цкие - в Москве;
Рубинштейны, Гинзбурги - в Петербурге; Бродские, Марголины. Добрые,
Гинсбурги, Ширманы, Зороховичи - в Киеве жили в особняках и дворцах, хотя
по паспортам и числились русскими подданными "иудейского
вероисповедания".
  А на принадлежащих им предприятиях работали русские, нередко, в таких
невыносимо тяжелых условиях, которые вызывали недовольство и бунты
рабочих, жестоко подавлявшиеся русским правительством. Вся
дореволюционная Россия была взволнована и возмущена известием о кровавом
подавлении забастовки рабочих на Ленских золотых приисках в Сибири в 1912
году. Забастовка эта была вызвана бесчеловечной эксплуатацией рабочих и
требованием администрации приисков, чтобы рабочие снабжались в
приисковых продуктовых магазинах, в которых и качество, и цены продуктов
совершенно произвольно определялись администрацией. Частная торговля на
территории приисков не допускалась. Когда рабочие, доведенные до отчаяния,
отказались покупать в приисковых магазинах недоброкачественные продукты
по вздутой цене, а также получать часть заработка не наличными, а бонами
на продукты из тех же магазинов, администрация усмотрела в этом бунт.
  Бунт был подавлен, причем было много убитых и раненых рабочих, оказавших
сопротивление войскам. Немало пострадало и чинов полиции и солдат при
усмирении бунта. В связи с этим по всей России прокатилась волна
демонстраций против действий правительства, в особенности, в высших
учебных заведениях, где "Ленские события" отмечались традиционно из года в
год митингами и забастовками. Но никогда и нигде не было сказано ни слова
осуждения одному из главных акционеров "Ленских приисков" - Гинсбургу,
который во время подавления бунта пребывал в своем особняке - дворце в
Петербурге (на Морской улице), и от которого зависело изменение условий,
вызвавших этот бунт.
  Приведенный случаи далеко не единичный, когда русское правительство
оружием подавляло забастовки русских рабочих на еврейских предприятиях,
где распоряжались "приказчики" владельца "иудейского вероисповедания",
сами - тоже евреи.
  Правительство стояло на страже законности и порядка, не входя в
рассмотрение вопроса, что вызвало беспорядки и от кого зависело создать
такие условия труда, чтобы для беспорядков не было причин.
  Но и русское общественное мнение, и мировое, виновником всего всегда
считало только правительство и широко раздувало всякий случай, когда
органы власти были вынуждаемы обстановкой прибегнуть к оружию.
  2. Прием в учебные заведения. Процентная норма.
  Либеральный указ 1804 года о допущении евреев во все учебные заведения России
не только не вызвал энтузиазма среди евреев, но и натолкнулся на
ожесточенное противодействие всего русского еврейства.
  Не без основания опасаясь, что светское образование может отвлечь евреев
от религии и предписаний Талмуда, раввины и еврейские общины-"кагалы"
строго осуждали самую мысль о возможности и допустимости для
правоверного еврея светского образования, считая это грехом, и всячески
противились поступлению евреев в светские учебные заведения.
  Существовавшие еврейские школы "хедеры" с их учителями - "меламедами" -
начетчиками Талмуда - и школы высшей ступени - "эшиботы", по мнению
раввинов и "кагалов", были совершенно достаточны. Школы же светские,
даже с преподаванием на еврейском языке нарушали веками установившийся
быт замкнутого круга расово-религиозных общин-"кагалов", руководимых
раввинами, которые понимали, насколько может быть опасно для их
авторитета это новшество. Пока евреи жили строго изолированными от
окружающего мира своими общинами, основанными на единстве не только
религии, но и расы и крови, до тех пор раввины и общины могли быть
спокойны, что еврей останется верен религии и Талмуду и слово раввина будет
для него закон.
  И в начале еврейство ответило на разрешение - призыв русского
правительства приобщиться к русской культуре не только молчанием, но и
пассивным сопротивлением. Учиться в светские школы евреи не шли.
  И не только учиться в школах, но даже изучать язык того государства,
подданными которого они были, считалось занятием нечестивым и грехом.
  Каждое новое слово иностранного языка, усвоенное евреем, неизбежно должно
было вытеснять одно еврейское слово, ибо Иегова определил точно количество
слов, которое должен и может знать еврей. - Так поучали приверженцы
старины в еврейских массах.
  Древнееврейский язык, язык священного писания, знали только немногие,
специально его изучавшие. В быту же массы пользовались языком, который
теперь называется "идиш", а до начала 20 века назывался "жаргон".
  Вот что пишет по этому вопросу, почитаемый всеми евреями, культурно-
просветительный деятель еврейства первой половины 19 столетия Исаак
Беер Левинсон, родившийся в 1788 году и скончавшийся в 1860 году, всю свою
жизнь боровшийся за приобщение еврейства к светскому образованию:
  "жаргон не есть язык, а безобразная смесь изуродованных, исковерканных
библейских, русских, польских, немецких и др. слов; это удивительная смесь
разных наречий, по бедности и необработанности своей непригодная для
выражения тонких чувств и абстрактной серьезной мысли. К чему нам эта
тарабарщина? Говорите или на чистом немецком, или на русском языке".
  Ссылками на Талмуд и на историю Левинсон доказывает, что евреи говорили
обыкновенно на языке того народа, среди которого они жили. Он приводит
целый ряд имен великих еврейских ученых, которые не только изучали
иностранные языки, но и писали на них свои сочинения. Философ Филон,
Иосиф Флавий, Саадий Гаон, Иегуда Галеви, Маймонид, Бахья-Ибн-Пекуда -
эти столпы еврейской богословской литературы писали свои произведения, как
философские, так и религиозные, на греческом, арабском, испанском и
итальянском языках, в зависимости от того, в какой стране они жили.
  Приведенные выше мысли Левинсона были написаны в начале 19 столетия,
когда евреи только начали приобщаться к светскому образованию и культуре
отдельных европейских народов. Теперь, через полтора столетия,
перечисление евреев, писавших и пишущих свои произведения на языках тех
народов, среди которых они живут, заняло бы целые страницы. По-немецки
писали Гейне, Маркс, Лассаль, Вассерман, Шнитцлер, Эйнштейн,
Фейхтвангер и многие другие. Но это не значит, что они - немцы. Немало
евреев писало свои произведения и по-английски, начиная с Давида Рикардо и
кончая нынешним американским драматургом Артуром Миллером. По-
французски писали Бергсон, Жиль Ромэн, Андре Моруа, Адольф Кремье и много
других. Георг Брандес писал по-шведски. Ламброзо - по-итальянски. Моше
Пияде (Михаил Поробич) писал по-сербски. Анна Паукер - по-румынски,
Сланский - по-чешски, Ракоши - по-венгерски. Но все они были евреи. Но больше
всего было евреев, писавших и пишущих свои произведения по-русски, как под
своими еврейскими именами, так и прикрываясь чисто русскими псевдонимами
вроде "Кольцов", "Никулин", "Рязанов"... "Алданов", "Седых"...
  Марк Слоним, русский еврей, которого многие считают знатоком русской
литературы и который много пишет и читает лекции о русской литературе,
в своем очерке "Писатели-евреи в русской литературе", напечатанном в
сборнике "Еврейский Мир" (Издание "Союза Русских Евреев" в Нью-Йорке,
1944 год), пишет следующие строки: "Никакой особой "русско-еврейской"
литературы в Советском Союзе нет и быть не может. Для историка и
исследователя искусства может возникнуть только один вопрос: какое
влияние оказали писатели-евреи на русскую литературу? В какой мере они
принесли в нее свой собственный дух и оригинальные темы?"...
  В зависимости от этой степени влияния и внесения в русскую литературу
своей еврейской тематики и "духа", Марк Слоним делит евреев, писавших на
русском языке, на три категории:
  I. В первую категорию Слоним зачисляет еврейских писателей и поэтов,
писавших свои произведения на русском языке, настолько ассимилировавшихся,
что М. Слоним не замечает в их произведениях "еврейского духа" и в своем
очерке приводит слова критика Львова-Рогачевского, назвавшего эту
категорию "евреями лишь по паспорту", соглашаясь с этим определением.
  "Ничего специфически еврейского - ни по духу ни по теме своего творчества",
по мнению М. Слонима, в произведениях этих писателей нет.
  Некоторые писатели из этой категории "скрыли свое настоящее имя под
псевдонимом и даже в автобиографиях своих не указывают, что они - евреи", -
говорит М. Слоним.
  К этой категории Слоним причисляет Пастернака, Мандельштама, Веру
Инбер, Ефрема Зозулю, Никулина, Лидина, Кирсанова, Лифшица, Маршака и
множество других.
  II. Вторую категорию составляют авторы, у которых, как говорит М.
  Слоним, "несмотря на их совершенно очевидное растворение в русской стихии,
прорываются иногда еврейские темы и мотивы".
  Эта категория своего еврейского происхождения не скрывает, а иногда его
даже выпячивает и подчеркивает. Эренбург, например, свою автобиографию
начинает словами: "Родился в 1891 году. Иудей".
  Елизавета Полонская в одном из своих стихотворений говорит: "то кровь моя
в жилах твоих поет, чужим языком говорит"... (при встрече поэтессы с
еврейкой-нищей, узнавшей в ней еврейку),
Во вторую категорию, кроме Эренбурга и Полонской, Слоним зачисляет
также Андрея Соболя, Лунца.
  III. К третьей категории М. Слоним причисляет тех евреев-писателей,
которые почти исключительно пишут на еврейские темы.
  Во главе этой категории стоит Исаак Бабель, о котором Слоним пишет, что
он, Бабель, "один из так часто встречающихся в действительности тип
еврея-коммуниста, фанатически верившего в учение Ленина и странным
образом сочетавшего заветы Библии или Талмуда с требованиями и
доктриной коммунистической церкви".
  Кроме Бабеля, в эту категорию можно включить Козакова, Бройде,
Бергельсона, Хаита и много других евреев-писателей, из которых многие
писали не только на русском, но и на еврейском языке.
  По этому же вопросу - вопросу о существовании "русско-еврейской"
литературы, высказывается и Ю. Марголин, журналист, статьи которого
часто появляются на страницах периодической печати, выходящей на
русском языке в эмиграции. В газете "Новое Русское Слово" от II января 1962 г.
  Марголин написал следующее: "Бабель - еврейский писатель эпохи крушения. К
русской литературе он относится, как перстень с дорогим камнем на пальце.
  Перстенек можно снять, отложить на 20 лет и снова одеть - он не
составляет части тела. В еврейскую литературу своего времени он входит
органически - всем смыслом, всей патетикой и тематикой своего
писательства.
  Еврейская литература вообще многоязычна: греческий язык Иосифа Флавия и
Деяний Апостольских, арабский язык Маймонида, латынь Спинозы и немецкий
язык Гейне - все это ответвления от одного ствола".
  О еврейской литературе, к каковой, как изложено выше, сами евреи относят
все написанное лицами еврейской расы на самых различных языках в разные
времена и эпохи, известный историк этой литературы С. Л. Цинберг пишет:
  "в еврейской литературе отдельная личность была всегда подчинена
коллективу и растворена в нем: все духовные богатства, создающиеся и
собираемые в народе, принадлежат всему народу. Они носят только его имя,
они знают только одного творца - это весь еврейский народ". ("Еврейский
Мир", сборн. II, 1944 год, Нью-Йорк).
  Еврейская литература на русском языке проявилась только тогда, когда
значительное число евреев, использовавши возможности, предоставленные
евреям десегрегационной политикой русского правительства, выучили русский
язык, получивши образование в русских учебных заведениях. Произошло это
только в последней четверти 19 столетия, а к началу нынешнего века число
евреев, включившихся в русскую литературу и культурную жизнь, возросло
чрезвычайно.
  Включение же это было не слияние, растворение, ассимиляция до конца,
подобно химическому соединению разнородных элементов, а только
механическая смесь или, по меткому определению Ю. Марголина, "перстни с
дорогим камнем", надетые на пальцы чужеродного тела.
  "Перстней" этих становилось все больше и больше, особенно в областях
журналистки, публицистики, критики, в адвокатуре...
  Явление это не осталось незамеченным. И с 80-х годов прошлого столетия
русское правительство, которое в начале столетия так широко открыло для
своих подданных евреев двери всех учебных заведений, стало на путь
ограничений, о которых так много и часто пишется теперь, забывая тот,
больше чем восьмидесятилетний, период, когда не только не было никаких
ограничений (1804-1888 гг.), но русское правительство всячески содействовало
приобщению евреев к общерусской культуре путем получения образования в
русских учебных заведениях.
  Преимущества светского образования и сопряженные с ним открывавшиеся
возможности материального преуспевания были настолько очевидны и
сильны, что значительная часть евреев, не считаясь с неудовольствием
раввинов, устремилась в русские учебные заведения.
  Процесс приобщения евреев к числу российских подданных. окончивших средние
и высшие учебные заведения России, стремительно и неуклонно рос. И к
середине 80-х годов одна треть всех студентов университетов Харьковского и
Новороссийского (Одесского), обучавшихся на медицинском и юридическом
факультетах, были евреи.
  Получивши дипломы средних и высших учебных заведений России, евреи тем
самым проникали в среду российской интеллигенции, особенно в свободные
профессии: врачи, адвокаты, журналисты, и начали все больше и больше
оказывать влияние и на всю культурную жизнь России. Но это не была, как
указано выше, та ассимиляция, к которой стремилось русское правительство,
содействуя и поощряя обучение евреев в светских учебных заведениях, в
надежде приобщить их к русской культуре и "переварить их в общероссийском
котле", как это происходит сейчас в США со всеми этническими группами
граждан США, где постепенно создается "американская нация" и
"американский патриотизм" путем не только образования на
государственном английском языке, но и смешанных браков, одного быта,
общности интересов материальных и политических.
  Ничего этого в России не было. Еврей, несмотря на окончание русского
учебного заведения, на замену традиционного "лапсердака" обыкновенной
одеждой, на то, что он срезал "пейсы", покинул замкнутый круг еврейской
общины-"кагала", перешагнул "черту оседлости" и даже (иногда) переменил
религию и получил все без исключения права наравне с остальным населением -
он все же оставался прежде всего евреем.
  Со своей, еврейской, точки зрения он оценивал все события, прежде всего имея
в виду их полезность и выгодность для еврейства. Не только
многомиллионного еврейства России, но и всего еврейства диаспоры.
  Это не значит, что они не были лояльными гражданами России. Но им было
чуждо и непонятно то чувство, которое свойственно и присуще тем, кто
корнями своими уходил в далекое прошлое своего народа, а свое будущее видел
неразрывно связанным с будущностью своего народа и государства, созданного
их предками - России.
  У евреев же и прошлое и будущее было связано не с Россией и русским народом,
а с еврейством всего мира, его прошлым и его будущим.
  Россия для них была только временный этап их тысячелетнего пребывания в
изгнании, как когда-то были Римская Империя, Испания, Западная Европа. Как
не стали они римлянами, греками, испанцами, немцами - так не стали они и
русскими, хотя и изучили русский язык, и сами стремились принимать
живейшее участие в общественной и политической жизни России.
  Стремление это находило всемерную поддержку среди русских культурных
людей, особенно, передовой и либеральной интеллигенции.
  И евреи приобщались к русской культурной жизни, как равноправные и даже
желанные члены всевозможных обществ и профессиональных объединений и
культурных начинаний.
  Но при этом они сохраняли и свято оберегали то, что проф. Лурье называет
"внутренним обликом еврея", присущим только евреям, в какую бы эпоху и в
какой бы стране они ни жили и на каком бы языке ни говорили.
  Этот "внутренний облик", отличающий еврея ото всех других народов,
племен, рас, сами евреи не замечали или не хотели замечать, а тем менее о нем
говорить и писать. А не-евреи, принявшие евреев в свою среду, самую мысль о
возможности обсуждения и наличия этого "внутреннего облика" считали
проявлением "юдофобии" или "антисемитизма".
  Но подспудно и невысказанно уже с 80-х годов прошлого столетия начинал
ощущаться известный конфликт между вошедшими в русскую культурную
жизнь евреями и русской интеллигенцией, уходящей своими корнями в далекое
прошлое русского народа.
  Это не была "юдофобия" или агрессивный "антисемитизм" - в массе своей
русская интеллигенция - культурный слой - его не знала и не одобряла. Но это
было невысказанное и неформулированное признание, что десегрегационная и
ассимиляционная политика не увенчалась успехом, несмотря на то, что
огромный процент евреев внешне полностью стал схож с не-евреями,
русскими подданными.
  Заполняя собой ряды свободных профессий, куда евреи и стремились сами, не
только потому, что другие профессии были для них закрыты или затруднены,
но и по своему врожденному отталкиванию от чисто чиновничьей,
бюрократической деятельности - они вносили с собой и свое специфическое
еврейское, чуждое и малопонятное для окружающей среды.
  Начали раздаваться, правда, очень робкие, голоса о "еврейском духе" в
свободных профессиях, прежде всего в адвокатуре и газетном деле.
  Все это создало предпосылки для пересмотра русским правительством
правильности и целесообразности политики в еврейском вопросе.
  Начиная с 80-х годов прошлого столетия правительство пошло по пути
разного рода ограничений для лиц иудейского вероисповедания в разных
областях жизни и хозяйственной и культурной деятельности, в частности, в
вопросе обучения в учебных заведениях, не только государственных, но и
частных.
  Ограничения эти в русской общественности были встречены крайне
отрицательно (кроме сравнительно небольшой части, настроенной
консервативно, юдофобски), а у всех евреев вообще породили резко
антиправительственные настроения и толкнули их в оппозиционные и
революционные группировки и организации.
  Так закончился "ассимиляционный" период истории евреев в России, который
евреями был полностью использован для создания многочисленных кадров
интеллигенции еврейского происхождения, неразрывно связанного с еврейской
религией и признанием себя "избранным народом", что препятствовало
слиянию с народом русским и его культурой.
  Насколько многочисленны были эти кадры можно судить по данным о числе
студентов-евреев, по окончании университетов, пополнявших эти кадры.
  По данным "Книги о русском еврействе" (Нью-Йорк, 1960 год) в 1886 году на
медицинском факультете Харьковского университета было 41,5 % евреев; а в
Одессе на медицинском - 30,7 %, а на юридическом - 41,2%. Окончившие
университет вливались в ряды российской интеллигенции, внося в нее немало и
своего, специфично еврейского, свойственного этой древней расе, сумевшей
сохранить свою чистоту на протяжении тысячелетий рассеяния.
  Считая это нежелательным и наблюдая неуспех своей ассимиляционной
политики. Российское Правительство вводит в 1887 году так называемую
"процентную норму", которая заключалась в том, что к приему в учебные
заведения (средние и высшие) допускался только известный процент лиц
иудейского вероисповедания, а именно - в "черте оседлости" - 10 %; вне
"черты" - 5 %, в Петербурге и Москве - всего 3 %.
  Это вызвало взрыв негодования у всего еврейства и окончательно толкнуло его
в ряды противников режима. Резко отрицательно отнеслась к этому и
либеральная общероссийская общественность.
  Однако "процентная норма" существенного изменения процента евреев,
получающих среднее и высшее образование, не внесла. Нашлось много путей и
возможностей обходить закон. Одни переходили в лютеранство и, по букве
закона, переставали считаться евреями; другие кончали учебные заведения за
границей и возвращ