теперь угрожаете мне смертью.
- Человек, предавший собственного брата, заслуживает смерти, - оборвал
его Виргилиу. Обращаясь к Тристану, он добавил, обнажив в приятной улыбке
неровные зубы, которые словно танцевали самбу у него во рту: - Видишь,
каким добрым и верным другом я уже стал для тебя. Иногда брат по духу
лучше брата по крови.
Изабель, казалось, разрывает на части, как марионетку, которую разом
дергают за все веревочки; как странно, отметил про себя Тристан, два
пистолета, будто карандаши, очертили новые границы комнаты, сведя
множество возможностей к нескольким узким коридорам риска. Их дух словно
истаял, стараясь не упасть с натянутого каната. Изабель казалась
спокойной.
- Если меня отправляют к отцу, я хочу забрать свою одежду. Она в отеле.
Раз уж нам нужно попасть в аэропорт к десяти, то на еду у нас нет времени,
пора ехать, - объявила она своему новому сопровождающему, по-отечески
ласковому человеку в сером костюме, делегату той власти, которая
сформировала ее.
- Так тому и быть, - удовлетворенно сказал Сезар. Потом он обратился к
Полидоре: - Примите наши сожаления. Ваша фейжоада очень вкусно пахнет. Мой
молодой помощник съест мою долю. - Он повернулся к Шикиниу: - Половина
вознаграждения у тебя в кармане. Получишь ли ты вторую половину, зависит
от твоего гостеприимства и желания сотрудничать с нами. Прощай, друг мой,
- сказал он Тристану. - Кому-то из нас двоих не посчастливится, если мы
встретимся снова. Пойдемте, госпожа, - обратился он к Изабель. - Как вы
сами изволили заметить, самолет не станет нас ждать.
Изабель наклонилась и поцеловала Тристана, и поцелуй ее был мягким, как
облако, и теплым, как солнце. Она словно говорила: "Храни веру".
Но мог ли он положиться на нее? Когда его жена уходила, то до странного
естественно опиралась на руку своего респектабельного похитителя.
Вернувшись в отель, она надела довольно дерзкое платье с маленькими
красными цветочками, рассыпанными по темно-синему фону. Платье это нельзя
было назвать ни официальным, ни небрежным: ей пришлось два или три раза
переодеваться, чтобы подобрать одежду в тон брюкам Сезара и его свободной,
но все-таки украшенной манжетами рубашки, в которой он выглядел
респектабельным и в меру элегантным. Сегодняшний визит к брату Тристана
должен был стать их первым совместным выходом в свет. Наверное, они хотели
слишком многого достичь за слишком короткое время.
После ухода Изабель Тристан немного пришел в себя, а когда Полидора
принесла кастрюльку с перченым тушеным мясом, напряжение и вовсе
улетучилось. Виргилиу снял серый пиджак и засунул пистолет в кобуру под
мышкой, а Шикиниу заменил бокалы бутылками пива "Антарктика". Маленькие
племянник и племянница Тристана - Пашеку и Эсперанса - пришли с улицы, где
уже совсем стемнело. Темнокожие сероглазые ребятишки трех и пяти лет
веселили взрослых своей невинной дерзостью. Их взгляды не отрывались от
пистолета Виргилиу: его рукоятка торчала из кобуры, как хвост зверька,
прячущегося в норку, и Виргилиу, уловив, какие мысли пришли им в голову,
устроил маленький спектакль, вытаскивая пистолет и засовывая его обратно с
выражением ужаса на лице: "Бах! Трах! Ой-ей-ей!"
Когда пиво кончилось, на столе появилась прозрачная кашаса, и четверо
взрослых начали обмениваться шутками по поводу мира за тонкими стенами
этого дома и его хрупкой крышей, они подтрунивали над всеми - над
богачами, над большими шишками, над гринго, аргентинцами, парагвайцами,
над немецкими и японскими фермерами провинции Сул с их смехотворным
произношением, ограниченными пуританскими привычками и одержимостью
трудом. Настоящие бразильцы, весело соглашались они, неисправимые
романтики, они порывисты, непрактичны, обожают удовольствия и все без
исключения - галантные идеалисты и жизнелюбы.
У Тристана кружилась голова, когда он отправился спать. Стены комнаты
раскачивались почти так же, как под воздействием магнитного поля
пистолетов. Место ему отвели в детской, детей же перевели к родителям.
Тристан спал на одной из кроваток, а на другой, загородив ею дверь, улегся
Виргилиу. Единственное окно в комнате зарешечено, чтобы уберечься от
воров, которые стаями бродили по кварталу медленно богатеющего рабочего
класса.
Вот уже много недель Тристан не ложился спать без Изабель. Ему уже
стало трудно отличать ее тело от своего собственного. Оно горело в нем,
как перец в желудке, и жгучая тоска снедала его. Жизнь, как он обнаружил,
состояние относительное и не стоит ломаного гроша. Не стоит отсутствия
Изабель, отсутствия ее влажного лона на его початке, ее тихих стонов,
теплого облака ее губ, прикасающихся к его устам со словами: "Храни веру".
Она не была смертью, однако в белизне ее тела присутствовала чистота
смерти. Тристан проглотил рыдания, чтобы не разбудить соседа по комнате.
Он начал строить планы побега и вскоре уснул.
БРАЗИЛИА
В полночь с высоты птичьего полета огни Бразилиа образуют на просторной
черной доске страны силуэт самолета с длинными изогнутыми крыльями. Город
сначала словно плывет в пустоте, как созвездие, а затем устремляется к
взлетной полосе, расположенной под наблюдателем. Приземляетесь вы с легким
шорохом, как будто под колесами нет твердой земли. Воздух в аэропорту
прохладный, и, несмотря на поздний час, в нем на удивление людно,
поскольку в этом городе не многим хотелось бы жить, но приезжать туда
приходится многим.
Сезар назвал таксисту адрес отца Изабель - улица Эйшу-Родовариу-Норте,
где в гигантских вертикальных бетонных плитах располагались квартиры
больших шишек из правительства. Воспоминания о столице вернули Изабель в
раннее детство, когда она случайно услышала споры между дядей Донашиану и
отцом по поводу решения президента Кубичека выполнить свои предвыборные
обещания и построить столицу страны в глубине материка. Такова бразильская
мечта, говорил ее отец, столь же древняя, как и мечта о независимости,
уходящая корнями еще в "Инконфиденция минейра" [исторический документ
XVIII века, с которого началась борьба за независимость Бразилии]. "Ну и
пусть она остается мечтой, - возражая, спорил дядя, - если бы мы
добивались исполнения всех своих мечтаний, мир превратился бы в сплошной
кошмар". Слухи об этом событии наполняли маленькую Изабель странным
чувством, как будто душа ее лишилась равновесия или землетрясение унесло
прекрасный Рио в океан. Примерно через год, после болтанки на маленьком,
низколетящем самолете, она вместе с отцом приземлилась среди гор
свежевыкопанной красной земли и тысяч бедных крестьян из сертана, которые,
как муравьи, трудились над выполнением немыслимого плана. Потом они с
отцом вернулись туда снова, и всюду уже высились каркасы зданий,
гигантские желтые грузовики с деловитым ревом сновали по немощеным улицам,
а приземистое округлое здание собора уже выпустило щупальца - опоры
бетонного купола. Теперь же план был осуществлен полность