в армии, в среде рабочих и
принимали самое активное участие в политической жизни страны, а
нарочито в разных многочисленных "советах депутатов"; рабочих,
Солдатских, крестьянских, а особенно в общегосударственном Совете
Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, который с первых же
недель революции стал вторым правительством, причем более
авторитетным в глазах масс, чем Временное Правительство, имевшее в
первые месяцы в своем составе только одного социалиста - Керенского. И
евреи в этом, втором, правительстве играли руководящую роль, занимая
ключевые позиции.
  В первые же недели и месяцы революции все находившиеся в ссылке и в
эмиграции революционеры возвратились в Россию и принялись "углублять и
расширять" революцию. Среди возвратившихся из эмиграции - подавляющее
большинство составляли евреи, что видно из списков, публиковавшихся тогда
(весной 1917 года), в русских газетах.
  К моменту падения царского режима эмигранты революционеры были
сконцентрированы в Соединенных Штатах Америки и в Швейцарии.
  В США - в Нью-Йорке, где находились такие известные евреи-революционеры,
как Бронштейн-Троцкий, Коген-Володарский, Радомысльский-Урицкий и
многие другие. Они успешно вели пропаганду против русского правительства,
внимательно следили за ходом войны и готовились к участию в назревавшей в
России революции. Еще за год до революции, 14 февраля 1916 года, в Нью-Йорке
состоялась закрытая конференция эмигрантов-революционеров, в которой
приняло участие 62 человека, из них 50 были "ветераны революции 1905 г.", а
остальные вновь принятые члены-сотрудники. Участники конференции были
люди интеллигентных профессий или "профессиональные революционеры".
  Среди делегатов был огромный процент евреев. Материальную поддержку эта
группа имела от банкира Якова Шифа, что неоднократно говорилось
присутствовавшими на конференции ее участниками.
  Через год с небольшим из США отплыли два парохода с эмигрантами,
возвращавшимися в Россию после февральского переворота. Подавляющее
большинство пассажиров этих пароходов составляли евреи, в свое время
бежавшие из России, что не трудно было установить, взглянувши на списки
пассажиров. Возвращались все, как "политические эмигранты", хотя между
ними было немало просто дезертиров, бежавших из России, чтобы уклониться
от воинской повинности. Теперь обстоятельства сделали этих дезертиров
"жертвами царизма". И они, как победители ехали в Россию, чтобы принять
участие в революции.
  По прибытии в Россию они рассеялись по всем ее просторам, начиная с
Владивостока и кончая Петроградом, и сразу же приняли самое активное
участие в событиях.
  В Петрограде осело этих, прибывших из США евреев (как подлинных
политических эмигрантов, так и просто дезертиров, примазавшихся к своим
единоплеменникам), 265 человек, о чем свидетельствует в 1919 году перед
комиссией сената США методистский священник, доктор Джордж А.Симонс,
который был много лет настоятелем Методистской церкви в Петрограде. В
записях (протоколах показаний), 439 и 469, 65-й сессии Сената США записано
следующее: "среди агитаторов были сотни евреев из Даунтауна (нижней
части) восточной окраины Нью-Йорка, а в 1818 году правительственный
аппарат в Петрограде состоял из 16 настоящих русских и 371 евреев, причем
265 из этого числа прибыли из Нью-Йорка".
  Возвращение эмигрантов из второго центра - Швейцарии - произошло так.
  Проехать в Россию из Швейцарии обычным путем - через Австрию или
Германию - не было возможно, т. к. эти государства были в состоянии войны с
Россией и все, попадавшие на их территорию русские подданные, немедленно
интернировались. Путь через Францию, а затем морем, был опасен благодаря
действию германских подводных лодок и военных кораблей, а кроме того и
Франция, зная настроения тех, кто хотел ехать в воюющую еще .Россию, не
обнаружила никакого желания помочь этим эмигрантам, из которых
значительная часть были активные "пораженцы", которые бы несомненно
развили свою пропаганду в России, бывшей тогда союзницей Франции в мировой
войне.
  Выручили немцы. Они повезли через германскую территорию в
запломбированных вагонах 224 революционера-эмигранта в Швецию, откуда
они через Финляндию направились в Россию. Из пассажиров "пломбированных"
вагонов 170 были евреи, почти все "пораженцы".
  Встречены они были в Петрограде торжественно, хотя Временное
Правительство и было отлично осведомлено, как о их политических
установках ("пораженческих" во время ведущейся войны), так и о способе их
проникновения в Россию. Газеты были полны приветственных статей.
  Печатались списки прибывших, из которых легко можно было установить
племенной состав пассажиров пломбированных вагонов. Перечислять их здесь
нет никакой надобности. Это только бы затруднило читателя. Желающие
же все проверить могут это сделать просмотревши Петроградские газеты за
апрель 1917 года. При этом, возможно, будут удивлены, найдя там имена не
только тех, кто вскоре по приезде принял участие в создании власти советов,
но и тех, кто десятилетиями в эмиграции был противником "сталинизма",
как, например, известный лидер меньшевиков Р.Абрамович.
  Сконцентрировавши указанными выше путями все свои активные силы, евреи-
революционеры очень быстро заняли ключевые позиции во всех конкурирующих
и претендующих на власть партиях тогдашней России. Но в аппарат власти
исполнительной - на государственную службу - они не стремились,
.предпочитая играть роль и влиять на судьбы России, пребывая вне
правительства на положении депутатов, делегатов и лидеров в разных
советах и. комитетах,, каковые, как уже упомянуто выше, в то время
представляли собою второе правительство России.
  Единственное исключение делалось для милиции, заменившей прежнюю
полицию. Туда евреи охотно шли с первых дней революции. Разумеется, не
лидеры и руководители, а попроще, не претендующие на водительство дальше
своего. квартала или города. Они почувствовали себя если не "властью", то, во
всяком случае, органами власти и блюстителями "революционного порядка".
  С повязкой милиционера на рукаве и с шашкой на боку, а нередко и с
револьвером на поясе, они суетились, носились по городам и, по-соломоновски,
разбирали мелкие происшествия и столкновения на улице или на базаре,
руководствуясь "революционной совестью и революционной же
справедливостью". Конечно, на постах, как прежние городовые, они не стояли,
а предпочитали заниматься тем, чем раньше занимались околоточные
надзиратели и полицейские пристава. С той разницей, что околоточные и
пристава раньше "распекали" и "внушали", не без успеха поддерживая
порядок, а новые их заместители больше "уговаривали", взывая к
"сознательности" граждан. В результате быстрыми шагами шло разложение
страны и угасание того патриотического духа, которым была охвачена Россия
в начале войны и который всегда спасал ее в минуты опасности для
государства.
  Призывы продолжать войну до победного конца никакого отклика в массах не
находили - все мечтали об окончании войны и возвращении домой.
  Воззвать же к патриотизму русского народа было некому. Ни Временному
Правительству, состоявшему из людей для которых слово "патриотизм"
было синонимом реакционности и "контрреволюции", чего они боялись больше
всего, ни тем менее Совету Депутатов, в котором задавали тон люди,
которым было чуждо, непонятно и даже враждебно самое Слово "русский
патриотизм". Ведь Россия не была их родиной, а только временным
местопребыванием и территорией, на которой предоставилась им
возможность производить свои интернационалистическо-социалистические
эксперименты без какого бы то ни было сопротивления коренного населения,
предки которого путем тяжелых жертв создали и отстояли свое государство
в прошлом и свое будущее неразрывно связывали с будущим России.
  Не встречая никакого отпора, возглавители и руководители, бывших тогда на
политической авансцене революционных партий (в подавляющем большинстве
  - евреи) почувствовали себя хозяевами положения и начали себя вести
соответствующим образом, не считаясь ни с кем и ни с чем.
  Тон всему в то время (лето 1917 года) задавали Бронштейн-Троцкий и
Нахамкес-Стеклов. Заняв руководящие положения в Совете Рабочих и
Солдатских Депутатов в Петрограде, эти два марксиста-меньшевика, к тому
времени превратившиеся в большевиков, со свойственной их племени энергией,
темпераментом и целеустремленностью, занялись разрушением правопорядка
и хотя бы минимальной законности, которую хотело, но не могло сохранить
Временное Правительство.
  За Турецким был ореол бывшего вице-председателя Совета Рабочих
Депутатов в 1905 году, который сумел провести решение о вооруженном
восстании вопреки желанию председателя Хрусталева-Носаря и
"пострадавшего" за свободу ("страдал" он, сидя в Нью-Йорке до самой
революции).
  У Нахамкеса никакого ореола небыло и дальше революционных кругов он
известен не был. Огромного роста, грузный, бородатый, с громоподобным
басом, неопрятный и неряшливый внешне, Нахамкес с первых же дней
революции выдвинулся в первые ряды революционных деятелей и проявил
исключительную, напористость и нахальство в своей политической
деятельности.
  Насколько силен был ореол Троцкого и бессильно Временное Правительство
красноречиво свидетельствует следующий эпизод. В июле 1917 года, после
подавления восстания большевиков, к Троцкому, в числе других главарей
восстания, прокурором Петроградской Судебной Палаты Каринским было
предъявлено обвинение по статьям 51, 100 и 108 уголовного уложения за
организацию вооруженного восстания и измену. Обвинение обоснованное,
юридически безупречное, грозившее в военное время смертной казнью.
  Главари, к которым было предъявлено это обвинение. бежали и скрылись. Но
Троцкий не бежал и не скрывался, а рассылал иронические письма, спрашивая,
когда же его арестуют...
  В Совдепе он стучал по трибуне и кричал им: "Вы обвиняете большевиков в
измене и в восстании?... Сажаете Их в тюрьмы?... Так ведь я же был с ними, я
же здесь!... Почему вы меня не арестуете?"...- Члены Совета Депутатов
молчали. (Они были противники восстания, большевики Тогда были в
меньшинстве.)
Весть о приказе об аресте Троцкого так взволновала Совдеп, что через
несколько часов после подписания приказа несколько членов Воинской секции
Совета появились в штабе Петроградского Военного Округа и между ними и
генерал-квартирмейстером произошел следующий разговор:
  "Как? Вы хотели арестовать Троцкого?" - обратились они с вопросом, в
котором не было слышно упрека, но чувствовалось какое-то сострадание, с
оттенком, будто он не в своем уме.
  "Да! Троцкого!... И до сих пор требую!..."
"Троцкого?..."
"Вы очевидно забыли, что было три дня назад, ну, а я хорошо помню ваши
бледные лица и трясущиеся подбородки, когда мы вместе отсиживались 4-го
июля"...
  "Да, но ведь это - Троцкий!... Поймите - Троцкий!" - старались они мне
объяснить свое перед ним преклонение и для наглядности поднимали руки к
небу. (Цитируется из книги Б. Никитина "Роковые Годы".)
(Представители Воинской Секции Совета были члены социалистических
партий Совета, но не большевики. Временное Правительство так и не
посмело арестовать Троцкого, чему, судя по многочисленным воспоминаниям
участников событий, воспрепятствовал Керенский.)
Приведенный выше эпизод дает ясную картину, что из себя представлял тогда
Троцкий, который открыто вел во время войны пропаганду, призывая к
неповиновению солдат и матросов, и тем подрывал боеспособность армии,
Стеклов-Нахамкес пошел еще дальше Троцкого, Он призвал к убийству лиц,
стоящих за продолжение воины. После июльского восстания к нему, как и к
Троцкому было предъявлено обвинение по тем же статьям, но, как и Троцкий,
он не был ни судим, ни даже арестован, а выпущен Временным
Правительством, когда он на короткое время был задержан военными
властями в согласии с решением прокуратуры.
  Овший Моисеевич Нахамкес (Стеклов), как русский подданный призывного
возраста, был в начале войны задержан немцами, но вскоре выпущен и приехал
в Россию. С первых же дней революции вошел в Совет Рабочих и Солдатских
Депутатов и приобрел там первенствующее значение. По его инициативе и
при его непосредственном участии была уничтожена полиция и вынесено
решение о невыводе из Петрограда распропагандированного и
деморализованного гарнизона, в котором был немалый процент
мобилизованных рабочих.
  Когда, в первые дни революции, был создан Совет Рабочих и Солдатских
Депутатов, сразу же занявший положение "второго правительства", из него
.была выделена пятичленная комиссия для поддержания контакта с
Временным Правительством, названная "Контактной Комиссией".
  В эту комиссию вошел Нахамкес и сразу же занял в ней руководящую позицию.
  Задача этой комиссии, по определению самого Нахамкеса, состояла в том,
чтобы "путем постоянного организованного давления заставлять Временное
Правительство осуществлять те или иные требования Совета".
  "Давление" это было перманентным с первых же дней существования
Временного Правительства, осуществлялось Нахамкесом грубо, прямолинейно
и бесцеремонно - он вел себя, как строгий хозяин - и привело к тому, что
Временное Правительство не смело и не могло принять какое-либо
ответственное решение без согласия и одобрения "Контактной Комиссии",
от имени которой, не встречая сопротивления остальных членов, говорил
Нахамкес.
  Свою деятельность Нахамкес не ограничивал "Контактной Комиссией", а
чуть не ежедневно выступал с речами "Совете и на многочисленных
митингах, громя всех тех. кто призывал к продолжению войны, в том числен
Временное Правительство и командный состав армии.
  Вначале июня 1917 года на заводе Лесснера состоялось объединенное закрытое
совещание большевиков и анархистов. Разбирались вопросы О согласовании их
совместной Деятельности. Большевики предложили анархистам взять на
себя террор против лиц, стоящих за продолжение войны, Они доказывали, что
им сейчас неудобно брать на себя столь крайние эксцессы, тогда как у
отдельных групп анархистов они прямо входит в программу. Однако
анархисты отнеслись к предложению без особого энтузиазма; вопрос рисковал
провалиться, если бы положение не спас присутствовавший на собрании
Нахамкес. Он так горячей решительно призывали террору, так вдохновил
присутствовавших и красноречиво призывал приступить к убийствам
немедленно, что после его выступления большевики без труда провели свою
резолюцию и тут же составили первый список намеченных жертв, во главе
которого поставили Керенского.
  Резолюция эта вскоре стала Известной в штабе Петроградского Военного
Округа и в Военном Министерстве.
  Военным министром тогда был Керенский, а его помощниками: полковники
Якубовский, Туманов и Барановский. Помощником главнокомандующего
Петроградским Военным округом - по политическим делам - был, призванный
из запаса, адвокат Кузьмин, социалист-революционер, слепо выполнявший все
директивы Центрального Комитета своей партии- одной из партий, активно
участвовавших в Совете р. и с. депутатов.
  Когда генерал-квартирмейстер сообщил Кузьмину обо всем происходившем на
заводе Лесснера, прибавивши, что есть совершенно достоверные
свидетельства нескольких лиц и никаких сомнений в точности сообщения
быть не может, Кузьмин ответил: "Не может этого быть!... Как?...
  Нахамкес перешел к большевикам?... Никогда этого не будет!..." - И никакого
хода этому делу дано не было.
  Тогда генерал-квартирмейстер отправился в Военное Министерство, где
вместе с тремя помощниками Керенского, упомянутыми выше Барановским,
Тумановым и Якубовским, обсудил положение, совдавшееся после выступления
Нахамкеса. Они отнеслись к этому совсем иначе, чем Кузьмин, который
просто не поверил, что меньшевик Нахамкес мог изменить своей партии.
  Неужели же этого не достаточно, чтобы обвинить Нахамкеса в работе на
Германию? Призывать к немедленным убийствам лиц, желающих
продолжать войну, не входило в программу ни социал-демократической
партии, ни даже ее пораженческого крыла. По какой же инструкции шел
Нахамкес? Немецкий Штаб не мог бы придумать лучшего... Что было бы во
Франции с тем, кто стал бы призывать к убийству Клемансо, корпусных
командиров?...
  Так оценили выступление Нахамкеса люди военные, далеко не "черносотенцы"
(таковые не могли занимать ответственные должности при Керенском), но
не связанные железной дисциплиной социалистических партий, как это имело
место с Кузьминым.
  После всестороннего обсуждения было решено организовать специальную
охрану личности Керенского и принять меры, чтобы на заводах не было
возможности производить бесконтрольно ручные гранаты, которые могли бы
быть использованы для действий, рекомендованных Нахамкесом.
  Привлеченный к делу организации предупредительных мер Начальник Главного
Артиллерийского Управления ген. Леховин пытался наладить строгий
контроль взрывчатых веществ, а производство ручных гранат было
реорганизовано так, что капсули для них хранились отдельно н могли
закладываться в гранаты только вне столицы... На этом дело и кончилось...
  Не только арестовать и предать суду, но даже допросить или хотя бы
потребовать объяснений от Нахамкеса просто не посмели. Ни все Временное
Правительство, ни военные власти... Хотя о выступлении и рекомендациях
Нахамкеса всем было известно... Но вопрос был "щекотливый"... И его решили
молча вообще не поднимать...
  Много хлопот вызвал и отнял энергий тогда провозвестник террора -
Нахамкес. Назначается охрана, составляется комиссия, вырабатываются
предупредительный меры... А он до самого июльского восстания гремит с
трибуны, продолжая оказывать "организованное давление на
Правительство".
  После неудавшегося восстания большевиков (июль 1917 г.) был издан приказ об
аресте руководителей восстания, в числе которых были и Троцкий, и
Нахамкес. (Большинство,
как известно, скрылись и не появлялись до октября). Но Троцкий и Нахамкес не
скрывались и не сбежали, а продолжали свою деятельность, игнорируя и закон,
и самое существование Временного Правительства, которое обязано было
пресечь их деятельность, но... не смело.
  Эпизод с попыткой арестовать Троцкого приведен выше. Неудачей кончилась и
попытка законной власти пресечь деятельность и Нахамкеса.
  9 июля на даче в Мустомяках был обнаружен Нахамкес и по распоряжению
штаба Петроградского Военного Округа, несмотря на его протесты, был
доставлен в помещение штаба, где все время шумел и протестовал, как это
осмелились арестовать его, по его словам "члена Исполнительного Комитета
всея России", и требовал, чтобы к нему пришел начальник штаба.
  Вошедший начальник штаба застает Нахамкеса сидящим развалившись у
стола, спиной к столу., локти на столе. На вопрос начальника штаба: "Вы
хотели просить меня о чем-нибудь?" - Нахамкес, не поднимаясь со стула,
отвечает: "но я просил Вас придти еще два часа тому назад!"...
  В комнате - солдаты и офицеры. Начщтаба стоит, а Нахамкес сидит,
развалившись, нога на ногу... Начштаба не выдерживает и подчеркнуто громко
говорит: "Если желаете со мной говорить - потрудитесь встать!"...
  Нахамкес вскакивает, как на пружине... "Почему Вы меня арестовали,
невзирая на запрещение Правительства?" - спрашивает он. Начштаба
отвечает: "Я знал, что при старом режиме особые исключения делались
только министрам и членам Государственного Совета; но ведь при новых
условиях, кажется, все равны. Почему я должен делать исключение для
Вас?"...
  "Как? Значит Вы арестуете и члена Учредительного Собрания?" -
спрашивает Нахамкес... "Не понимаю причем здесь Учредительное Собрание?"
  - отвечает начтщтаба... "Да, но я член Исполнительного Комитета Совета
рабочих и солдатских депутатов всей России, член законодательной палаты.
  По крайней мере мы сами на себя так смотрим"...
  Этот интересный диспут был прерван срочным вызовом к телефону
начштаба, которому было сообщено, что, по распоряжению Правительства,
Нахамкеса задерживать в штабе Округа нельзя.
  Одновременно с этим в Штабе появился сам председатель Совдеп