Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
ались в Россию; третьи сдавали экзамены "экстерном";
четвертые получали образование в учебных заведениях, на которые
"процентная норма" не распространялась (коммерческие училища и ряд
частных средних и высших учебных заведений). По данным "Книги о русском
еврействе", в 1912 году в Киевском Коммерческом Институте было 1875
студентов-евреев; а в Психо-Неврологическом Институте в Петербурге, как
сообщает вышеупомянутая книга, среди студентов были "тысячи евреев".
И, в конечном результате, за 30 лет существования "процентной нормы"
(1887-1917 гг.) процент студентов-евреев (т. е. не перешедших в другую
религию и оставшихся в иудаизме) изменился очень мало. В 1887 году средний
процент для всей России был 14,5 %, а в 1917 - 12,1 %. (Цифры взяты из "Книги
о русском еврействе" и сомневаться в их точности нет никаких оснований).
В эти цифры следует внести только один корректив: число студентов -
евреев по племенному признаку и расе, но не иудейского вероисповедания.
Таковых в 1887 году было значительно меньше, чем в 1917. Точных данных о
количестве их не имеется, но общеизвестно, что их было немало.
Принявши во внимание этот корректив, без боязни сделать крупную ошибку
можно сказать, что введение "процентной нормы" процент студентов-евреев
в русских учебных заведениях не изменило, а только заморозило на уровне 1887
года.
Особенно остро чувствовалась "процентная норма" на Украине, где к 1917 году
жило 2 500000 евреев или 41 % всех евреев - российских подданных. Но все же
"процентную норму" удавалось разными путями обходить, главным образом
путем создания частных учебных заведений при поддержке еврейского
капитала. Кроме того, было множество чисто еврейских частных школ,
находившихся в руках еврейских общин. В них получала образование еврейская
молодежь, не попавшая в русские учебные заведения. Об огромной
деятельности этого рода учебных заведений весьма подробно и
документировано сообщается в отдельной главе "Книги о русском еврействе".
В той же книге на стр. 360 мы находим следующие строки: "еще в июне 1914
года был опубликован закон о частных учебных заведениях, не пользовавшихся
правами правительственных. Закон обеспечивал народностям свободу в выборе
языка для преподавания, что открывало широкие возможности для развития
еврейского образования на "идиш" и древне-еврейском языке".
* * *
Зная все вышеизложенное, теряют всякую убедительность весьма
распространенные во всем мире голословные утверждения, что в
дореволюционной России "евреям был закрыт доступ к образованию".
Больше 12 % евреев в высших учебных заведениях в то время, как они
составляли меньше 4 % всего населения России, и, вдобавок, ничем не
ограниченная возможность открывать учебные заведения с преподаванием на
еврейском языке - неопровержимо доказывают, каково было истинное
положение в вопросе возможности для евреев получать образование в России.
Здесь небезынтересно обратить внимание на то, что именно выходцы из
России в новосозданном государстве Израиль составляют подавляющее
большинство интеллигенции, министров и политических деятелей,
получивших свое образование в той самой России, где "евреям был закрыт
доступ к образованию". Не будь всех этих полтавских, одесских, киевских
бывших гимназистов, реалистов и студентов, Израиль оказался бы перед
почти полным отсутствием кадров для создания всего аппарата власти во
вновь создаваемом государстве.
* * *
В заключение описания вопроса получения образования евреями в
дореволюционной России и, открывавшимися перед ними для этого
широчайшими возможностями, не боясь повторений, следует еще раз сказать
следующее: полученное в русских учебных заведениях образование открыло
перед евреями самые широкие возможности для проникновения в ряды русской
интеллигенции и слияния с ней, тем более, что отношение к евреям этой
самой русской интеллигенции было весьма дружелюбное.
И проникновение, самое глубокое (кроме административного аппарата и
военной среды) во все круги культурного слоя России шло непрерывно. Но к
слиянию не приводила. И не по вине русской интеллигенции и вообще
культурной части русской общественности. Причину надо искать во
врожденном у евреев стремлении к самоизоляции от народов, среди которых
им приходилось жить на свое историческом пути.
Надо полагать, что это есть результат тысячелетнего религиозного
воспитания, внушавшего, что евреи - "избранный народ", рассеянный только
временно, до того часа, когда он соберется опять в "Земле Обетованной". Все
страны, где они живут - это не родина, а только место временного
пребывания. Настоящая же родина - это "Земля Обетованная".
Из веры и непоколебимого убеждения в свою "избранность" логически
неизбежно вытекает сознание своего превосходства над другими народами,
нежелание с ними смешиваться и, как следствие этого нежелания, то
самоограничение, которое характерно для евреев даже живущих среди тех
народов, которые никаких ограничений для слияния с евреями не ставят. В
дореволюционной России, особенно на Украине, эти самоограничительные
тенденции евреев проявлялись особенно отчетливо и делали их чужеродным
телом среди массы украинско-русского населения.
3. Занятия торговлей и промышленностью.
По ст. 791, т. IX, Свода законов Российской империи евреи ремесленники,
купцы и мещане "пользуются в местах для постоянного жительства им
назначенных, всеми правами и преимуществами, предоставленными другим
русским подданным одинакового с ними состояния, поколику сие не противно
особым правилам о евреях".
Это "особое правило" для всех евреев, кроме купцов 1 гильдии (т. е. наиболее
зажиточных) делало невозможным занятие торговлей и промышленностью
вне "черты оседлости".
Исключение делалось для евреев-ремесленников, каковым разрешалась торговля
вне "черты оседлости", но "только предметами собственного изделия".
Наличие этих двух ограничений лишало возможности многочисленных бедных
евреев, поколениями живших и кормивших семью своей посредническо-
факторской деятельностью, заняться этой деятельностью вне "черты
оседлости", Заняться ею на свой риск и страх, а не в качестве служащего -
"приказчика" еврея - купца 1 гильдии.
Вопрос о праве ремесленников торговать предметами собственного изделия не
был достаточно уточнен и допускал как расширительное, так и
ограничительное толкование, что вело к возможности разных
злоупотреблений со стороны представителей власти на местах.
В связи с этим было множество "разъяснений" Сената, нередко
противоречащих одно другому. Так например, в одном решении Сенат признал
законной для еврея-часовщика торговлю часами, составные части которых
были чужого изделия, но собраны им самим. В другом решении торговля мукой
булочником-евреем была признана незаконной, со всеми вытекающими из сего
последствиями, предусмотренными Ст. 1.171. Уложения о наказаниях 1845
года (конфискация товаров и немедленная высылка из тех мест).
Все эти ограничения теми или иными путями обходились и находились
лазейки и способы их избежать, иногда легально, а, большей частью,
полулегально или совсем нелегально, благодаря возможности толкования в
смысле расширительном или ограниченном отдельными представителями
власти.
Но еврейскую бедноту такие ограничения раздражали, лишали возможности
привычным способом зарабатывать на себя и семью и толкали ее в ряды
противников режима.
Были ли эти ограничения целесообразны и соответствовали ли они интересам
общегосударственным - об этом существуют разные мнения. Многие
министры финансов, например, Витте и другие, были противниками этих
ограничений, исходя из соображений, что надо же дать возможность евреям
путем торговли прокормить себя.
4. Государственная служба. Самоуправление.
"Различие вероисповедания или племени - гласил закон - не препятствует
определению на службу, если желающие вступить в оную имеют на сие
право... Евреи, имеющие ученые степени, допускаются на службу по всем
ведомствам. (Диплом 1 степени Ун-та приравнивался к ученой степени)...
Лица из евреев, поступающие на государственную службу, приводятся к
присяге на верность службе порядком, предписанным для них в Уставе
духовных дел инославных исповеданий".
Так гласили русские законы, написанные в тот "ассимиляционный" период,
когда русское правительство стремилось к "слиянию евреев с коренным
населением", в частности путем привлечения еврейской молодежи в русскую
школу, и боролось с "обособленностью" евреев - своих подданных.
Как видно из текста закона, евреям были предоставлены самые широкие
возможности... Но тогда, вплоть до 70-х годов не было евреев
соответствующих квалификаций. До конца 50-х и начала 60-х годов евреи,
окончившие русские университеты, исчислялись буквально, если не единицами,
то десятками. Массовый наплыв евреев в университеты начался только в
конце 60-х и начале 70-х годов, после великих реформ императора Александра
II.
Но вскоре осозналось, что университетский диплом еврея отнюдь не значит,
что он твердо стал на путь "сличения с коренным населением", к чему
стремилось правительство. По своему "внутреннему облику" он оставался
прежде всего евреем, несмотря на мундир государственного чиновника,
отличное знание грамматики русского языка и всех тонкостей русского
законодательства.
В русскую культуру евреи врастали, но отнюдь с ней не только не сливались,
но даже и не срастались.
Национальные интересы России, в широком и глубоком значении этого слова,
были им чужды и непонятны.
Осознавши это, русское правительство в вопросе пребывания евреев на
государственной службе, главным образом в судебном ведомстве, куда
устремлялись евреи с юридическим образованием, прибегло к следующему
методу. С конца 70-х годов евреев перестали назначать на должности, а
евреев, уже занимающих должности, не увольняя, продолжали держать на
этих должностях без всякой надежды на повышение. Это приводило евреев к
разочарованию в государственной службе, и они сами, добровольно, переходили
в открытую для них свободную профессию - адвокатуру. Только немногие
единицы задержались на государственной службе, как, например,
действительный статский советник Тейтель и тайный советник Гальперн,
дожившие в этих чинах до революции 1917 года.
В другие области государственной службы евреи и сами не стремились, кроме
евреев-врачей, число которых в военном ведомстве было весьма значительно и
никаких ограничений для их поступления в качестве военных врачей, равно, как
и заметных затруднений в их служебной карьере, не существовало.
В адвокатуре, хотя профессии и свободной, но тесно связанной с судебным
ведомством, до 1889 года никаких ограничений для зачисления евреев в сословие
присяжных поверенных не существовало. И число адвокатов-евреев
стремительно росло. При этом евреи вносили с собой и немало своего
специфически еврейского, что не оставалось незамеченным и вызывало
известную реакцию, как некоторых кругов русского общества, так и
правительства. И с 4 ноября 1889 года для зачисления евреев в присяжные
поверенные требовалось в каждом индивидуальном случае разрешение
министра юстиции. (Это относилось только к присяжным поверенным и не
распространялось на евреев - помощников присяжных поверенных).
Разрешения эти давались с большими затруднениями и тем ограничивалось
число полноправных присяжных поверенных (адвокатов) евреев.
А с 1912 года ограничение для присяжных поверенных, введенное в 1889 году
было распространено и на их помощников-евреев. (Как в первом, так и во
втором случаях ограничения распространялось только на евреев иудейского
вероисповедания и не касались евреев других вероисповеданий).
В том же 1912 году, при введении местного выборного суда - мировых и
волостных судей - было указано, что евреи на эти должности выбираемы
быть не могут.
Не допускались лица иудейского вероисповедания и на преподавательские
должности в средних учебных заведениях. К доцентуре и кафедрам в высших
учебных заведениях их допускали, но только в редких случаях; но для евреев
неиудейского вероисповедания никаких ограничений и препятствий не было.
Так, например, даже начальник Военно-Хирургической Академии в Петербурге
в начале нынешнего столетия был по крови еврей, что вызвало затруднения
при зачислении его сына в Павловское военное училище.
Здесь уместно будет пояснить, что государственная служба была двоякого
рода: служба на должностях, дававшая чины и пенсию, и служба по найму,
ничем не отличавшаяся от службы у частных лиц и предприятий. В
большинстве случаев евреи, состоявшие на государственной службе, были на
службе по найму.
На высшие административные посты евреи не назначались, но это опять-
таки относится только к лицам иудейского вероисповедания.
Участие в самоуправлении.
Весь "ассимиляционный период" русское законодательство о самоуправлении,
городском и земском, не знало ограничений для евреев.
Но в конце 80-х годов, вскоре после введения "процентной норм"", были
введены ограничения для евреев и в праве участия в самоуправлении: земском и
городском.
Евреи перестали допускаться к участию в земских собраниях и избирательных
съездах. (Но это не относилось к многочисленным земским служащим по
найму, в частности, к врачам).
Участие в городском самоуправлении было ограничено известным процентом
для гласных городских дум (не больше одной трети общего числа гласных), а на
должность городского головы евреи вообще не могли быть избираемы.
Но в то же время никаких ограничений для выборов евреев в члены
Государственной Думы и Государственного Совета не существовало и евреи-
депутаты были во всех четырех Государственных Думах, а один еврей,
Вейнштейн, был даже членом Государственного Совета по выборам и
принимал участие в его заседаниях наряду с высшими сановниками Российской
империи.
Воинская повинность.
За все время своего пребывания на территории Речи Посполитой Польской
евреи воинской повинности не несли, ни в мирное время, ни во времена войны.
Вместо прямого участия в обороне страны они платили особый налог,
освобождавший их от службы в войсках.
Не призывались они и в войска России, после того, как стали ее подданными.
Рекрутская повинность, обязательная для всех "податных" сословий (мещан,
ремесленников, купцов) заменялась для евреев особым денежным сбором,
взимаемым с еврейских общин-"кагалов" - мест постоянного жительства
евреев.
Но в 1827 году этот порядок был изменен. Именным указом императора
Николая 1 для евреев были введены правила об отбывании рекрутской
повинности натурой.
Кого сдать в рекруты, предоставлялось решить евреям самим, т.е. их
общинам. Правительство требовало только определенное число взрослых,
совершеннолетних мужчин, физически здоровых и не старше 25 лет.
Кто совершеннолетний - решали раввины. По еврейскому закону
совершеннолетие считалось по достижении мальчиком 13 лет и совершения
над ним соответствующего религиозного обряда. Кроме того еврейским
общинам было предоставлено право сдавать в рекруты ("представлять за
себя") пойманных беспаспортных "единоверцев их".
Отсутствие прямого указания, кого надлежит считать совершеннолетним,
равно, как и предоставление права общинам самим решать, кого сдать в
рекруты, открыло широкие возможности для всякого рода злоупотреблений.
Вся тяжесть рекрутчины падала главным образом на беднейшую часть
еврейства, не имевшую ни связей и протекций, ни средств для найма
заместителя.
На "совершеннолетие" тщедушного мальчика, явно неспособного к несению
тяжелой солдатской службы, правительство смотрело сквозь пальцы и на
это обстоятельство не обращало внимания. Главное - чтобы было поставлено
причитающееся число рекрутов.
Надо полагать, это делалось сознательно, в надежде, что еврейского ребенка,
оторванного от родной среды, легче привести к "слиянию с коренным
населением", что, в большинстве случаев, и происходило с теми мальчиками-
солдатами, которые не погибали от разных детских болезней.
Как неспособных носить оружие и в то же время, в большинстве, весьма
музыкальных от природы, их определяли в музыкантские команды, где их
обучали русскому языку и переводили в православие, не спрашивая их согласия.
Или же определяли в специальные школы, где они быстро "обрусевали" и в
дальнейшем несли военную службу, не испытывая никаких ограничений как
евреи по происхождению, ибо в России ограничения существовали только по
признаку религиозному, а не племенному и расовому. Это были так называемые
"кантонисты", многие из которых сделали неплохую карьеру как на военной,
так и на гражданской службе. Вступая в брак с русскими, они полностью
обрусевали и для еврейства были потеряны.
Этот жестокий метод проведения ассимиляционной политики
просуществовал больше четверти столетия и был отменен только в 1856
году.
Ощутительных результатов для ассимиляции всей еврейской массы он не дал:
в "кантонисты" попадал только весьма незначительный процент еврейских
мальчиков.
С введением в России всеобщей воинской повинности все евреи, достигшие 21
года, должны были отбывать ее на общих основаниях и никаких замен не
допускалось.
С другой стороны, при несении военной службы стало применяться к евреям
все больше и больше ограничений: недопущение их на даже низшие командные
должности, не говоря уже о производстве в офицеры, запрещение назначать
евреев-солдат в писари, интендантство, санитарную часть, в пограничную
стражу...
Все эти ограничения только усугубляли и без того отрицательное отношение
евреев к военной службе и они старались всячески от нее освободиться,
нередко исчезая за границу, когда приходил срок явки в Воинское Присутствие,
Правительство на это реагировало наложением денежного штрафа на семью
уклонившегося от призыва, что цели не достигало, но только вызывало
критику не только в еврейских кругах, но и среди широких кругов русской
общественности.
Выход из этого положения некоторые политические деятели
дореволюционной России видели в возвращении к тем временам, когда евреи не
несли военной службы, а облагались специальным за это налогом. Вопрос этот
оживленно дебатировался в соответствующих кругах в период между первой
революцией 1905 года и кануном первой мировой войны, но решения никакого
принято не было, а все ограничения для евреев при прохождении военной
службы остались в силе.
И когда наступила мировая война, у сотен тысяч русских солдат-евреев,
хорошо осведомленных о положении своих единоплеменников в армиях
неприятеля, особенно в Австрийской, не могли не возникнуть мысли и
сравнения, которые мало способствовали их патриотическому подъему и
боевому духу. Ни отрицать это, ни замалчивать не приходится.
Кроме перечисленных выше мероприятий русского правительства, как
ассимиляционно-уравнительного, десегрегационного характера, так и
характера ограничительного, в заключение можно упомянуть и еще одно
распоряжение русского правительства, взволновавшее в свое время всех
"русских подданных иудейского вероисповедания".
В начале 19 века евреи-мужчины носили долгополые, до пят, халаты -
кафтаны, каковые были чем-то вроде национального костюма евреев того
времени. Император Николай 1, любивший вообще порядок и форму, ввел
таковую и для евреев, предписавши и точно определивши, какой длины могут
быть их халаты-кафтаны. Конечно, приказ должен был быть исполнен и
евреи обрезали длинные фалды своей верхней одежды. Так создалась та верхняя
одежда евреев, которая до 1917 года называлась "лапсердак". Но "пейсы" -
локоны на висках, которые носили евреи, остались неприкосновенными до
самой революции 1917 года. Их носило подавляющее большинство евреев
"черты оседлости", кроме незначительного числа евреев, отошедших от
старых еврейских обычаев.
Результаты и итоги ассимиляционной и ограничительной политики.
Вначале двадцатого столетия, в годы предшествовавшие первой мировой
войне, уже отчетливо выяв