1949 году в Мюнхене "Обществом
распространения русской национальной и патриотической литературы".
  "С 24 сентября по 28 октября в Киевском суде разбирался процесс, привлекший
сотни иностранных корреспондентов и наблюдателей: знаменитое дело
Бейлиса.
  Еще в марте 1911 года в Киеве был найден убитым 12-летний мальчик - Андрей
Ющинский; тело его было почти обескровленным, на нем было 47 колотых
ран. Тотчас же пошла молва, будто мальчика убили евреи в целях
использования его крови для каких-то таинственных обрядов.
  Некоторые представители судебной власти, в частности Прокурор Судебной
Палаты Чаплинский, взяли на себя доказать эту версию. Местный
полицейский розыск указывал в совершенно в другую сторону - были данные,
что мальчика убила воровская шайка - но сторонники "ритуальной" версии
заявляли, что полиция подкуплена евреями. В З-ей Думе правыми даже был
внесен запрос по этому поводу (в мае 1911 года).
  Отстраняя агентов розыска, не веривших "ритуальной" версии, следователь,
наконец, нашел свидетелей, показывавших, будто Ющинского похитил
служащий кирпичного завода, Мендель Бейлис, и вместе с другими, не
найденными лицами, умертвил его. Бейлиса в августе 1911 года арестовали.
  Вопреки русским обыкновениям, следствие тянулось свыше двух лет и только
осенью 1913 года дело было доведено до суда...
  Русская и заграничная печать проявляли необыкновенный интерес к этому
делу. Видные русские писатели и публицисты левого напралленпя выступили с
протестом против "кровавого навета" на ...евреев. Защищать Бейлиса
собрались самые известные русские адвокаты: Н. П. Карабчевский, В. А.
  Маклаков, А. С. Зарудный, О. О. Грузенберг и т. д.
  Со своей стороны, правая печать, начиная с "Нового Времени", доказывала
ритуальный характер убийства, и в помощь прокурору гражданскими истцами
выступили член Гос. Думы Г. Г. Замысловский и известный московский
адвокат А.С.Шмаков, автор ряда антисемитских исследований.
  Спорных же дней суда определилась слабая обоснованность обвинения.
  Большую сенсацию вызвала статья В.В.Шульгина в старом, правом органе -
"Киевлянин" (27сент. 1913 г.). Шульгин писал, что у гроба покойного
редактора газеты Д.И.Пихно, он поклялся печатать в ней только правду. Он
рассказывал, со слов полицейских чинов, как им сверху внушалось во что бы то
ни стало найти "жида"; он приводил слова самого следователя, говорившего,
что не так важно, виновен ли Бейлис - главное доказать существование
ритуальных убийств.
  "Вы сами совершаете человеческое жертвоприношение", - писал Шульгин.
  "Вы отнеслись к Бейлису, как к кролику, которого кладут на вивисекционный
стол"... Номер "Киевлянина" - впервые со дня основания газеты - был
конфискован. Фракция националистов высказала, хотя и в мягкой форме,
порицание Шульгину, который после этого перешел в группу центра.
  Полицейские чиновники в своих донесениях в Петербург день за днем отмечали
слабость свидетельских показаний обвинения, убедительность экспертов
зашиты. Среди экспертов обвинения были видные профессора судебной
медицины, но они могли только доказать, что тело было намеренно
обескровлено, - из чего еще не вытекало, что это было сделано с "ритуальной"
целью.
  Состав присяжных был, как говорится, "серый" - крестьяне, мещане и один
почтовый чиновник. Левые газеты заранее обвиняли власть в желании
воспользоваться "народной темнотой"; В. Г. Короленко писал, что решение
таких присяжных не может быть авторитетным.
  Но простые русские люди отнеслись к своей задаче серьезно. "Як судыть
Бейлиса, коли на суди и разговорив про Бейлиса нема?" - так, по донесению
жандармов, говорили присяжные между собой.
  Речи обвинителей не переменили этого впечатления: в них много говорилось о
ритуальных убийствах вообще и о том, что "евреи погубят Россию", - и
почти ничего о Бейлисе.
  28 октября присяжные вынесли Бейлису оправдательный приговор. Они
ответили утвердительно на вопрос о том, совершено ли убийство на
кирпичном заводе, принадлежавшем еврею Зайцеву и обескровлено ли было при
этом тело. Но хотя "Новое Время" в первый момент придавало этому
ответу большое значение, оно само через два дня в статье Меньшикова
заявило:
  "Россия понесла поражение... Торжество левой печати по поводу провала
этого процесса понятно. Но самая возможность подобного исхода, прежде
всего, является высшим свидетельством свободы и независимости русского
суда присяжных и опровергает толки о давлении власти на суд".
  Такими словами описывает нашумевший процесс Бейлиса монархист
Ольденбург, сам признавая, что для обвинения и доказательства
"ритуального" убийства в данном случае не было достаточно веских данных и
доказательств.
  Гораздо резче и в выражениях, бросающих тень на тех, кто стоял во главе
русского .Министерства Юстиции дали отчеты о деле Бейлиса большинство
русской повременной печати и вся печать заграничная. А тень эта не могла не
распространиться и на весь режим и строй дореволюционной России.
  Правые и крайне правые русские круги, которые безоговорочно поддерживали
не только версию о "ритуальном" убийстве, виновность Менделя Бейлиса, но
и, распространительно толкуя, расширяли обвинение на все еврейство - были
неудовлетворены и разочарованы исходом процесса. Всем было ясно, что
признание факта обескровления тела еще не значит, что оно было
обескровлено с целью "ритуальной", а тем менее, что в этом виновно все
еврейство.
  Было немало людей среди русской общественности, которые чисто
теоретически допускали возможность существования среди евреев какой-либо
изуверской секты, как существуют изуверские секты (напр. скопцы) в
православии. Но отсюда отнюдь не делался вывод, что за действия изуверской
секты могут нести ответственность все единоверцы изуверов. И
правительству ставилось в вину, что на процессе это обстоятельство не
было достаточно подчеркнуто, и единоверцы сразу же не ограждены были от
распространительного толкования.
  Темные же народные массы восприняли решение суда по-своему: признание
обескровления тела было истолковано, как подтверждение, что евреи
действительно совершают ритуальные убийства... И мальчишки-газетчики
после оглашения решения суда кричали на улицах Киева: "Бейлис оправдан -
жиды обвинены!"...
  Вообще все дело Бейлиса оставило тяжелый осадок и способствовало
дискредитации режима. В особенности после того, когда на суде выяснилось,
что на ведение следствия было оказываемо давление со стороны Министра
Юстиции (Щегловитова), что вызывало неодобрение и даже негодование у
тех, кто причислял себя к сторонникам режима - к "правым".
  Громадный интерес, проявлявшийся к этому делу послами иностранных
государств в Петербурге, в их разговорах с министром иностранных дел
Сазоновым и заверения последнего, что "Бейлис будет оправдан", о чем есть
документальные данные (в донесениях послов) - еще больше затемняет и
усложняет это, и без того темное и сложное, дело. которое принесло России
столько вреда.
  В заключение следует напомнить, что процесс Бейлиса происходил, когда еще
живы были в памяти и еврейские погромы начала столетия, и дело Дрейфуса,
многие годы волновавшее весь мир, и, сравнительно недавний, Мутанский
процесс в России, в котором обвинялись в человеческих жертвоприношениях
язычники-черемисы и по суду были оправданы.
  Результат же этого процесса был тот, что все шести с половиной
миллионное русское еврейство, даже его зажиточные и лояльные классы, еще
теснее сплотились в своем отрицательном отношении к режиму России,
равно как и их многочисленные единоплеменники в США и в Европе.

                  * * *

  Через несколько месяцев началась 1 мировая война и настроения русского
еврейства в значительной степени переменились. Все понимали, что
выступление России в союзе с демократическими государствами против
монархий Германии и Австро-Венгрии, в случае поражения последних,
неизбежно приведет Россию в лагерь демократии и демократизации самого
режима в России. А потому евреи в подавляющем большинстве стали, если не
русскими патриотами, то, во всяком случае, "оборонцами", не без основания
надеясь, что победа России принесет пользу и русскому еврейству..

                  * * *

  Но эти "оборонческие" настроения были характерны только для
большинства тех евреев, которые получивши русское образование, влились в
ряды российской интеллигенции и хорошо разбирались в вопросах
международных отношений, а потому могли учитывать, что принесет
русскому еврейству победа или поражение. Причем эти "оборонческие"
настроения были далеко не настроениями патриотическими, охватившими
всю Россию в начале войны.
  По существу, это был расчет, что в случае успешной обороны, т.е. победы над
Центральными Державами России совместно с демократическими
союзниками, неизбежно произойдет и перемена во внутренней политике
России в сторону желательную евреям. "Оборонческие" настроения,
выражавшиеся в поддержке дела ведения войны, отнюдь не значили и
поддержку режима и его внутренней политики. К режиму все евреи без
исключения относились определенно отрицательно, из чего не делали секрета.
  Основная же масса многомиллионного русского еврейства была весьма далека
от настроений не только патриотических, но и "оборонческих", хотя нельзя
утверждать, что все русские евреи поголовно были "пораженцы" и желали
победы Германии и Австро-Венгрии.
  Но нельзя забывать и то обстоятельство, что положение евреев в Германии и
Австрии было русским евреям хорошо известно и, естественно, они не могли
не желать, чтобы и в России евреи, не меняя религии, смогли занимать такие
места в общественной и политической жизни, а также в армии, какие они
занимали в Австро-Венгрии. Желание это нельзя не признать обоснованным.
  Тем более, что было в русской армии немало евреев, не только лояльно
исполнявших свой долг, но и проявлявших на войне храбрость и получавших
боевые награды, но не имеющих никакой надежды быть произведенными в
офицерский чин по причине своего иудейского вероисповедания.
  Обо всех этих противоречиях громко не говорилось во время войны, но что они
имели свое влияние на настроения, как всего русского еврейства в целом, так и
на настроения тех многих тысяч евреев, которые были призваны в армию - в
этом сомневаться не приходиться. Особенного патриотического энтузиазма
противоречия эти породить не могли.
  Здесь уместно будет вспомнить, что в предвоенные годы "России серьезно
обсуждался вопрос об освобождении всех евреев от несения воинской
повинности. Но никакого решения по этому вопросу так и не было вынесено,
хотя было написано немало статей и сделано докладов, посвященных этому
важному вопросу. Высказывались, как противники, так и сторонники
"исключения евреев из армии", приводя свои доводы и соображения в
подтверждение правильности и оправданности своей точки зрения. Даже
целые объемистые книги были посвящены этому вопросу как, например,
изданная в 1912 г. в Петербурге книга Гессена "Война и евреи" в 300 страниц со
множеством статистических данных и подробным изложением положения
евреев в иностранных армиях.
  Объем настоящего труда не позволяет более подробно остановиться на этом
вопросе, но достойно внимания то, что заключительная глава этой книги
гласит: "Роль евреев в будущей войне вообще и на нашем Западном театре в
частности".
  Как показали последующие события, роль эта была немалой, как во время
войны, до февраля 1917 года, так, в особенности, после февраля и в годы
гражданской войны, когда Красной Армией и Флотом командовал еврей -
Бронштейн-Троцкий. а политической частью вооруженных сил заведовал и
руководил еврей - Гамарник, не говоря уже о бесчисленных высших командирах-
евреях.
  Но кроме евреев лояльных (хотя бы внешне) и евреев доблестно сражавшихся
на фронте - немало было евреев, настроенных "пораженчески", но свои
настроения державших про себя и ничем их не проявлявших, а, тем менее, о
них говоривших. Это широкие малокультурные массы. русского еврейства,
которые традиционно - отрицательно относились к тому режиму, который,
по их убеждению, их "преследовал", перенося отрицательное отношение и на
все действия и мероприятия режима, включая сюда и оборону государства. В
их понимании Россия не была их родиной, а только временным
местопребыванием до того момента, когда они вернутся в свою обетованную
землю. А потому у них и не могло быть патриотического порыва и подъема,
свойственного тем, у которых прошлое, настоящее и будущее было
неразрывно связано с Россией.
  Была и еще одна группа среди русского еврейства - открыто "пораженческая".
  Немногочисленная, но весьма активная, образованная, политически хорошо
подкованная и умеющая вести пропаганду. Это были евреи - члены
революционных и социалистических течений, групп и партий. Значительная
их часть пребывала или в ссылке, или в эмиграции и до февральского
переворота выступать открыто не могла. Но это не значит, что эта группа
не имела влияния на настроения некоторой части русского еврейства,
формально остававшейся в годы войны лояльной. И не только влияния на своих
соплеменников, но и на многих русских - социалистов и революционеров,
считавших, что только в результате проигранной войны можно надеяться на
свержение режима.
  Резюмируя все вышеизложенное, можно без боязни впасть в ошибку,
утверждать, что вся шестимиллионная масса русского еврейства в годы
первой мировой воины была единодушна в своем отрицательном отношении к
режиму Российской Империи и, если и поддерживала некоторые его начинания
во время войны, то только постольку, поскольку эти начинания могли
принести пользу еврейству в близком или более отдаленном будущем, всегда
ставя интересы еврейства на первое место.
  Настроения эти не были секретом для русского правительства и верховного
командования и давали основание для сомнений в лояльности евреев, огромное
большинство которых жило в черте оседлости, на территории каковой
происходили военные действия.
  Не имея возможности в обстановке военного времени разбираться в каждом
отдельном случае и проверять лояльность евреев, живших в полосе военных
действий, военное командование принудительно выселяло их из этой полосы,
направляя в центральные русские губернии, где евреям до войны
жительствовать не разрешалось.
  Этими мероприятиями фактически была упразднена черта оседлости, но, с
другой стороны, принудительное выселение десятков тысяч, нередко в
тяжелых условиях, с недостаточно организованным транспортом, питанием,
медицинским обслуживанием в пути, было встречено евреями, как новая
форма "преследований", а сомнение в их лояльности воспринималось, как
незаслуженное и бездоказательное оскорбление, не только выселяемыми, но и
всем русским еврейством, что усиливало только антиправительственные
настроения.
  Таково, в общих чертах, было положение во все годы войны вплоть до
февральской революции.
  
  ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС ОТ ФЕВРАЛЯ ДО ОКТЯБРЯ 1917 ГОДА
В первый же месяц существования Временного Правительства, 21 марта 1917
года, были отменены все ограничительные для евреев законы и распоряжения.
  Они во всех отношениях были уравнены со всеми остальными гражданами
России и перед ними открылись широкие возможности ДЛ" самого активного
участия во всех без исключения отраслях общественной и культурной жизни
страны и для замятия любых должностей в правительственном аппарате.
  Евреи не заставили себя ожидать и по всем каналам устремились к
руководящим позициям во всех, недоступных им раньше, секторах
общественной и политической жизни России, а также административным
постам.
  Четыре еврея стали сенаторами: М. Винавер, Г. Блюменфельд, О. Грузенберг и
И. Гуревич. Городским головой Петрограда - еврей Г. Шрейдер, а Москвы - еврей
О. Минор. В Киеве в 1917 году мы видим заместителем городского головы еврея
  - Гинсбурга.
  На ответственном посту управляющего делами Временного Правительства в
1917 году находился еврей А.Гальперн. Крупные места в министерстве заняли
евреи: С. М. Шварц, Д. Ю. Далин (Левин), И. М. Ляховецкий (Майский), Я. С.
  Новаковский - все социал-демократы - меньшевики-"бундовцы".
  Кроме перечисленных выше лиц, немало евреев в "февральский период"
революции (до октябрьского переворота) заняли крупные посты в органах
местного самоуправления.
  Но не сенаторские кресла и высокие положения на государственной службе
привлекали евреев, получивших все права. Неустойчивость Временного
Правительства, определившаяся с первых дней его существования, и его
зависимость от самочинно возникших или оформившихся организаций чисто
политических - революционных, предопределяла и ненадежность, и
непрочность постов и положений на государственной службе.
  Революционные карьеры делались не в министерствах, а на митингах и
заседаниях советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, быстро
фактически присвоивших себе власть и законодательную, и исполнительную.
  Туда и устремилось русское еврейство, со свойственной евреям энергией,
настойчивостью и уверенностью, что они "все знают и все могут".
  В то время, в первые месяцы Временного Правительства, на авансцене
политической жизни подвизались, соперничая друг с другом, следующие
революционные партии:
  Партия "Социалистов-революционеров", от которой вскоре отпочковалось ее
левое крыло, назвавшее себя "левыми социалистами-революционерами";
Партия "Социал-демократов-большевиков" (открытые "пораженцы");
Партия "Социал-демократов-меньшевиков", стоявшая на "оборонческих"
позициях;
"Бунд" - исключительно еврейские меньшевики - марксисты, не допускавшие в
свою среду не-евреев, но сами весьма активно принимавшие участие в
деятельности общероссийской партии социал-демократов-меньшевиков;
"Анархисты" - последователи учения Кропоткина и Бакунина, требовавшие
упразднения всякой власти вообще. Все названные партии считались
"революционными" в отличие от немногочисленных запуганных
революционными событиями партий "буржуазных", к каковым причислялась
и партия "конституционно-демократическая", переменившая свое название
на "Партию Народной Свободы".
  Среднее положение между партиями "революционными" и "буржуазными"
занимала немногочисленная и мало влиятельная партия "народных
социалистов". Для одних она была не достаточно "революционна" - другие,
исходя из ее названия, причисляли ее к партиям "социалистическим".
  Группировки, партии и течения "правые", патриотические, были ошеломлены
революцией и пребывали в небытии.
  Здесь будет уместно вспомнить, как отнеслось к партиям русское еврейство в
целом. На конгрессе всех еврейских организаций, состоявшемся в первые
месяцы революции, было вынесено решение на предстоящих выборах
(всеобщих, прямых, равных и тайных) не голосовать за партии правее
Народных социалистов. Таким образом, организованное русское еврейство
отказало в поддержке партии "Народной Свободы", в составе которой, равно
как и в центральных партийных органах, было много евреев, образованных и
культурных, но не разделявших революционные идеи и не поддерживавших
революционные методы во внутренней и внешней политике.
  В центральных комитетах всех шести революционных партий,
перечисленных выше, евреи составляли подавляющее большинство: от 60 до
80%; а в "Бунде" не было ни одного не-еврея.
  Поименные списки членов центральных комитетов этих Шести партий
приведены в части II настоящего труда с обозначением народности каждого
отдельного члена.
  По причине многочисленных псевдонимов, переходов из одной фракции партии
в другую (например, Бронштейн-Троцкий и Нахамкес-Стеклов из меньшевиков
превратились в большевиков), а также невозможности провести
отчетливую, грань между "бундовцами" и меньшевиками, списки эти не
могут претендовать на стопроцентную точность и возможны некоторые
ошибки.
  Но общую картину племенного состава руководителей революционных партий
России 1917 года они дают достаточно убедительно.
  Кроме своих Центральных Комитетов, все эти партии имели широкую сеть
комитетов губернских, областных, уездных,