и заставить проводить нашу политику".  - "Доктор Лейббрандт,
вы ошибаетесь.  Вы действительно можете меня расстрелять или послать в
лагерь  колоть камни,  но заставить меня проводить вашу политику вы не
можете".  Реакция Лейббрандта неожиданна.  Он подымается  и  жмет  мне
руку.  "Мы  потому  с вами и разговариваем,  что считаем вас настоящим
человеком".
     Мы опять  спорим  о перспективах,  о немецкой политике,  говоря о
которой я не  очень  выбираю  термины,  объясняя,  что  на  том  этаже
политики,  на котором мы говорим,  можно называть вещи своими именами.
Но Лейббрандт возражает все более  вяло.  Наконец,  сделав  над  собой
усилие,  он говорит:  "Я питаю к вам полное доверие; и скажу вам вещь,
которую мне очень опасно говорить:  я считаю, что вы во всем правы". Я
вскакиваю:  "А Розенберг?" - "Розенберг думает то же,  что и я". - "Но
почему Розенберг не пытается убедить Гитлера в полной гибельности  его
политики?"  - "Вот здесь,  - говорит Лейббрандт,  - вы совершенно не в
курсе дела.  Гитлера вообще ни в чем невозможно убедить. Прежде всего,
только он говорит, никому ничего не дает сказать и никого не слушает.
     А если бы Розенберг попробовал его убедить,  то результат был  бы
только  такой:  Розенберг  был  бы немедленно снят со своего поста как
неспособный понять и проводить мысли и  решения  фюрера,  и  отправлен
солдатом  на  Восточный  фронт.  Вот и все".  - "Но если вы убеждены в
бессмысленности политики Гитлера,  как вы можете ей следовать?" - "Это
гораздо  сложнее,  чем  вы думаете,  - говорит Лейббрандт,  - и это не
только моя проблема, но и проблема всех руководителей нашего движения.
Когда Гитлер начал принимать свои решения, казавшиеся нам безумными, -
оккупация Рура,  нарушение Версальского договора, вооружение Германии,
оккупация Австрии, оккупация Чехословакии, каждый раз мы ждали провала
и  гибели.  Каждый  раз  он  выигрывал.  Постепенно  у  нас  создалось
впечатление,  что этот человек,  может быть, видит и понимает то, чего
мы не видим и не понимаем,  и нам ничего не остается, как следовать за
ним.  Так же было и с Польшей, и с Францией, и с Норвегией, а теперь в
России мы идем вперед и скоро будем в Москве.  Может быть, опять мы не
правы, а он прав?"
     "Доктор Лейббрандт,  мне тут нечего делать,  я хочу  вернуться  в
Париж".  - "Но поскольку вы против нашей политики,  вы будете работать
против нас".  - "Увы, я могу вам обещать, что я ни за кого и ни против
кого  работать  не  буду.  С  большевиками я работать не могу - я враг
коммунизма;  с вами не могу - я не разделяю  ни  вашей  идеологии,  ни
вашей  политики;  с  союзниками  тоже  не  могу - они предают западную
цивилизацию,  заключив преступный союз  с  коммунизмом,  Мне  остается
заключить,  что  западная цивилизация решила покончить самоубийством и
что во всем этом для меня  нет  места.  Я  буду  заниматься  наукой  и
техникой".
     Лейббрандт соглашается.  Перед отъездом на квартире  Ларионова  я
рассказываю   о   своих   переговорах  с  Розенбергом  и  Лейббрандтом
руководителям организации солидаристов (Поремскому,  Рождественскому и
другим).  Они просочились в Берлин, желая проникнуть в Россию вслед за
немецкой  армией.  Я  им  говорю,  что  это  совершенно  безнадежно  -
население  скоро  будет  все  против  немцев;  быть  с  ними - значит,
вступить в  партизанщину  против  немцев;  для  чего?  Чтобы  помогать
большевикам  снова  подчинить  население своей власти?  Ничего сделать
нельзя.  Но солидаристы хотят все же  что-то  попробовать.  Скоро  они
убедятся, что положение безнадежно.
     Вернувшись в Париж,  я делаю также доклад представителям  русских
организаций.    Выводы    доклада    крайне    неутешительные.   Среди
присутствующих есть  информаторы  гестапо.  Один  из  них  задает  мне
провокационный   вопрос:   "Так,   по   вашему,  нужно  или  не  нужно
сотрудничать  с  немцами?"  Я  отвечаю,  что  не  нужно   -   в   этом
сотрудничестве нет никакого смысла.
     Конечно, это дойдет,  до гестапо.  К чести немцев должен сказать,
что до конца войны я буду спокойно жить в Париже, заниматься физикой и
техникой, и немцы никогда меня не тронут пальцем.
     А в конце войны,  перед занятием Парижа,  мне приходится на время
уехать в Бельгию,  и коммунистические  бандиты,  которые  придут  меня
убивать, меня дома не застанут.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Во время  второй  мировой  войны я отошел от политики и в течение
следующих тридцати лет  занимался  наукой  и  техникой.  Но  мой  опыт
пребывания  в  центре  коммунистической  власти  и  вытекающее из него
знание коммунизма позволило мне все следующие годы продолжать изучение
коммунизма и его эволюции.  Это изучение,  подтвердив наблюдения моего
активного коммунистического опыта, дает мне возможность заключить свою
книгу некоторыми выводами, которыми я и хочу поделиться с читателем.
     Я говорил уже о никчемности  марксистской  экономической  теории.
Так же ложно и бито жизнью оказалось марксистское предвидение событий.
Напомню  анализ  и   прогноз   Маркса:   в   мире,   с   его   быстрой
индустриализацией, происходит жестокая пролетаризация и обеднение масс
и сосредоточение капиталов в немногих руках;  пролетарская  социальная
революция наступит поэтому в наиболее индустриальных странах.
     На самом деле все произошло наоборот.  В развитых  индустриальных
странах  произошли  не  пролетаризация  и  обеднение  рабочих масс,  а
чрезвычайный подъем уровня  их  жизни.  Известен  и  процесс  эволюции
капитала,  который,  например,  в ведущей Америке давно оставил стадию
миллиардеров,  прошел стадию огромных  анонимных  обществ  с  решающим
влиянием   их  директоров  и  сейчас  находится  в  стадии  широчайшей
демократизации  капитала  -   огромное   большинство   акций   крупных
предприятий  рассеяно  во  всей  массе  рабочих и служащих,  которые и
являются совладельцами и соучастниками предприятий.  Америка  идет  на
десять-двадцать  лет впереди,  то,  что происходит в ней,  повторяется
затем в других развитых капиталистических странах.
     А что  касается  социальной  революции,  то она не произошла ни в
одной из развитых индустриальных  стран  и,  наоборот,  широко  залила
страны бедные, отсталые и малокультурные.
     Оставим марксистскую  теорию  и  перейдем  к  практике.  Практика
коммунистической  революции  -  это  практика Ленина и ленинизма.  Она
заключается  в  том,  что  чем  более  страна  бедна,  дика,  отстала,
невежественна   и   некультурна,   тем   больше   в   ней   шансов  на
коммунистическую  революцию.  Если  вдуматься,  в  этом   нет   ничего
удивительного.  Суть  коммунизма  -  возбуждение зависти и ненависти у
бедных против более богатых.  Чем люди беднее,  чем они проще, чем они
невежественнее,  тем  больше  успех  коммунистической пропаганды,  тем
больше шансов на успех  коммунистической  революции.  Он  обеспечен  в
странах  Африки,  в  нищих человеческих муравейниках Азии;  в развитые
страны Европы он до сих пор  смог  быть  введен  только  на  советских
танках   -   силой.   Нечего  и  говорить,  что  зависть  и  ненависть
используются лишь для того,  чтобы натравить одни  слои  населения  на
другие,  для социальной вражды,  для подавления,  для истребления, для
того,  чтобы добиться  власти.  А  затем  все  превращается  в  хорошо
организованную  каторгу,  в  которую  заключается вся страна,  и узкая
коммунистическая верхушка ею командует.
     Цель операции   -   мировое  вооруженное  ограбление  и  создание
мирового рабовладельческого общества,  роботизация всего мира, которым
будут   жестоко   управлять,   широко  пользуясь  абсолютной  властью,
бездушные и тупые бюрократы "партии".
     Это означает  крушение  нашей  западной цивилизации.  Цивилизации
смертны;  варвары,  которые хотят прийти на смену нашей,  имеют имя  -
коммунизм.
     (Я представляю себе,  какое  негодование  вызовут  эти  строки  у
молодого   верующего  коммуниста.  Когда  в  1919  году  я  вступил  в
коммунистическую партию,  я бы отбросил их с таким же негодованием. Но
существует  уже  60  лет  коммунистического  опыта.  Убеждают  ли  они
кого-нибудь?  Увы, только тех, кто переживает коммунистический опыт на
самом себе.  И негодующему молодому коммунисту нужно,  чтобы коммунизм
победил в его стране и продолжался десяток  лет,  чтобы  он  понял  на
собственном опыте,  что написанное выше - правда. Но, опять увы, тогда
уже слишком поздно:  коммунизм существует,  чтобы брать  власть  и  ею
пользоваться;  а взявши ее, не отдает. Назад ходу нет. И если случайно
найдется в стране Дубчек во главе иерархии, который захочет установить
человеческий  социализм  вместо  волчьего,  то  хотя  вся партия и все
население и будут за него,  придут советские танки и  быстро  поставят
все на место).
     Хочет ли  наша  цивилизация   защищаться,   защищать   все,   что
составляет   ее  сущность  -  свободу,  Свободу  жизни  и  творчества,
гуманизм, мирное и дружелюбное людское сосуществование?
     Наша цивилизация  исторически  -  христианская.  В  прошлые  века
христианская религия была ее цементом  и  ее  базой.  Но  эти  времена
прошли.  Она  находится в периоде быстрой и трудной мутации.  При этом
обстановка  жизни  меняется  со  все  возрастающей  быстротой.  Наука,
техника,  экономика  в  два-три десятилетия меняют жизнь быстрее,  чем
весь предшествовавший век.  Наоборот,  психология  масс  в  ее  основе
меняется  несравненно  медленнее  и  все  более  отстает от меняющейся
обстановки.  И политические взгляды  и  устремления  населения  далеко
отстают  от бурных перемен жизни.  Это приводит к настоящим и глубоким
катастрофам.  Казалось бы,  это обязанность  руководящих  политических
кругов страны учесть перемены, сделать выводы, определить своей мыслью
инертную  и  отстающую  мысль  масс  и  предложить   нужные   решения,
отвечающие изменившейся ситуации.  Но демократический способ правления
этого  не  позволяет.  Политические  люди  должны  быть  мандатированы
массами.  Горе им, если они пытаются опередить своей мыслью массы - их
не поймут,  не поддержат,  не выберут. Им приходится не вести массы, а
следовать за ними.
     Две широкие дороги определяют сейчас политические  пути  движения
масс.  Одна  из  них  -  ставка на будущее - социализм.  Другая - путь
вчерашнего дня - национализм.
     Оговоримся сразу,  что  национальная  идея  и  национализм - вещи
разные.  Идея нации нормальна.  Давно известно,  что  дифференциальные
уравнения решаются одинаково в Пекине и в Париже, но любят и ненавидят
на берегах Ян-Цзе-Кианга совсем не так,  как на берегах Сены. Культура
может  развиваться  лишь  в  национальных  рамках,  и они представляют
своеобразный,  неповторимый  и  необходимый  кадр  жизни.  Национализм
представляет нечто совсем иное.  Это - "моя нация выше всех других", и
я преследую прежде всего ее интересы (против интересов других  наций).
Национализм - это доктрина свирепого национального эгоизма.  Возможно,
что она была уместна полтора-два века тому  назад,  когда  нации  жили
обособленно,  когда  связи их друг с другом почти не существовали.  Но
XIX  век  принес  быструю  перемену,  развилась  техника,   экономика,
железнодорожный    и    морской    транспорт,   мировая   торговля   и
взаимозависимость мировой экономики,  колоссальные возможности военной
техники,  и  в начале XX века то,  что эта националистическая доктрина
была руководящей доктриной великих  держав,  стало  первейшей  мировой
угрозой.  Что  и  подтвердила  вытекшая  из нее Первая мировая война -
великая катастрофа,  жестокий удар по нашей цивилизации. Она привела и
к крушению мирового порядка,  и к падению ведущей роли белой расы, и к
коммунистической революции в России,  и к началу  мировой  гражданской
войны.  Чему  научилось  на  этом опыте руководители наций?  Очевидно,
ничему.  Потому что Италия и Германия,  желая  создать  заслон  против
коммунизма,  не  нашли для этого лучшего оружия,  чем катастрофичный и
только что осужденный горькой практикой жизни национализм,  да  еще  в
превосходной   степени   -  ультранационализм.  Единственное  спасение
цивилизации - единение цивилизованных народов  против  коммунизма.  Но
нет  ничего хуже ультранационализма,  который вместо единения подымает
одни нации против других и не только делит  их  силы,  но  приводит  к
бессмысленным  войнам между ними.  Для коммунизма нет ничего выгоднее,
нет ничего приятнее,  чем этот национализм.  И коммунисты всячески его
раздувают. Он - основное условие их победы.
     Ничему не научившись на опыте Первой мировой  войны,  руководящие
политические круги великих держав с легким сердцем бросили весь мир во
вторую грандиозную катастрофу;  и ими,  и массами руководила все та же
доктрина  национализма.  А  коммунисты  знали,  что для них нет ничего
лучше  -  за  войной  неизбежно  следует  революция.   Предвидели   ли
политические  кретины,  руководившие  великими  державами,  что  после
Второй мировой войны полмира будет в руках коммунистов?  Ничего они не
предвидели.  Им только показали,  как опасно, когда политическая мысль
руководителей не имеет никакой цены.
     И как важно, если цивилизация хочет жить и защищаться, чтобы иная
политическая мысль вела ее руководителей.  Как много изменилось  бы  в
мире,  если бы было понято и сделано руководящей формулой в отношениях
между народами,  что _правильно понятые национальные  интересы  всегда
совпадают  с  интересами всех других наций._ Национальный эгоизм может
сейчас только,  погубить защиту свободного мира.  Спасение  свободного
мира только в его единении.

     Другой путь,    все   более   завоевывающий   доверие   масс,   -
социалистический.  Можно было бы сказать, что основной процесс мутации
нашего  общества  в  последнее  время  заключается  в переходе от базы
христианской религии на базу религии  социалистической.  Но  что  есть
социализм?  Маршал  Франции  говорил:  "Правильно  назвать - правильно
понять".  Нелегко понять,  что есть настоящий социализм.  Прежде всего
потому,   что  коммунисты,  как  всегда,  в  целях  лживой  пропаганды
употребляя лживые термины,  постоянным их употреблением  вводят  их  в
общую   практику.  Кто  только  теперь,  вместо  того  чтобы  говорить
"либеральное меновое  общество",  не  говорит  "капитализм"  вслед  за
коммунистами;   и  когда  коммунисты  называют  созданный  ими  волчий
рабовладельческий строй социализмом,  все принимают этот ложный термин
(Союз Советских СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ Республик).  Между тем, очевидно, что
коммунизм прикрывает свой строй социалистической этикеткой для  обмана
масс.  Настоящий  социализм  "с человеческим лицом" не должен бы иметь
ничего общего с волчьим социализмом марксистов.
     Скажем так,  что  в  лучшем случае социализм верующих в него масс
представляет  неясный  идеал  лучшей  жизни   и   большей   социальной
справедливости.   Это   и   идеал  либерального  свободного  общества,
приверженцы которого не принимают термина  "социализм",  так  как  он,
во-первых,   изгажен  коммунистами  и  их  малопочтенными  союзниками,
во-вторых, допускает экивок лже-"социализма" марксистского.
     Известно, что религии - предмет веры, и категории разумного к ним
мало применимы. Известно также, что несмотря на это, новые побеждающие
религии  обладают  огромной силой.  Правда,  религии быстро делятся на
секты,  толкования и ереси,  которые обладают  замечательной  степенью
нетерпимости   друг   к   другу.   Широкое   распространение   в  мире
социалистической религии означает не столько ее победу,  как появление
и развитие новых видов междуусобной вражды.  Если бы социализм победил
в мире, было бы столько же социализмов, сколько стран, если не больше,
и   вражда   и   борьба   между   ними   была   бы  свирепа.  Возьмите
коммунистический мир.  Для  коммунистического  Китая  коммунистическая
Россия больший враг, чем любая "капиталистическая" страна.
     Слабость идеи либерального свободного общества заключается в том,
что  в  отличие  от христианства (предлагающего рай и загробную жизнь,
которые опытом проверить нельзя) она предлагает  социалистический  рай
на земле, который опытом проверяется. Коммунизм выходит из затруднения
тем,  что что бы ни думало по этому поводу получившее опыт  население,
оно ничего изменить уже в своей судьбе не может.  Даже бежать из этого
рая нельзя - он огорожен пулеметами и колючей  проволокой.  Настоящему
социализму такая практика должна быть чужда и перспективы его трудны.
     Но так же как и национализм, социализм не является идеологией, на
базе  которой  может  наша цивилизация построить свою защиту.  Так как
социализм даже в лучших своих (не марксистских) вариантах  исходит  из
критики  и  отрицания  нашей цивилизации,  желая и надеясь заменить ее
чем-то другим, и по его представлению, лучшим.
     Казалось бы,  картина довольно безотрадная, и на вопрос, будет ли
Запад защищать свою цивилизацию,  трудно  дать  обнадеживающий  ответ.
Массы  идут  за коммунистической пропагандой,  за социалистической,  а
наиболее трезвые и стойкие элементы не видят другой точки опоры, кроме
старого  опасного  социализма.  А правящие политические круги,  те же,
которые  в  начале  XX  века  не  видели  и  не   понимали,   что   их
националистическая  идеология ведет мир к катастрофе и революции,  так
же сейчас заняты маленькой игрой  в  большие  державы  и  национальные
эгоизмы и не видят, что мир стоит на гибельном пути.
     Но они  не  видят  и  того,  что  мир  стоит  на  повороте.  Наша
цивилизация может свернуть на другую дорогу, дорогу спасительную.
     Если бы это было  благочестивым  пожеланием,  это  бы  не  дорого
стоило.  К  счастью,  для этого поворота есть база и есть возможности.
Правящие политические круги их также не видят.
     Посмотрим внимательно на историю XX века. Век начался в атмосфере
эйфорической - все быстро развивалось:  техника,  экономика,  народное
богатство;  вера  в безграничный прогресс была всеобщей,  и в то,  что
жизнь будет беспрерывно улучшаться,  и в то,  что придут  превосходные
социальные   перемены,   которые   принесут   лучшую   долю  бедным  и
обездоленным.  Пришла мировая война,  и это была  мировая  катастрофа.
Рухнули  империи,  престиж  Европы  и  белой  расы,  началась  мировая
гражданская война.  Но все еще думали,  что все наладится и продолжали
старую  игру  и  старыми  костями  в  национальные  эгоизмы  и расовые
ненависти.  Пришла вторая мировая катастрофа,  и, несмотря на победные
реляции  о  великой  победе  (а  победила  главным  образом субверсия,
революция и коммунизм,  и  все  они  трубили  больше  всех  о  славной
победе),  сомнения  начали широко распространяться в мире - уж слишком
катастрофичен  был  результат,  и  слишком   ясным   становился   путь
разложения общества.
     И начался пересмотр и переоценка положения. А когда присмотрелись
и  подсчитали,  то  от  оптимизма начала века и от веры в безграничный
прогресс  мало  что  осталось.  Оказалось,  что  мир  идет  к   полной
катастрофе.  Галопирующая  демография  завтра  приведет  к  тому,  что
человечество нельзя  будет  прокормить,  тонкий  слой  земледельческой
почвы  хищнически  разрушается,  минеральные  запасы  сырья  и энергии
изжиты и приходят к концу,  экологическое равновесие природы нарушено,
море - завтрашний пищевой резерв - умирает,  отравленное человеком,  и
все, что принесла наука и техника, казалось бы, на пользу человеку, он
повернул  против  самого  себя.  И  апофеоз  всего  -  атомная  бомба,
невиданные возможности разрушения, и первый раз в истории человечества
возможность    полного    уничтожения   человеческого   рода;   и   не
теоретическая, а нависшая над головой угроза возможной мировой войны и
безумно и беспрерывно растущий арсенал атомной смерти человечества.  А
светлые перспективы лучшей социальной жизни?  Давно,  но тщетно правда
об  этом опыте пыталась пробит